Сигаретки не найдётся?

Последние два часа Петя если не давится алкашкой, то бухает с очевидным нежеланием, опрокидывая шоты один за одним больше по отработанному механизму, чем из искренних побуждений прочувствовать на кончике языка помесь спирта и ядрёно-сладкого сиропа. С тоской бросив короткий взгляд на нетронутую «Голубую лагуну», Петя отворачивается, приглушённо заржав себе в ладонь. Ему всегда нравился этот незамысловатый коктейль. Водка, ликёрчик, спрайт. Дёшево и сердито, напоминает о временах беззаботного студенчества, когда ночи кажутся длиннее, головой думается ярче, а желудок функционирует как налаженный механизм. Хорошее время, счастливое, но обратно Петя бы ни за что не вернулся. Отец постепенно затягивал удавку контроля, а в академии разошёлся окончательно. Про его долгоиграющие планы на единственного сына знали все, кроме, собственно, самого сына, в неведении зажимающего в клубе очередную «подружку», готовую отдаться за мелькающую на языке кислотно-зелёную марку. Нет, обратно туда Петя не хочет. Переживать всё по-новой — он, может, идиот, но точно не мазохист. В первый раз чудом выкарабкался, ободрав ладони и искусав запястья в очередном приступе ломки, во второй — не факт, что получится. Махом залив в себя последний шот, Петя пьяно озирается, пытаясь по достоинству оценить бар. Умеренная подсветка, не пробивающая барабанные перепонки музычка, приветливый персонал. Приличное местечко, Цветков не зря государственные бабки проматывает, знает, где в Питере заебись отдохнуть. Не его вина, что в текущем состоянии отдохнуть у Пети получится разве что в могиле. Грустно разлагаясь на мягкой подкладке, пока мать будет уголком платка промакивать глаза, а отец отстранённо смотреть мимо читающего отповедь священника, бормоча под нос, что ничего другого от Пети и не ждал. Сардонически улыбнувшись, Петя хватается за край стола и принимает ненадёжное вертикальное положение. Пошёл в жопу, отец! Слышал? По-шёл в жо-пу. Петя не сдохнет, по крайней мере, не в данную минуту и даже не в текущем месяце-году-десятилетии. Он ещё не всех питерских торчков пересажал, кривоватый нос дышит более-менее сносно, а отдышка пусть настигает, но тогда, когда это полностью оправдано. Значит, лёгкие не прокурены до развевающегося по ветру пепла. Есть, сука, к каким горизонтам стремиться! Что насчёт отца? Да какая разница. Отъебался с миром и на том спасибо, поклон, блять, до земли. Пусть живёт своей жизнью (у него-то с этим проблем никогда не было), а Петя будет жить своей. Да и стрёмно это: в тридцатку во всех бедах винить херового папашу. Да у половины России так, и ничего, живут люди, честно работают, пиздюков вон спокойненько плодят. Петя не смог, его несформированного пиздюка врачи выскребли из Нины на добровольной основе. Петя иногда думает, какой у него, законченного нарка, мог получиться ребёнок. Ничем хорошим такие думы как правило не заканчиваются. Хотя бы потому, что ребёнка этого нет и никогда не будет, а значит думать здесь попросту не о чем. Оставшись смутно довольным собственным умозаключением, Петя подхватывает бокал с коктейлем — само собой, пролив за края и ладонью вмазавшись в сладкую лужицу — и ставит его на ближайший столик. Оттуда на него с недоумением взирается компания из троих человек: студенты, любо-дорого смотреть на их нетфликсную разношёрстность. Качок-пацан и две девчонки. Сильно разные, но видно, что подружки. Одна в короткой юбочке, с сожжёнными краской белобрысыми волосами и филлерными губами, другая полненькая, без макияжа, в очках и безразмерной кофте. Сидят бок о бок, пьют в дружеской атмосфере. Питер — город контрастов и противоречий, какие только нелепые союзы и дуэты здесь не встретишь — успевай удивляться. — Он не тронутый, если чё, мне на сегодня хватит, — поясняет Петя, после чего, не дожидаясь ответа, шатко плывёт в сторону выхода. Пусть студентики сами решают – пить или не пить, плюсом у них наверняка траблы с деньгами, а ему просто не захотелось, чтобы добро пропадало, раз уж купил. На свежем воздухе становится легче. Осень. Промозглый питерский ноябрь. Намахнуть бутылку вина в одну каску, снюхать дорожку и, отшвырнув чернила, плакать, усевшись на подоконник, как депрессивный эмо-мальчик из две тысячи седьмого. Петя облокачивается на ближайшую стену, неуверенными пальцами поджигая сигарету. Затягивается, прикрывая глаза. Внутри разворачивается нешуточная борьба. До дома пешим ходом минут двадцать-тридцать. Дойти в надеждах немного протрезветь или в жопу, для кого ещё яндекс с убером в одну монополистическую залупу слились? В итоге стрелка внутренних весов неожиданно склоняется к первому варианту. Протрезветь действительно не помешает, вон, луна уже троится, не поймёшь, где оригинал. Петя медленно моргает и, оторвавшись от стены, выдвигается в путь-дорожку. Много ума для этого, к счастью, не надо. Несколько километров по прямой, потом направо, через арку и вот она — родная парадная родной съёмной квартиры. Петя крутит в голове слово «родной», пока оно полностью не теряет смысл, становясь инородным и как будто позаимствованным из чужого языка, который Петя в этой жизни знать не знает. Стать для него «родными» ни Питер, ни двор-колодец с уютной, но холодной хатой так и не смогли, как Петя не пытался. А ведь он свечи в стаканчиках купил да аромапалочки всякие с запахом апельсина и цветов. Расставил по всей квартире, поджигал по вечерам, один результат — одиноко и промозгло, хоть стреляйся. Погрязнув в нерадостных думах тех, кому за тридцать, а они до сих пор без ребёнка и котёнка, Петя достигает арки, ведущей в его убогие «апартаменты». Она, как всё вокруг, серо-рыжая и старая, словно готовая развалиться от капель дождя, в любое время года поливающих Петербург. В такие моменты Петя особенно скучает по Москве. По её серьёзности, собранности и аккуратности. Питер — апатичное сумасшествие, тяжёлый город с такой же тяжёлой историей. Город-герой, город, в котором живут герои. Москве всё равно, приедешь ты или уедешь, останешься навсегда или свалишь ближайшим рейсом. В ней таких десятки тысяч и столько же будет всегда. С Питером по-другому. Он либо для тебя, либо против тебя, и пока что Пете не удаётся перебраться в компанию счастливчиков из первой категории. Минуя половину арки, Петя подслеповато щурится, в кромешной темноте различая очертания человеческого силуэта. Высокая фигура подпирает собой стену, сгорбившись и низко склонив голову, покрытую чем-то, напоминающим кепку. Не ту, что обычно таскают подростки, а скорее уважают приезжие из стран ближнего зарубежья. Нутром ощутив подступающую опасность, Петя замедляет шаг, шкерясь к противоположной стене. Ментовская чуйка активизируется, сиреной завопив о возможной угрозе, таившейся в человеке, скрывающемся в уличной темноте. Всё тело разом напрягается, мышцы каменеют, руки сжимаются в кулаки, готовые в любой момент вышибить из соперника дух. Рассудок проясняется, алкогольная дымка сползает, обнажая почти трезвый взгляд. Пете хочется подать голос, прикрикнуть на мужика, типа эй, какого хера ты тут стоишь, пугая безобидных ментов, решивших прибухнуть в свой заслуженный выходной. Между тем он благоразумно опасается нагнетать обстановку. Мужик может быть вооружён. У самого Пети вся надежда сконцентрирована на служебном опыте. Он уйму лет торчков крутил, авось не растеряется. Правда, в случае с Горюновым не помог даже вытащенный в последний момент ствол, но Петя не собирается загоняться об этом сейчас. Не тогда, когда пьяный прётся мимо подозрительного типа, выше его самого минимум на полголовы. — Эй, дядь, — слышит Петя, поравнявшийся с человеком, — сигаретки не найдётся? «Сигаретки, блять. Ты чё, профурсетка?» — мимолётно думает Петя, когда мужик, не дожидаясь ответа, делает рывок вперёд, хватает за хрустнувшее плечо и вжимает щекой в засаннную холодную стену. — А ты сильно бухой, — выдыхает этот сукин сын, заломив Петину руку за спину. Силы ему не занимать, жаль, ума, по-видимому, не хватает, потому что держит совсем не крепко, вырваться, как нехер делать. — Наличка есть с собой? — Есть, — хрипло отвечает Петя, — сколько нужно? — Тридцатку, — не задумываясь, отвечает мужик. — Давай живей, мне некогда… Петя в последний момент стопорит себя, чтобы не заржать. Только вздрагивает крупно от прокатившегося по губам припадочного смешка. Вот повезло — стать у этой громозеки первым. Хотя, надо признать, местечко тот выбрал достойное: не просматривается, кругом ни намёка на уличные камеры. Из людей если кто и пойдёт, то, скорее всего, отвернётся, надеясь не попасться под горячую руку. Первое правило хорошего спасателя: убедись в собственной безопасности, потом уже рвись махать кулаками. — А если нет тридцатки? — веселясь почти в открытую, интересуется Петя, сделав голос предельно заинтересованным. — Ты откуда вывалился, бро? Кто в эпоху безнала будет с собой столько бумажек таскать? Очевидно, оружия у мужика нет. Боится, не готов, понадеялся на общий видок, богатырский рост и размер кулаков. Идиот. Не выучил, что размер — не главное в жизни? Коль не умеешь пользоваться — грош цена твоим кулачищам, ничего тебе, олуху, не светит. — Сколько есть? — излишне нервно выдыхает Петин неумелый грабитель. Выкрученное плечо под крепкой рукой ноет, а кетоналом в домашней аптечке Петя, между прочим, обзавестись не успел. У него по определению аптечка так себе — спирт, йод, уголь да парочка кругляшков парацетамола. Застуженную спинку или вывернутое плечо даже смазать нечем. С Ниной в этом плане было хорошо и спокойно, она всегда знала что приложить и как облегчить его вечно не утихающую боль. — Эй, пьянь, я к тебе обращаюсь, — привлекает незаслуженно ускользнувшее внимание мужик. В его голосе слышится странная звонкость и дрожь, словно до этого он старательно угрожал через слой ваты. — Сколько у тебя с собой денег? — Пятёрка, кажется, — Петя старательно вспоминает, закусив губу. — Зато на мне котлы за семьсот штук, надо? Мужик, как и предполагалось, теряется, явно не ожидав подобной откровенности. — Ты… ты обдолбался? Зачем ты… — заикнувшись на полуслове, делает хватку совсем слабенькой и невесомой. — Снимай, — неуверенно отходит на шаг, по-прежнему пытаясь в полутьме безуспешно спрятать физиономию. Петя подсекает через плечо, на детальное изучение соперника времени недостаточно, да и пока неважно это. Будет ещё возможность, вот буквально через пару минуточек будет. Развернувшись и аккуратно смахнув чужие руки, Петя медленно задирает рукав пальто, разыгрывая нерешительность. Поймав момент, когда этот кретин на доли секунды склоняется ниже, пытаясь разобраться, не наёбывают ли его с котлами, Петя резко сжимает кулак и целится в живот, спрятанный за объёмной чёрной куртёшкой. Мужик совсем не по-мужицки вскрикивает и, к Петиному удивлению, быстро принимает боевую позицию, готовый обороняться. Значит, не совсем всё потеряно — драться он умеет, конкретная неуверенность сгубила. Копаться в деталях Петя будет по ситуации, сейчас его первостепенная задача скрутить преступника, несущего опасность мирному обществу. Пусть неопытного, в какой-то степени даже робкого и сдержанного, но это всё пока, начальная, так сказать, стадия. Петя по себе знает — вовремя не пресечёшь, завьётся верёвочка, затягиваясь на шее. У него так с наркотой было. Сначала по чуть-чуть, аккуратно, лишь бы не перебрать, зато потом под алкашкой и сразу в обе ноздри. Главное занюхнуть побыстрее, пока совесть не выебала. Своего незадачливого грабителя Петя скручивает за пару минут смешной возни. Мужик рыпается, выкручивается, пыхтит и отчаянно пытается удрать, в рекордно короткие сроки осознав собственный проигрыш, но Петя, наученный многолетним опытом, держит крепко, руки выкручивает до онемения и уже сам вжимает противника в обосанную стену, злорадно усмехаясь чужим неловким попыткам избавиться от стальной хватки. — Не завидую тебе, братан, — наклонившись к его голове, покрытой капюшоном, растягивает слоги Петя. Кепка слетела на мокрый асфальт, Пете страшно хочется на неё наступить, оставить след от подошвы ботинок. — Сейчас я своих ребяток вызову, они быстренько с тобой разберутся… знаешь, какая у тебя статья вырисовывается? Не самая страшная, согласен, однако довольно неприятная… — Вы… Вы из полиции? — не своим голосом, перейдя с перепугу на «Вы», бормочет этот сукин сын. Пете становится не по себе. Дотянувшись до кармана, достаёт телефон, чтобы врубить фонарик. — Не нужно вызывать полицию, пожалуйста! — бросается в мольбу мужик. — Я всё объясню! Я не преступник, честно! Борясь с одолевшей растерянностью, Петя стаскивает с его головы скользкий шуршащий капюшон и первое, что видит — ворох неприбранных хаотичных волос, чёрной стружкой торчащих во все стороны. Сукин сын оказывается вовсе не сукой, а так… сучёнком. Пацан, удерживаемый за шею, с трудом оборачивается, сверкая расширенными напуганными глазами. Размыкает губы, хватая воздух, и вжимается в стену, силясь что-то сказать. — Какого… — Петя приоткрывает рот. — Сколько тебе годиков, шкет? — Девятнадцать, — незамедлительно, армейским тоном отвечает паренёк. — Послушайте, не надо в полицию, вы мне жизнь сломаете… я же это... ну… — А ну цыц! — прикрикивает Петя, разжимая хватку и даруя немного свободного пространства. До конца не отпускает: хер этого паренька знает, вырвется, рванет и гоняйся потом за ним в полубухом состоянии. — Ты сам себе жизнь сломал, когда решил ввязаться в криминал. Так сильно прижало по бабкам? Пошёл бы работать, что ли. Нехуй лёгкие пути искать. Сказал Петя Хазин, до двадцати четырёх не гнушавшийся проматывать деньги отца. — Вы ничего не знаете! — горячо бросается в дискуссию шкет, унизительно смотря на Петю сверху вниз. — Да, прижало. Пошёл бы работать – вообще легко! Я с шестнадцати почти всегда то там, то здесь подрабатываю, но деньги нужны сейчас. Не мне, моему другу. Он хороший пацан, толковый, но влез в афёру по неопытности и торчит бабки. Петя тронутым себя не чувствует, лишь флегматично пожимает плечами. Закурить, что ли? Скольким он в этой жизни торчал. Ёбнешься вспоминать и пересчитывать. Обещания, бабки, наркотики… Всего всем и помногу. Милость судьбы, что по итогу не оказался в роли хладного трупика где-нибудь в канализационном люке. С приоткрытыми белёсыми глазами, серой кожей и разлагающимися внутренностями. От накативших фантазий начинает характерно подташнивать, к горлу подкатывают вылаканные шоты. Не так Петя рассчитывал закончить свой выходной, далеко не так. Можно было бы набрать ванну, посидеть в тиндере, не теряя надежды найти себе кого-нибудь на разовый перепихон в следующий выходной. Полистать книжку, позалипать в инсте. Петя мог сделать кучу всего вместо того, чтобы в сырой арке разбираться с девятнадцатилетним ебаньком, решившим, что лучший способ помочь другу — угодить за попытку ограбления в ментовку. Вот и смейся потом над причитаниями стариков, типа, каждое поколение неминуемо тупее предыдущего. — Какое у вас звание? — снова подаёт голос пацан. — А какое думаешь? — Петя полностью отпускает его, отходит и, сунув сигарету меж шершавых губ, с наслаждением затягивает, смотря в сторону. — Младший лейтенант? Петя улыбается. Их диалог да Цветкову в уши. Петя как-то спалил его на перешёптывании со скромняшкой Дубиным. Разговор шёл о том, что он — «ахуевший Хазин» — своему званию не соответствует. Почему — Петя не понял, но очень разозлился и даже расстроился. Потому что соответствовать пытался. — Плохо ты обо мне думаешь, — смахивает пепел. — Майор я. — Да я вовсе не… вы молодой просто, вот я и подумал, — прокашливается шкет. Невооружённым глазом видно – смутился. — Как тебя зовут? — докурив, спрашивает Петя, бычок прицелом отправляя в лужицу у ботинка. Пацан мнётся, но оставить вопрос без ответа не может: — Игорь. — Фамилия. — Гро… Громов. Смотрит исподлобья, дожидаясь, что будет дальше, как теперь разрешится его судьба. В двадцать два-двадцать три Петя бы натурально одурел от полученной власти. От того, что другой человек — девятнадцатилетний неопытный пацан — целиком и полностью находится под молотом его решения, боится и надеется. Верит — всё удастся разрешить малой кровью. Тридцатилетнему Пете Хазину насрать. Но, видимо, не до конца, раз айфон убран в карман, а ребятки до сих пор не вызваны. Почему-то он стоит в тёмной арке и пытается в затуманенной голове нащупать непонятный ответ на непонятный вопрос. Как новорождённый котёнок, ищущий мамкину сиську. Не вечер, а хит-парад больных ассоциаций. Петя трёт лоб. — Пошли, — решение приходит неожиданно. Всё гениальное просто. В случае Пети, ещё и привлекательно. — Куда? — с недоверием уточняет Игорь. — Ко мне домой. Разберёмся в тепле, я заебался торчать тут с тобой, — развернувшись, Петя широким шагом направляется в сторону своей парадной. За спиной не слышится ни звука. В сердце Петя надеется, что Игорь не совсем дурак, что он воспользуется щедро подаренным ему шансом судьбы и рванёт в противоположную сторону, скорее смываясь из дворика-колодца от греха подальше. Петя не станет его искать и, тем более, в рабочее время пробивать по базам. Считай, поверил слёзовыжимательной истории про попавшегося на крючок лучшего друга. Петя не чувствует в Игоре потенциального преступника и кровопийцу, который будет непременно упиваться своей безнаказанностью, радуясь возможности творить новые злодеяния. Обычный пацан с попавшей под хвост дурной вожжой. Петя в его возрасте был намного-намного хуже. На крыльце, обернувшись, Петя видит спешащий к нему сгорбленный силуэт. Игорь подходит со сжатой в руке промокшей кепкой и серьёзной репой, глаза светятся решимостью, будто его позвали играть в шахматы, где главная ставка — человеческая жизнь. Петя открывает дверь, придерживая. Зря он понадеялся: Игорёк-то самый настоящий дурак. Одно, что не Иван. Почему-то. На нужный этаж поднимаются в тишине. Петя идёт спокойно, вдумчиво наступая на каждую ступеньку. Отец с детства приучил, заставляя подниматься своими собственными ножками на их девятый этаж. Одна из немногих, действительно полезных для здоровья привычек. Не то чтобы Петя жаловался на недостаток в жизни физической активности — на рейдах волчком крутился, в спортзал по субботам ходил — но лишний раз напрягать мышцы всё равно не гнушался. Как-никак, четвёртый десяток маячит за плечами, обмен веществ изнашивается, а его убитый порошочком организм — тем более. За телом надо ухаживать. Петя боится однажды проснуться, посмотреть в зеркало и увидеть там жалкого обрюзгшего мужика с выпирающим пивным животом и обвисшей прокуренной рожей. Хуже — осознать, что у очередного партнёра на него не встал, а у партнёрши в трусиках сухо, как в покинутой миром пустыне. Игорь упрямым оленем прётся следом, перемахивая своими длинными ногами сразу через несколько ступенек. Дышит ровно, не вздыхает и раздражающе не бормочет себе под нос. Он, к Петиному удивлению, умом пусть обделённый, зато смелости и выдержки хватает с лихвой. По первому впечатлению, держится молодцом-огурцом, готовясь грудью принять любой из возможных исходов. Респект за такое поведение Петя выписывает по справедливости, пацана кошмарить не хочется, да и кто в этой блядской жизни не оступается? Решил обокрасть в ночи мента, подумаешь, маленького ножичка и то побоялся. Не закладки раскладывал, в конце концов. Вот это был бы максимально Петин профиль, а так… хер бы с ним, с этим Игорем, честно вычёркиваем из перечня малолетних имбецилов, по которым колония плачет. — Заходим, — приказным тоном Петя говорит по привычке, пропуская гостя вперёд. Стрельнув нечитаемым взглядом, Игорь удивительно грациозно для своих габаритов просачивается в прихожую. Петя заходит следом, захлопывая старую дверь, видевшую развал советов и чего пострашнее. В квартире темно, хоть глаз выколи. Цыкнув, Петя тянется к стене, хорошо помня: где-то здесь заныкан кривоватый пожелтевший выключатель. Он сам в своей новой берлоге до конца не разобрался, механическая память не успела отточиться, запомнить динамику действий. Игорю, вместо того, чтобы тихо-мирно дождаться света, спокойно какого-то хрена не стоится — тоже передвигается и возит ладонью по стене, пытаясь отыскать испарившийся во тьме источник энергии. Неминуемо их пальцы сталкиваются, с размаху врезавшись друг в дружку. Петя недовольно шикает. Мешаются тут всякие малолетние придурки. Он, конечно, пьяненький, но не бухой, чтобы выключатель в коридоре самостоятельно не найти. Игорь одёргивает руку, будто не чужой тёплой кожи коснулся, а схватил раскалённую кочергу. Петю все эти нервные мельтешения только раздражают. Наконец, злосчастная педалька попадается под руку. С облегчением щёлкнув, Петя окунает малюсенький коридор в прилив света из новой, недавно вкрученной лампочки. Игорь от него отшатывается на два шага и, отвернувшись, стаскивает свою объёмную чёрную куртку, а под ней… м-да, непроглядная тьма арки сыграла с Петей злую шутку. Качком Игорь не выглядит и, тем более, не является. Крепкий — да, высокий — ещё как, но при этом охуенно далёкий от телосложения сформировавшегося взрослого мужика. Раздеваясь, Петя задаётся единственным вопросом: как не понял реального положения вещей, когда бил, скручивал и удерживал. Обычный студентик, ну! Весьма на свой девятнадцатилетний возраст, может, на годик-другой постарше. Больше двадцати одного вряд ли дашь. Пристроив куртку на крючке, Игорь неподалёку, с досадой поджав губы, кладёт кепку. Она старенькая, потёртая, но, судя по всему, очень дорогая юношескому трепетному сердечку. Петя соврёт, если скажет, что не скучает по тому сентиментальному отношению ко многим отягощающим жизнь вещам. Петя к своим давно не привязывается. Для него существуют несколько категорий шмоток: красивые, понтовые и удобные. В первых ходит большую часть времени, во вторых — по ситуации, в третьих — когда никто не видит. Обрядиться в доспехи из стильных тряпок — один из проверенных временем способов казаться лучше, чем есть на самом деле. Не то чтобы Петя совсем себе не нравится, когда дома, вернувшись с работы, натягивает штаны за две сотки и футболку-парашют, заляпанную кетчупом, но гостям в таком прикиде ни за какие коврижки не покажется. Он даже перед Ниной, в невменяемом состоянии усевшись перед белым другом и выблёвывая органы, умудрялся щеголять в идеально белой футболке. Нина над этим его очередным закидоном только звонко угорала. На Игоре спортивный костюм из разряда «абибас», сто процентов купленный на какой-нибудь Уделке, и простые чёрные носки. Благо, не вонючие. Избавил Петю от необходимости показательно морщить нос. Удлинённые волосы растрёпаны, на концах подвиваются, но не сильно, полноценными кудрями не назовёшь. Стоит, сунув руки в карманы, горбит спину. Если выпрямится, расправит плечи — совсем дядя Стёпа, мощные нынче ребятки пошли. Петя всю школу хернёй страдал, а всё равно не забывал периодически загоняться из-за собственных не шибко мужественных и брутальных ста семидесяти пяти сантиметров. Не совсем херня, но «полторашкой» периодически обзывали, рассчитывая зацепить хоть чем-нибудь, раз на личико Петя симпотный, а на карманные расходы — вообще идеал любой девчонки, мечтающей о свиданках на широкую ногу. Отец с матерью не стремались любым возможным способом продемонстрировать достаток их семейства, что закономерно не обошло стороной самого Петю, превратившегося в убогого понтореза. Сейчас, конечно, подуспокоился. Да и куда? Отец от него пусть не открестился, но ясно дал понять — Пете в родной Москве он рад не будет, так что сиди, Петюнь, на болоте, обрастай мхом и не выёбывайся. — Куда? — хмуро спрашивает Игорь, озираясь. Петя кивком указывает в сторону кухни, а сам заруливает в ванную, где ополаскивает руки и умывает лицо, пытаясь отключающейся от алкоголя и усталости головой сляпать план последующих действий. Пацана, не церемонясь, хочется схватить за шкирку, отвести обратно в коридор и швырнуть в руки куртку — пусть выматывается на все четыре стороны. Петя, увы и ах, не может себе этого позволить. Пацан, вроде как, чуть его не ограбил, поэтому должен ответить по закону. Хотя бы в лице сомнительного Пети Хазина. Так себе закон, но и Петя помнит, в какой стране живёт, неся бремя полицейского долга. Таких, как он, и так пиздец не любят, одним пацаном меньше, одним больше. Кривенько усмехнувшись своему помятому отражению, Петя бросает полотенце в сторону бельевой корзины, после чего, вернувшись в привычное мудатско-язвительное состояние, выходит на кухню. Игорь сидит на одной из табуреток. Длинные ноги подобраны, спина в этот раз выпрямлена, взгляд острый и внимательный. Понятно всё с ним, зря Петя надумывал: умненький мальчик, настроился на худший вариант. Щелкнув кнопкой на чайнике, Петя прислоняется поясницей к подоконнику, складывая руки на груди. По спине пробегается сквозняк. В блядском старом фонде вечно всё не так и не эдак. То канализация шалит, то стены сами по себе скрипят, то ветер по квартире гуляет. Для привыкшего к комфорту новостроек Пети всё это — форменное мучение, проверяющее его терпение на прочность. Зато какие планы были! Дух старинного города, жизнь в его сердце — ну их, блять. — Давай-ка тебя в отдел, — выносит неутешительный для пацана вердикт Петя. — Там разберутся, чё с тобой делать. — Всё-таки в отдел? — с сардонической ухмылкой уточняет Игорь. — Всё-таки туда. Нету у меня сил с тобой возиться и придумывать, как лучше поступить. Звеняй, пацан, но иногда за свои проёбы приходится отвечать. Привыкай. Игорь на его слова только неприятнее ухмыляется, демонстрируя ровные зубы. Петя остаётся непробиваем. И не с такими дела имел, вынужденно укрощая. Среди торчков вообще разные персоны попадаются. Есть как полностью опущенные, живущие от дозы до дозы, так и прилизанные детишки богатых родителей, находящиеся в вечном поиске новых ощущений — чем больнее и запретнее, тем лучше. Такие обожают зубками щёлкать, угрожая звонком «кому надо». Пете ли об этом не знать? Он, благо, попробовал не по малолетке, но тоже баловался в святой уверенности, что в любой момент бросит. А ещё — отец всегда вытащит, ему невыгодно Петино распиздяйство. У наркоманов, похоже, в общее пользование один мозг на всех, и тот поджираемый коварной зависимостью. — Я бы не проебался, если бы полиция лучше выполняла свою работу, — не отводя глаз, выдает оплот интеллектуальной мысли Игорь, и добавляет: — а не стряпала фабрикованные дела, завышая показатели. — О как! — Петя улыбается, наполняя две кружки кипятком. Нина обожала чай, у неё дома его было в большом избытке, как в классической китайской чайной: чёрный, зелёный, синий, серобуромалиновый. Сейчас Петя живёт один, поэтому на кухне у него валяются стандартные пакетики кёртис со вкусом манго. — Ну-ка давай, поведай доброму дяденьке полицейскому, в каком месте тебя обидели наши благородные и неподкупные стражи порядка. — Вы не добрый, — морщится Игорь, осторожно отхлебнув из своей кружки. — Всё просто: полиция меня обидела количеством нормальных полицейских. — Да? — Петя начинает ловить странный кураж от их набирающего обороты разговора. — И откуда пиздюк вроде тебя знает о нормальных полицейских? Не припомню тебя в наших обезьянниках. — Может, вы вообще не полицейский? — с вызовом задвигает пацан, нахмурив тёмные брови. — Покажите ксиву. От его пробивающей наглости у Пети натуральным образом перехватывает дыхание. Пульс ускоряется, пальцы с предвкушением сжимают горячую кружку. Усталость, охватывающая тело и маревом заполняющая голову, постепенно ползёт на убыль. Пацан резко овладевает всем Петиным вниманием, заставляя поддаться идиотскому вопросу: как далеко он зайдёт? — И кто же я, по-твоему? — склоняет голову. — Маньяк, — буркает Игорь явно первое, что пришло в голову. — Лицо у меня не маньячье, — настроение улучшается, Петя слегка улыбается. В самом деле, какой из него маньяк? Максимум расхититель заначек и покоритель отдела с готовой жратвой в круглосуточной Пятёрке за углом. — Как и не ментовское, — отбивает Игорь, тоже еле заметно улыбнувшись. — Да и комплекция… так себе, честно говоря. На этом моменте Петя, на всякий случай отставив кружку подальше, неприкрыто ржёт. Игорь откидывается назад, спиной прислоняясь к стене, и смотрит из-под ресниц. Вообще, симпатичный парень, с привлекательными чертами лица и постепенно раскрывающейся мужской брутальностью. Жаль, периодами редкостный дурачок, ну ничего, житуха его всякому научит-разучит. — Ты, пацан, усыпляешь моё внимание или чё? — отсмеявшись, риторически восклицает Петя. — Комплекция, говорит, так себе. Тебе кубики показать? Петя мухлюет. Особых кубиков у него на данном этапе жизни не наблюдается. Пуза, к счастью, тоже, так что некритично. Когда-то, на первых месяцах работы, были, но потом Петя со спокойной душой забил, просрочив абонемент в спортзал. И без тренировок дел по глотку хватало. Наркота сама себя не продаст, Денис Сергеевич за просто так бабки не отсыпет. Сейчас вот Петя старается исправиться. Одного раза в неделю за глаза достаточно. — Ксиву сначала покажите. Хочу понимать, с кем имею дело. — Плохо свои права знаешь. Раньше про ксиву надо было, — неспешно возвращается к чаю Петя. — Домой я тебя заманил, дальше будь, что будет… — Эй! — Игорь передёргивает плечами, под пристальным вниманием неуютно ёрзая на табуретке и поджимая пальцы ног. — Вы как этот… Спесивцев, что ли? Только по мальчикам? Он тоже в хате своей орудовал. — Которому мамаша помогала девок молодых домой заманивать? — припоминает Петя подробности яркой биографии Новокузнецкого маньяка-каннибала. В академии преподы частенько на подобных профилях объясняли будущим ментам типы особо страшных преступников. — Он, вроде, умственно отсталым был, у меня таких проблем нет. Да и какой из тебя мальчик? Лоб здоровенный, делов наворотил, а расхлёбывать боится, — покончив с чаем, Петя ставит кружку в раковину и чистосердечно признаётся самому себе, что упавшие на руки карты ему нравятся, партейка выходит интересная, непредсказуемая. Остаётся догадываться, чем его ещё удивит сегодняшний вечер. — Ничего я не боюсь, не надо тут, — предсказуемо взвинчивается Игорь, стреляя взором ярко голубых, до смешного честных глаз. — У меня, как бы, тоже могут быть свои причины и обстоятельства… — обрывает себя, вернувшись к действительно насущной проблеме: — Ксиву показывать вы не собираетесь, правильно понимаю? На фотке плохо получились? Надоедливый какой, бляха, схватит за горло и подавай немедленно, откуда хочешь бери. Петя хмыкает в сторону. На фото он нормальный, симпатичный даже. Глаза искрятся, губы улыбаются. Ещё бы, коксом в тот день он здраво объебался, галстук самостоятельно завязать не мог. И пусть ксиву в питерском управлении пришлось менять, фотографию Петя оставил прежнюю. На ней он себе нравился исключительно внешне, по сухим фактам — уёбок, не брезгавший толкать наркоту и сажать по беспределу таких вот студентиков, вроде Громова. На снимке Петя не уставший от жизни, а весёлый и уверенный. Не скажешь, что в разы хуже, чем сейчас. Не удосужившись ответить, уходит в коридор, откуда возвращается с простенькой потёртой карточкой. Сунув в чужие руки, возвращается на прежнее место, дожидаясь, пока Игорь внимательно рассмотрит и вчитается во все пункты. — Полегчало? — поймав чужой взгляд, с ухмылкой спрашивает. — Много тебе эта информация дала? — Достаточно, — кивает Игорь. — Значит, Пётр Юрьевич Хазин. В Питере начинали? — Нет, — отвечает в тон и щурится. Не нравятся Пете попытки Игорька осторожно подкопать под него. Попробуй разберись в потайных мотивах и вывертах чужого сознания, поэтому развить тему открывшему было рот Игорю он не позволяет. Подойдя, облокачивается на стол: — Хватит зубы заговаривать, малой, чё делать с тобой будем? Мне не улыбается сейчас выдумывать, как тебя спасти. — Не надо спасать, — Игорь опускает голову, сжав кулаки на своих коленях. — Отпустите, этого достаточно. И в полицию не надо сдавать, мне совсем плохо будет… — Ещё бы! — злится Петя. Где-то в сумке разражается классической мелодией телефон, но Петя решает проигнорировать: кто бы там ни был – подождёт, у него тут без пяти минут преступник сидит, виновато склонив черепушку. — Отпустить я тебя не могу. Давай так: расскажешь, что там с твоим корешем приключилось, нахуя ему бабки в срочном порядке понадобились, и там по ходу дела решим. — Я обещал ему, что не буду вмешивать полицию! — в отчаянии восклицает Игорь. На периферии Петю поражает, с каким придыханием Игорь каждый раз, несмотря на свои недавние слова про «нормальных полицейских», вспоминает его, Петину, структуру. Не «мусора» и даже не пренебрежительное «менты», а исключительно уважительное «полиция» и «полицейские». Это, надо сказать, подкупает. Петя успел привыкнуть, что новые люди его либо праведно опасались, либо — блядская репутация структур по всей стране — из искренних чувств презирали и ненавидели. Иногда всё разом и помноженное на два. Не то чтобы Петю это смущало или расстраивало. Он с детства привык к непрекращающемуся негативу в свой адрес, поэтому дело жизни ему досталось — заслугами отца — соответствующее. Под стать общему впечатлению. Нина, пусть активной гражданской позицией не обладала, а полицию тоже недолюбливала, ожидая всего плохого. Петя своим существованием в её жизни эти опасения смело закрепил. — Ты не вмешивал и чем закончилось? Я тебе скажу чем: пошёл людей по колодцам грабить и сразу же, как дебил, попал на мента. Отдал бы я тебе эту пятёрку, а дальше? Этого мало. Ты бы на женщину напал, ребёнка? Понравилось бы твоему дружку такое? — Петя рисково играет на опережение. Отношение чужого «дружка» он знать не знает, может, тот в курсе и вполне поддерживает выбранные методы. Хотя, судя по мрачной роже Громова, нихера дружочек не знает и вряд ли обрадуется, когда поймёт, откуда ему приволокли необходимые бабки. Совсем потемнев лицом, Игорь вздыхает, сжимая и разжимая кулаки. Борьба внутри него идёт нешуточная, Петя решается финально додавить. Опустившись на корточки, без труда ловит чужой взгляд и улыбается настолько успокаивающе, насколько вообще умеет. С его словами это, однако, совсем не сочетается: — Послушай, у тебя в любом случае нет выбора. Полиция в моём лице тобой уже заинтересовалась и не отъебётся просто так. Тут либо спокойненько рассказываешь мне, либо в участке, под камерами, хер знает кому. Чесслово, в душе не ебу, кто там на дежурстве, но он явно не будет с тобой сопли разводить, как сейчас я зачем-то делаю. Улавливаешь, шкет? — Улавливаю, — буркает Игорь, нехотя примиряясь с открывающимися перспективами. — Если я всё расскажу, вы меня не привлечёте за попытку ограбления? Там мутная история, получится раскрыть – может, звёздочек отсыпят на погоны, — странно улыбается. — Шаришь, — Петя отвечает своей улыбкой на его. Звёздочки – это хорошо, а то засиделся он в статусе майора, неплохо будет в Питере сразу на ступеньку выше шагнуть. — Что-нибудь придумаем, у меня нет цели молодому пацану жизнь ломать. — Вы говорите, будто вам не тридцать, а пятьдесят, а то все шестьдесят, — укалывает Игорь, немного расслабляясь: поза перестаёт быть такой закрытой, складочка на лбу разглаживается. Петя садится на вторую табуретку, подпирая подбородок рукой и демонстрируя готовность внимать. Он так говорит, потому что к своим тридцати сломал не одну молодую жизнь: либо наркотиками, либо сфабрикованными делами. Хватит с него, накушался, обляпавшись по самую макушку. Теперь его первостепенная задача — работа. Не всегда честная, зато качественная и реально помогающая нуждающимся в ней гражданам. Авось, к смертному одру Петя сможет хотя бы чуть-чуть перекрыть все свои многочисленные проёбы. Если не подохнет, естественно, что рисуется более реальными перспективами. — Мой друг, — собравшись с духом, начинает Игорь, — очень своеобразный. С детства рубит, на чём можно побольше денег поднять, всё мечтает свой бизнес открыть. И вышел на него, значит, какой-то парень. Я сразу сказал – мутное дело, не лезь, но Бустер пропустил мимо ушей. Ещё бы, хоть бы раз этот чёрт кого послушал! Влез, конечно, по самое не могу. Поначалу всё выглядело более-менее сносно, хотя лично мне всё равно не нравилось. Надо было курьеров из местной жральни координировать, да ещё какие-то административные делишки решать. Бустеру вкатывало, ему нравится людьми руководить. Потом началась полнейшая муть, — Игорь бросает грустный взгляд на опустевшую кружку. — Честно, я сам до конца не в теме, Игнат начал темнить, хотя обычно мы почти всё друг другу рассказывали. Просил денег взаймы. Много. Я все накопления отдал, надо ж другу помочь. Вчера уже перед фактом поставили: опять нужны бабки, срочно, в противном случае… пиздец Игнатику. В полицию – ни ногой, мокрого места не оставят, хоть сумма и небольшая. Я пытался выведать, но нихера не вышло. Бустер суеты нагнал и пропал с радаров, почти сутки на связь не выходит, вот я и запаниковал, понимаете? Решил, что надо деньги любой ценой найти, как сказали, а дальше уже пытаться его раскусить. Петя жуёт губу, обдумывая сказанное. — Он тебе сказал найти бабосы и всё? — И всё, — подтверждает Игорь. — Типа, главное найди, а дальше я сам. Меня это дико выбесило, знает же, что я подобное терпеть не могу, и молчит, уёбок! — Всё рассказал или тоже темнишь? — Петя по старой привычке громко барабанит пальцами по столу. — И чё там за курьеры? Нафиг их координировать? Сейчас заказы в приложения отгружается и системой распределяются, их, конечно, проверяют, но твой-то дружочек явно другим занимался. Игорь солидарно кивает, откидывая голову. Подумав, с уверенностью добавляет: — Мне кажется, там наркота замешана, Бустер застремался признаваться. Думал, сам выкрутиться, и нихрена. Я, конечно, тоже молодец, хорош друг, ничего не скажешь. Вместо того, чтобы дожать, понадеялся на его сознательность… Петя смеётся, обескураженный потоком противоречий, в момент сбивших его с волны трезвых здравых размышлений. — Вам смешно? Это, блять, несмешно! — восклицает Игорь, слетев с табуретки. — Какая сознательность, малец? Не тебе про неё пиздеть. Пошёл по подворотням деньги отжимать вместо того, чтобы сразу в участок прийти и рассказать, как есть. — Вы… вы ничего не знаете… — Придётся узнать. Хотя бы в рамках дела, — Петя лохматит чёлку. Игорь не наебал — история в самом деле интересная. Тем более, потенциально по его наркоманному профилю, тут сама судьба велит вписаться. Источник наводки от начальства лучше пока удержать в тайне, благо, существует стандартное «от информаторов». План дальнейших действий по косточкам, собираясь в общий каркас, формируется в голове. Для начала надо по-любому вытащить дружка Игоря, этого бедового Игната с его коммерческой жилкой, затащившей парня в, очевидно, редкостное очко. Как только он будет в относительной безопасности — действовать быстро и чётко. Кто знает, сколько там таких придурковатых Игнатов, мечтающих о своём бизнесе и неисчерпаемом источнике бабла? Всех в мире не спасти, но конкретно этих, из конкретного Санкт-Петербурга, можно хотя бы попытаться. В Пете вспыхивает позабытый рабочий азарт. Такие дела ему нравятся, а то подзаебало изо дня в день бумажки заполнять, да торчков шмонать, грозясь семилетками. — Что будет дальше? — задаёт самый банальный, но при этом открытый в их ситуации вопрос Игорь. — Сколько, говоришь, тебе надо? — Тридцатка. Петя не сразу вспоминает, есть ли у него дома столько нала, или всё осталось на карте. По идее, должно быть, если в суматохе будней не успел половину растратить, каждые несколько вечеров заказывая доставки на дом. — Короче, бабки я тебе дам, завтра под надзором передашь своему юному предпринимателю. Дальше – по указке. Озвученный Петей порядок действий Игорю не нравится — опять поставили перед фактом — но выбора у него нет.