m o r n i n g

Резкий шум воды из-под крана и последующее блин, закройся заставили меня проснуться и испуганно распахнуть глаза. Рука машинально метнулась к рядом лежащей подушке, а после – к простыням. Еще тепло… Значит, проснулся он совсем недавно. Я откинулась обратно на подушку и накрылась одеялом с головой. Глаза уже немного привыкли к темноте в комнате, поэтому в щелочку смотрели на старенький будильник с циферблатом, расположившийся на прикроватной тумбочке. 5:22. Что-то рано он сегодня… Пролежав еще пару минут под одеялом, я откинула его в сторону, потому что душно как-то в комнате, и тихонечко спустила ноги на пол. Не нашарив тапочек, я недовольно цокнула – опять своровал мои мягкие, теплые тапки с помпонами. Пускай в своих резиновых лыжах-шлепанцах шастает, а не растягивает мои тапочки – все-таки у меня не его сорок шестой размер. Зажмурившись, я на цыпочках подошла к огромному окну, от пола до потолка, за которым располагался просторный балкон с видом на одну из самых тихих улиц нашего города, и приоткрыла одну дверцу. Меня сразу обдало прохладным осенним воздухом, и я поежилась, стоя в одной тоненькой его белой футболке с изображением Тасманского дьявола из старенького мультика Looney Tunes, доходившей мне почти до самых колен. Теребя край футболки, я выглянула на улицу, вдыхая полной грудью свежий воздух. На улице еще темно, солнышко проснется лишь через час-полтора, но в свете фонарных столбов на улице уже ходят редкие прохожие – сонные хозяева выгуливают своих питомцев, прогуливаясь до круглосуточного магазинчика за бутылочкой свежего молока и обратно, к дому. Тихое чертыханье откуда-то из глубины квартирки отвлекает меня, и я отворачиваюсь от окна, отдернув тяжелые шторы в стороны, чтобы чуть позже нежные лучи утреннего солнца заливали комнату своим теплым светом. Выйдя из комнаты, я осторожно ступала по ворсистому ковру белоснежного цвета. Пару лет назад, когда только поселились здесь и делали ремонт, возвращая к жизни заброшенную квартиру, мы с ним поспорили. Уже не помню, что за спор был, но вот то, на что именно мы спорили, я точно никогда не забуду. Я хотела постелить большой белый ковер с крупным ворсом в нашей спальне, чтобы было приятно начинать утро – с нежного поцелуя в губы и мягкости под ногами, когда встаешь и начинаешь новый рабочий день. Но вот он… Он хотел постелить этот чертов ковер в коридоре! Почему – я до сих пор не пойму, и он тоже о причине такой прихоти умалчивает. В общем, я тогда с позором проиграла, и он, с широченной улыбкой на лице, такой, что аж десны были видны, обнимая рулон дурацкого ковра, пошлепал в своих резиновых тапках стелить его в коридоре. Первое время, из чистой вредности, я случайно роняла на ковер открытые баночки теней для век, лаки для ногтей и бутерброды с Нутеллой. А потом с виноватым выражением лица слушала его басистое и недовольное ну как так можно, почему я женился на девушке, у которой руки из заднего места растут?! у входной двери, когда он складывал испачканный ковер в большой пакет, чтобы сразу же отнести его в химчистку. Так вот. Босиком ступая по ковру, я лениво, заплетающимися пальцами, пыталась привести свои короткие черные волосы в порядок – пока спала, хвостик съехал, челка растрепалась, и половина волос просто вылезла из резинки, превратившись в какую-то солому. Ауч! шиплю, когда резинка порвалась, и я больно стукнулась локтем о стену. Пройдя еще пару шагов по темному коридору, я завернула в ванную комнатку, откуда лился нежно-желтый свет от лампочки. Там, напротив зеркала и раковины, стоял он, такой любимый, при виде которого в груди сразу же растекается тепло, а в животе витают бабочки. С поражающе доброй и милой улыбкой, оттопыренными ушами, лохматыми каштановыми кудрями и огромными ногами сорок шестого размера, что сейчас прятались в мои мягонькие тапочки. И свисающими из тапочек розовыми пятками. Наши взгляды пересеклись в зеркале, и я почувствовала, как мои губы сами расплываются в довольной улыбке, а он смотрит, ухмыляется моему внешнему виду, по-доброму так, без злобы, и подмигивает мне. А я таю от его таких очаровательных глазок, в которых плещутся любовь, забота и безграничная нежность. Бабочки начинают щекотать где-то внутри. Хочется заливисто смеяться, как маленький ребенок. Так, как это любит делать он. Так, как умеет лишь он. Мой Чанель. Мой ушастый Пак Чанель с кривыми ногами и сорок шестым размером обуви. Неторопливо подхожу ближе, пристраиваясь где-то сбоку, чтобы видеть его лицо в отражении зеркала. Обвиваю руками его талию и прижимаюсь к теплому телу, греюсь. Долго смотрю в его глаза, пока он медленно наносит на щеки и подбородок крем для бритья, становясь похожим на Санту Клауса, а потом, когда он берет в руки бритву, смаргиваю и прижимаюсь щекой к его спине, чуть ниже левой лопатки. Чувствую его размеренное дыхание, то, как поднимается и опускается его спина, и закрываю глаза. В мою голову пришла одна мысль. Размыкаю сложенные в «замочек» руки и опускаю чуть ниже их, почти на самый пах, слышу его приглушенное ох и хитро улыбаюсь. Мои пальцы шаловливо поддевают резинку его трусов. Эти боксеры, кстати, я подарила ему совсем недавно. Шутки ради. Мы с ним тогда покупали нижнее белье для меня, и, когда я уже стояла на кассе с парой довольно скромненьких комплектов и чанелевской кредиткой в руках, Пак втихаря пристроился в самом конце очереди. А позже, дома, чуть слюной не брызгал, прося меня надеть его покупку, басом говоря в свое оправдание, что он не мог не купить те возбуждающе сексуальные темно-красные трусики-стринги в комплекте с бюстгальтером с эффектом пуш-ап. А я взяла да купила ему кучу узких-узких боксеров и несколько старческих семейников. И я сейчас обнимаю свое чудо в одних из этих старческих трусов. Знаете, зеленый цвет Чанелю очень идет. А если этот зеленый вместе с салатовым горошком… Очень зрелищно. Дергая резинку трусов, я тихонечко дула ему на спину, следя за тем, как он стремительно покрывается мелкими мурашками и ежится. Вдоволь наигравшись, я стала целовать его спину. Просто прикасаться губами с еле слышным чмоканьем. Ему это очень сильно нравится, почти так же, как головокружительные поцелуи с нехваткой кислорода в легких, от которых уже черные и синие пятна в глазах мелькают. Чанель нагибается и смывает остатки крема, гладит себя по лицу, проверяя, нет ли еще тех жестких волосков, на которые я частенько жалуюсь, когда он не успевает вовремя побриться, мажет гелем после бритья и разворачивается ко мне. Я подмечаю на его щеке маленький порез от бритвы, который сразу же целую, когда он, подхватив на руки, прижимает меня к себе, к груди, и несет в спальню. Я знаю, что ему совсем скоро уходить, поэтому начинаю тихонечко поскуливать, обнимая его за шею и не отпуская. А он в ответ смеется и с улыбкой целует меня в щеку, лохматит мои и без того растрепавшиеся волосы, накрывает одеялом и поднимается с кровати. Он подходит к раздвижному шкафу, и я знаю, какой он сейчас костюм вытащит, поэтому заранее начинаю протестующе мычать. И кидаю в него подушку, когда он тихо бурчит себе под нос, что жена у него – маленькая противная задница. Когда он стоит в дверях спальни, одетый в мои любимые его костюм, рубашку и галстук, снимает мои мягкие тапочки, снова задорно подмигивает мне и машет ручкой, как маленький ребенок. Дурак Пак Чанель уходит зарабатывать денежки, а я остаюсь валяться в постели, встречая рассвет и новый осенний день под теплым одеялом. И с нежными следами от поцелуев на щеках. Думаю, поиздеваюсь над ним вечером. Когда он придет дико уставший с работы, из-за чего не сразу поймет, правду ли я говорю насчет маленького чуда. Такого же ушастенького, как его папа.

~

Я просыпаюсь от заговорщического шепота и хитрого Пап, у мамы скоро день рождения. За окном еще темно, на часах 7:10, а в комнате духота. Но я, спуская с кровати ноги и не находя свои тапочки на полу, не подхожу к окну, чтобы проветрить комнату, а иду прямиком в ванную, откуда и доносился шепот. Подкравшись к прикрытой двери, я лохмачу отросшие волосы так, чтобы те упали на лицо, резко распахиваю дверь и с громким грудным Бу~ и прыжком захожу комнату. Пак-старший вздрагивает и роняет бритву в раковину. Пак-младший громко вскрикивает и отшатывается назад, восседая на стиральной машинке, размахивая маленькими ручками и опрокидывая в унитаз, крышку которого одна кудрявая шпала опять забыла опустить, рулон туалетной бумаги. Я начинаю смеяться при виде двух испуганных мужчин своей жизни, а после – беру на ручки трехлетнее чудо, вымазанное кремом для бритья папы, и в который раз поражаюсь его сходству. Чанель помогает смыть крем с лица ребенка, и мы вместе идем на кухню. Готовя завтрак, я частенько кидаю умилительные взгляды в сторону этих двоих. Чихун так же, как я, протестующе мычит, когда Пак-старший хочет надеть ему водолазку с какими-то непонятными мишками, и просит кофточку с изображением героя из его, маминого и папиного любимого мультика про Тасманского дьявола, которую ему подарила тетя на Рождество. Надо будет поискать и купить Чанелю галстук с Тасманским дьяволом… Довольно улыбаюсь, слушая заливистый хохот своих чудо-мужчин, переворачивая лопаткой пухлый блинчик на сковороде.