Горничная для Учих

— Саске, снова? — устало проговорил Итачи, с укором глядя на брата. — Снова? — из моего рта вырвался нервный смешок. Так вот откуда его столь глубокие познания об этом месте — не в первый раз застревает. Саске одарил меня убийственным взором. То, что я осталась после этого в живых, я могу объяснить лишь тем, что мне посчастливилось быть крещеной. Серьезно, если семья Учих однажды разориться, то запросто сможет сколотить себе состояние, насылая на врагов порчу одним лишь взглядом. Эту идею мне однозначно стоило запатентовать. Переняв эстафету ненависти, взглядом полным неприязни меня удостоила Сакура. Да хоть кто-то мне рад? Даже Итачи смотрел с осуждением. Ненароком, я поймала на себе взгляд Изуми. На губах у нее застыла очаровательная улыбка, которая придавала ее безупречной внешности недостающую теплоту, делая девушку настоящей красавицей. Она пристально оглядела меня сверху вниз, но несмотря на ее доброжелательный вид я почувствовала себя неуютно и невольно поежилась. И почему я просто не могу хладнокровно проигнорировать подобное внимание? Что странно, ведь с холодом я уже практически на ты. Только Шисуи происходящее забавляло. Он стоял, сложив руки в карманы, и неуемно перекатывался с пятки на носок. — Чего застыли? — насмешливо спросил парень. — Очень смешно, — раздраженно оскалился Саске. — Не будь так холоден со мной, Саске. Я не удержалась и прыснула в кулак. — Кажется мы открыли не дверь в морозильник, а портал для плохих шуток, — хмыкнула Изуми. — Этот портал никогда и не закрывался, — спокойно ответил Шисуи. — Сам же себя закапываешь, — усмехнулась девушка. — Я готов отдать что угодно во имя комедии. Даже свою честь, — театрально продекламировал Шисуи. — Тебе лишь бы честь свою сбагрить… — тихо, сквозь зубы процедил Саске. — Хватит. Все на выход, — скомандовал Итачи. — Или вы еще хотите побыть наедине? — шутливо поддразнил нас Шисуи, чем заслужил недовольный взгляд Сакуры. Ну уж нет! Хватит с меня на сегодня общества Саске. Я поспешно вышла из камеры заключения, Саске следом за мной. Мы оказались в узеньком коридорчике и не сговариваясь двинулись в сторону бэка. Места было мало, а потому мы естественным образом разбились на пары. Впереди шли Саске и Сакура, за ними Изуми и Шисуи, а замыкали процессию мы с Итачи. — Я должна идти, — прервала я неловкое для меня молчание, — Шикамару наверняка потерял меня. — Отогрейся для начала. — Но… — Работа подождет еще двадцать минут. — Ваша доброта заставляет меня чувствовать себя еще более виноватой, — стушевалась я. — А чего ты от меня хочешь? — спокойно спросил Итачи. По его виду не было понятно как он относится к произошедшему, а потому я предположила самое худшее — что он злится. Или как минимум раздражен. Наверняка они искали нас не пять минут. — Хочу, чтобы вы наругали меня, — честно ответила я. На его лице мелькнуло удивление, кажется, такой просьбы он не ожидал. Итачи очень внимательно на меня посмотрел, пытаясь понять не шучу ли я, а затем заговорил. Строго, размеренно, серьезно. — Не знаю в чем дело — в твоей невнимательности или невезучести, но однажды это может привести к настоящей беде, Мия. — в его голосе звучали нотки стали и разочарования, — Три происшествия за два дня — это не нормально. Тебе следует быть собраннее. А затем он добавил так тихо, что я едва расслышала, а потому не предала его словам особого значения. — Уже одно твое здесь нахождение — само по себе невезение. Серьезный и немного злой — такой Итачи был чем-то новым для меня. Я почувствовала себя нашкодившей школьницей, которую вызвали к директору. — Зато по моей жизни можно будет снять новую часть Пункта назначения. Если конечно рядом со мной кто-нибудь останется в живых. И будет кому писать сценарий. Уголки губ Итачи слабо дернулись вверх. — Твое чувство юмора чернее ночи. — Вам не нравится? Вопрос прозвучал искренне, с беспокойством. Доставлять дискомфорт Итачи своей манерой общения мне хотелось меньше всего. — Просто удивляет. Твоя внешность и твоя суть очень отличаются, — Итачи пожал плечами и кинул на меня короткий, но проницательный взгляд, под которым я стушевалась. О чем это он? — Что не так с моей внешностью? — не поняла я. — Ты всегда задаешь не те вопросы, — усмехнулся мужчина и слабо покачал головой. Боже, ну почему его слова все время приходится разгадывать? — У меня такое чувство, будто вы общаетесь шарадами, — обиженно посетовала я. — Прости, — в глазах Итачи мелькнул огонек лукавства. Ему явно не было жаль, кажется, его это даже забавляло. Мы зашли в бэк. Саске сразу же плюхнулся на диван, как и я. Шисуи взял стул на колесиках у стоящего в углу компьютерного стола, подкатил его к нам и уселся на него верхом. Чем больше я наблюдала за Шисуи, тем глубже во мне укоренялось сомнение — а не приемный ли он часом? Немного подумав, Сакура взяла плед с дивана. Она села рядом с Саске и накинула ему на плечи. — Это еще зачем? — недовольно спросил он. Непрошеная забота его раздражала. — Ты же продрог, — мягко ответила она. Саске ничего не ответил и стянул его с себя. Быть свидетельницей этой сцены было ужасно неловко, я словно подглядела за чем-то очень личным. А потому постаралась об этом не думать и не смотреть на Сакуру. Неожиданно на мои плечи легло что-то теплое. Как же хорошо… Я вскинула удивленный взгляд на Саске. Он выглядел живее меня и, видимо, не особо нуждался в лишнем источнике тепла. — Трясешься как земля при тектоническом сдвиге, — непроницаемо бросил он. — Спасибо, — пробормотала я. Плед был мягким, совсем не колючим, и приятно согревал, так что я не нашла в себе сил отказаться. Я закуталась в него и от удовольствия прикрыла глаза. Никогда бы не подумала что буду заниматься подобным в плюс тридцать. — Вам стоит выпить что-то горячее, — заботливо заметила Изуми, она поймала взгляд Итачи и, мило улыбнувшись, добавила, — Пойду попрошу повара сделать для них чай. В его глазах мелькнула благодарность, в ответ на этот добрый жест. — Ты права. Спасибо. Ревность неприятно кольнула грудь. Да что же это такое… — Как долго нас не было? — спросила я, в сущности не обращаясь к кому-то конкретному. — Во сколько вы там оказались? — спросил Итачи. Я повернулась к Саске. — В районе часа? — Да, — кивнул он, — Было час пятнадцать, когда мы ушли отсюда. Можно же с ним иногда человеческий диалог строить. Саске повернул голову в сторону настенных часов, я последовала его примеру. — Уже три часа дня, — задумчиво произнесла я. — Вы просидели там почти два часа, — резюмировал Итачи. Саске принялся о чем-то переговариваться с Сакурой. Шисуи покачал головой, по-видимому удивляясь нашей стойкости. — Это не шутки, — он посмотрел на меня и в его глазах мелькнула привычная насмешливость, — Ты ничего себе не отморозила? Неожиданно я поняла одну вещь — почему-то его «ты» прозвучало удивительно комфортно. Так по-свойски, словно мы с ним давние знакомые. Странно. Может все дело было в его природной общительности, благодаря которой он легко стирал границы с незнакомцами? — Только волосы. Шисуи усмехнулся, а Итачи посмотрел на меня как на четырехлетку, ляпнувшую ерунду. — И чувство юмора, — неловко улыбнулась я. Вернулась Изуми и вновь пристроилась рядом с Итачи. Не заметить, что его общество она очевидно предпочитает другим, было невозможно. А он будто бы и не был против. Маленький демон собственничества внутри меня мерзко скреб лапками по стенкам сознания. — Покажи руки, — попросил Итачи. Пришлось послушаться. Я неохотно протянула ему ладонь из-под теплого пледа. Итачи осторожно взял меня за руку. Внутри у меня все затрепетало. На секунду показалось, что я вот-вот захлебнусь от внезапно нахлынувшего потока эмоций. Пришлось очень сильно постараться, чтобы они не отразились на моем лице. Вокруг было слишком много народу — ни к чему им становиться свидетелями моего смущения. Ладонь Итачи была очень теплой, а его прикосновение почти трепетным, отчего мое сердце просто разрывалось. В глазах его проскользнуло нечто похожее на жалость. — Не болит? — с сочувствием спросил он, разглядывая мою особенно бледную кожу. Не мужчина, а ангел. Я отрицательно покачала головой. — Мия, — строго проговорил Итачи. — Болит, но не прям сильно, — с неохотой призналась я. Итачи осуждающе на меня посмотрел. Большим пальцем он провел по внешней стороне моей ладони. Тут уж удивление мне спрятать не удалось. Пульс мгновенно подскочил до небес. Но Итачи будто и не замечал моей реакции. Либо очень хорошо делал вид, что не замечает. — Не немеют? Как с чувствительностью? С чувствительностью все просто отлично. Рядом с Учихами даже отмороженная рука станет эрогенной зоной. Эта мысль от чего-то очень меня рассмешила. — Пошевели пальцами. Итачи отпустил мою руку и я вновь послушно выполнила его просьбу. Двигались пальцы, конечно, хреново, но Итачи остался доволен. Кажется, даже если он наденет на меня ошейник и прикажет выполнять команды я с радостью буду делать все, что он попросит. Думаю, я безнадежна. — Если почувствуешь что-то странное, сразу же говори, — голос его звучал совершенно серьезно, как у очень строгого учителя, отчего я совершенно четко ощутила разницу в возрасте между нами. Я — беспечная, готовая лишиться руки, только бы никого не беспокоить, и он — серьезный, готовый надавать мне по жопе за безалаберное отношение к таким совершенно не шуточным вещам. Так, мысли мои свернули куда-то не туда. — Хорошо, — я кивнула, заранее зная, что даже если у меня начнется некроз, я ни за что не позволю себе побеспокоить домочадцев. Итачи заставил Саске проделать тоже самое. Младший Учиха недовольно закатил глаза, показательно согнул пальцы в неприличном жесте и продемонстрировал результат Шисуи. Тот резко дернулся в сторону Саске и попытался укусить его за средний палец. Но Саске увернулся в самый последний момент и оба загоготали. — Ненормальные, — резюмировала Изуми. Определенно. Но такие милые… Как непослушные щенки. Плед висел на моих плечах, а ладони мои покоились на коленях. Я поймала себя на мысли, что сижу как примерная школьница. И кого только пытаюсь обмануть? Шисуи скользнул по мне взглядом и заговорил. — Разве руки не должны краснеть при попадании из холода в тепло? — А? — Хочешь погрею? — Что? Кажется, количество Учих на квадратный метр обратно пропорционально моей скорости обработки информации. Медленно, словно спрашивая разрешения, Шисуи потянулся к моей ладони. Не найдя сопротивления, он взял обе мои руки в свои. На одной он заметил белоснежную повязку. Парень замялся — кажется, он собирался растереть их, а моя вчерашняя травма нарушила его планы. Я невольно засмотрелась на его красивые руки. На изящных аристократичных кистях проступал завораживающий узор голубых вен. На фоне его больших мужских рук мои казались слишком уж крошечными. По-началу я даже не поверила своим глазам — неужели эти маленькие ручки и вправду принадлежат мне? Я думала, что он меня отпустит, но Шисуи сделал то, чего я совсем не ожидала. Он поднес мои ладони к губам и его теплое дыхание опалило ледяную кожу. Кажется в этот момент изумление во всей красе отразилось на моем лице. Впервые за последние несколько часов щеки мои залила яркая краска, а я стала похожа на переспелый помидор. Шисуи это заметил и явно остался доволен тем, что моя кровеносная система вновь включилась в работу. Этот невинный при других обстоятельствах жест, сейчас показался мне верхом неприличия. Шисуи меня смущал. Мне захотелось закрыть глаза и провалиться сквозь землю, словно я снова в детском саду и впервые получаю знаки внимания от мальчика. Наконец, набравшись храбрости, я украдкой бросила взгляд на Итачи, но он говорил с Изуми, точно ему и вовсе не было до меня дела. Я мысленно одернула себя — а чего я хотела? Я не центр жизни Учих и даже просто мечтать об этом было бы верхом наивности. Смотреть на Саске я не стала. Наверняка он тоже увлечен своей подругой — подтверждать свои догадки и лишний раз расстраиваться не хотелось. Я проглатила вставший в горле ком. — Чай готов! — с кухни донесся крик повара. — Я заберу, — я тут же вскочила с места. Во-первых я все еще на работе, а во-вторых в этой компании я чувствовала себя не в своей тарелке и была бы рада покинуть ее как можно скорее. Я до сих пор не сделала этого только потому, что спорить с Итачи казалось мне заранее проигранной затеей. Шисуи встал и мягко надавил на мои плечи, заставляя опуститься обратно на диван. — Сиди, я принесу, — улыбнулся Шисуи, — В конце концов ты пострадавшая сторона. Украдкой я посмотрела на Саске. Он ответил мне ироничным взглядом. Саске явно мнения Шисуи не разделял, но и опровергать его слова не стал. Кажется тот факт, что заперты мы оказались по моей вине он решил не афишировать. Я невольно испытала прилив благодарности — кто знает как и чем меня бы за это наказали. Шисуи скрылся за дверью и тут же вернулся. Он поставил поднос на диван и, словно синхронизировавшись, мы с Саске одновременно потянулись к чашкам. — Ну и? — усмехнулась Изуми, — Как вы оказались вдвоем в морозильнике? Саске и я переглянулись. Изуми явно была из тех, кто не брезговал задавать неудобные вопросы. Даже Итачи не спешил с расспросами. Интересно, в ней говорило любопытство или что-то другое? Я растерянно смотрела на товарища по несчастью, не зная, что сказать. На ум приходили только жалкие оправдания. — Неудачное стечение обстоятельств, — Саске раздраженно дернул плечом, будто пытаясь отогнать назойливую муху. — Что вам там понадобилось? — от вопросов не удержалась и Сакура. — Я должен отчитываться о том, чем занимаюсь в своем доме? — просто ответил Саске. Вот уж кто точно за словом в карман не полезет. — Ты нет, но твоя горничная… — начала было она, но младший Учиха ее прервал. — Вот именно, моя горничная, — он как-то по-особенному выделил эту фразу, — а потому и разбираться с этим мне. Саске холодно посмотрел на девушек. Он не дал посторонним людям меня линчевать, хотя и сам был бы не прочь это сделать. За это я была ему признательна. Кажется, даже, слишком. Шисуи усмехался, наслаждаясь перебранкой. Я едва сдержалась, чтобы не предложить ему попкорн. — Мы обсудим это потом, — спокойно сказал Итачи, закрывая тему. Но в его спокойствии таилась какая-то странная сила, которой никто не рискнул перечить. А по глазам девушек я видела, что они очень хотели. Я быстро, всего за пару глотков, допила горячий чай, отчего язык и горло болезненно обожгло. Но находится здесь я больше не могла. Я встала с дивана, аккуратно сложила плед и уважительно поклонилась Итачи. — Пойду найду Шикамару. Еще раз извините, за доставленные неудобства. Этого больше не повторится. Ни мне, ни Итачи последние слова не показались убедительными. Когда я выходила, до меня донесся насмешливый голос Шисуи. — Пока, Снежная королева. Рука замерла над дверной ручкой. В этот момент внутри у меня возникло странное чувство — эти слова всколыхнули в моей душе что-то давно позабытое. Словно с переплета старой залежавшейся книги сдули пыль, но название ее так и осталось нечитаемым. Заставив себя отложить эти мысли до лучших времен, я направилась на поиски моего сегодняшнего командира. Шикамару нашелся в небольшом закутке за пристройкой. Парень курил. Стоило ему завидеть меня, как лицо его исказилось от недовольства. — Где тебя черти носили? — ворчливо спросил Шикамару. — Там, где бы им точно не понравилось, — как и ожидалось, парень меня не понял, пришлось пояснить, — Застряли с Саске в морозильнике. В глазах Шикамару блеснуло понимание, натолкнувшее меня на определенные мысли. — Ты знаешь зачем он туда ходил? — Может быть, — усмехнулся Шикамару. — Не скажешь? Ответом он меня не удостоил. Зато удостоил поручением. — Сбегай в кабинет Мадары, принеси им чай. — А ты? — Пойду с кое-какими квитанциями ебаться. Как закончишь — пиши. Шикамару объяснил мне как добраться до кабинета и мы разошлись. Я зашла на кухню и забрала тяжелый поднос с налитым до самого носика чайником и пустыми пиалами. Когда я вышла из кухни в дом, то растерялась, не зная какую стратегию предпринять — смотреть под ноги или молить эволюцию о том, чтобы ген, отвечающий у нормальных людей за координацию, наконец активировался и у меня. Так или иначе, с божьей помощью я преодолела лестницу, всего пару раз опасно запнувшись. Не без труда найдя нужные ориентиры, я остановилась в конце коридора. Ничем особо примечательным эта часть дома не отличалась. Видимо, господин Мадара не хотел пугать потенциальных бизнес партнеров своим вкусом, делая ставку исключительно на свою не менее страшную личность. Несколько секунд я стояла возле двери, уговаривая себя не стучать в нее ногой. Очень удобно, но крайне невежливо. Кое-как найдя баланс, я все же быстро и отрывисто постучала в дверь рукой, тут же возвращая ее к подносу. В ответ раздался громогласный голос господина Мадары. — Войдите. Чудом отворив дверь без происшествий, я зашла в просторный кабинет. Он был выдержан в темных тонах. Посреди комнаты стоял массивный деревянный стол, с окон спадали тяжелые бордовые портьеры, огромные шкафы с книгами нависали вдоль стен, точно грозные великаны. Назвать эту комнату кабинетом у меня язык бы не повернулся, скорее это был небольшой зал заседаний. Во главе стола расположился Мадара, Орочимару и Кабуто сидели друг напротив друга. Мужчины вели рабочий диалог. Я поставила на стол чайник, и принялась расставлять пиалы. Подошла к Кабуто, затем к Мадаре… — Значит, принято. Закрываем канал поддержки фонда бездомным, — Мадара негромко хлопнул по столу, словно ставя невидимую печать на свои слова. — Эта стратегия себя не оправдала, — кивнул Орочимару. Кабуто сделал пометки у себя в ежедневнике, а затем ядовито усмехнувшись, добавил. — Ну слава богу. Еще одной поездки в этот мир челяди я бы не выдержал. Хватит с этих безмозглых оборванцев. Эти слова меня точно плетью ударили. От возмущения я дернулась и последняя пиала практически выскользнула из моих рук, но Орочимару ловко подхватил ее. Наши пальцы соприкоснулись и я с трудом подавила в себе желание одернуть ладонь. Прикосновение белых, практически прозрачных рук, сухих, как чешуя рептилии, подняло внутри у меня волну омерзения. Желтые глаза опасно сверкнули. Орочимару забрал пиалу, нарочно проведя пальцами по внешней стороне моей ладони. Медленно, откровенно наслаждаясь этим моментом. Внутри меня всю передернуло. — Осторожнее, — его голос был похож на змеиное шипение. Я выдавила из себя кроткую, насквозь фальшивую улыбку. — Спасибо. Я разлила чай, молча поклонилась и вышла из кабинета. Сделав всего пару шагов по инерции, не мигающим взглядом уставилась на руку. Борясь с подкатившей к горлу тошнотой, я поймала себя на мысли, что хочу помыть ее с мылом. Что за нелепица… Казалось бы, ну облизал мужик взглядом, ну положил руку на задницу — что с того? Какая к черту разница? Но все это происходило против моего желания, отчего я чувствовала себя… Грязной. И это лишь добавляло масло в костер моего раздражения. Во мне начинала клокотать злость. Разумеется, я не относилась к бездомным и обездоленным, но нужда не была мне чужда. Моя семья никогда не была богатой — мы жили скромно, по средствам. Детство мое и вовсе прошло в шаге от бедности. Сейчас же я была от нее в маленьком прыжке. Это пугало. Злило. Расстраивало. Временами доводило до отчаяния. Воистину, сытый голодному не товарищ. Циничность их слов и принятого решения причиняла мне странную тупую боль. Но в тоже время это отрезвляло. Пока не буду соответствовать — все в этом доме будет напоминать о моем положении. О неравенстве. О непреодолимой пропасти между мной и Учихами. Но даже если очень постараюсь, стать равной, или хотя бы приближенной им в этой жизни мне не удастся даже в случае невероятной удачи. А если вспомнить, что удача и я заклятые враги — то все свои претензии, цели и мечты мне вообще следовало запихнуть в один большой мусорный мешок и утопить в ближайшем пруду. — Мия? — от мыслей меня отвлек немного обеспокоенный голос Итачи. Я подняла голову. В конце коридора была в сборе вся компания домочадцев. Не успела я опомниться, как ко мне подлетела Изуми, панибратски хватая под руку. Я напряглась. — Мия, отойдем на минутку? — мелодично пропела девушка. Саске недовольно скосился на Изуми. Теперь я не сомневалась, что эти двое не ладят. Интересно, что они не поделили? Итачи что ли? Эта мысль показалась мне абсурдной, но забавной. — Мальчики, не думаю что ваше присутствие будет уместно. Это… Чисто женский разговор. На этих словах мужчины моментально потеряли интерес. Изуми повела меня за угол. Девушка остановилась и отпустила мой локоть. Она скрестила руки на груди и впервые за все время с ее лица пропала маска дружелюбия. Почему-то я не была удивлена. На красивом лице расцвела пугающе милая улыбка, но глаза остались холодными и злыми. Изуми заговорила не спеша и вальяжно, очевидно чувствуя себя хозяйкой ситуации. Я ощущала напряжение между нами, но оно не было столь фундаментальным, как в случае с Сакурой. Наоборот, суть конфликта казалась мелочной и идиотской, словно один ребенок в песочнице отобрал у другого совочек. В каком-то смысле, вероятно, так и было. — Мы не успели познакомиться. Меня зовут Изуми Учиха, — свою фамилию она особенно выделила, — Полагаю, я здесь практически хозяйка, верно? С ее заявлением я бы с радостью поспорила и в голове уже прикидывала аргументы в свою пользу. Вот только я все еще отдавала себе отчет в том, что делать этого не стоило. Не с этой девушкой. — Давай на чистоту. Ты кажешься мне умной девушкой, Мия. Имя мое она произнесла медленно, нараспев, как экзекутор, предвкушающий пытки. Мой внутренний маячок, реагирующий на манипуляции, внезапно загорелся красным. Вот же макиавеллистка. — Ты в этом доме недавно, поэтому, думаю мне стоит прояснить кое-какой момент. Итачи — занят. И если ты будешь флиртовать с ним, слишком часто оказываться рядом, или того хуже — касаться его, то обещаю, твои позорные танцы в тиктоке увидит вся страна. Вот значит как… Она уже навела обо мне кое-какие справки. С одной стороны это пугало, с другой — в какой-то мере даже льстило. Единственно правильный выход из этой ловушки возник в моей голове сам собой, словно чудо. Столь беспроигрышный, сколь и идиотский. — Я согласна. Кажется в этот момент у Изуми сломался мозг, потому что ничем иным я не могла объяснить выражение ее лица. — Чего? — она уставилась на меня, пытаясь понять обладательницей какого диагноза я являюсь. — Просмотры — это известность, а известность — возможность заработать, возможность заработать — это деньги. Изуми глупо моргнула. А я чувствовала, как от ворочащейся внутри тревоги у меня потеют ладошки. По ее замешательству я поняла, что отвела удар молнии. Жаль, не в моих силах избежать грозы. — Так что мне там надо сделать? — сквозь нарастающее внутри меня напряжение, я вернула Изуми милую улыбку. — Забудь об этом разговоре, — резко бросила она, явно еще пребывая в ступоре. Она развернулась и стремительно покинула коридор, тихо матерясь себе под нос. — Ее в детстве что ли уронили? Я неожиданно шумно выдохнула. Оказывается, все это время я практически не дышала. Я понимала, чего она хочет от меня: не быть рядом с Итачи, избегать случайных прикосновений, не флиртовать… Но пойти у нее на поводу и отказаться от мелочей, которые заставляют мое почти невинное сердце трепетать — было выше моих сил. Даже если бы очень захотела, я бы не смогла найти в себе сил выполнить ее требование. Впрочем, флиртунья из меня и так никудышная — тут Изуми явно меня переоценила. Повезло, что я сбила ее с толку своей странной реакцией, но, думаю, на этом все не кончится. Изуми казалась человеком решительным и целеустремленным, а потому точно не оставит меня в покое. Как девушка, попавшая под чары Учих с первого взгляда, я не могла осуждать ее. Но разве для такой как она, я могу быть помехой? Забавно — от воздыхательниц Учих получаю едва ли не больше внимания, чем от них самих. День тянулся долго, словно даже время размякло под влиянием жары. Минуты лениво сменяли часы, но я этого не замечала. Я с головой погрузилась в работу. Шикамару дал мне несколько заданий, не связанных с гостями. Мне надо было выдраить коридоры восточного крыла на третьем этаже: пропылесосить ковролин, протереть от пыли картинные рамы и статуи, вымыть полы. Этим я и занялась. Я оказалась изолирована от людей на несколько долгих часов. Пару раз я созванивалась по телефону с братом. Он весело щебетал, рассказывая об их с друзьями прогулках. Слышать его счастливый голос было отрадно — он не давал мне забыть, почему я все это делаю. И все же, мне было грустно, от того, что я слишком много упускаю. Смываю время в унитаз здесь, вместо того, чтобы проводить его вместе с ним. Пожалуй, это единственное, что по-настоящему меня гложило. Однажды у меня обязательно будет достаточно времени, чтобы провести его с ним. Обнадеживало лишь то, что без меня Кацу не слишком скучал. Когда я закончила с поручением, часы показывали восемь вечера. День потихоньку клонился к закату. Шикамару отписал, что я могу найти его в курилке — кажется в том закутке он нашел себе новое убежище. В доме, в одночасье ставшем полным народа, он чувствовал себя неуютно. Я разделяла его страдания, хоть и причины искать уединения у нас были разные. Я вышла на улицу привычным маршрутом из черного хода через кухню, и двинулась по узкой неприметной дорожке, огибая пристройку. Этот маршрут, казалось, специально был создан для тех, кто ищет покоя. Темно-изумрудная зелень густых цветущих кустов с одной стороны и стена с другой, надежно защищали от глаз посторонних. Небо заливал оранжевый цвет закатного солнца, пробуждающий в душе странную приятную тоску. В воздухе звенела вечерняя свежесть, летняя прохлада помогала выветрить весь мусор из головы. Мягкий успокаивающий скрежет гравия под ногами возвестил Шикамару о моем приходе. Парень стоял вальяжно облокотившись на стену и курил, по-видимому наплевав на то, что его восхитительный костюм может испачкаться. Он кивнул на место рядом с собой, позволяя мне немного передохнуть. Я встала рядом и, последовав его примеру, бездумно уставилась на небо. Казалось, кто-то пролил на него морковный сок — таким оранжевым оно было. Но откуда на пушистых персиковых облаках совершенно неуместные темно фиолетовые тени? Выглядели они так, словно обещали дождь. — Я чувствую экзистенциальную печаль, — уныло протянула я, даже не успев об этом подумать. — Поешь, — невозмутимо ответил Шикамару. — Уже. — Удали инстаграм. — Вместо того, чтобы посоветовать мне выпить литр воды, встать в планку и взять жизнь в свои руки, ты предлагаешь мне избавиться от сотен историй успеха перед глазами? — Да. На краткий миг я задумалась. — Разумно. Мы немного помолчали. Я вяло ковыряла носком туфли песчаный гравий. В конце концов Шикамару сдался первый. — С чего вдруг загналась? — лениво растягивая гласные, спросил он. — Расскажи про Изуми. Шикамару усмехнулся. — Кузина Саске и Итачи. — Что значит кузина? Это понятие было очень широким. От двоюродной сестры до чужого человека, с которым у вас из родственного только фамилия. — Достаточно дальняя родственница, чтобы брак не считался предосудительным. Такое определение тебя устроит? А Шикамару зрит в корень. — Более чем, — я скривилась. — Докопалась? — скорее констатировал, чем спросил он. — Я начинаю понимать, почему предыдущая горничная оставила это место. — Ну, тут бы я поспешных выводов не делал, — ответил Шикамару, сощурившись от луча солнышка, скользнувшего по его лицу, — Но тебя ведь не только это беспокоит? Проницательно. — Ты веришь, что плохие вещи не случаются с хорошими людьми? Шикамару этот странный вопрос не показался таковым. Он совершенно невозмутимо ответил мне, словно такие беседы были для него в порядке нормы. — Ересь, — я вопросительно приподняла брови, ожидая объяснений, — Дерьму все равно, с кем случаться. Мафиози ты или священник — никто не застрахован от цветочного горшка, упавшего на голову. Не сговариваясь, мы на секунду подняли головы, опасливо всматриваясь в окна над нами. — Вот и я так считаю, — грустно протянула я. — Чья мораль тебе пришлась не по вкусу? Я в краце пересказала услышанное в кабинете. Шикамару молча слушал, задумчиво наблюдая за проплывающими по небу облаками. — Я погуглила. Учихи основной спонсор фонда, без них его закроют, а так как вряд ли их будет заботить дальнейшее благополучие людей — я уверена, что их выгонят на улицу. Знаешь сколько человек останется без крыши над головой? Шикамару вопросительно приподнял бровь. — Три тысячи человек. — Пиздец. — И я о том же. Думаю, внушительной суммой денег они замнут это в сми, обезопасив компанию от репутационных потерь. И тем самым не дадут другой компании стать благородными рыцарями, похайпить на их ошибке и помочь бездомным. Сбоку раздался спокойный уверенный голос Сакуры, от неожиданности я вздрогнула. Девушка стояла поодаль и с задумчивым видом курила. Как давно она здесь? Шикамару едва заметно нахмурился. — Тебя послушать, так господин Мадара дьявол воплоти. Сакура затянулась, медленно выдохнула дым и перевела взгляд на меня. Ее мягкий голос звучал немного уставшим, вероятно из-за работы. Не знаю в чем была причина, то ли в странной атмосфере уходящего дня, то ли в моем переутомлении, но сейчас Сакура казалась очень красивой. В самом чистом смысле этого слова. Налет спеси и недовольства спал с ее лица, обнажая простоту. Впервые за все время мне показалось странным, что Саске ее не любил. Быть может я слишком упрощаю, но что я, юная девушка, могу смыслить в мужских симпатиях? Впрочем, может все совсем не так? Может Саске любил ее? Просто не так, как ей того бы хотелось. Сердце подсказывало мне, что в этих отношениях все совсем непросто. И вновь я заговорила прежде, чем успела обдумать свои слова. Должно быть, тому виной был ее тон, располагающий к беседе. И мой проклятый язык без костей. — Но помогать бездомным — это чудесная инициатива. — Мия, — снисхождение в ее голосе показалось бы мне оскорбительным, если бы Сакура искренне не была убеждена в своем на него праве, — Ты видимо еще слишком молода и наивна, раз действительно считаешь, что они того заслуживают. Если ты просто так дашь человеку рыбу — он никогда не научится ее ловить. Шикамару сбоку недовольно заерзал, явно мечтая очутиться где-нибудь в другом месте, желательно подальше от назревающего конфликта. — Милосердие порождает множество грехов. Помогать пьяницам, наркоманам, лудоманам, безработным? Каждый человек сам кузнец своей судьбы. Сильный ищет возможности, слабый — оправдания. Я поморщилась. Казалось я слушаю какой-то посредственный мотивационный ролик. Легко говорить об этом так, когда все, что ты сделала для своей успешной судьбы — это родилась. — Не каждый, кто остался без крова виноват в этом сам. Среди бездомных много беженцев, оставшихся без поддержки государства, которое обещало им помощь. Инвалиды, в том числе прошедшие войну ветераны. Жертвы мошенников, пенсионеры… Как человек, который не по своей вине дважды едва ли не остался без дома — я могу об этом судить. С каждым словом я заводилась сильнее, в моем голосе отчетливо сквозило возмущение. Сакура смотрела на меня снисходительно, как на дуру. Ей мои доводы казались наивными. — В конце концов, если дать рыбу не выгодно, можно дать удочку, — зло выпалила я. — Что за фантазии… Как ты себе это представляешь? — презрительно хмыкнула она. — Можно предоставить для этих людей рабочие места, не требующие… — я поймала на себе взгляд черных глаз, и вся моя спесь моментально куда-то испарилась, — Специального… образования. За спиной у Сакуры стоял Саске. Сигарета между его пальцами была сломана пополам. Лицо его было непроницаемым, но я чувствовала исходящие от него волны негодования. Он сердито смотрел на меня. Я закусила губу и опустила глаза. Моим поведением он совершенно точно был недоволен. Но что я могла сделать? Мне было до жути обидно за тех людей, которым пообещали помощь ради банальной выгоды, а затем просто выбросили на улицу, как щенков, от которых слишком много проблем. Они перестали быть полезны — они перестали быть нужны. Но каждая цифра — это человек. А каждый фонд — сотни людей с похожими на мою историями. Вот только мне повезло чуть больше. На глаза навернулись слезы обиды. Я просто сказала, что думала, пусть и не тому человеку. Впервые оковы этой работы я ощутила столь отчетливо и ясно — словно кованый ошейник взаправду впился мне в шею. Сакура Саске не видела, а потому она продолжила свою речь, не без удовольствия отметив мою внезапную покорность. — Как начальник отдела маркетинга могу сказать, что помогать всякому сброду не выгодно. Что случится, если в корзинку к спелым фруктам положить гнилой плод? За рекордно короткий срок вся корзинка сгниет. Лучше мы будем помогать какому-нибудь приюту для животных — страдающих зверюшек любят все, это мило. Тогда как страдающих людей не любит никто, все опасаются и избегают даже их упоминания в мыслях, из страха подцепить бедность, обреченность или на худой конец гепатит. На этих словах я резко вскинула голову и неверяще уставилась на Сакуру. Я не ангел во плоти и уж тем более далеко не моралистка, но лично для меня это был перебор. От ответа меня сдерживала лишь пара черных глаз, угрожающе сверкающих в сгущающихся сумерках. И угроза эта совершенно точно была адресована мне. Я с силой прикусила язык, идеально считывая приказ молчать и безукоризненно его выполняя. И Саске был прав, что бы она не говорила — я не должна была отвечать. В моем положении просто не было такого права. Злость мешалась с обидой и желанием поскорее отсюда убраться. — Помогать прокаженным — не инстаграмная картинка. Как экономист ты должна такое понимать. Хотя… Будь ты экономистом, работала бы ты горничной? Ха. Ха-ха-ха. Должно быть моя нервная улыбка, приходящаяся ни к месту, ее напугала. Напряжение в моем теле искало выход — и нашло его. На самом деле весело мне не было. Мне было погано. Разговор подошел к логическому завершению. Я молча развернулась и зашагала по узкой дорожке обратно, на ходу смахивая идиотские слезы. За собой я слышала тихие шаги Шикамару. — Сакура. Сакура вздрогнула и обернулась. — Саске, — девушка машинально приветливо улыбнулась. И только потом поняла, что оборачиваться не стоило. Наверное, это выражение лица теперь будет сниться ей в кошмарах. Разочарование. Бесконечное разочарование — вот что было на нем написано. — Значит, это твое мнение о помощи людям? Она никогда бы не подумала, что его привычно безразличный голос может звучать настолько холодно. А он смотрел на свою подругу детства и не понимал, когда из милой доброй девочки она превратилась в озлобленного бессердечного монстра. Скользкая правда, давным давно удобно осевшая на дне сердца поднялась, замутив воду. Словно на зло, сегодняшний разговор с бесяче проницательной девчонкой отчетливо всплыл в голове: «— Сколько на твоем счету убийств? — Моя ли это вина?». Неужели он сам способствовал этому? Неужели своей неспособностью ответить на ее чувства, он своими руками создал из нее чудовище? Из своей лучшей подруги? Из девушки, что была ему как сестра? А может смерть Наруто так исказила ее некогда нежную, чувствительную сущность, а он, поглощенный своими страданиями, даже и не заметил? Но ведь он был рядом. Старался быть рядом. Пусть и не в той роли, в которой она желала его видеть. Саске смотрел на Сакуру и не узнавал ее. Казалось, в этот самый момент он вновь теряет что-то очень важное. Очередной осколок сердца откололся и упал в бездну. Правда резанула глаза. Ту Сакуру, что он знал, он давным давно потерял. Ее больше не было. Но как же долго он себя обманывал, боясь признать правду! Разрозненный пазл наконец сложился в ясную картинку. Холодные взгляды, мелкая, совершенно ненужная, напрасная злость, ядовитые слова по отношению к окружающим, и вчерашние красные капли крови ни в чем не виноватой девушки на столе, словно жирная точка, поставленная на искаженной, изуродованной картине. Саске сжал челюсти. Хоронить живого человека было ничуть не легче, чем мертвого. — В какой момент из доброй девочки ты превратилась в бессердечную суку? Каждое его слово вколачивало гвоздь в ее живое, бьющееся сердце. Сакуре казалось злой насмешкой, что оно продолжает биться. Под жестоким взглядом Саске оно должно было остановиться. Видеть презрение в глазах любимого человека было подобно смертной каре. Вот только смерть отчего-то все не наступала. Ей страшно хотелось исчезнуть, перестать существовать, только бы отчуждение, которым он так щедро одаривал ее, пропало. — Что?.. Я не… Саске, ты все не так понял, — испуганно залепетала она, чувствуя, как глаза начинает жечь от подступающих слез. — Сакура, что я понял не так? Что человеческие жизни для тебя инструмент маркетинга? Каждое его слово, точно острый клинок, вонзалось в ее сознание, причиняя нестерпимую боль. — Что между шансом оказания помощи и выгодой прямая корреляция? Она беспомощно смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Предчувствуя исход разговора. Ожидая его приговор. — Сакура… — столько боли было в звуке ее имени, слышит ли она ее? Понимает ли, что он этого не хочет? Но как еще вразумить ее? Если его дружба для нее не пустой звук, она поймет, что так нельзя. Она исправится. Он был для нее отравой, трофеем, возможность получить который с каждым разом заставляла прибегать ее все к более изощренным поступкам, до неузнаваемости искажая некогда непорочную душу. Если он исчезнет из ее жизни, возможно, ей станет лучше. — От кого угодно я был готов услышать эти слова, но только не от тебя. По бледной девичей щеке скатилась прозрачная слеза. Поздно. Слишком поздно. Саске нагнулся над ее плечом и прошептал прямо над ухом: — Не плачь. Никто не любит страдальцев. Воздух вышибло из ее груди. Саске развернулся и ушел прочь. Остекленевшие зеленые глаза до краев переполненные болью смотрели ему вслед. Это был конец. Если воздушных замков не существует, тогда почему они рушатся с таким оглушительным грохотом? Руки девушки сами собой сжались в кулаки. Ногти до боли впились в ладони. Неужели какая-то девчонка настолько ему понравилась, что из-за такой мелочи он готов был отказаться от всего, что их связывало? Теперь, улыбка горничной обрела смысл. Наверняка она забавлялась, глядя на то, как Сакура своими собственными руками разрушает то, что так долго и старательно выстраивала. Неожиданно, злость девушки очертилась четким контуром и обрела направление. — Эта девчонка… Мы с Шикамару поравнялись. Он положил руку мне на плечо, выказывая немую поддержку. Слез не было, вместо них остался лишь неприятный горький осадок. Мы шли по узкой дорожке молча, каждый в своей голове обдумывая произошедшее, как сзади послышались торопливые шаги — нас нагнал Саске. Кивком, он сказал Шикамару идти. Тот странно прищурился, но послушался и медленно поплелся к дому. Саске грубо дернул меня за руку, заставляя обернуться к нему. Этот жест не вызвал во мне ни злости, ни раздражения — я лишь чувствовала, как горит тонкая кожа запястья под его пальцами. Стоило заглянуть ему в глаза, как я мгновенно поняла — парень был не в себе. Злость, ярость, разочарование… Я терялась в догадках — что из этого было адресовано мне? Пальцы его сильнее стиснули мое запястье, но не желая причинить боль, а словно… Ища точку опоры. Он был мне достаточно не безразличен, что бы позволить ему это. Выдергивать руку я не стала. — Тебе стоит поучиться сдержанности, — зло проговорил Саске, — Ты хоть иногда думаешь что и кому ты говоришь? Я опустила глаза, не в силах выдержать свирепости в его взгляде. А он продолжал. — Ты можешь спиздануть что-то при мне или Итачи, нам то поебать. Но в этом доме есть люди лишний раз открывать рот при которых очень, блядь, плохая идея. Если не хочешь остаться без языка, перестань думать задницей! Я чувствовала, как Саске прожигает меня взглядом. Несмотря на излишне агрессивную форму, суть изложенной им мысли была здравой. Саске был прав. Он не желал мне зла, лишь предостерегал меня от возможных ошибок и проблем — только и всего. — Извини… Те, — в горле застрял ком, из-за которого голос мой показался жалким писком котенка. Кажется, это немного сбило с него спесь. Саске продолжал держать меня за запястье. Рассматривая мысы его ботинок я слышала, как его тяжелое дыхание с каждой секундой становится легче. Чувствовала ли я страх перед этим разъяренным парнем? Да. Да, пожалуй. Все мое тело было непривычно напряжено, плечи застыли, словно окаменев. Я боялась его резких несдержанных эмоций. Его непредсказуемых слов и действий. Но уходить мне не хотелось. Не хотелось, чтобы он отпустил мою руку. Не хотелось, чтобы он развернулся и ушел. Вместо этого я желала узнать, что его так разозлило? Почему он дышит так, будто грудь его горит, разрываясь от боли? И я бы спросила, но злые черные глаза, так четко отпечатавшиеся в моей памяти, приказывали молчать. И я молчала. Словно очнувшись ото сна, Саске разжал свою руку и хмуро уставился на мое запястье. Туда, где алели следы от его пальцев. По его растерянности я поняла, что в порыве злости он сам не заметил, как сильно вцепился в меня. Я едва заметно пошевелила рукой, на задворках сознания отмечая, что обязательно останутся синяки. Кожа у меня тонкая и любые воздействия отражались на ней как на холсте. Неожиданно я поймала себя на мысли, что этот факт радует меня. Поехавшая. Парень отпустил меня, сунул руки в карманы — видимо, от греха подальше — и сурово сведя брови, уставился в сторону. Извиняться он не собирался, но подобного исхода явно не хотел. И может даже жалел о своей несдержанности. Впрочем — это лишь мои фантазии. — И держись подальше от этого мерзкого ублюдка. — От господина Орочимару? — осторожно предположила я. Саске мгновенно метнул в меня взгляд. А затем нахмурился, что-то припоминая. Кажется, он понял, о чем говорил мне Итачи за обедом. Неужели наблюдал за нами? Парень кивнул. Тот от кого мне советовали держаться подальше, советовал держаться подальше от кого-то другого. Что ж, рыбак рыбака. — Почему? — Неужели так сложно просто послушаться? — уже без злости, устало протянул он. На секунду он показался мне очень замученным. Страшно захотелось его обнять. Я на мгновенье задумалась — сколько всего я не могла себе позволить из-за того, что была скована по рукам и ногам субординацией? От этой мысли прикоснуться к Саске захотелось еще сильнее. Невозможность сделать это осела зудящим беспокойным чувством в венах предплечий. На вопрос Саске все-таки ответил. Он оглянулся, медленно нагнулся к моему уху, словно нарочно растягивая этот момент. Сердце в груди радостно забилось в предвкушении. Его близости я отчаянно желала с того самого момента, как наши губы почти соприкоснулись в поцелуе. Он кружил мне голову, не позволяя связно мыслить. Очень тихо, намеренно придавая своему голосу зловещести, Саске зашептал. — Потому что из всех находящихся под этой крышей, Орочимару единственный, в чьей ебанутой башке нет абсолютно никаких тормозов. Его слова подействовали на меня так же, как и слова Итачи — напугали. Я нервно закусила губу. — Загугли его имя и сложи два плюс два. Раз уж подобное говорил Саске, который в моей голове сам недалеко ушел от данного определения — мне точно стоило задуматься. Саске отстранился. Взгляд его был серьезным, но изучающим. Он анализировал мою реакцию. Видимо я выглядела слишком уж бледной, раз выражение его лица смягчилось. — Если что-то случится, сразу скажи мне. От удивления я приоткрыла рот, но тут же его захлопнула. Это был не флирт. Если сейчас здесь действительно жил отбитый мудак, то фраза Саске была вполне себе обоснована. Но мне все равно было приятно ее услышать. От его слов внутри у меня растекалось приятное тепло. А в голове всплыло слово, которое раньше казалось мне несовместимым с этим парнем. Надежный. Саске был надежный. Он сделал пару шагов назад, позволяя мне пройти вперед. Заливаясь краской, я шагнула перед ним на дорожку. Выглядело это так, словно он действительно за меня переживал. Бред, вероятно. Но заблуждаться таким образом мне нравилось. Короткий путь до кухни мы проделали молча. Хоть признаваться себе в этом мне не нравилось, но я старалась запомнить каждую секунду, проведенную рядом с Саске. Расставаться с ним мне не хотелось. Меня непреодолимо тянуло к нему, будто магнитом, и противиться этой силе было невероятно сложно. Мы зашли в кухню и не сговариваясь двинулись к бэку. Шикамару там не оказалось, а значит поиски мне следовало продолжить в доме. Мы пересекли комнату, я взялась за ручку двери. Но пользуясь случаем, решила уточнить кое-что важное. Поставить необходимую точку. — И, Саске… — я обернулась и носом уткнулась в его грудь. Я испуганно вскинула голову и лицо его оказалось в опасной близости от моего. Сердце, сделав мертвую петлю, ухнуло в пятки. Я чувствовала, как мой рассудок медленно ускользает сквозь пальцы. Взгляд непроизвольно метнулся к его губам. Я мгновенно одернула себя, и поднялась выше, к его глазам. Красивым. Внимательным. Саске наблюдал за мной с кошачьим любопытством. — Все что было в морозильнике — остается в морозильнике, — прошептала я, ни секунды не веря в собственные слова. Саске усмехнулся и бархатный голос насмешливо зашептал мне в ответ. — Как пожелаешь. Сантиметры между нами превратились в пропасть. Я резко развернулась, рывком открыла дверь и скрылась в глубине дома. Шагов за собой я больше не слышала. Завернув за угол очередного коридора я попыталась отдышаться. Слишком много произошло за последние пятнадцать минут. Щеки мои горели. Я приложила ладони к ним, в попытке унять жар — безуспешно. Я сунула руку в карман и достала телефон. Моя смена заканчивалась через пол часа, на экране висело сообщение от Шикамару. — Забери из прачки постельное белье и положи в комод в комнате на втором этаже. Она в западном крыле, напротив настенного зеркала в виде якоря. Там рядом еще напольная полка в виде медведя. После этого можешь идти домой. Я неудержалась от смешка. Вкусы Учих определенно могли бы стать достойной темой для диссертации по психиатрии. Прачка находилась на первом этаже. Я стремительно сбежала вниз по лестнице, окрыленная мыслью о походе домой. На стиральной машине меня уже ждала стопка высохшего белья. Но брать ее я не спешила. Было еще одно дело, которое стоило сделать. Я достала телефон и вбила в поиск имя Орочимару вместе с названием корпорации Учих. Первыми вышли статьи авторитетных изданий, в которых мужчину обвиняли в действительно страшных вещах — домогательствах и изнасиловании. Однако суд выиграл Орочимару, обвинения были сняты, сторона обвинителя обязывалась выплатить компенсацию. Дальше читать я не стала. Вернее, не нашла в себе на это сил. Мотив коррупции в этой истории был шит белыми нитками и это меня раздражало. В этот момент мне казалось, что весь мир соткан из несправедливости. Думать об этом не хотелось вообще. Просто постараюсь избегать этого урода и дело с концами. Хоть он и напрягал меня, но я искренне верила, что ничего он мне не сделает. Я несла охапку постиранного белья вдоль одного из западных коридоров второго этажа, когда из-за закрытых дверей послышалась негромкая мелодия. Звук фортепиано казался живым. Любопытство пересилило здравый смысл. В конце концов, я же горничная — мне по всем канонам полагается подслушивать. Я тихонько приоткрыла одну из двустворчатых дверей. Моему взору открылась уютная гостиная. Посередине стоял большой черный рояль, а за ним сидел Саске и задумчиво что-то наигрывал. Он выглядел печальным, но от того казался еще более прекрасным. Сбоку раздался скрип половиц. От страха быть застуканной за непотребным занятием я подпрыгнула и вытянулась по струнке. К косяку, с противоположной стороны прислонился Итачи. Он усмехнулся, забавляясь моей реакцией. Я нахмурилась, чувствуя, как краснеют уши и щеки. Застал врасплох, напугал, еще и смеется. Итачи приложил палец к губам. На лице его появилось заговорщическое выражение, отчего его внешняя схожесть с Шисуи стала очевидной. И как я раньше ее не заметила? Интересно, кем они друг другу приходятся, и в каких отношениях состоят? Держались они очень дружелюбно и приветливо. Скорее как старые добрые друзья, нежели как дальние родственники. Между ними не было дистанции, не было напряжения. Неожиданно я поняла, что мой интерес к братьям вызван отнюдь не праздным любопытством, а желанием, почти потребностью, узнать. Узнать почему улыбка Итачи кажется мне вымученной и что скрывает холодный мрак глаз Саске. Я потупилась, поклонилась с самым виноватым видом, какой только могла изобразить, и пошла дальше. Мягкая песня доносилась мне вслед. Справа я услышала шаги и оглянулась. Итачи шел рядом. Захотелось что-нибудь сказать, чтобы убедиться, что мое любопытство точно не разозлило его. — Саске очень талантливый, — робко пролепетала я. Итачи сдержанно улыбнулся, но я догадалась, что он был польщен моим комментарием. На лице его появилось тоже выражение, которое возникало на моем, когда Кацу выигрывал соревнования по фехтованию или приносил домой пятерку — он был горд. Внезапно я поняла одну вещь — Итачи по-настоящему любит своего брата. Отношения между ними теплее, чем кажутся. Удивительно, ведь со стороны так и не скажешь. Особенно, если судить по Саске. — Он действительно очень талантливый. Но, к сожалению, слишком редко играет, — рассеянно отозвался Итачи. Вот как. Интересно, почему? Но вслух я задала другой, менее личный вопрос. — Что он играл? — поинтересовалась я, надеясь, что Итачи знает ответ. Мне хотелось сохранить мелодию себе и переслушать ее еще раз. — Вивальди, Соната соль-мажор. Я повторила это про себя, шепотом, стараясь запомнить. Итачи заметил это. — Хочешь запишу? — предложил он. — Правда? — я улыбнулась, обрадовавшись — из моей головы название вылетело бы уже через минуту. Пусть и не тяжелой ношей, но руки мои были заняты, а потому я без задней мысли сказала: — Телефон в этом кармане, — я качнула правым бедром в сторону мужчины. На секунду Итачи замялся. Почувствовав, как заливаюсь краской я уставилась в бордовый ковролин. Я видела как пальцы Итачи осторожно приблизились к карману и зависли в паре сантиметров от него. Кажется, в этот момент я забыла как дышать. Мягкие ноты Вивальди все еще разливались по коридору. Оранжевые всполохи заходящего солнца проходили сквозь рифленые стекла окон и причудливыми узорами падали на нас, словно иллюзорные искры пожара. Не знаю, откуда во мне взялась эта необъяснимая смелость, но я все же подняла взгляд на Итачи. И за свою отвагу я была щедро вознаграждена. Наверное, в жизни я не видела ничего прекраснее. Причудливая игра света и тени делала его лицо безупречно точеным, похожим на одну из античных статуй, которыми полнился особняк. Итачи был невообразимо красив. Но дело было не только в красоте. Темные глаза стали непривычно серьезными. Их глубина впервые показалась по-настоящему опасной. Это пугало. Но вместе с тем притягивало. Влечение это было столь же фатально, как тяга к огню для маленького мотылька. Ресницы мои слабо подрагивали. Все тело трепетало от его близости. Я кожей чувствовала каждый сантиметр между нами. Каждый. Мучительный. Сантиметр. Мы просто стояли и смотрели друг другу в глаза, но этот самый миг был полон жизни. Яркой, сильной, оглушающе громкой. Пронзительной. Она лилась через край и затапливала собой все вокруг. Не заметить ее было невозможно. Он не мог не заметить. На секунду мне показалось, нет — я была уверена, что он меня поцелует. В черных глазах мелькнула решимость… И тут же пропала. Черты его лица смягчились, а во взгляде появилось что-то такое, отчего внутри меня, струна, натянувшись до предела, лопнула. Это была нежность. Все то, что я сдерживала внутри, в один миг обрушилось на меня, снося с ног одним простым осознанием — моя симпатия сильнее, чем я бы того хотела. Глубже, чем это считалось бы правильным. Она была губительной, обреченной на поражение, но ничто в мире не могло заставить меня отказаться от нее. Я не знала о чем думал Итачи, но по его лицу пробежала тень горечи. Вот только что его расстроило? Он осторожно вытащил телефон из кармана, пока я судорожно пыталась отдышаться. Как только я могла допустить мысль, о том, что Итачи действительно это сделает? Ни с того ни с сего поцелует какую-то горничную… Ну и идиотка. — Нет пароля? — удивился он. Отчего-то даже такой обыденный вопрос не сумел развеять пелену магии, которой был окутан воздух. Я пожала плечами, словно пытаясь сбросить эту одурманивающую ткань бытия, сгустившуюся вокруг нас. — Мне нечего скрывать, — бросила я, по привычке вздернув подбородок. Моя бравада развеселила его, уголки тонких губ слабо дернулись вверх. Итачи зашел в заметки и тут же открыл новую, показательно не заостряя взгляд на других, видимо, не желая доставлять мне дискомфорт. Ох, не о том дискомфорте он беспокоился. Красивые аристократичные пальцы принялись быстро набирать название произведения. Я молилась, чтобы этот момент длился вечно. Но он не мог. Поэтому я по-тихому наслаждалась запахом свежести и кедра, жадно вдыхая его аромат. Итачи заблокировал телефон и, все так же не касаясь меня, вернул его обратно в карман. — Спасибо, — я улыбнулась ему. Он ответил мне тем же. Я озадаченно оглянула развилку, у которой мы оказались. — Помочь? — вежливо предложил Итачи. — Мне нужны якорь и медведь, — не задумываясь ответила я. Неожиданно Итачи рассмеялся. Должно быть это выглядело невежливо, но я заворожено уставилась на него, наслаждаясь его улыбкой. Смех у него был очень соблазнительный. Низкий, грудной, ласкающий слух. Идеальный. — Пойдем. Мы пару раз куда-то свернули и уже через минуту я закрывала ящик комода. Довольная собой, я показательно отряхнула руки. Наконец-то, свобода! Мы вышли из комнаты и Итачи предложил проводить меня до бэка. Только в этот момент я догадалась, почему он на самом деле оказывал мне подобное внимание. Дело было в Орочимару, у которого сейчас наверняка выдалась свободная минутка после ужина. — Можно задать вам вопрос? — осторожно начала я. — Конечно. — Вы правда думаете, что Орочимару может… — договорить я не успела. Итачи остановился, заставляя меня затормозить. Он повернулся ко мне, его голос звучал твердо и безапелляционно. — Да. Я удивленно заморгала. Мужчина тяжело вздохнул и отвел глаза в сторону. — Я не думаю — я знаю. От его уверенности мне стало не по себе. — А учитывая твою любовь к неприятностям, это всего лишь вопрос времени. Воздух вокруг вдруг стал тяжелым. Сердце в груди тревожно отбивало чечетку. Словно желая защититься от не самых радужных перспектив, я скрестила руки на груди, обнимая себя. — Я не хочу тебя пугать. Но, видимо, без этого никак. На миг его брови изогнулись, словно в раскаянии, а затем он перевел взгляд на меня. Я оказалась в ловушке его черных бездонных глаз. Сейчас они казались холодными, почти жестокими. Мне это уже не нравилось. Ужасно хотелось вернуть теплого, знакомого Итачи. Итачи, которому я доверяла. Пусть и причин для этого практически не было. — Мия, ты действительно не понимаешь, куда попала. Голос его переменился, и теперь звучал совсем не так, как когда он отчитывал меня днем за морозильник. Теперь он хотел казаться убедительным, и у него это чертовски хорошо выходило. — Если бы Мадара захотел, то мог бы своими собственными руками заживо закопать тебя во дворе — и никто никогда не стал бы тебя искать. Я шумно втянула воздух через сжатые зубы, красочно вообразив эту сцену в своей голове. А затем представила, как круто выбиваю крышку воображаемого гроба, подражая Уме Турман из Убить Билла. Как жаль, что на такие крутые штуки мое жалкое тело не было способно. А то я бы может даже и не сопротивлялась. Кажется моей реакцией Итачи остался недоволен. — Мия, за все время нашего общения наедине — а это едва ли пятнадцать минут — я мог убить тебя раз десять. И поверь, это еще наименьшая из зол. — Но я же в порядке, — возразила я. — Только потому что убийства и насилие не входят в список моих интересов. Я нервно улыбнулась. Итачи это не понравилось. Не этого он добивался. Глаза его опасно сузились. — Если бы в дверях гостиной ты столкнулась не со мной, а с Орочимару, то уже давно могла лежать под ним в одной из комнат… Беспомощная и беззащитная. Итачи прикрыл глаза и тяжело выдохнул. Кажется, эта картина доставляла больше мучений ему, нежели мне. Эта мысль отозвалась приятной волной тепла в теле. Разумеется, не мысль о его страданиях, а о заботе, которую он по каким-то непостижимым причинам ко мне проявлял. В этот момент я ужасно обрадовалась тому, что Итачи не умеет читать мысли. Страшно было даже представить, как бы он негодовал, услышав выводы, к которым я пришла. Пальцы мужчины нервно разжались, так, будто он представлял, как собственными руками стискивает шею насильника. — Для одних деньги и связи это праздная привилегия. Но для других — оружие. Я закусила губу. — Спасибо, — бровь Итачи вопросительно изогнулась и мне пришлось пояснить, — За то, что тратите на меня время. Взгляд мой тревожно забегал, но я твердо решилась озвучить и следующие слова. Сквозь робость и смущение. Сказала я их тихо, почти промямлила, но Итачи услышал. — И за то, что переживаете, тоже, спасибо. Он улыбнулся, а я забыла как дышать. — Можно твой телефон на секунду? Я достала мобильник и спокойно вручила его в руки Итачи. Легкость с которой я доверилась ему после всех его рассказов одновременно обрадовала его и огорчила. О том, что я беспросветная тупица он начинал догадываться. Он что-то принялся писать, а затем вернул телефон. — Это мой номер. Я кинула взгляд на ряд цифр и довольно улыбнулась. — Красивый. — Что? — не понял Итачи. — Много фиолетового и синего — мне нравится. Недоумение на его лице меня рассмешило. А мой смех, кажется, немного смутил. Видимо Итачи подумал, что я смеюсь над ним. Я бы не посмела. — А, это… У меня просто синестезия, — я неловко улыбнулась, и на всякий случай решила объяснить, — Графемно-цветовая синестезия. Это когда цифры и буквы в голове имеют свой определенный цвет. Понимание на лице Итачи сменилось интересом. — Необычно, — улыбнулся он. Сдержать ответной улыбки я не смогла. Наконец-то добрый Итачи вернулся. Контакт я подписала как «Господин Итачи», едва отговорив себя ставить рядом с именем сердечко. Дома поставлю. — Если что-то случится, сразу звони мне, — сказал он. А затем помрачнел. Итачи надеялся никогда не получить этот звонок. До чего же он милый. Не сговариваясь, мы двинулись в сторону бэка. — Мия, — позвал он. — Да? — охотно отозвалась я. — Могу и я задать вопрос? Я попыталась подавить довольную улыбку. — Конечно. — Синестезия как-то помогает тебе в работе с цифрами? Я улыбнулась, улавливая забавный ход его мыслей. — Честно говоря, я об этом не задумывалась. Но сейчас припоминаю, что благодаря этому я несколько раз находила ошибки в отчетах. Вчерашний случай с Саске был тому примером. — Думаю, это можно считать жульничеством. — Я бы предпочла другую формулировку, — ответила я, и сделала в воздухе три паса, расставляя друг за дружкой слова, — «уникальное конкурентное преимущество». — Действительно, уникальное, — мягко пробасил Итачи. От его похвалы я зарделась. Мы остановились у бэка и впервые огромный дом показался мне до жути маленьким. Пара лишних петляющих пролетов — и я бы провела рядом с Итачи на пару минут больше. — Доброй ночи, господин Итачи. Я поклонилась, сама изумляясь ласковой покорности в своем голосе. — Доброй ночи, Мия. От того, каким тоном он произнес мое имя, в животе запорхали бабочки. Кажется, наше прощание становится традицией. До чертиков приятной традицией. Я зашла в бэк и зябко поежившись, кинула недовольный взгляд на окно. На улице успело стемнеть, из приоткрытой форточки тянуло сквозняком. Хорошо, что я додумалась захватила с собой кофту — холода с меня на сегодня достаточно. Я дошла до раздевалки, переоделась в шорты, футболку и короткий, но мягкий вязаный кардиган. Наверное, только такие жалкие представители рода человеческого как я могли замерзнуть теплым летним вечером. Как только эти изнеженные гены смогли выбить себе место под солнцем эволюции для меня было загадкой. Рабочее платье я запихнула в рюкзак, намереваясь постирать его дома. На обратном пути, за одной из дверей где-то между морозильником и бэком, я услышала голос Шикамару. Попрощаться с ним показалось мне хорошей идеей. Не задумываясь, я открыла дверь, и так и замерла, в ужасе уставившись на открывшуюся моим глазам картину. Я оказалась в небольшой темной комнатке, похожей на склад. На подоконнике сидели Саске и Шикамару. В руках у Саске был планшет, а на нем шесть толстых белых дорожек. Между пальцами Шикамару была свернута в трубочку бумажная купюра. Ахуеть. Нет, серьезно. А-ху-еть. Взгляды парней медленно скользнули по моим голым ногам, но это последнее, чему я сейчас придавала значение. На моих глазах два умных молодых парня готовы были вынюхать эту чертову дрянь, чем бы она не была! Внезапно меня осенила догадка — так вот что ему понадобилось в морозильнике! Там он хранил зиплок с наркотой. И ради этого я мерзла как собака?! Для того, чтобы два идиота смогли обдолбаться?! Я была воспитана в строгости по отношению к веществам. С детства мне привили страх и отвращение к наркотикам, который я пронесла через всю свою короткую жизнь. Рассыпанный на экране планшета порошок казался мне самым настоящим злом. А потому закрыть дверь и сделать вид, что ничего не видела я не могла. Это было бы аморально. Наркотики меня пугали. А на страх каждый человек реагирует по разному. Я например, неадекватно. Слабо понимая, что собираюсь противопоставить двум огромным парням, я быстро смекнула о том, что в данный момент было их главной слабостью. Я резко дернулась в сторону планшета, вырвала его из рук Саске и сделала два шага назад. Дорожки чудом остались на месте. Первым в себя пришел Саске. Он встал с подоконника и двинулся в мою сторону. Я сделала шаг назад, прижимая планшет к груди и давая понять, что приближаться ко мне не стоит. — Сделаешь еще шаг и снюхивать это будете с пола, вперемешку с пылью. Саске зло оскалился. — Что ты творишь? — раздраженно процедил он сквозь зубы. Несмотря на недовольство, выглядел он адекватно, зрачки его были нормального размера. И судя по четному количеству дорог, я успела как раз к самому началу. — Нет, это какого черта вы творите? Серьезно, наркотики?! Вы с ума сошли? Я и не заметила, как легко перешла на крик. В носу стало ужасно щекотно. Поддаваясь физиологическому порыву, я машинально сделала глубокий вдох. — Апчхи! Казалось рот, нос, горло и легкие заполнила густая пыль. Стало больно. На глазах выступили слезы. Я скрючилась, моментально заходясь кашлем. — Блять! — в голосе Саске я услышала нотки страха. Рюкзак слетел с моего плеча. Планшет вырвали из моих рук, я попыталась возразить, но на запястье я ощутила хорошо знакомую хватку, а затем меня куда-то потащили. В догонку нам донесся шокированный голос Шикамару. — Это был самый дорогой чих в этом доме. Мы практически бежали, несмотря на то, что я едва могла различать дорогу. Ха. Что же я такого вдохнула? Ох не к добру я вспоминала Таратино. Перед глазами возникла знаменитая сцена из Криминального чтива. Надеюсь мой смешок Саске не принял за предсмертный хрип. Я постаралась разлепить глаза, но вышло плохо — они неприятно зудели. Ладонью свободной руки я почесала веко. — Не три, — скомандовал Саске. Я попыталась ему ответить, но из моего рта вырвалось лишь нечленораздельное сипение. — Лестница, — сообщил парень, предусмотрительно придерживая меня за плечи. Вместо того, чтобы свернуть направо к обсидиановой ванне, мы свернули налево и по-началу это сбило меня с толку, но затем я поняла, что мы направляемся в противоположную от кабинета Цунаде сторону. Саске открыл дверь, сбоку щелкнул выключатель. В нос ударил запах какой-то химии. Саске включил воду. — Промой глаза, — вновь отдал приказ он, — Быстро. Я его послушалась. Я наклонилась к раковине, и не ощутив на щеках спадающих прядей, поняла, что он собрал мои длинные волосы и придерживал их. Черт. А приятно. От воды глаза начало резать, но зуд принялся сходить на нет, а ко мне вернулась способность видеть. Моим измученным глазам предстала уютная ванна в коричневых тонах. — Теперь нос. Я недовольно скривилась, но набрала воду в ладони и втянула ее носом, понимая, что Саске отдает грамотные команды. После четырех подходов я начала полоскать горло. Закончив и с ним, меня ждало самое худшее известие из всех возможных. — Пей. Я мученически застонала. Теперь он намеревался заставить меня блевать. Да твою же мать… — Прямо из-под крана? На самом деле, на воду мне было плевать. Меня пугало то, что будет дальше. — В каждом кране стоят фильтры, — на мои вопросы он бы предпочел отвечать с матами и ругательствами, но времени у нас было в обрез, а потому выражался Саске на удивление четко и по делу, — Эту воду можно пить. Давай. Я наполнила ладони и осушила их, отмечая, что вкус у воды был вполне приемлемый. Пила я до тех пор, пока не почувствовала, что желудок достаточно наполнился. Я поднялась от раковины и рукавом кофты вытерла рот, про себя радуясь, что ничего не ела после часа дня. Учиха кивком головы указал на туалет. Я двинулась к унитазу, с ужасом осознавая, что Саске следует за мной. — Выйди, — попросила я. — И не подумаю. — Пожалуйста, — взмолилась я. Но это не сработало. — Не трать время, — начинал закипать он. Я нахмурилась, но и шага не сделала в нужном направлении, упрямо глядя на парня. — Боже, блять, да мне поебать на твою блевоту! — подобно зверю, грозно пророкотал он, — Сейчас важно, чтобы ты не скопытилась от передоза, так что хватит страдать хуйней! Стимулируемая его руганью, я опустилась на колени перед унитазом, скручивая волосы в жгут. Саске сел рядом и в этот момент меня немного повело в сторону. Он придержал меня за плечи. — Если не сможешь, сам пальцы вставлю, — предупредил он. — Не в таких обстоятельствах я хотела услышать подобные слова, — буркнула я. Саске тихо засмеялся. Господи, ну как меня угораздило попасть в настолько позорную ситуацию?! Я вставила два пальца в рот, и протолкнула их глубже. Рвота не заставила себя долго ждать. На мое счастье, она была прозрачной. — Ты вообще что-ли не жрешь? Да сука. — Хватит пялиться, — прохрипела я, глубоко внутри сгорая от стыда. — Не отвлекайся, — уже без тени иронии проговорил Саске. Спустя несколько минут мучений, когда кроме желчи из меня уже ничего не выходило, я облокотилась на дужку унитаза, прикрыла глаза и опустила лоб на предплечье, переводя дух. А затем ощутила, как пальцы Саске медленно, едва заметно, гладят мои волосы. Насколько же жалко я выгляжу, раз даже его каменное сердце дрогнуло? — Молодец. Я изумленно замерла. Неужели у меня слуховые галлюцинации? Да нет. Слишком уж реалистично звучал его голос. И слишком отчетливо я ощущала его осторожные, неспешные поглаживания. На фоне привычно грубого поведения, его ласка казалась самой нежной на свете. Я оторвала голову от унитаза и потянулась к туалетной бумаге, но Саске меня опередил, вручив мне в руки белоснежный сверток. — Спасибо. Я вытерла губы и облокатилась на противоположную стену, тем самым оказавшись напротив Саске. Наши ноги соприкасались, но ни он ни я не предпринимали никаких действий, чтобы это исправить. — Что я вдохнула? — Кокаин, — бесцветным голосом сообщил Саске. — Слава богу… — он опасно сузил глаза и я поспешила объясниться, — Ну, всмысле хорошо, что не героин. — Никто не нюхает героин. — А я о чем! Саске раздраженно фыркнул, видимо, оплакивая свои деньги. Кокаин был удовольствием не из дешевых. Удивительно, как Саске меня еще не четвертовал. На самом деле, несмотря на свою несдержанность и раздражительность, этот парень отличался большим запасом терпения. Который, судя по всему, я твердо намеревалась исчерпать. Я принялась стягивать с себя кардиган — игнорировать жару в ванне стало невыносимо. И как только Саске ее терпит? Он сопроводил мое действие странным взглядом. Но совсем не тем, которым смотрел на мои ноги пять минут назад. Ну и что это значит? — Сколько кокаина я вдохнула? — Думаю, примерно треть. — Значит две дорожки, — констатировала я, — Ну, звучит не так страшно, как шесть. Я оттянула ворот футболки, чувствуя, как на лбу проступают капельки пота. У меня зачесалась шея и я принялась ее тереть. Вот только сколько не терла, зуд не проходил. Но это не особо меня беспокоило. — А как должно проявляться действие кокаина? — но не давая Саске и слова вставить, я продолжила, — Я честно говоря совсем не разбираюсь в этой нарко-теме. Я никогда и ничего не употребляла — даже сигареты не курила. Зато я смыслю в алкоголе. Правда пить не умею. Моя говорливость не казалась мне странной. — Мия, — позвал меня Саске. Он внимательно смотрел на меня, в его взгляде я прочла обеспокоенность. — Да? — весело отозвалась я, не разделяя его тревоги. Все же было хорошо. Даже слишком. — Тебя вставило. — Что? О чем ты? Все нормально. Может, не так уж много я вдохнула? Не треть, а четверть. Или все и вовсе обошлось, я же из себя Тихий океан выблевала. Кароче, Саске, я чувствую себя прекрасно. — Об этом я и говорю. Он поднялся с пола и подал мне руку, ожидая, что я возьмусь за нее. Все это время он не спускал с меня пристального взгляда. Но я сама резво вскочила со своего места. Легкость, с которой я это сделала, мне очень понравилось. — Говорю же, все впорядке. Сознание не теряю, помирать не собираюсь. Я не нуждаюсь в помощи. Я направилась к выходу из ванной, но Саске остановил меня, придержав за плечи, и развернул к зеркалу. Ладони с плеч он не убрал, будто бы опасаясь, что я могу вырваться. Спиной я ощутила манящее тепло его тела. — Смотри, — настойчиво сказал он. — Да, согласна, странно мы рядом смотримся. Как-будто персонажи из разных вселенных. И ты, разумеется, красивее. — Посмотри на свои зрачки, — терпеливо объяснил он. Я заглянула себе в глаза и наконец все поняла. Меня действительно вставило. Лазурную радужку практически полностью закрывал поглощающий свет зрачок. — Похоже на солнечное затмение. Красиво. Теперь мои глаза почти как твои. — Я не думал, что ты можешь быть еще болтливее, — недовольно заявил парень. — Я чувствую в себе силы заболтать тебя досмерти, — усмехнулась я. — Я не исключаю такой вероятности. Я весело расхохоталась. — А ты забавный. Меня начинало заносить, но я этого не понимала. — А вот теперь мне действительно страшно, — явно обращаясь к самому себе сказал он, а затем тихо добавил, — Кажется, один я не справлюсь. Он вновь взял меня за запястье. Крепко, но на этот раз не бесцеремонно. — Куда мы? — Узнаешь. — Эй! — возмущенно пискнула я. А затем пролезла под его рукой, и прижала его к двери, ничуть не поражаясь ловкости, с которой все это проделала. Чего нельзя было сказать о Саске. На его лице отразилось красочное удивление. Но, миг — и мы поменялись местами. Одной рукой Саске держал меня за предплечье, а другой упирался в дверь, не позволяя сбежать. Как будто я этого хотела. Я с интересом ждала, что будет дальше. Практически не ощущая ни смущения, ни стыда. Легкая эйфория, усиливающаяся с каждой секундой, кружила голову. Саске смотрел на меня строго и холодно. — Даже в таком состоянии, не позволяй себе делать того, о чем будешь жалеть. — С чего ты взял, что я буду жалеть? Саске нахмурился, обдумывая мои слова. Мне самой они казались важным и не важными одновременно. Странное чувство. Глубокомысленная бессмыслица — пожалуй, лучшее определение. А затем его рука с моего запястья переместилась на мою талию. Пальцы его вжались в мягкую кожу, медленно притягивая меня ближе к себе. Саске нарочно делал это неторопливо, словно растягивая мучительную, но желанную пытку. От его прикосновения вдоль позвоночника пробежал электрический ток. Я изумленно выдохнула. Животом я коснулась его пресса, отчего обжигающее желание быть к нему ближе опалило вены изнутри. Запах хвои и выделанной кожи затуманивал разум похлеще кокаина. Саске закрыл глаза и склонился ближе. А я смотрела на него во все глаза, ловя каждую деталь. То, как он хмурится, точно мучаясь сложной дилеммой. То, как жадно вдыхает запах черной смородины, исходящий от моих волос. Как судорожно стискивают мою талию его прекрасные пальцы. Как он вскидывает длинные ресницы, но вместо того, чтобы приблизиться и поцеловать, отстраняется, глядя мне прямо в глаза. — А вот я точно буду. Он взял меня за руку и мы вышли из ванной. Задумываться над его словами я не стала. Мне и без того было удивительно хорошо. А если бы задумалась, то разглядела бы кое-что еще. Кое-что очень важное. То, что пойму и осознаю чуть позже — Саске не был мудаком.