Храни мои следы в сердце...

Рюноске пошёл за ним следом. Он буквально кожей чувствовал, что Дазай на что-то решается, поэтому не торопил. Из-за уважения к его решениям. Или из-за страха. А может быть и того, и другого. Дазай заметил его настороженность, да и собственное опасливое волнение никуда не делось. — Для начала напомню — что бы ты ни сказал или сделал, я не собираюсь тебя бить или ругать, — первым делом предупредил он. Рюноске заторможено кивнул. К чему он ведёт? Дазай, глядя на него, уже не был уверен, что стоит продолжать, ведь всё, что он умеет, это ломать, а никак не чинить. — Ты меня боишься? — с сокрушенным вздохом все же спросил Дазай. — Что? Нет! — Рюноске прикрыл глаза. Он обещал себе говорить правду. — … Бывает иногда, — со скрипом признал Акутагава, но тут же вскинулся. — Не потому, что вы сильнее! Я знаю, что сильнее вас в плане способности, но я боюсь, что вы можете поступить, как раньше. Обнулить и ударить или выстрелить. Но я ведь хорошо справляюсь? Меня не за что наказывать? Дазай прекрасно помнил, откуда у Рюноске эти страхи. Да, сейчас он понимал, насколько всё плохо было с его головой, когда мальчишка попал к нему в ученики. — Тебя и тогда особо не за что было, — вздохнул Осаму, — просто ты попал в плохие руки… Он на миг замолк, потом спросил: — Если я дам слово без крайней нужды не использовать на тебе Исповедь, это хоть немного поможет? Рюноске несмело кивнул. — Я не думаю, что попал в плохие руки, — он криво усмехнулся. — В конце концов, если бы вы нас не подобрали тогда, мы с Гин не выжили бы. Вы дали мне шанс на относительно нормальную жизнь и за это я вам очень благодарен, — Рюноске потупил глаза, как будто боясь того, что собирался сказать. — Ты ассоциируешься не только с болью. — Да? — Дазай приподнял брови, удивляясь, вот как можно вот так просто не ненавидеть того, кто буквально ломал тебя… Ещё и постоянно искать ему оправдания и благодарить. Рюноске прочистил горло. — Ещё с защитой. Как бы странно это не звучало. Я помню, как в детстве мне снились кошмары. Сами сны не помню, но помню, как ты прижимал к себе, брал на руки и говорил, что всё закончилось. Это действительно помогало. До сих пор помогает. Я помню, как однажды тебя вызвали в школу, — он сложил руки на груди и вцепился в свои локти. — Надо мной издевались в классе. Ты тогда разозлился. Я подумал, что на меня, за то, что я слабый и никчёмный, но нет. Ты злился за меня. «Если вы не предпримите меры, это сделаю я!» — до сих пор помню, — на губах Рюноске появилась слабая улыбка. — Ты первый узнал о моей болезни. Шипел о том, что я слабый, но всегда носил с собой мои таблетки. Первым, что я видел, когда просыпался после приступов — это ты. Ты шипел и плевался, но был рядом. Всегда был. А потом ушёл. Рюноске инстинктивно сжался. Как будто хотел согреться. По его лицу было видно: следующие слова дались с трудом: — Ты — моя семья. Его голос понизился то шёпота. — Ты всегда выбирал не меня, но, несмотря на это, я всё ещё очень сильно люблю тебя. Слушавший это Дазай чувствовал себя настоящей сволочью, ведь его уход повлиял и на Рюноске, и на Чую… Он осторожно, давая возможность уклониться, сделал шаг к Акутагаве, обнял, укрывая руками и полами плаща, утыкаясь в черно-белую макушку. — Теперь всё изменилось, и я не оставлю тебя, как и не уйду никуда от Чуи… И я даю тебе слово, что никогда не причиню тебе вреда ни действиями, ни словами… Дазай не привык быть настолько открытым, но на искренность не мог ответить меньшим. — Когда, вытаскивая меня из тюрьмы, Чуя сказал, что тебя убили, я не поверил… Пока Ацуши не рассказал подробнее. Я сам не знал, чего хотелось больше: расспросить подробнее или заставить его замолчать… Дазай не стал говорить, что первой мыслью было: «Я тебя такому не учил!» Как и опасался даже произнести вслух, что между тигром и владельцем Расёмона выбрал бы отнюдь не Накаджиму. Задеревеневшими руками Рюноске вцепился в его плечи, прижимаясь. Беря тепло, которое ему дали, как вор. Через некоторое время он ослабил хватку, но рук не разжал. — Я тогда не думал ни о чём. В голове стучало: «Защити Ацуши». Свою смерть я плохо помню. Но было холодно. Так холодно. Всё, чего я тогда хотел это увидеть Гин. Увидеть тебя. Чтобы вы были живы, — он сипло вздохнул, по привычке потянувшись за лекарством, на полпути, понимая, что оно не нужно. Рюноске уткнулся в плечо Дазая лбом: — Я не злюсь. Я простил тебя. Только будь рядом, пожалуйста. Ты дорог не только отцу. Мне тоже. Осаму погладил его по волосам, понимая, что бы он не сказал, слов будет недостаточно… — Хорошо, но и ты не забывай, что для нас, для меня ты не менее важен, и постарайся без геройств. В следующий раз Йосано может просто не успеть… О том, что Акико может не согласиться, он говорить не стал — был уверен, что доктора уговорит любыми методами. «Для меня ты важен» — эти слова набатом стучали в голове. Рюноске просто не знал, куда деться от переполняющих его чувств. Он кивнул. — Ты не представляешь, как долго я хотел это услышать, — Рюноске хотел сказать что-то ещё, но челюсть не слушалась. Он просто прижался, позволяя себе побыть ребёнком, которого выдернули из кошмара и сказали, что всё закончилось. Да. Всё закончилось. Всё хорошо. Вся его семья дома. Он наконец-то позволил себе поверить в это. «Знаю…» — неозвученная мысль была горькой. Осаму неторопливо перебирал неровные пряди, успокаивающе поглаживая по спине прижавшегося к нему подростка. Только сейчас, почувствовав, как вибрирует кольцо, Дазай заметил, что сердце вновь вышло из-под контроля. Чтобы не волновать Чую, он выровнял ритм, мягко улыбнувшись. Рюноске немного отстранился и улыбнулся Дазаю. — Спасибо за разговор. Это правда для меня важно, — ему не сказали, что любят в ответ, но это было и не нужно. То, как бережно Осаму прижимал его к себе, говорило лучше любых слов. Когда живёшь с эмоционально нестабильным человеком, против воли начинаешь понимать его по мельчайшим изменениям мимики или жестов. Через плечо Дазая, Рюноске увидел идущего к ним Чую. — Вы оба в порядке? Осаму обернулся, всё ещё улыбаясь. — Даже лучше, — откликнулся он. Рюноске кивнул. Чуя едва заметно облегчённо вздохнул. Приземлился рядом с ними в беседке и мягко пихнул Акутагаву в плечо. — Да всё нормально! — он пихнулся в ответ. — Где они? Чуя откинулся на спинку: — Пошли по четвёртому разу. Мне было скучновато. Дазай поёжился, не представляя, как на этом адском аттракционе можно кататься и не один раз. — И это меня называют сумасшедшим самоубийцей, — он покачал головой, присаживаясь ближе к Чуе. Тот усмехнулся. — Мы не самоубийцы, просто любим веселье, — послышался голос Гин. Она сидела на спине всклокоченного Ацуши. Оба были довольны донельзя. Фыркнувший Осаму не стал говорить, что у них разные понятия о развлечениях, вспоминая свои собственные. — Ну и кто из нас лис? Фырчишь постоянно, — Чуя усмехнулся. Дазай сначала надулся, но потом, немного подумав, хитро улыбнулся многообещающе посмотрев на Чую и выдохнув тихое, но проникновенное «Фыррр…» ему на ухо. Чуя посмотрел на него тем самым взглядом: «Ты явно напрашиваешься!» — Я чувствую себя обделённой. Все разбились на парочки, а я тут одна, — Гин спрыгнула на землю и тут же получила щелбан от брата. — Не неси чепухи. Гин хотела сказать что-то ещё, но её голос потонул в первом салютном залпе. Дазай, ничуть не испугавшийся взгляда Чуи, только рассмеялся, обдав дыханием его шею, выпрямился, как ни в чем не бывало, и первым выбежал из беседки, чтобы получше рассмотреть взвивающиеся в небо разноцветные огни фейерверков. Ацуши залез повыше, чтобы было лучше видно, Гин ушла дальше. В беседке остались только Чуя и Рюноске. По виду последнего можно было сказать, что ему совсем неинтересны эти фейерверки, но как только Чуя отвернулся, Акутагаву как ветром сдуло. Чуя лишь улыбнулся. Ещё такой ребёнок. Он подошёл к Дазаю и взял его за руку. Яркие всполохи напоминали о том, как они, ещё будучи подростками, увидели салют на задании. Чуя тогда видел его первый раз в жизни и чуть не врезался в столб, залюбовавшись. Осаму над ним долго смеялся. Сейчас же Дазай хитрым манёвром слегка изменил положение рук, оказываясь за спиной Чуи, и обнял его, переплетая пальцы и устраивая голову на рыжей макушке. — Это лучший день семьи за последние годы, — тихо сказал Чуя. Да они много чего не сделали, но это не главное. Главное, что все на своём месте. Дазай кивнул, взлохматив мягкие пряди и оставив на них поцелуй. Он наблюдал за причудливыми цветами, драконами и шарами, рисуемыми огоньками и искрами. — Теперь у меня есть семья, дом и самый родной рыжик… — Я сделаю всё, чтобы так было всегда. — Не только ты, а мы! — Дазай погладил пальцы Чуи, на миг прижавшись сначала к пульсу на запястье, а потом к кольцу, отражавшему его собственный непривычно быстрый ритм. Чуя кивнул, мягко поглаживая Дазая по руке. — Верю.