Князь Юсупов

В Париже зима казалось пустой, в России же - страшной. По возвращению на Родину, Юсупов тут же собрал срочное собрание Священной Дружины. Он был зол, на его лице было сплошное раздражение. Дашков сидел подле, совсем рядом, тяжело рассматривая каждого присутствующего. — Владимир Михайлович, — князь бросил взгляд на Свечникова, — что с Каразиным? Вы поймали его в моё отсутствие? Тот виновато вздохнул и переглянулся с Руневским. — Мы работаем над этим. — Работаете? — Ухмыльнувшись, он выкрикнул следующее, — Этот идиот умудрился заминировать поезд! И он был взорван! Как он мог добраться до него? Кто ему покровительствует?! Я вас спрашиваю! После часа разных споров и выслушиваний, собрание было окончено. Из зала вышла целая свита, все начали разбредаться в разные стороны. Татьяна стояла прямо, гордо подняв подбородок вверх, она ждала Юсупова, чтобы узнать, что ей делать дальше. В скором времени вышла и Алина, та девушка, которую так любил Петя. Она, как и Таня, друг друга узнали сразу, но не сказали друг другу ни слова. В момент, когда они смотрели друг на друга, Татьяна чувствовала какую-то скованность и даже страх. Вслед за девушкой вышли Свечников и Александр Константинович. Поприветствовав их, Балакирева не стала более ждать и вошла туда. За большим круглым столом Юсупов сидел, опустив голову вниз. Он потирал свой лоб и что-то бормотал тихо-тихо. — Феликс, — еле слышно прошептала темноволосая; он вздрогнул и обратил на неё внимание тут же, ожидая, когда та продолжит, смотрел мужчина на неё вопросительно, раздражённо, — что-то решилось? Но он молчал. Ничего не стал отвечать, только отвёл взгляд в сторону. За окном было уже темно. Ей ничего не оставалось, как обнять свои плечи холодными от волнения руками и снова заговорить: — Мне, наверное, стоит уйти. Так и не дождавшись ответа ни в каком виде, она направилась к выходу из зала, однако он остановил её резким вопросом. — Куда ты пойдёшь?! — Голос был таким же грубым. — А что мне делать здесь? У меня больше нет повода! Я до сих пор не знаю, где отец, не знаю, что он натворил, не знаю ни одного ответа на все вопросы. — Вернёшься в свою группу? Снова она услышала его насмешки, злостные. После его дурацких вопросов вместо улыбки нарисовалось презрение. Не выдержав, он вскакивает с кресла и резким движением, схватив Таню за плечи, повернул к себе, пронзительно заглядывая в её глаза. — На кой чёрт ты ему сдалась? — Князь прошипел, а Татьяна в миг поняла, о ком он заговорил. — За его идеалы жизнь отдашь? Ещё вчера он пытался взорвать тебя. Эти слова застали её врасплох. Таня не ожидала услышать именно это. Феликс не убирал руку с её предплечья, чем делал больнее и пугал её. Он не отходил, а лишь сильнее сжимал место до синяков. — Пусти! Феликс, мне больно. — Проскулила Татьяна. — Я...я просто уеду. — Я тебе не верю. — Что ж, это взаимно. Ты не имеешь никакого права удерживать меня здесь. Просто...дай мне уйти. Эти слова дама говорила очень тяжело, от страха она закусывала внутреннюю сторону щеки, вонзаясь зубами, как можно сильнее, в мягкую кожу. Во рту мгновенно почувствовался вкус железа. Но, к счастью, выбравшись из его рук, она направилась к выходу быстрыми шагами, не оглядываясь назад. Зайдя в свою комнату, которую совсем недавно ей выделил князь, она решила переодеться, однако через короткое время раздался стук. Из-за злости, из уст Балакиревой вырвалась выскочка: — Уходи же! Шаги послышались сильнее. Обернувшись, Таня никак не ожидала увидеть этого человека. Перед ней стояла Алина Сергеевна. Она ненавязчиво приподняла бровь и даже немного улыбнулась, что было ещё удивительнее. — Простите, можем ли мы поговорить? — Да, да, конечно...Простите. — Тихо пробурчала Таня, чувствуя долю стыда и неловкости. Невольно девушка присела на край кровати, она смотрела на Алину и не понимала, зачем та пришла к ней. О чём она хочет поговорить? Алина была очень красивой девушкой, её глаза были наполнены добротой и состраданием. — Я много слышала о вашей ситуации, и мне очень жаль. — Тихо начала та. — Но вам не стоит возвращаться к Петру. Последняя фраза была сказана ещё тише и досаднее. — Почему вы решили, что я возвращаюсь туда? Почему никто не думает о другом? Почему... — Гнев одолевал Таню, а та её перебила внезапно. — Потому что вас связывает большее, чем просто группа. Брови нахмурились в момент. Казалось бы, ничего обидного не было сказано, но Тане становилось противно об упоминании того, что разбило ей надежду на лучшее. Её слишком быстрое доверие чужим людям, а также их идеализирование - давали о себе знать. Проглотив эту обиду и гнев, она сжала плотно губы и решилась на довольно спокойный ответ: — Это не так. Вы ошибаетесь. Меня ничего не связывает с тем, что уже прошло. — Вы напрасно думаете, что не можете здесь остаться. Вам никто не желает зла, поверьте. — Алина Сергеевна слегка улыбнулась и положила свою руку поверх её. — Позвольте мне помочь вам с поиском. — А вас не волнует, что вы совсем меня не знаете? Брюнетка улыбнулась, молча встала с постели и направилась к выходу, оставив Таню без ответа. На углу коридора её встретил Руневский. Тот улыбнулся и провёл рукой по щеке возлюбленной, Алина же прикрыла свои глаза от удовольствия. — Решила помочь ей? Почему? — Эта девушка, Татьяна, она попала в затруднительную ситуацию. Она не виновата в этом. Я хочу помочь ей. Таня просидела в своей комнате ещё несколько часов, пока в окне совсем не стало видно даже падающего снега из-за поздней ночи. В сон её не клонило, руки были незыблемо холодными и мокрыми. Набравшись смелости, которой ей так не хватало, она прошла в комнату Юсупова и войдя туда, закрыла за собой дверь. Сразу князь ощутил её взгляд за своей спиной. Почувствовал её дыхание, которое она так отчётливо пыталась скрыть. На столе стоит бутылка коньяка, половины содержимого в ней уже не было. Феликс сложил руки на груди и незаметно выдохнул воздух. Ему ещë было что сказать, но говорить он этого не стал. И зачем? Он и так уже лишнего наболтал ей раннее. После повернулся. Он посмотрел на неё равнодушным, немного рассеянным взглядом. Пустые, а оттого неприятные глаза, кажутся девушке чужими. Плавный изгиб его выразительных тëмных бровей. Вампир посмотрел в её голубые небесные глаза, а в них: греховность и добродетель, она змей-искуситель и плод, манящий одновременно. Взгляд Тани такой живой, такой блестящий, что невозможно понять, отчего умрëшь раньше: от чьей-нибудь руки, от серебряной пули, даже от старости, которой даже кровь пьющим не избежать, или от этой ласковой снисходительности в прищуренных глазах. — Зачем пришла? — Аромат алкоголя ударил Балакиреву в лицо моментально. — Я хотела уйти... — Тихо начала девушка. — Да тебя никто не держит! — Юсупов ухмыльнулся. — Просто, скажи «нет».. и уходи. Эти слова дались ему очень легко. А Татьяну дёргало что-то изнутри, бросало из стороны в сторону. То был жар, не смотря на то, что она была ледяная, как приведение. Она тихонько приподнялась, встав на носочки и незамедлительно приблизилась к его губам, таким же холодным. На них всё ещё чувствовался вкус сигареты вперемешку с двадцатилетним коньяком. В ту секунду поступок Балакиревой абсолютно шокировал и выбил из строя князя. Он застыл, словно мальчишка, провалился под землю, был ошеломлён и обескуражен. Её поцелуй был настойчивым, однако нежным, аккуратным. Медленно отстранившись от него, она стала приходить в себя. Юсупов видел её прикрывшееся веки, не видел ещё глаз с искрами. Он укоризненно посмотрел на её утончённые черты лица, после чего требовательно задал вопрос низким скрипучим голосом: — Что это было? — Поцелуй? — Смущённо ответила та. — Ты пытаешься воздействовать на меня своим телом? — Голос, как и лицо, по-прежнему были серьёзными. Её глаза расширились. — Нет. Я почувствовала запах спиртного в твоём дыхании, — Таня сладостно прошептала, легонько закусив свою нижнюю губу, — и мне было любопытно, каков он на вкус. Феликс усмехнулся, чем оттолкнул Таню на секунду. Она не понимала его игр в недалёком прошлом, когда в Париже сам был настойчивым и коварным. Если он требовал от неё таким образом внимания, то что происходит сейчас? — Ты странная девушка. Эта фраза пробудила дрожь, что мгновенно пробежала по её спине. Татьяна стояла непоколебимо, будто была приделана к полу крепкими корнями. Она восстанавливала своё дыхание и продолжала наблюдать за князем. Хотелось нагрубить ему, разозлиться. Гнев внутри был разведён, как пламя. Набравшись сил и злости для скандала, она почти приготовилась. Таня сжимала губы от этой злости. Вампир в то время допил остатки своего напитка, и прежде чем Татьяна успела сказать что-нибудь язвительное, он резк обхватил её голову, впился длинными пальцами в её растрёпанные к тому времени волосы, и прижался губами к её. Сначала нежно, его глаза изучали её. Девушка в момент схватила его за плечо и встала на цыпочки — с его разрешения. Затем он действительно поцеловал её, его язык был изворотлив. Вкус этого коньяка кружился у Балакиревой во рту, опьяняя — но не так сильно, как поцелуй. Боже, его поцелуй воспламенил её, действительно. Поцелуй был жадным, будоражащим. Юсупов и не думал отстраняться, лишь напротив — углублял его, прижимая её к себе сильнее. Он не давал вдохнуть ей ни капли воздуха. Феликс сам не понимал, как девушка, которая всего несколько месяцев назад была для него предметом и объектом раздражения, презрения и злости — смогла попасть в его угол сердца. Ещё некоторое время назад он отдавал приказ лишить её жизни, ибо думал, что угроза исходила с её стороны, со стороны её чёртовой семьи, а главное — главы семейства. Странно. Так думала в точности и Таня. Они оба ошибались. Не останавливаясь, вампир оттолкнул девчонку к столу, с которого быстротечно всё попадало на пол, включая и ту бутылку алкоголя, которая сразу разбилась. Он заставил упереться спину Тани в дерево и перегородил ей весь путь, продолжая целовать. В один момент, когда Феликсу надоело пустое дело, его пальцы запутались в тёмных волосах девушки, слегка потянув её назад, пока та не обнажила перед ним своё горло. Юсупов улыбнулся, победно и находчиво, он неторопливо лизнул точку пульса и, едва коснувшись кончиками клыков её кожи, получил острую и жгучую пощёчину. К ним он уже привык. Посмотрев в глаза голодным и жадным взглядом даме, он бросился в ярость, пока не увидел в этих самых глазах игривость и коварство. Всё ещё её шея была перед ним обнажённой; Балакирева ехидно улыбалась, так и дразня этого наглеца. Вдруг она поняла, что именно сейчас её голову уносит в другое течение, она становится безрассудной, прямо, как и он. Но ей всё равно, именно тогда хотелось делать то, что хочется. Она впервые увидела, как тот еле сдерживает свою жажду из-за неё, увидела несколько капель на его лбу, то, как он пытается стиснуть зубы. — Покажи мне. Увидев в её глазах любопытство, куда большее, он осторожно наклонился к её шее вновь. Она была сильно напряжена, тверда, как камень, поэтому он стал пытаться расслабить всё её тело. Феликс аккуратно дотронулся губами до её кожи, его зрачки были совсем другими, сейчас это был не он. Оставляя горячие следы от поцелуев, он периодически поглядывал на её глаза, которые постоянно были прикрыты. Шея стала такой эластичной, мягкой и нежной, до безумства хотелось впиться в неё намертво, однако Феликс не мог себе этого позволить. Пульс стал настолько частым, что Тане казалось, вот-вот её сердце остановится. Она почувствовала как медленно, совсем аккуратно клыки настоящего вампира вонзаются внутрь. Она впервые ощутила это потому, так как захотела сама. Это было больнее, нежели то, что ей удавалось испытывать раннее. Пронзительно и остро она вцепилась руками в его плечи, а он прижимал её к себе, медленно смокая маленькие глотки крови. Она была сладкой, очень горячей и манящей. Он никогда не пил такую кровь. И нет, не потому что долгое время питался с помощью специального аппарата, а лишь потому что эта кровь, кровь Татьяны, была по-настоящему особенной. Другой. Десятки шлюх и даже порядочных дам из высшего света никак не смеют ровняться с нею. Впервые он делал это так осторожно, боясь сделать ей ещё больнее, нежели она может испытывать в данный момент. Балакирева чувствовала, как её голова кипит от напряжения, ощущала, как кровь течёт по её венам, слышала каждое причмокивание князя, от чего невольно она сжимала губы и рычала. Волосы, собранные в пучок, совсем рассыпались по её плечам, а кончики лежали на столе. Прядь испачкалась в крови, а к тому времени Феликс смог побороть себя и остановился, внезапно отстранившись от девушки на пару сантиметров. В нервном напряжении Таня обхватила рукой его шею и, потянув к себе, плотно прижала его губы к своим. Вкусы смешались. На сей раз она ощущала вкус собственной крови, который был ей ещё непонятен. Она испытывала дискомфорт в области небольшой и, на удивление, аккуратной маленькой раны, но это была терпимая боль, ощущаемая на ровне с глубокой царапиной. Биение их сердец пульсировало в комнате, дыхание их смешалось. Его запах вобрал в себя запахи ее кожи, и она не могла различить, где был он, а где она. В процессе поцелуя девушка тянется к верху своего платья, пальцы у неё особенно дрожат. Незаметно почти, но Феликс смотрит внимательно, поэтому видит каждую вещь в её поведении, которая отклоняется от привычных для него канонов. Он помогает ей снять верх, практически разрывая его на куски, оголив девушку. Неутолимое желание бушевало в ней. Юсупов обнял её крепко руками и поднял на руки, осторожно отправившись с ней к постели. Они катались по кровати, чуть не падая с нее на пол. Обладание Феликсом в тот момент дало ей возможность ощутить новый уровень чувств, такого прежде никогда не было. Души их соединились, шрамы в ее сердце зажили. Напряжение внизу живота разрасталось, затем вырвалось наружу, пронзая ее тело жаркими лучами удовольствия и принося долгожданное удовлетворение. Она улыбнулась ему, и тогда он потерял контроль над собой, со всей мощью вонзаясь в нее и откидывая голову назад. Пальцы его ласкали, дразнили ее чувствительную кожу на шее, груди. Он нежно смотрел на нее. В глазах его был отблеск проживаемый ими страсти. Довольное лицо Феликса можно было сравнить с ребёнком, который наконец получил самые дорогие и сладкие конфеты, вкус которых не сравнить никогда и ни с чем. Тело ее все еще дрожало от его прикосновений, сердце трепетало от его любящего взгляда. Князь никогда так раньше на нее не смотрел. Не было такой игривости и издёвки. Капли крови, ещё свежей и тёплой, стекали по шее вниз, от подушек к самой простыне. «Но это не любовь, — напомнила она себе глубоко в мыслях. — Возможно, смесь гордости, чувства обладания и ранимости, но не любовь». Однако, выбросив эту мысль тут же из головы, она решила насладиться этим моментом. Желание вспыхивало в нем снова, несмотря на его злость по отношению к ней. Он дотронулся до ее плеча, откинув ее густые растрёпанные волосы в сторону. Она принадлежит ему, чёрт возьми. Он может взять ее, войти глубоко в нее, делать всё, что угодно. Он снова стал целовать ее, не говоря ничего, а она обвила его шею руками, и Феликс ощутил, как страсть спиралью закручивается между ними, стирая её мысли о Каразине, о прошлом, настоящем. Сейчас существовал только он. Руки их сплелись, ее крепкие ноги обхватили его бедра. Страсть в вихре безумия закружила их. Но желание обладать ее телом превращалась в страсть, и только её теплом он мог согреть пустоту своего сердца. А он очень боялся этого. Впервые. Татьяна разожгла в нём огонь, который с каждым днём становился всё сильнее. Но вопрос преследовал его, разрушая доверие к ней. Почему она выбрала именно эту ночь? Что толкнуло её к нему? Он понял окончательно, что она не похожа на других девушек, а больше похожа на него, потому что она, как и он, боролась за свои желания и расплачивалась за это. Но прежде всего она была девушкой, он ощущал это очень остро каждый раз, когда приближался к ней. Внутри него всё пылало. Последние несколько дней он был очень расстроен, и чувство бессилия не покидало его, пока это волшебное происшествие не состоялось. Под яркий конец, Балакирева вдруг зашевелилась и тяжело вздохнула: — Мне… трудно… дышать… Феликс только успокоил её, осторожно поцеловав в макушку, и прилёг рядом. Он и сам почувствовал, как в груди у него всё переворачивается. Они уснули вдвоём на этой постели, проведя оставшуюся ночь только вдвоём. Ранним утром она пришла в себя. Не могла поверить в то, что натворила той ночью. А осознавала это длинной улыбкой, растягивающейся на личике. Эту улыбку сразу после пробуждения улицезрел Феликс, сладко потянувшись. Оба были без ничего, только одеяло прикрывало всё то, что они видели этой тёмной и приятной ночью. Что-то он пробубнил себе под нос, снова вырвалась ехидная шутка, которую Таня даже не услышала. Они лежали долго. Недолго он что-то рассказывал, совершенно доходчиво, простым языком, такого она никогда не слышала от князя. Простые человеческие рассказы, размышления. Но даже это внезапно и быстро свелось к её жизни, детству и прошлому. Она застыла, после чего ответила: — Всё в моей жизни было для родителей, в частности, для отца, — тихонько вздохнула она, чувствуя, как руки мокреют, — а потом, оказалось, что на свете нет ничего хуже того, что я когда-то считала величайшим благом. Юсупов промолчал, не стал ничего говорить. Таня даже разозлилась, однако не подала виду. Она думала, что этот самолюбивый князь и не хотел её слушать, но он всё слышал, всё понимал. Темноволосая чувствовала что-то нагнетающее, чувствовала эту неловкость, она собиралась встать с постели, чтобы одеться, однако ему эта идея пришлась не по нраву; Феликс улыбнулся во весь рот, обнажая клыки, когда увидел её оголённую спину. В миг он остановил её, схватив за руку и потянул к себе. Неохотно и смущённо Танечка легла на его оголённую грудь. Юсупов понял, что расставаться с ней он теперь не готов. Потом это неизбежно случится, он был уверен. И пока это "потом" не наступило, нужно наслаждаться каждой минутой что, возможно, у них есть. Их неловкое молчание обольщало обоих. Таня всё время пыталась отвести свои глаза в сторону. Изредка ощущала, как рана щиплет на шее. Кончиками пальцев Феликс едва коснулся её, вспоминая тот сладостный вкус. От этого на его щеках появился яркий румянец, что обычно ему было совсем несвойственно. — Я была… сама не своя ночью.. — Смущённо, с лёгкой улыбкой прошептала девушка, пока тот изучал каждый сантиметр её лица и тела. Грудь его то поднималась, то опускалась, соответствуя спокойному ритму его дыхания. Она постаралась отстраниться, собираясь встать с кровати, но он крепко держал её, сверля взглядом. Феликс медленно притянул её к себе. Он собирался поцеловать её. Грубо и резко, как искушение. Она, руками упёршись ему в грудь, пыталась оттолкнуться. — Нет! — Иди сюда. — Он схватил ее руку и обвил вокруг своей талии, уменьшая её сопротивление. Татьяна опять упала ему на грудь, его губы коснулись её щеки. Он повернул её голову и накрыл своими губами её, прежде чем она смогла подняться. Поначалу она сопротивлялась. Его губы с жадностью целовали её, стараясь раскрыть рот, рука гладила ее спину, затем, скользнув по ребрам, примостилась на ее грудь. Князь крепко прижимал девушку к себе, сердце его колотилось сильно, посылая ей свою энергию, возбуждая её. Он отвел свою руку в сторону, его шумное дыхание нарушало тишину комнаты. Большим пальцем он провел по ее щеке и дотронулся до уст: — Как ты думаешь, мне есть, что сказать тебе? Голос его звучал мягко и нежно. Ошеломленная его страстным поцелуем, она смогла только отрицательно покачать головой. Короткие вздохи вырывались у неё, и она чувствовала, как кровь пульсирует в ногах, по всему телу. Он хотел её, она даже не сомневалась в этом. А что ещё? — Твоя шея.. — Выдохнул он. — Немного болит. — Я не хочу причинить тебе боль. Хочу доставить тебе удовольствие, — страстно прошептал он. — Ты уже это делаешь. — Глаза Татьяны загадочно потемнели.