Мелочи

Уильям послушно следовал за Шерлоком, и теперь в некоторой заминке перед входной дверью квартиры среднего размера и подобающей цены от его внимательного взгляда не ускользнули ни беспричинная взволнованность, ни почти детское предвкушение. Внутри было пыльно, пусто и светло. Небольшие окна были полностью открыты и большей частью выходили на солнечную сторону, внутри аккуратно, очевидно, не руками детектива, была расставлена базовая мебель, и некоторые углы видимых комнат были очевидно больше обжиты нежели другие. Уильям уже мог составить точную картину предыдущего вечера, как Шерлок непоследовательно протирает пыльные поверхности стульев и пустых, явно нарочито оставленных пустыми, полок, периодически отвлекаясь на книгу, сейчас лежавшую поодаль от остальных, наверняка оставленная наспех где-то под рассвет. На кухонном столе комично был оставлен некий кулинарный справочник рядом с набором склянок различных размеров. «Он предпочитает завтракать на диване или за рабочим столом, и в готовке смыслит не больше меня» — подумалось Уильяму. Именно около рабочего стола отдаленно пахло сигаретным дымом и чем-то кислым, наверняка слегка подгоревшим. Этот запах крепких до ужасной горечи сигарет и слабого дорогого одеколона не выветривался даже с более суток нараспашку открытыми окнами — очевидное доказательство его присутствия. Вообще все в этой квартире говорило о непродолжительной и нерегулярной, но все же жизни в ней Шерлока. От запахов и совершенно странных, распиханных по всем шкафам, капсул с жидкостями и какими-то законсервированными частями до совершенно индивидуального собрания книг на полках. Уильям специально подошел ближе, как он и ожидал в маленькой коллекции оказались в основном новейшие научные книги с очевидно большим количеством пометок, судя по неаккуратным изгибам страниц и трещинам на корешках. «Новая система химической философии» Дальтона, «Traité élémentaire de chimie» Лавуазье в оригинале и еще с два десятка других медицинских и физических книг на французском и английском. Прекрасное знание французского и странная дотошность в выборе столовых приборов выдавало в Шерлоке рожденного английского аристократа, что-то, что обычный человек не сможет понять с его намеренно тяжелого кокни. Уильям слабо усмехнулся своим мыслям. Он обернулся, чтобы встретиться с наблюдающими глазами Шерлока, несомненно предугадывающего его мысли по простому направлению его взгляда. И остановился. Здесь, посреди зала чужой квартиры, через которую прошла незнакомая жизнь, Уильямом охватила прежняя неуверенность и слабость, как в тот раз на крыше. Тяжелая вина и бессилие, приглушенные до этого момента каким-то будничним интересом, снова напомнили ему, что его место не может быть здесь, в этой светлой квартире, напоминавшей о возможной жизни вдали от темного, грязного, кипящего Лондона. И Шерлок замечает прежнюю тяжесть усталого взгляда, и медленно сокращает расстояние. -Начнем с Шекспира или Диккенса? — в его глазах только живой азарт, и он стоит так близко, что все его слова отдаются дрожью на коже Уильяма. -Что? — с удивлением и новым интересом отвечает Уильям. -Вот, — Шерлок подходит к книжным полкам и легко хлопает ладонью по намеренно пустой поверхности, — твое место, чем хочешь заполнять? И так легко потом засмеяться, подойти и просто отпустить себя в раскрытые руки самого лучшего в мире частного детектива.