--
🌻 юоксентелисинкохан (фраза) — "Интересно, стоит ли мне бесцельно бегать кругом?"
--
Санни всегда ловил себя на том, что больше сосредотачивается на мелочах — крошечных, незаметных деталях, которые в основном были незаметны для большинства. И в отличие от этого него, он обнаруживал и замечал каждый маленький кусочек, составляющий целостную картину. Это видно по множеству вещей, созданных им самим — произведениям искусства, любительским композициям, прозе и, в конечном счете, миру грёз. Мир, такой запутанный, такой детализированный, так искусно созданный простым воображением маленького мальчика; безопасное убежище — чтобы никогда больше не существовать. Возможно, это была черта характера, унаследованная от Мари, перфекционистки. Она всегда была идеальной, достойной восхищения, безупречной... нет. Тем не менее, у Мари также был острый глаз на мельчайшие вещи, в том числе и на мельчайшие ошибки. Всегда следила, чтобы ни один волосок не выбивался, следила за тем, чтобы каждая нота была в тему. Мари ненавидела несовершенство. Она и не подозревала, что Санни ненавидел его в миллион раз больше. В то время это сильно осложнило их отношения. Пара перфекционистов, которые и близко не были похожи на музыкантов, неустанно репетировали, чтобы усовершенствовать свой дуэт. Что могло пойти не так? Его старшая сестра ругала за ошибки, всегда указывала на то, что он делает неправильно: может быть, его поза, его неспособность сосредоточиться как на смычке, так и на пальцах левой руки, его вялость, которая лишает его возможности идеально играть аллегро — Мари ненавидела все эти ошибки, а Санни ненавидел себя за них. Но, несмотря на стремление Мари к совершенству, её ошибки и моменты, когда она злилась, не ускользнули от Санни. Он ненавидел её ошибки тоже, он ненавидел то, как был близок к тому, чтобы по-настоящему исполнить мелодию, близкую к совершенству, но в итоге ничего не получалось из-за неаккуратности Мари. Никто не знал, но не только Санни делал невыносимыми многонедельные репетиции. Не он один, они вдвоём. Единственная разница заключалась в том, что Мари указывала на его ошибки, а Санни с ней так не поступал. В любом случае, это не должно было удивлять, в конце концов, он всегда был более тихим и пассивным Но он был честен, это была одна из черт, которыми он гордился. Он держал голову опущенной не только из уважения к своей сестре, но и просто потому, что не хотел подвергать её той же суровой правде. Он не хотел говорить ей, что она тоже не идеальна, что она не так хороша, как думает, что она проецирует на него свои эмоции, потому что сама не смогла. Что она продолжала втирать ему, что он неудачник, только чтобы почувствовать себя лучше. Все эти мысли были тайной, и он решил держать рот на замке, и это было самой большой ошибкой Санни. Была причина, по которой его родителям и друзьям нравилась его честность. Это была одна из черт, которая нравилась в нём многим людям: Санни никогда не лгал. Чтобы люди, его друзья, всегда верили ему. Он утешался этим фактом. Если бы Санни только ответил в то время, если бы только он был честен в том, что он действительно чувствовал, он бы не сломался в приближающийся вечер концерта и не разбил бы свою скрипку вдребезги. Если бы только он был честен, он бы не пытался убежать от Мари. Если бы только он был честен, он бы сказал ей, как он устал, что он не хочет этого всего. Что они отклонились от причины, по которой они хотели исполнить дуэт в первую очередь. Если бы только он был честен, он бы не столкнул её с лестницы. Если бы только он был честен, Мари бы не умерла. Если бы только он был честен, Бэзил не стал бы сам вешать тело Мари на дерево. Бэзил солгал, чтобы Санни не сказал правду. Санни никогда не врал. Возможно, именно по этой причине он вообще забыл об этом инциденте. Потому что, если бы ему пришлось жить с этим — если бы Омори не появился перед ним в белом пространстве, возможно, он мог бы признаться в своём преступлении раньше. И все усилия его лучшего друга прикрыть его были бы напрасны. Он скорее забудет, чем открыто солжёт всем в лицо. И как бы это не было отвратительно, но правда в том, что Бэзил действительно спас его. Но как только Мари похоронили, отец Санни собрал все свои вещи и уехал. Мари всегда была его любимицей. Санни понимал, что если бы отец знал, что он сделал, он оказался бы в колонии для несовершеннолетних, а в конечном итоге и в тюрьме. ...Итак. Как мог Бэзил предположить, что Санни ненавидит его? Это чушь собачья. То, что они вдвоём сделали, было ужасным, безумным на стольких уровнях. Это было за гранью прощения и спасения. Но правда остаётся, и она заключается в том, что Бэзил защитил его. Самым плохим из возможных способов, но защитил. Были и другие варианты, как могла пройти та ночь, но они остановились на этом, и всё. Что ещё мог сделать Санни, кроме как поверить словам своего психотерапевта, и то, что все те решения, которые они так долго ненавидели сами — это не что иное, как ошибки, совершённые парой 12-летних травмированных детей? И всё же Санни понимал, что у Бэзила есть право злиться. Он оставил его одного на четыре... Нет, на восемь лет. Он бросил его и нарушил их обещание. У него были свои причины, но ни одна из них не оправдывает его. Их отношения уже давно были разорваны в клочья, если от них вообще что-то осталось. Но Санни всё ещё человек, и ему всё ещё больно, когда тот, кто ему был важен, просто выплёскивает тонны злости на него. Он должен был это предвидеть. Ежу понятно, что Бэзил всегда расстроен в его присутствии, но черноволосый не мог не надеяться. Есть... проблеск привязанности. Санни видел его лишь мельком несколько раз. Незаметные детали, которые показывают, что, возможно, есть шанс наладить их отношения. Проблеск надежды в мелочах. А у Санни острый глаз, и он заметил это. До сих пор он всё ещё верит, что у них есть шанс. Но он не мог не испытывать ужаса и не чувствовать себя опустошённым, несмотря на эту надежду. Бэзил слабый. Санни тоже. Если не слабее. После той ночи всё, что они делали, это избегали друг друга. Но Санни усерднее. Отчасти потому, что он хотел дать Бэзилу побыть одному, очевидно, что блондину было больно находится рядом с ним. И отчасти потому, что он трус. Санни приходит в комнату только по самым необходимым вещам — он даже не спит там. Потому что не может позволить себе. Он не может позволить себе вернуться к своим старым привычкам. Одному богу известно, как заманчиво позволить Омори взять бразды правления в свои руки. Вернуться в мир грёз, где всё хорошо. (Нет. А если так будет лучше? Он не должен думать об этом прямо сейчас. Никогда не должен.) Прошло некоторое время, с тех пор, как у него пропали кошмары, но они вернулись снова после той ночи, когда Бэзил набросился на него. И это явный признак того, что у него не всё так хорошо, и его целенаправленное недосыпание не помогает. Но он — Санни, и он должен был уже привыкнуть к кошмарам — картинам графического насилия и отвратительных монстров, созданных им самим. Привыкнуть к кошмарам о бесконечных циклах, в которых он убивает Мари снова, снова и снова. Привыкнуть к неумолимому взгляду её висящего трупа. Следует уже привыкнуть к этому ощущению холода, когда он нёс её. Привыкнуть к тому, как она затягивает петлю на его шее и обвиняет его. И он ничего не может поделать, кроме как отвести взгляд. Что бы он ни делал, он больше никогда не посмотрит. Но есть один плохой, ужасающий сон, которого он отчаянно хотел избежать. Возможно, потому, что это не просто повторяющийся сон. Это воспоминание. Он думал, что такое бывает только в кино — сны о прошлом. Но было доказано, что он ошибался, когда лежал без сознания в больнице, и сейчас он снова ошибся. И почему это воспоминание? Из всех его прошлых воспоминаний, почему именно оно? В нём не было ничего страшного — даже обыденного. Ну, возможно, для 12-летнего Санни в этом есть что-то. Потому что он был просто невежественным, невинным ребенком, чья самая большая проблема — двойка по математике. В тот вечер пятницы он воспринял это довольно тяжело. Письменный опрос, никто его не ожидал. Возможно, большинство его одноклассников тоже получили низкие балы, но Санни было все равно. Его отец был разочарован в нем, но в первую очередь Санни был разочарован в себе. Никакое оправдание этого не отменяет — даже если это и был неожиданный опрос, он всё равно должен был подготовиться. Не говоря уже о том, что в тот раз с репетитором по скрипке он сыграл очень плохо. Санни не хотел видеть неодобрительный взгляд отца или сестры, поэтому в тот поздний вечер он спрятался в домике на дереве. Он не мог никому открыться. Ни Бэзил, ни его бабушка не отвечали на звонки. Ни Кела, ни Хиро, не говоря уже об Обри, он не хотел беспокоить. Поэтому он решил выплеснуть свое разочарование на лист бумаги, используя лежащие рядом фломастеры. Его рисунки не были красивыми, они представляли собой ураган черных и красных линий. Это не произведение искусства, просто безрассудные пятна красного и черного, похожие на кровоточащие раны на невинной бледной бумаге, теперь уже испачканной и грязной. Но даже при всех приложенных усилиях этого недостаточно. Его усилий недостаточно. Он положил руки на стол и уткнулся в них лицом, слезы запачкали рукава его свитера. Он оставался там некоторое время, пока не услышал скрип лестницы. Кто-то поднимался. Это могла быть Мари или мама, поэтому он не потрудился поднять глаза. Но когда по половицам зазвучали знакомые шаги, он понял, что это не они. — Плохой день? Санни осторожно приподнял голову, его зрение приспосабливалось. Это Бэзил. Санни шмыгнул носом и кивнул. Его черные глаза остановились на мятно-зеленом шарфе на шее Бэзила — он был красив. Это можно было определить по высокому качеству материала, который был соткан так плотно, что можно было различить отдельные ниточки с расстояния. Шарф также казался очень удобным и пушистым, и у Санни почти возникло желание спросить, откуда у Бэзила такой. Бэзил никогда раньше не носил шарфы, поэтому Санни не мог не умилиться. Неужели бабушка связала его для Бэзила? Был ли это один из случайных подарков, присланных его родителями? Или он купил его в другом месте? Не в Othermart, конечно. Все мысли улетучились, когда его лучший друг грустно произнес: — У меня тоже. Санни не ответил и вместо этого подождал, пока Бэзил уточнит. Он всегда давал Бэзилу выговорится. О его родителях, злых детях из школы, включая другие глупые вещи, такие как надоедливые улитки и слизни в его саду или как плохо закончилось его любимое шоу. Всё в порядке. Санни нравилось слушать. Это заставляло его чувствовать, что ему доверяют. Заставляло чувствовать, что он нужен. Но Бэзил ничего не сказал, вместо этого он стал рассматривать каракули на бумаге. — ...Так ты себя чувствуешь, Санни? Черноволосый пробормотал тихое "да". Бэзил подождал, пока он объяснит, и Санни рассказал ему о том, как он плохо справился с тестом по математике и как плохо он играет на скрипке. Его встретили обычными утешительными словами и внимательными кивками. Сгорая от любопытства, Санни добавил: — А что тебя беспокоит? Бэзил просто пожал плечами и неразборчивым тоном ответил. — Всё. Санни смущенно посмотрел на него. Всё? Его родители? Другие ребята? Его одноклассники? Всё вышеперечисленное? — Могу ли я доверять тебе, Санни? Это был странный вопрос. Может быть, даже слишком. Потому что блондин всегда доверял ему? Тем не менее, он кивнул. Бэзил взял черную ручку и ткнул пальцем в один из исписанных листов. Бэзил пододвинул бумагу к Санни, от него исходили беспокойство и страх. Санни взглянул на бумагу, внизу его черно-красных каракулей были слова:Иногда мне хочется умереть.
И на этом сон всегда обрывался. А Санни просыпался с ужасным чувством. Он ненавидит этот сон. Его воспоминания о том времени были расплывчатыми — хотя одно можно сказать наверняка: его молодое "я" тогда ничем не помогло его лучшему другу. Он ломал голову бесчисленное количество раз и помнил, как спросил, но так и не получил ответ, и Бэзил больше никогда не поднимал этот вопрос. Сейчас... теперь в этом было столько гребаного смысла. Петля на шее Мари. Шарф. Итак, опять же, как Бэзил может подумать, что Санни ненавидит его? Как он может, блядь, ненавидеть кого-то столь мучительно-жалкого — мальчика, который хотел и, возможно, если его предположения верны, пытался покончить с собой в возрасте двенадцати лет? Как он может ненавидеть кого-то, кто разрушил всю свою жизнь только для того, чтобы скрыть преступление, которое совершил его тупой гребаный "я"? Как он может ненавидеть того, над кем издевались четыре года, потому что Санни просто исписал этот чёртов фотоальбом? Санни заслужил её. Ненависть Бэзила. Больше не имеет значения, если он не сможет объяснить ему свою позицию. Не имеет значения, если блондин больше никогда не захочет с ним разговаривать. Может быть, он заслужил эти мучения, которые каждый раз повторялись в его снах. В любом случае, это была глупая идея. Поступить в колледж, снова браться за скрипку. Может, его мать и психотерапевт ошибались — он никогда не сможет полностью восстановиться. Если Бэзил не простил его, значит, никто не простил. Может быть, Кел, Обри и Хиро просто сделали вид, что простили, из жалости к нему. В том-то и дело. Может быть, они всё ещё чувствуют то же самое, что и тогда, когда услышали правду. Как вообще кто-то смог его простить? Он ужасен. Бэзил сказал, что вся его тяжелая работа рухнула лишь при одном виде него. Возможно, то же самое относится и к нему.______________
— Ты уверен, что хочешь пять шотов эспрессо, Санни? — спросил Рон, бариста, работающий неполный рабочий день в кафе кампуса, и коллега-скрипач из класса Санни, с озабоченным и вопросительным выражением на лице. Отлично, теперь он заставил Рона беспокоиться. Почему он только и делает, что доставляет кому-то неприятности? Санни ободряюще улыбнулся, хотя, возможно, это и близко не утешало из-за темных кругов под глазами, мертвенно-бледного цвета лица и растрепанных волос. — Да, я не спал ещё одну ночь, — очень мягко сказано. Черноволосый не может вспомнить, когда он в последний раз нормально спал. — Добей меня. Рон только хихикнул на это и приготовил заказ. Как только Санни получил свой кофе, он занял место в углу у окна. Включив свой телефон, он стал читать электронное письмо от завхоза, в котором говорилось, что Бэзил запросил смену комнаты, и ей нужно было только подтверждение от Санни, чтобы начать надлежащую дискуссию по этому поводу. Он уже собирался напечатать ответ, когда услышал, как перед ним отодвигают стул, и ему потребовалось огромное усилие, чтобы не подпрыгнуть, когда перед ним оказался Бэзил, который отразил его раздраженный взгляд. Он выглядел так, словно даже не хотел здесь находиться. Бэзил беспокойно постукивал пальцами по столу, голубые глаза метнулись куда-то в сторону. — ...Я был зол на тебя, но то, что я устроил той ночью, перешло все границы. Санни сглотнул: — Нет, у тебя есть право... — Заткнись. Санни поморщился. Бэзил вздохнул, как будто потерпел поражение в каком-то внутреннем конфликте. — Ты хочешь поговорить, да? Тогда давай поговорим. Черноволосый напрягся, не веря своим ушам. Он наконец-то захотел его выслушать? Санни встревоженно откашлялся. — ...С чего мне начать? На этот раз Бэзил посмотрел прямо ему в глаз. — С самого начала.