--
🌻 зембланство (сущ.) — неизбежное открытие того, чего мы предпочли бы не знать; противоположность прозорливости.
--
— Я должен вам кое-что рассказать. Санни был не из тех, кто много говорит. И он был спокоен, возможно, на таком уровне, что это вызывало беспокойство. За последние три дня в Фарэвэе он почти не сказал ни слова своим друзьям, только кивал и слегка жестикулировал, чего было достаточно, чтобы поддержать разговор. Достаточно, чтобы их маленькие воспоминания продолжались. Достаточно, чтобы притвориться, что все в порядке. И когда он заговорил в первый раз, он стал спокойно рассказывать об истинных событиях той ночи, когда умерла Мари. Как он ненавидел скрипку, как он презирал этот инструмент так сильно, что разбил его у подножия лестницы, как они с Мари поссорились из-за этого и как он столкнул её с лестницы. Обри, Кел и Хиро отреагировали на этот момент. Протестами, недоверием, шоком. Но он не остановился. Он уже прошел точку невозврата. И чтобы подтвердить их глубочайшие подозрения, он признался, что повесил тело ее сестры на дереве вместе со своим лучшим другом Бэзилом. На какое-то время воцарилась жуткая тишина. Его слова повисли в воздухе, и он стал оглядывать всех оставшимся глазом. Бэзил все еще лежал на кровати без сознания. Хорошо. Потому что он не хотел, чтобы Бэзил был свидетелем этого. Свидетелем реакции их друзей. И он был прав. — ...Возьми свои слова обратно. Санни посмотрел на Обри, все тело которой заметно дрожало, бирюзовые глаза были широко раскрыты от отчаяния и муки, слёзы с трудом сдерживались. — ...Пожалуйста, скажи что ты шутишь... пожалуйста. Санни молчал. Обри судорожно вдохнула, губы дрогнули в пустой улыбке, которая исчезла так же быстро, как и появилась, когда она положила ладони на колени. — Блядь... Блядь! — они ведь только встретились спустя столько лет, верно? Они ведь помирились, так? На мгновение появилась надежда, что их дружба может быть восстановлена снова. Вчера ведь было так хорошо. (Это всё потому, что он снова вернулся в их жизнь, вот почему всё так плохо.) — Ты... ты очень больной человек... — Обри начинает, ее голос дрожит, когда ее кулаки сжимаются и разжимаются, ее глаза были полны жгучей ярости и горя одновременно. — Во-первых... ты убил свою сестру, а потом повесил ее на дереве... — она тяжело выдохнула. — Кем... кем ты себя возомнил?! Санни вздрогнул, когда Обри рванулась вперед, но прежде чем она успела ударить его, Кел оттолкнул ее назад, удерживая, прежде чем она сделает что-то, о чем пожалеет, тем не менее, она продолжала кричать: — Кем, блядь, ты себя возомнил?! Хочешь расколоть нашу группу на части?! Хочешь испортить наши блядские жизни?! Она была твоей сестрой, ты, придурок-психопат! Вы двое пиздец как больны на голову! Вы оба больны! Ведёте себя как чёртовы жертвы всё это время, когда вы на самом деле ёбаные преступники! — Обри, остановись! — воскликнул Кел, пытаясь удержать ее. — ...Пожалуйста, остановись... Он уныло взмолился, его глаза уже наполнились слезами. — ...Пожалуйста... Обри тяжело дышала и оттолкнула руки Кела, всё ещё кипя, но больше не пытаясь наброситься на Санни. И всё же её слова повисли в воздухе. Это правда, Санни знает. Все эти слова были не чем иным, как фактами, и он описывал себя одними и теми же оскорблениями столько, сколько себя помнит. И всё же теперь это ощущается совершенно иначе. Ведь это сказал кто-то другой. (Но почему так важно, что это причиняет боль? Имеет ли Санни право ругаться, когда он уже причинил столько боли? Самое меньшее, что он может сделать — это запомнить. Запомнить каждое слово.) Затем. Обри и Кел смотрели на Хиро с неподдельным ужасом в глазах, когда он разразился смехом. Санни не мог понять, над чем он смеется, потому что всё это не смешно. Отчаянный смех Хиро заполнил пустоту в воздухе, слезы даже выступили в уголках его глаз, когда он схватился за живот. — Ха... ха... — его смех в конце концов затих, и он посмотрел на Санни с небрежной улыбкой на лице. Кел вздрогнул. Это неправильно. Все это невероятно неправильно. Почему он так себя ведет? — Все в порядке, ребят... — сказал он, но Кел и Обри были слишком потрясены, чтобы хоть что-то ответить. Хиро сглотнул, сохраняя это неуверенное выражение лица. — Санни... Санни, должно быть, слишком сильно ударился головой... Ничего из того, что он сказал, не может быть правдой... Потому что Хиро нельзя сказать, что последние четыре года, когда он винил себя в смерти Мари, были напрасны. Что всё это время ему лгали. Что всё это время не было никакого смысла чувствовать эту вину. Нет. Нет. Он этого не примет. Он не сможет с этим смириться. Как он может? Нельзя ему говорить, что Мари... Мари умерла на руках своего брата. А потом Бэзил повесил ее на дереве. Нет. Это просто... это полный пиздец. Это какая-то дурацкая шутка. Не так ли? Нет. Нет. Нет. — Блядь, нет! — он потер подбородок большим пальцем, беспокойно расхаживая взад-вперед с неуверенной улыбкой на лице, переводя взгляд. Стены комнаты будто сжимаются. Он не может дышать. Ему нужно убираться отсюда. При этих словах Санни почувствовал себя так, словно Обри ударила его битой по голове. Он смотрел на Хиро с удивлением и болью. Ничего из того, что он сказал, не было правдой? Но все это... каждое предложение... правда. Всё это имело смысл. Но почему Хиро хочет оставаться в неведении? Хиро похлопал Обри по плечу: — Санни не мог этого сделать, не так ли? И Бэзил... ну же, ребят... Они вдвоем... Это невозможно, ха-ха!... Так что не плачь, Обри... Мы сейчас же позовем доктора. Нет. Что-то не так. Всё должно было получиться совсем не так. Хиро должен быть зол на него. Причинять ему боль, бить его, кричать на него, орать на него за то, что он забрал любовь всей его жизни. ...Но Хиро не поверил... нет. Он даже не удостоит Санни взглядом. Даже несмотря на то, что он уже смотрит на него широко раскрытыми глазами, полными слёз. — Пожалуйста, поверьте мне... Его слова не были услышаны. Хиро притворился, что не слышал этого. Обри уставилась на него опухшими глазами. Глаза Кела прикованы к земле, он не мог понять кому верить. — Хиро... — Обри всхлипнула, розововолосая не была уверена, была ли она просто эмоционально сломлена или чувствовала, что мир рушится на неё из-за того, как ведет себя Хиро. Он же самый старший среди них — "главный" в их группе друзей, видеть, как он теряет самообладание... это ужасно. Хиро взъерошил ей волосы и ободряюще похлопал Кела по руке: — Давайте поговорим с доктором... Должно быть, что-то было не так... Санни, ты даже не должен сейчас вставать с постели! Хиро сохранял улыбку на лице, когда уходил, чрезвычайно обеспокоенная Обри тащилась за ним. Кел остался и, прежде чем протиснуться мимо Санни, тяжело вздохнул. — ...Я тоже не хочу в это верить. Кел посмотрел в потолок, его глаза горели, когда он пытался остановить слезы. — ...Я просто... мы же были счастливы, верно? Вчера... всё было хорошо... действительно хорошо... Как будто все вернулось на круги своя. Обри больше не злилась, Хиро, очевидно, повеселел оттого, что мы все снова воссоединились, и я просто... — Кел замолчал, стиснув зубы, прежде чем заговорить снова. — ...Почему, черт возьми, это продолжает происходить? Я просто хочу, чтобы мы все были счастливы... Я так, блядь, старался сделать всех счастливыми, но почему я... почему...? Что не так с этим миром? Ноготь Санни глубоко впился в его ладонь, и боль от слегка проколотой плоти меркнет по сравнению с мучительным ощущением, перекрывающим его чувства. — ...Я очень надеюсь, что Хиро прав. Оно... не может же всё быть напрасно, верно? Кел выдавил из себя улыбку, и Санни почувствовал, что в этот момент он сойдет с ума. Он удивлен, что все еще в здравом уме после всего того гребаного шторма, через который ему пришлось пройти... Удивлён, что он всё ещё здесь, несмотря на то, что его друзья скорее поверят в то, что он сошел с ума, чем в то, что он случайно убил Мари и инсценировал это как самоубийство. Ничто не могло подготовить Санни к их реакции. Он был готов к тому, что на него будут кричать, орать, его будут избивать до тех пор, пока от него не останется ничего, кроме каши из плоти и органов. ...Но они ему не поверили? Почему... почему... почему они не поверили? Почему они не верят ему, когда он в кои-то веки честен? (Но он никогда не лгал, и его друзья всегда ему верили! Они всегда верили ему!) Почему они предпочли поверить, что он нахуй сошёл с ума? Может быть, это и к лучшему, что он переезжает. Его друзьям будет лучше без него. Санни подошёл к кровати Бэзила, и он выглядел так же плохо, как и он сам, и он почувствовал болезненное сожаление и вину... Эти руки... эти руки убили Мари. И те же руки причинили боль его самому близкому другу. (О, если бы только он мог их отрезать.) Санни услышал грохот из-за слегка приоткрытой двери, а затем крики Обри и Кела. Хиро упал в обморок. Часть Санни хотела выбраться оттуда и увидеть его, потому что он волнуется. Но по мере того, как тяжелые шаги и звуки суматохи разносились по коридорам, становится ясно, что персонал больницы плюс Обри и Кел, находящиеся там — это всё, что может понадобиться Хиро. Как всегда, Санни ничем не может помочь своим друзьям. Почему, чёрт возьми, он так хорош в причинении боли всем, кого так любит? С этой мыслью затуманенный взгляд Санни переместился на его избитого лучшего друга, спящего на кровати. Совсем как он сам. Преследуемый чувством вины и травмой, как и он. Он почувствовал тошноту. Пальцы блондина дернулись, и очень медленно он пошевелился, осторожно открывая глаза. Санни изобразил самую яркую улыбку, на какую был способен, когда слеза скатилась из его оставшегося глаза. Нечто пропало. У Бэзила тоже. (Но за ним всё ещё стоит кто-то другой. Санни это знает.) Бэзилу будет лучше без него. Лёгкая, но искренняя улыбка его лучшего друга была подобна тихому ветерку. Санни смотрел на него, наслаждаясь каждой секундой этого мгновенного покоя, наслаждаясь каждой секундой, когда они были на некоторое время свободны. Он попытался запомнить эту улыбку и заслуженный покой, застывший на лице Бэзила. Больше они не увидятся. Санни выглянул в окно. ...Небо засияло тошнотворными яркими оттенками фиолетового, когда он почувствовал, как знакомое холодное металлическое лезвие прижалось к его затылку, посылая мурашки по спине. Санни задается вопросом, видит ли его Бэзил. — Я же говорил тебе, Санни... Я же тебе говорил.______________
— Я не знал, что они тебе не поверили. Без четверти шесть утра мягкий солнечный свет пробивался сквозь узкий переулок между кампусным кафе и другим зданием кампуса. Они сидят друг напротив друга на деревянных скамьях, расположенных по обе стороны стен. Окурки, не принадлежавшие ни тем, ни другим, валялись на холодном тротуаре. Бэзил задумчиво потягивал свой кофе, пристально глядя на недоеденный круассан, лежащий рядом с Санни — он тот, кто купил его, и он практически умолял черноволосого перекусить им, потому что он выглядел ужасно плохо, и ему не помешало бы поесть и поспать. Санни отхлебнул из своего стаканчика: — Они тебе не сказали? — он уже чувствовал себя немного измотанным, просто пересказывая эту часть. Или, может быть, это из-за усталости. Тем не менее, он не рассказал Бэзилу всей истории, опустив ту часть, где ему стало ужасно плохо. Не то чтобы он хотел держать это в секрете, но как можно взять и просто так рассказать свою историю о том, как он чуть не сошёл с ума? Бэзил некоторое время размышлял над этим вопросом. Хорошо... Их друзья чертовски скрытны. И Бэзил понял это только сейчас. Хотя он не может винить их за то, что они опустили всё, что связано с Санни — но есть же способы мягко сообщить ему об этом. Боже. Неважно. Может быть, он не стоит таких усилий. Лучше просто сосредоточиться на настоящем. В конце концов, этот разговор очень важен. Кроме того, у него нет права жаловаться. Он — обуза всем подряд. Сам Бэзил не знал бы, как бы справился, если бы встретил другого себя. — Намекнули, — ответил Бэзил, заламывая руки. — После того, как ты ушел, мы так и не поговорили по-нормальному. Кел был единственным, кто навестил меня в больнице, спрашивая, правда ли это, и это действительно был единственный раз, когда я понял, что ты признался. После этого они трое больше никогда со мной не разговаривали. Санни опустил взгляд, не зная, как на это реагировать, его грызло чувство вины. Бэзил глубоко вздохнул: — У меня не было возможности сказать, но я благодарен тебе за то, что ты тот, кто рассказал им правду. Я ни за что не смог бы так долго жить в согласии с собой, скрывая такую тайну... И... ну, и я не такой смелый, как ты... так что... я... никогда бы не смог сказать им сам... — он берёт себя в руки. — ...Я просто хочу узнать... ты же не ушёл ни с того ни с сего... Ты думал, мне будет лучше без тебя? Это не твое дело предполагать такие вещи. Санни уставился на свои дрожащие руки, быстро вытирая навернувшиеся слезы. — ...Мне жаль... я д-действительно думал, что был готов... я был готов ко всевозможным реакциям, которые могли быть... но я... просто... они не хотели мне верить... Прямо к-как ты не верил, что это я убил Мари той ночью, — Санни неуверенно ставит кофе рядом с собой. Бэзил тяжело вздохнул, стаканчик в его руке слегка помялся под давлением большого пальца: — Я понимаю... ты был потрясен тем, как они отреагировали. Никто и не говорил, что это будет легко... но им просто... им просто нужно было время, чтобы переварить это... Тебе не нужно было уходить так внезапно... я... я имею в виду... — он вдыхает, поправляя себя. — ...Это нормально, что ты ушёл. Но насовсем? — Я знаю, — Санни кивает, — ...Я был глупцом... и трусом. Я знаю, что никакие извинения не помогут, но я всё равно хочу сказать тебе, как мне жаль... Я просто думал, что в то время это было к лучшему... Я столько всего испортил... Я разбил нашу группу друзей, расстроил всех остальных. Я погубил тебя. Бэзил качает головой, нахмурив брови. — Это была моя идея... — он не закончил фразу, — это был мой выбор. А ты был слишком... шокирован, чтобы даже как следует осознать происходящее. То, что я сделал, я сделал сам. Я сам всё испортил. Я настолько же виновен. Если не больше. Между ними повисает долгое молчание. Тяжесть их слов опускается, тяжелым бременем ложась на их плечи. Они знали, что эта конфронтация затянется надолго, но это не делает ее менее утомительной. Несмотря на кофе, во рту у Санни пересохло, но он всё равно собрался с силами, чтобы спросить. — Что с тобой случилось? Когда я уехал? Бэзил хотел возразить. Он хотел услышать больше объяснений Санни, но все равно согласился с тем, что Санни сменил тему разговора. Его голубые глаза устремлены в землю, он цепляется за слова. — ...Из больницы меня выписали гораздо позже... следили, чтобы не навредил себе, плюс терапия... На самом деле они не так уж сильно помогли, но я притворился, что со мной все в порядке, так что они меня отпустили... Потом... не знаю? Недели после этого прошли как в тумане... — его глаза снова метнулись к Санни. — ...По-прежнему никаких признаков наших друзей. Никаких признаков тебя. У меня не было никаких способов связаться с тобой... Ты не оставил мне ни свой номер, ни электронную почту, ни даже свой чёртов адрес... но ты знал мой, так что я просто... я просто ждал. Звонка, письма, сообщения? Чего-нибудь... но ладно. Ничего из этого я не получил. Как будто тебя и не существовало. — ...Я был невероятно несправедлив. Мне очень жаль, — с раскаянием произнес Санни голосом чуть громче шепота, когда его взгляд снова опустился на землю, а носок ботинка наступил на выброшенные окурки. Бэзил согласился. — Да. Ты был действительно несправедлив. Я хотел верить, что это было только потому, что ты ненавидел меня. Но то, как ты улыбнулся мне, когда я проснулся, просто... много значило для меня. Я был так сбит с толку. Я не знал, что чувствовать. Ч-что это вообще было... Санни прикусывает губу, встречаясь взглядом с Бэзилом. — ...Ну, улыбка была искренней. Я не знал, как выразить все мысли, которые у меня были о тебе в то время. Так что я просто... улыбнулся. Я хотел тебе многое рассказать... но это всё, что я смог сделать. Бэзил снова прервал их зрительный контакт, слегка нахмурившись и бормоча: — ...Было лучше если бы ты этого не сделал. Всё было бы гораздо проще. ...Ещё одно молчание. Санни неохотно спрашивает: — ...Как тебе удалось снова поговорить с нашими друзьями? Бэзил прищелкивает языком. Почему именно к нему обращаются с вопросами? Разве не он должен... Ладно, хорошо. Он ответит первым. — Со мной произошел небольшой несчастный случай на озере. Обри спасла меня, и она плакала... хм... сильно плакала. Санни смотрел на него недоверчивым взглядом, видя его ложь насквозь. Бэзил избегал его взгляда, — ...Хорошо. Это не был несчастный случай. Может быть, я действительно прыгнул нарочно. Но только потому... потому что... Он замолчал, губы его дрожали. У него есть выбор вообще не рассказывать эту историю. Но в любом случае ему показалось правильным рассказать её. Во всяком случае, он просто ненавидит себя за то, что снова попытался покончить с собой. Он... презренный, неблагодарный, отвратительный. Все плохие прилагательные. Всё про него. — ...Потому что, ну... после того, как я понял, что ты снова меня бросил, мне просто стало так плохо... я почувствовал оцепенение. Как будто я был мертв... — его голос дрожал. Это так отвратительно, насколько сильно он зависел от Санни. Он как паразит. Мёртвый и бесполезный без своего хозяина. — ...Потом, когда я подумал, что могу просто уйти и найти свой собственный путь... по какой-то причине, я впервые был счастлив за эти четыре года. Так что я действительно был... тошнотворно взволнован, чтобы сделать это. Бэзил невесело улыбнулся про себя: — Странно... правда? Как кто-то может быть так счастлив от перспективы покончить с собой? Я просто... зашёл слишком далеко. Даже если правда уже была всем известна, это волшебным образом не отменило того, что я с ней сделал. Было бы лучше, если бы это меня... — он обрывает себя. Вот он снова здесь. Выбалтывает какие-то глупые негативные мысли из ниоткуда. — Бэзил... — пробормотал Санни, и Бэзил снова посмотрел на него, — ...не говори так. Просто не надо, ладно? Никто этого не хотел. Никто не хотел, чтобы что-то из этого произошло... Это всё просто... пиздец... — он выглядел таким усталым. Физически и морально, пока подыскивал правильные слова, но ничего не приходило в голову. Бэзил неловко продолжил: — ...Так что, хм... Обри спасла меня... Она так плакала, что я чувствовал себя виноватым, я не хотел снова видеть, как она плачет. Она продолжала говорить, что простила меня и что я не должен умирать, — и сейчас он тоже чувствует себя невероятно глупо. Почему именно озеро? Ну, это место просто казалось подходящим. Чтобы умереть там. — Обри попросила Хиро о помощи, затем Хиро работал с Полли, чтобы найти мне психотерапевта. Поскольку Хиро помогал, Кел тоже был там... Но, блин... — Бэзил прикусил губу, — ты бы видел, как они на меня смотрели... Я ненавидел это... Они смотрели на меня так же, как мои родители смотрели на меня, когда я все еще жил с ними... — но на самом деле он не может их винить. Они были вольны ненавидеть его сколько угодно. Но ему всё ещё больно. — Ясно, что они делали всё это только из чувства долга, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Потому что они не могут позволить одному из своих бывших друзей умереть у них на глазах. Из жалости. Но как бы то ни было, я принял эту помощь. Тогда это было так ужасно. Честно говоря, Бэзил не знал, когда закончился фальшивый комфорт и началась настоящая забота. Никто из них не признавал этого и не говорил. Они и сейчас отказываются говорить об этом. Как ничего и не было. — Бэзил, мне очень жаль. Блондин невозмутимо продолжил: — ...И я принял помощь, потому что не хотел снова видеть, как Обри плачет. Чтобы Полли перестала беспокоиться. Чтобы Хиро перестал бы помогать мне, когда ему самому не лучше. Чтобы Кел перестал каждый раз притворно улыбаться рядом со мной, — он вздохнул, увидев, как озабоченно нахмурилось лицо Санни, и почувствовал необходимость утешить его. — Эм, но теперь все в порядке? Насколько вообще можно "быть в порядке"... В любом случае, он уже сболтнул много лишнего. Он задается вопросом, достаточно ли этого, чтобы побудить Санни открыться самому. — Но хватит обо мне, — Санни заметно напрягся при этих словах, его липкие руки слегка дрожали. Бэзил не настолько глуп, чтобы не заметить. — ...Хм... и какого чёрта ты делаешь? Санни бросил на него озадаченный взгляд, всё ещё пытаясь сохранить спокойное лицо. (И он с треском проваливается.) — Что? — Тебя никогда нет в комнате. Тебя нет здесь после окончания пар, даже ночью. Ты редко ходишь домой. Санни съеживается: — ...Работаю? — Что ты имеешь в виду? — ...Я работал. После занятий я подрабатывал неполный рабочий день... и-иногда брал ночные смены. Бэзил глубоко вздохнул. "Иногда" — явная ложь. — Но ты можешь работать в любое другое время, зачем брать ночные смены? Санни пожал плечами: — Это помогает. Отвлекаться от всего этого. Бэзил окинул его пристальным взглядом: — А теперь ты похож на ходячий труп, который полгода разлагался на палящем солнце. Санни обиженно нахмурился. — Ну спасибо, — в любом случае, чья это вина! Затем он неловко поерзал на месте. — ...Ты хочешь спросить, почему я не связывался с тобой четыре года подряд, и все же ты не задал этого вопроса. — Потому что я знаю, что ты не хочешь говорить об этом. — Не хочу, — подтвердил Санни, — но ты имеешь право знать. Бэзил еще раз отхлебнул немного кофе, чувствуя потребность в теплой жидкости, чтобы успокоить пересохшее горло. — ...Мгм, но... — он поставил стаканчик себе на колени, — ...этого уже слишком много для меня... и для тебя тоже, особенно когда ты выглядишь так, словно вот-вот умрешь от переутомления. — Я не настолько слаб, — Санни качает головой, делая ещё один глоток. Бэзил неопределенно махнул рукой: — А я и не говорю, что... просто... за последние несколько дней я немного задумался о себе... — под этим он подразумевал, что Хиро поругал его, когда Бэзил рассказал ему о том, как он наорал на Санни в ночь своего дня рождения. Упомянутый парень также был тем, кто побудил его поговорить с Санни. — ...И понял, что слишком сильно сосредоточился на своей собственной боли и... я наплевал на твои чувства... наверное, я был уверен, что с тобой всё будет в порядке... И это было... хм... ужасно с моей стороны. — Нет, у тебя есть право злиться, — Санни наносит ответный удар. — ...Я знаю. Но всё ещё. Я сделал несколько довольно серьезных предположений и... я был довольно резок по этому поводу. Такое чувство, что я пнул человека, уже лежащего на земле, — он виновато опускает взгляд на цемент, наблюдая, как окурки медленно откатываются в сторону, когда утренний ветерок врывается в переулок, а солнечный свет становится ярче с каждой минутой. — Ты не... не полностью восстановился. Я злюсь, но это не значит, что я имею право просто... причинять тебе вот так боль... Мне тоже потребовалось много времени, чтобы выслушать тебя. Я был глуп. Мне очень жаль. — Это совсем не так, — Санни поспешил ответить. — ...Но всё равно спасибо, что сказал это. Я тоже не настолько внимателен. Я продолжал пытаться загладить свою вину перед тобой, но это, должно быть, очень тебя напрягало. Я не хотел делать вид, что всё в порядке, делать вид, словно я тебя не бросал... На самом деле, я вообще понятия не имею, как себя вести... — признаётся он, прислоняясь затылком к стене. — ...Мне действительно, блядь, жаль, Бэзил... и... жаль, что побеспокоил и тебя тоже... Я не хотел быть... быть злодеем... Я просто понятия не имею, как с этим справиться... и теперь я даже не могу собраться с силами, чтобы рассказать тебе все. — Незачем спешить, — пренебрежительно произнёс Бэзил, — ты можешь рассказать всё, когда почувствуешь, что ты... готов, думаю... Я не имею на это права... но будет действительно здорово, если ты когда-нибудь решишься на это. — Так и поступлю, — заверил Санни. И снова их обоих окутала тишина. Но она не была больше такой тяжёлой и напряжённой, как раньше. Некоторое время они прислушивались к далекому щебету птиц, шепоту листьев и праздной активности очень немногих студентов, прогуливающихся поблизости. Этого и следовало ожидать — очень немногие студенты обычно бодрствуют в это время. Но в семь часов тут уже будет толпа. Бэзил нарушил молчание: — У тебя есть психотерапевт, Санни? Санни съежился от этого вопроса. — Вроде как...? — Почему так неуверенно? Санни тяжело вздыхает. Из этого ведь нет выхода, не так ли? — В последнее время я пропускаю сеансы... Мы... мы говорили о... — Обо мне. Вы двое говорили обо мне, — предположил Бэзил. Он уходил с сеансов терапии, когда речь заходила о Санни. Уходил столько раз, что он даже сосчитать не может. Ну, иногда он даже просто набрасывался на бедного психотерапевта, когда снова поднималась та тема. Она, казалось, не возражала, просто говоря, что это прорыв, развитие, прогресс, любые другие положительные прилагательные к его срывам, которые, честно говоря, в то время казались оскорблениями. — Не пропускай сеансы терапии, Санни. Мне говорили, что пациенты пропускают их в те моменты, когда они больше всего нуждаются в ней. Санни виновато кивает. — Я знаю, — он сглотнул, поправляя воротник рубашки, как будто он давит ему на шею. — Мы просто не в первый раз говорим о тебе... Просто... то, о чем мы говорили на прошлой сессии, было... — он подавил стон, испытывая стресс. — ...Я не знаю. Всё, что я знаю, это то, что я хочу загладить свою вину перед тобой. — Ты не обязан, — Бэзил быстро отвечает. — ...но это мило... полагаю? Услышав, почему ты это сделал... По какой-то причине, я понимаю тебя. Это так на него похоже. Что бы ни делал Санни, казалось, что в конце концов Бэзил поймет глубинные причины этих действий, какими бы иррациональными, обидными и глупыми они ни были. — ...Ты всё ещё ненавидишь меня? Бэзил вздохнул. Что за вопрос о банке с червями. — Нет... По крайней мере, я так не думаю. Я не ненавижу тебя, Санни... Я... я ненавижу то, что ты сделал, — он сделал паузу, собираясь с мыслями. — ...Я все ещё зол... но не так сильно, как раньше. Так что спасибо? За то, что дал мне покончить со всем этим, прежде чем я сменю комнату. Лицо Санни заметно побледнело. — ...Н-но я не хочу. И Бэзил тоже. Честно говоря, не потому, что он хотел быть соседом по комнате с Санни, а потому, что он действительно не знает, чего ожидать от своего нового соседа по комнате. Например, кто будет следующим? Какой-нибудь хулиган из его средней школы? Или сброд, не заботящийся о поддержании гигиены в помещении? Или кто-то, кто с отвращением относится к растениям? ...Он задается вопросом, не предпочтительнее ли это, чем проводить время в одном помещении с Санни. Не похоже, чтобы они оба были там все время, верно? Кроме того, на самом деле их ничто не связывает. Только то, что они живут в одном и том же месте. В любом случае, у них совершенно разные жизни. Не похоже, что он полностью впускает его обратно в свою жизнь. Не совсем. — ...У тебя буквально есть дом в тридцати минутах езды отсюда, — Бэзил ответил как ни в чем не бывало. Санни мрачно опустил глаз. — ...Я не хочу оставаться наедине с Мэри О. О. Бэзил почувствовал, как его сердце упало в пятки. Возможно, именно по этой причине Санни был там в ту ночь. Потому что там будет няня, чтобы он не был совсем один с Мэри. И, конечно же, няней просто обязан был быть Бэзил. Какой жестокий поворот судьбы, из-за которого его тошнит. Насколько они оба облажались, что даже не могут чувствовать себя комфортно наедине с новой сестрой Санни? Бэзил сокрушенно вздохнул. — Год. Санни поднял глаз на его невнятные слова. — Через год все будет кончено. Санни кивает, хоть и выглядел он счастливым, но на его лице был оттенок печали. — Санни, дай мне свой телефон, — Бэзил вытянул открытую ладонь. Санни выглядел озадаченным, но все равно отдал телефон. Бэзил добавил трех новых людей в список его контактов. — Я ввёл номера всех наших друзей. Я не уверен, что они согласятся поговорить с тобой, но тебе просто придется выяснить это самому... — хотя Бэзил почти уверен, что Кел был бы на сто процентов в восторге, снова услышав Санни. Санни нерешительно забирает свой телефон обратно с выражением протеста на лице. Бэзил удивленно глядит в ответ. — Что? Ты думаешь, я могу спокойно спать по ночам с тем фактом, что я в хороших отношениях с нашими друзьями, а ты нет? — если им удалось простить его, то они должны быть в состоянии простить и Санни. Это был несчастный случай с его стороны, это он сделал все хуже. — ...Я поговорю с ними... — решительно заверил Санни. Бэзил вскинул бровь, ожидая продолжения. — И?... — ...И с моим психотерапевтом тоже... — И? — чёрт. Он хочет большего? — Я прекращу ночные смены. — И что? Санни некоторое время напряженно размышлял, сдвинув брови к переносице. — Хм... И больше никаких бездомных кошек... Бэзил одобрительно кивнул: — И? — ...Я дам тебе время... чтобы переварить это... И всё такое. Бэзила не убедило и это. — И я не уйду... обещаю. — Ха-ха... перестань давать обещания, Санни... ты эксперт по их нарушению, — Бэзил взял свой полупустой кофейный стаканчик, встал, чтобы выйти из переулка на свет, вытаскивая телефон из кармана. Черноволосый немного отстал от него. Санни удрученно вздохнул, хотя и чувствовал себя немного легче, чем раньше. — Т... т-ты собираешься общаться со мной так весь год, не так ли? Бэзил лишь кивает и отправляет электронное письмо завхозу о том, что он отменяет свою просьбу о смене комнаты. Он пожал плечами: — Возможно. Санни зевнул. Впервые за несколько недель он с нетерпением ждет сегодняшнего сна. И на этот раз он уверен, что никаких кошмаров больше не будет. Эта мысль вызвала слабую улыбку на его лице. Они вдвоем направились обратно в свое общежитие. Пожалуй, сегодняшнее утро было немного теплее и ярче, чем предыдущие.