Следующим утром Феликс находился у себя в поместье; сидя за столом в кабинете, он занимался незаурядным и весьма интересным делом. Перед ним был рассыпан белый порошок, которым он наслаждался и любил даже больше людской крови. В кабинете неожиданно громко и назойливо раздался стук, после чего внутрь вбежал один из его пешек, а после и сам Иван, который удосужился встретить княгиню Балакиреву на вчерашнем балу.
— Князь.. — впопыхах промолвил мужик, бросившись в ноги Юсупову почти слёту.
— Что за..? Встань! Пакость.
— Простите, я хотел сообщить вам о вчерашнем событии.
— Припозднился, голубчик. — Хихикнул золотовласый, любуясь на перстни, что находились на пальцах. Феликс слегка почесал кончик носа, который так сильно зудел от кокаина. — Если ты про Балакиреву, то здесь только твоя вина. Мне уже обо всём сообщили.
— Но я не..
— Не в силах лишить жизни простую девчушку? — Феликс поднялся с места и подошёл ближе, также наивно улыбаясь. Его грациозная походка заставляла застыть от неизвестности намерений князя. — Ты не достоин даже называться вампиром, пресмыкающееся.
С такой же лёгкой, самодовольной улыбкой Юсупов через секунду смотрел на сердце, что находилось у него в руках, а тело упало замертво. Он с отвращением смотрел на орган, будто бы даже сожалея об утрате, после чего отбросил в сторону, как разонравившуюся игрушку.
— Приберите тут.
Петербург — это город контрастов. Для кого-то это место собрания униженных и оскорбленных, для других — объединение светского общества и высшей аристократии. Это город, в котором происходит противопоставление мира величественных дворцов, парадных подъездов, таинственных садов грязным зловонным улицам и проспектам, где царит нищета, пьянство и распутство. Простому человеку невозможно просто существовать в таком месте, ведь этот город, и правда, «поедает» маленьких людей.
Юсупов полюбил этот город однажды, когда появился там впервые. Но тот период был уже давно в прошлом. Сейчас происходило то, что он так не любил. Постепенная смена власти, кровопролитие, какие-то перевороты. Ему не нравилась политика, к нынешней России привыкнуть было сложно, ведь в Париже было куда проще.
Сняв с себя белое пальто, он прошёл в гостиную комнату и зажёг сигару.
— Ланской сейчас у себя в имении. — Заявил Дашков, внезапно появившийся рядом с золотовласым. Тот вздрогнул, едва не выронив из рук сигарету.
— Мать честная! Что ж вы так пугаете..
— Каразин направляется туда, кажется, он обещался прибыть туда завтра.
Послышался истерический смешок, после которого на лице Юсупова нарисовалась улыбка, которой не было конца и края.
— Так, это же отлично! Я думаю, вы и сами понимаете, где место этих людей, граф Дашков.
— Не думаю, что Каразина стоит убивать сейчас.
— Забыл, как его группа полегла в здесь? Да и нам не так сладко было. Ох, уж эти необразованные террористы.
Обаятельное выражение личика Юсупова могло расположить любого человека, да и вампира. Дашков же проникновенно, будучи понятливым, кивнул головой, но знал, что его планы могут быть сильнее желаний других, после чего исчез.
Татьяна Дмитриевна — девушка с тёмными волосами, которая осталась сиротой всего пару месяцев назад. Балакирева была дворянкой; прежде, до той самой ночи, она и не знала горя: не знала, каково это — остаться совсем одной и начать бояться? Каково прятаться теперь от недоброжелателей вне своего родного дома? Да и от дома, где жила она всю свою жизнь, уже ничего не осталось. В ту ночь, когда на него напали те кровопийцы, он сгорел. Она должна была сгореть там, но чудом выжила, а кому была обязана этим, так только графу Ланскому, который был близким другом её погибшего отца.
Дама сидела в кабинете Григория и рассматривала документы, в которых отчётливо были виданы прописанные имена тех, кто мог быть в действительности упырём. Она смотрела на каждое имя с отвращением, ненавистью, словно каждый человек с данным именем находился подле неё, и она была готова плюнуть в лицо каждого.
— Татьяна Дмитриевна!
Этот оклик отчаянно напугал девушку, после него она обернулась и увидела помощника Григория Александровича. То был парень, немного старше её самой, его звали Аркадий. Для Григория он был, как родной сын.
— Простите, что напугал вас.
— Вы не напугали. — Чётко ответила она.
— Пётр Каразин прибыл. Григорий Александрович ждёт вас внизу.
После услышанного она задышала по-другому. Услышав то имя, она поняла, что человек, кого боится половина города — совсем рядом, и он может помочь ей заставить успокоить свою душу. Чуть не сбив с ног Аркашу, она метнулась вниз по лестнице, напрочь позабыв обо всех правилах этикета в принципе. Совсем скоро Таня оказалась на первом этаже, из-за приближения ночи в доме было совсем тихо и темно. Свет был приглушённым, поэтому обстановка настораживала. Перед тем, как войти в гостиную, она попыталась успокоить бешеный ритм сердца, затем вошла в комнату, где послышался с первой секунды треск пламени из камина. Мужчина, который стоял вначале спиной к девушке, резко повернулся, направив на неё револьвер. Та застыла, мгновенно вскрикнув. Татьяна еле-еле удержала себя, пытаясь не потерять равновесие, а тот пристально продолжал смотреть в глаза, пока взволнованный голос Ланского не раздался в гостиной.
— Господин Каразин, всё в порядке.
Тот даже не удосужился опустить оружие. Это был словно некий рефлекс. Мужчина боковым зрением посмотрел на Григория.
— Она не враг. Это мой друг.
Только после услышанного он убрал револьвер, пока Таня стояла и не могла отойти от шока. Для неё это было действительно настоящим шоком — почувствовать себя вновь на прицеле. Та девушка, что могла постоять за себя, не могла вымолвить и слова, продолжала стоять на месте, пытаясь сделать свои глубокие вздохи сдержаннее.
— Простите, старые привычки. Кто вы?
— Это дочь Балакирева. Его убили два месяца назад. Нам кажется, это все те же.
— Вам не кажется. — Карамора был лишён эмоциональности. — А что, она не может говорить?
— Я могу, товарищ Карамора. — Татьяна упорно сделала два шага вперёд, решительно осмелев. — Меня зовут Татьяна Дмитриевна.
— Вы знали, кем был ваш отец?
Таня замолчала, впав в ступор. Выдержав недолгую паузу, Пётр решил ответить на этот вопрос сам.
— Балакирев знал про них. Не знаю, Григорий Александрович, знали ли вы об этом, как его лучший друг и товарищ, но это так. — Ланской развёл руками, а его глаза были наполнены неизвестностью и пылью. — Более того, он был с ними в сговоре, однако был обманут и убит.
— Ложь. — Прошипела девушка. — Всё, что вы говорите — это гнусная ложь, и не более того!
Княжна подошла ближе, уже ни капли не испытывая бывалого страха. Её гнев был слишком пылок и ужасен за последний месяц, бояться не было смысла. Да и всё же, это был единственный человек, который мог бы ей помочь.
— Отец не мог быть с этими тварями в одной упряжке. Я не верю.
Тот не собирался спорить, голос Караморы был убедителен, но в услышанное Татьяне было поверить сложно. Она чудом сдерживала слёзы, пыталась не верить в рассказ мужчины, о котором она могла слышать столько хорошего. В тот момент она даже ненавидела незнакомца.
— Послушайте, я не собираюсь приводить вам вещественные доказательства. Я лишь сказал правду. Но убийство всей вашей семьи — факт того, что он отвернулся от вампиров. Вот только вас не убили.
Граф Ланской попытался развеять эту накалённую обстановку, заговорив с Караморой на эту же тему в другом ключе. Он стал узнавать детали, чтобы плавно перейти к теме его возможного участия в этой операции, пока Таня нахальным образом не прервала их беседу. Девушка продолжала стоять на месте, слегка насупившись, она терпела, как только могла, но шар этого терпения не выдержал.
— Я тоже буду участвовать!
— Это даже не обсуждается. — Строго промолвил Ланской, обращая взор на Таню.
— Карамора. — Она язвительно произнесла его прозвище, наблюдая за тем, как ему осточертело её вопиющее поведение. — Разрешите мне отправиться с вами.
— В вашей компании я не нуждаюсь. Хватит с меня любителей.
— Вы совсем меня не знаете!
После этих слов Карамора будто бы ухмыльнулся. Он отложил свои вещи в сторону, а одну из сумок бросил в руки Аркадию, который, в свою очередь, с трудом поймал и удержал багаж. Девушка всё ещё стояла столбом, не понимая, чего хочет тот. Когда Пётр снял пальто и вновь подошёл к Тане, она была весьма озадачена.
— Ну, давайте.
Ланской усмехнулся, прикрыв глаза рукой.
— Что?
Татьяна Дмитриевна возмущённо посмотрела ему в глаза, всё ещё не понимая его молчания.
— Покажите, что вы можете.
— Право, перестаньте! — Промолвил Григорий, считая, что Таня слишком далеко зашла.
Но для Татьяны это не было сложной задачей. Пётр не знал, кого он попросил об этом. Девушка простояла без движения примерно около десяти секунд, после которых она пошла напролом. Подсечка и толчок, который она произвела поравнявшись с Караморой, был стремителен. Пётр был довольно удивлен и обескуражен, но подскочил шустро. На лице Тани появилась улыбка, такая игривая и довольная, ведь в детстве она занималась этим почти каждый день, чему была благодарна только отцу. Второй рывок был таким же проворным, но к ее удивлению, Карамора в лёгкую ушел от захвата, а Татьяна почувствовала, как её рука заворачивается за спину. Обмен взглядами за мгновение. Её — яростный, его — совершенно спокойный. Удары Тани посыпались, как град. Он отбивал, отступая, уступая. Татьяна сразу почувствовала, что он обороняется, лишь не желая принимать ее вызов.
— Не смейте! — крикнула она. — Деритесь честно.
Пётр видел, как её глаза блестят безумием боя, отчаянием и жаждой крови. Она нуждалась в его агрессии. Она хотела, чтобы он был с ней на одном уровне сумасшествия. Он был обязан дать ей это, поэтому Пётр замахнулся и ударил. Но это оказался промах. Неужели? На него это не было похоже. От собственного гнева руки вцепились в девушку, ведь та была намного меньше, затем он заблокировал ей все варианты нападения на него. Благо, что в гостиной было достаточно места, чтобы эта драка состоялась. Девушка всячески пыталась вырваться из его объятий, однако тот всё ещё не давал это сделать. Они вместе не могли дышать ровно. Карамора попытался вымолвить слова в таком бешеном ритме:
— Ну вот, вы проиграли.
Татьяна Дмитриевна, стало быть, хотела сдаться, пока не почувствовала краем уха, которым была прижата к его груди, что-то твёрдое и явно похожее на оружие. Это было ни что иное, как небольшой нож, спрятанный в пиджаке. Воспользовавшись моментом его слабости и, почувствовав, как хватка Петра сильнее ослабевает, она вцепилась в него руками намертво и за единственную секунду схватила нож, после чего ловко приставила его к горлу, окончательно впечатлив этого человека. Расстояние в миллиметр удерживал Петра от глубокого пореза, а Таня продолжала напирать. Уже тогда на лице темноволосой не было ни одной эмоции. Они, словно, отключились. Девушка смотрела на Карамору с ненавистью, почти, как на тех кровососов; всё это продолжалось, пока к ним не подошёл Ланской. Тот стал отводить Татьяну в сторону. Кинжал упал на пол, отчего раздался ужасный звон, бьющий по ушам.
— Таня, прекратите это! Всё, хватит.
— А вы не промах.
— Господин Каразин, довертись мне. Со мной вы не попадёте впросак.
Карамора улыбнулся, а Ланской повернул девушку к себе.
— Нет. Я категорически против, Татьяна.
Взгляд Григория был суровым и серьёзным. Таню он знал с момента её рождения, и считал своим долгом после смерти её семьи быть рядом.
— Я должна. Я должна сделать хотя бы что-то, Григорий Александрович!
Ланской посмотрел на неё обеспокоенно, как на собственную дочь, но продолжить ему помешал шум, что приближался к гостиной.
— Господа! Прошу прощения! — Аркадий, который недавно вышел за дверь, вбежал назад и был очень взволнован. — Там несколько машин подъехало!
Присутствующие тут же направились к окну, вид которого выходил на въезд в имение. Несколько тёмных машин прибыли почти к центральному входу, а из одной из них вышел Дашков со своими ближними.
— Кто это? — Встревоженно спросила Таня.
— Кажется, это по вашу душу, товарищ Карамора.
Дашков, почуяв абсолютно всё, знал, куда необходимо направляться. Перед тем, как идти к входу, он остановил всех сопутствующих рядом с ним:
— С девчонкой делайте, что хотите, но Карамору не трогать.
Через считанные секунды Ланской уже вёл своего гостя к запасному выходу, который лежал через подвал и выходил к самому лесу, подали от имения. Дрожь охватывала всё тело Татьяны, пока она следовала за мужчинами. У тех и шаги-то были больше, та едва ли успевала следовать за ними. В этой суматохе было тяжко что-то разобрать, освещения почти не было, этот длинный коридор подвала был дюже тёмным. Лампа была в руках у Ланского, но свет от неё был лишь отблеском.
— Вы знаете, Пётр Петрович, я против перестрелок в моём доме. А меня они вряд ли тронут. И вы, Танечка, бегите. Я выйду на вас позже.
— Нет. Григорий Александрович! Как же вы здесь?
— Не думайте обо мне.
Татьяне пришлось идти вместе с Караморой. Они бежали к лесу. На улице стоял жуткий холод, а платье не давало особого тепла. Благо, упорное бегство не давало телу окоченеть до конца. Девушка почти не успевала бежать за ним, хотя на мужчине было больше груза. Страх и паника одолевали впервые, а такого адреналина не было с момента убийства её родителей. Спустя недолгое время они добрались до его экипажа, сделав огромную петлю вокруг леса.
— Где они? — С порога Заявил Дашков. Он был совершенно спокоен и красноречив.
— О ком идёт речь, сударь?
Ланской подошёл к нежданным гостям уверенно, он выпрямил спину и глубоко вздохнул, поймав улыбку Дашкова.
— Вы знаете, о ком идёт речь. Не представляйтесь дураком.
— Друзья, вы заявились в мой дом, будучи вооружёнными. Какие-то проблемы? Решайте через верха.
— Обыскать дом.
Татьяна Дмитриевна знала о Караморе лишь по обёртке, только понаслышке. За этот месяц она добывала информацию из каждого лишнего угла, ведь того, что говорил Григорий Александрович — было чертовски мало. Для неё было удивлением его поведение, обычно он настолько груб и недоброжелателен, что даже подача руки от него выглядит неестественно. Усевшись внутрь, Таня облегчённо вздохнула, выдержав огромную паузу. Пётр сам завёл беседу.
— Что-то вы побледнели. Уже не хочется быть в моей группе?
— Знаю, что вы не горите яростным желанием принять меня, но вам же нужны люди.
— Мне нужны люди, — перебил он, глядя ей в глаза, — но не такие, как вы.
Эти слова ранили её до глубины души, но виду она не подала. Лишь сжала кусок ткани на платье, щипая свою кожу на ногах пальцами.
— Товарищ Карамора, вы думаете, что я нуждаюсь в группе?
— Ха! Отчего же проситесь так отчаянно?
Девушка ухмыльнулась и спокойно продолжила:
— Я думала, что вы помогаете людям жить спокойно. Я ничего не потеряю, если не попаду к вам. Справлюсь и сама. — Поймав на себе взгляд Каразина в последний раз, Татьяна попросила остановить карету, после чего вышла из неё на одной из улиц Петербурга. Однако пройдя около двадцати метров, её остановил теперь знакомый голос.
— Стой! Садись.
Улыбка Тани означала триумфальную победу. Помпезной походкой, однако с сдержанными эмоциями она неторопливо направилась назад. Ребята отправились в кабаре, где прошёл их ужин по случаю знакомства. Пётр понимал, что новый человек будет никак, кстати, но и рисковать новыми людьми ему более не хотелось. Хватит с него крови. Внутри что-то перестало заставлять бороться, а хотелось всё же это исправить. Заказав что-то из еды, они ожидали заказ.
На фоне в заведении раздавалась шумная музыка; кто-то танцевал, один из мужиков приставал к девушке лёгкого поведения, а кто-то и вовсе просто валялся на полу. Одним словом, это был некий притон. Странные запахи, шум и гам — всё это было Тане чуждо. Но она терпела, пыталась привыкнуть, понять.
— Какие дальше будут действия?
— Завтра познакомлю тебя с другими членами группы. А пока, наслаждайся общественностью. Бывала когда-то здесь?
— Н-нет. — Брезгливо пробурчала темноволосая, пока тот поджигал сигарету.
— Привыкай.
— Какие у вас вообще идеи?
— Идеи? Поднять народ с колен, чтобы никто не боялся более гадов ползучих, что находятся до сих пор у власти.
Лозунги Петра не заставили биться сердце девушки сильнее. Ей всё ещё был непонятен главный смысл этой игры.
— Вы не могли просто взять и захотеть этого, а потом бороться с вампирами. С чего-то же всё началось?
Петя тут же вспомнил ту боль, которую испытал. Тот страх. Вспомнил всё, что случилось с ним, и всё, с чего всё произошло. Его любимый человек пал в ту же низшую расу, что он и пытался уничтожить всё это время, и даже этого у него не вышло. И всё же, в ту пору он ненавидел их всех, кроме неё и хотел вернуть любой ценой то, что у него отняли, ибо верил, что всё то, что сделали с Алиной — только внушение, не более того. Рассказывать он ничего Татьяне не стал, не имел желания, да и не доверял особо. Но знал, что у них разные цели и мотивы бороться. Мужчина всё ещё молчал, не издавая ни слова. Он смотрел на своё отражение, что виднелось в бокале, пока та его не окликнула:
— Карамора?
— Да?
— Что вами движет? Анархия?
— Так и есть. — Тихо ответил он, смотря на еду, что уже успели подать им на стол. Он переметнул свой взгляд вновь на Таню, равнодушно посмотрев в глаза. — И какое это имеет значение?
— Я пытаюсь понять вашу позицию, для чего вы это делаете? Вы ведь отвергаете любую власть, это разве допустимо в стране?
Каразин разозлился, хотя и не подал виду девушке. Его раздражало, когда кто-то пытался учить его и давать какие-то наставления, а уже когда речь заходила о таких вопросах, на которые ответы дать не мог, ибо всё равно поймут так, как захотят.
— Татьяна..как вас там по батюшке?
— Дмитриевна. — Огрызнулась та.
— Татьяна Дмитриевна, в вашем возрасте, да и уже мире, принято понимать анархизм, как состояние хаоса и беспорядка в обществе. Но это, отнюдь, не так. — Карамора улыбнулся слегка, надламывая в тот момент кусок хлеба. — Это свобода народа. Любой ценой, ценой всех сил, прошлого, будущего, ценой крови. Особенно, когда эта кровь нечеловеческая, мерзкая и вонючая.
Она слушает мужчину и прекрасно понимает то, о чём он говорит. Однако, слушая его речь, такую пламенную и твёрдую, как гранитный камень, она попутно вспоминала слова своего отца. Взгляды своего батюшки, которые были совершенно другими.
— Почему вы считаете, что упыри — это главное зло?
— А вы так не считаете? Эти нечисти же убили вашу семью. Вы были единственной дочерью?
— Нет. — Сглотнув ком в горле и сдерживая слёзы, Таня пыталась не расплакаться. Собравшись с силами, она попыталась ответить. — У меня была младшая сестра и старший брат.
— Позвольте узнать, а каким образом выжили вы?
Он видел, что ей было тяжело даже дышать, уж не то, что бы даже вымолвить слово, но та пыталась. Поднимая плечи при каждом вдохе, она решила вспомнить ту ночь.
— Тогда я отправилась к себе в комнату, я не стала ложиться спать. Хотела прочесть ещё пару страниц романа. Отец был в комнате с братом, а Настенька была с матушкой. Они музицировали. Помню, как папа ещё возмущался, почему они так поздно инструмент мучают. Я уже не помню, как уснула, но помню отчётливо, как проснулась. — Слёзы сами выползали из глаз, однако истерики на лице у княжны не было. — Я очнулась от треска, очень пекло. А только потом я поняла, что пахнет дымом, таким густыми и тяжёлым, из-за него было очень тяжело дышать. Я..не понимала, что происходит, просто спустилась вниз, где они уже лежали. Настя кричала от боли, она так громко плакала, а я ничем не могла ей помочь. Её трясло, кровило, откуда только может. Мама уже была мертва.
***
— Мама..? — Вбежав в комнату, она увидела почти обезглавленную мать.
— Настя..Настенька! — Девушка подбежала к маленькой сестре и прыгнула на пол. Вокруг девочки была образована лужа крови, тёмной и густой. Повсюду были сгустки дыма, огонь был очень близко, он заполнял всё пространство. Маленькое создание, ей было так больно и так страшно, она была в шажочке до смерти. — Господи..
Слёзы не могли остановиться сами. Дышать становилось тяжелее.
— Я..я вытащу тебя, сейчас.
Взяв сестру на руки, она пыталась не обращать внимания на пронзительные крики умирающего ребёнка. Разум был затуманен. Ей всего лишь нужно было выбраться из дома, попасть наружу. Она должна была сделать всё, чтобы её родная кровь осталась жива. Настя была для неё всем. Пульсация поступала в голову, становилось слишком невыносимо. Сестрёнка перестала кричать, а Таня не понимала, без сознания та или же совсем не дышит больше, но останавливаться она не собиралась, оставалось совсем чуть чуть. Проходя мимо кабинета своего отца, она с трудом стояла на ногах, пока в её ногу не вцепились чьи-то крепкие ладони. Это действие заставило девушку упасть на пол вместе с сестрой.
— Саша?! — Она произнесла имя брата, который почти не дышал. Его тело был окровавлено, он не мог говорить, лишь какие-то глухие хрипы раздавались из его уст. Он протянул ей револьвер, который был заряжен и беспощадно молил, она не понимала его неразборчивый голос, только плакала. Надышавшись этого дыма, соображать что-либо становилось ещё сложнее, голова кружилась, а руки тряслись. Огонь лишь усиливался.
Пуля полетела прямо в живот её брата. Она выстрелила. Он погиб от её собственных рук. Таня не понимала, зачем она это сделала. Попытаться помочь и ему — было в её силах. Александр свалился полностью на кафельные плиты, последний раз вдыхая глотки воздуха. Ланцет находился у него в другой руке. Почти сразу же после выстрела раздались чьи-то голоса. Это были мужчины, они приближались к Татьяне. Она слышала каждый шаг. До выхода оставалось совсем чуть-чуть. Панический страх охватил её душу. Руки задрожали сильнее, её затошнило больше от этого чёрного дыма, то была настоящая гарь. Затем, недолго думая, девушка подползла к ушедшему брату и вытянула у него из руки нож, которым, не задумываясь, она несколько раз ударила себя в живот. Боли были мгновенные, острые и пронзительные. Это было страшно. Было страшно не потерять сознание, ведь если бы те не поверили, что она умирает, они бы добили её окончательно. Только после этого она смогла выползти из дома на улицу, где чудом она выжила, благодаря Григорию Александровичу.
***
— Ты многое пережила.
— Это уже в прошлом. — Татьяна Дмитриевна успокоилась и вытерла последнюю слезу.
— Считаешь себя виноватой?
— Я увидела, что вся моя семья мертва. А я сейчас здесь. Разве может что-то быть иначе?
— Ты могла спасти свою сестру с братом. Но ушла оттуда.
Эти слова были ошибкой для Петра. Он пожалел о сказанном, когда услышал ответ от Тани.
— Вы могли спасти Алину Сергеевну в той самой перестрелке. Но тоже сбежали.
В словах Татьяны была обида, а на лице красовалась небольшая ухмылка. Карамора должен был понять, что он ранил её, а Татьяна Дмитриевна никогда не могла терпеть обиды. Она ранила его также сильно, как и он её.
