Не будь таким необходимым

Аня выжидающе смотрит, как Дэмиан поворачивает ключ. В этой комнате она еще не была, последний раз наведывалась к нему в гости еще до переезда в одноместку. В девятом классе у учеников появляется возможность жить отдельно, и Дэмиан с радостью ей воспользовался, следом за ним — и Эмиль с Юэном, хотя те до сих пор не признаются, что предпочли бы уединение даже такому соседу, как господин Дэмиан. «Хе-хе, наверное, не хотят рукоблудить друг при друге», — сразу предположила Бекки. Аня предпочла не задумываться о причинах, а просто проверить. Дверь наконец открывается, Дэмиан впускает ее внутрь. Снова. Аня осматривается. Глаза бегают от одного предмета к другому. Аристократический интерьер с элементами — как его там — «бобрококотика»? Позолоченное обрамление у спинки широкой кровати, вычурные, изгибистые ножки мебели. Окна завешаны бордовыми шторами с золотистыми вкраплениями. Как же элегантно в сравнении с ее комнатой, хоть и интерьер типовой: он одинаков для всего Эдемовского общежития. Разве что Дэмиан притащил «фирменное» покрывало с грифоном — гербом своего рода — в центре. Главное различие — в чистоте. Если бы по Аниному полу, по всей его площади, не были разбросаны вещи — от вырванных листочков тетрадей до спальника для школьного кэмпинга, а одежда на стуле была бы спрятана в шкаф, ее комната выглядела бы не менее элегантно. Но грязь и горы вещей повсюду способны свести на нет даже великолепие мебели премиального класса. Дэмиан идеально следит за порядком, особенность, типичная для «золотых деток», но все же чарующая, достойная подражания — жаль, у Форджер есть дела поважнее. — Надо же, а у нас с тобой абсолютно одинаковые кровати! — первое, что произносит Аня, радостно и удивленно. — Естественно! Неужели я бы тащил сюда какую-то мебель? Да и Эдемовская не так уж плоха. — Но у тебя потрясное покрывало! — восклицает Форджер, направляясь к кровати. — Офигенный грифон. Можно, я на него сяду? Вопрос явно для галочки. Аня бойко прыгает, располагая попу прямиком на гербе рода Десмондов. — А ну прекрати осквернять своей задницей символику моей семьи! — беззлобно гневается Дэмиан. — Ничего моя задница не оскверняет! — дуется Аня. — Сидеть на кровати — это нормально! — Ну, обычно, гости все же сидят на стульях, — поясняет неуверенным голосом, указывая взглядом в сторону стола. «Какие, нахрен, гости. Звучит, будто она значит для тебя не больше, чем остальные! Но слишком явно показывать, что это не так, тоже нельзя…» Мальчик-цундере в полной боевой готовности. — Оставь свои занудные манеры, я тебе не леди королевских кровей, — пафосно сообщает Форджер, демонстративно ерзая попой. — Да и черт с тобой, — пытается «исправить» ситуацию он. — Сиди на моем грифоне, сколько влезет. «Сука. Даже это слишком странно звучит». Аня смеется. — Спасибо, Дэмиан, — говорит ласково. — Садись рядом, тут хватит места на двоих, — добавляет, сладко улыбаясь. Мальчик-цундере в полном боевом ступоре. В душе — эмоциональный хаос, в голове — будто фэнтезийная битва на огненных шарах, где мечется и страх, и ликование, и невероятная растерянность. Но милый план «Б» не знает, что у Ани стратегия. Да, только стратегия. Сегодня ей снова удалось «развести» сына Донована на доверие к ней, Форджер почувствовала зарождение новой связи между ними — наконец-то — и это лучший способ ее укрепить. Только стратегия. Да? Хладнокровная-простигосподи-манипуляторша, тебе самой не смешно? Шпионка должна врать убедительно, даже самой себе. Десмонд, волнуясь и недоумевая, робким шагом подходит к кровати. Садится на край. Аня — смело придвигается ближе. — Д-Дэмиан… — запинается, черт, вот это «смелость». — А? — Чему равна производная от константы? — звучит слишком по-идиотски. — Что? Ну, нулю, — недоуменно отвечает тот. — Как и количество твоих партнерш? Дэмиан вздрагивает. — В-в каком смысле? — взгляд испуганный и обреченный: готовься, любимец девушек, выложить всю подноготную. — В том самом, — безжалостно отрезает, снижая голос до шепота, иначе будет предательски дрожать. Старается, чтобы натянутая полуухмылка казалась искренней и уверенной, когда сладко, неторопливо вопрошает: — Дэмиан Десмонд… ты девственник? Простой вопрос, от которого у Дэмиана будто полмозга съезжает набок. Румянец вспыхивает, губы поджимаются — попадание в яблочко и врасплох. Слова теряются под Аниным взглядом, пронизывающим, а-ля не-а, не отстану, сдавайся. И он сдается, тихо, крайне смущенно отвечая: — Да. И прячет за челкой раскрасневшееся лицо. «Все и так ясно, разве нет? — мысли пылают злостью на ту, что беспардонно вторгается в личное. Эх, если бы только ты знал… — Зачем спрашиваешь? Чего пытаешься добиться?» А ты чего так зажался, если понимаешь, что твоя невинность для меня не секрет? Аня не знает, что сказать, не уточнять же вслух прочтенное в мыслях. Лишь краснеет вслед за ним. Конечно, все ясно, но почему-то так важно было услышать это «да». Сердце стучит быстрее — передоз его взгляда. То, как он смотрит… Пристально. Волнуясь. Волнуя ее. Ожидая чего-то — от Ани ли? От себя? Страшно, страстно, сносяще крышу. Напряжение между ними уже сносит пределы. У него ведь тоже колотится сердце, как проклятое, вернее, уже давно проклятое чарами девочки-эспера? — А ты?! — внезапно выпаливает мальчик-девственник. А я не могу больше ждать. Вместо ответа Форджер импульсивно кладет ладонь на его грудь — все верно, чувствуется и тяжелый стук, и обжигающее тепло. Он совершенно точно хочет ответить ей тем же, но сдерживается. Однако — то ли ловит ее мысль, то ли сам осмеливается наконец — он все же наклоняется к ней и осторожно касается губами ее губ, закрывает глаза, она — следом за ним. Кладет руку на талию Ани, та — придвигается, сокращая расстояние до минимума, касаясь его коленки своей. Дэмиан приоткрывает рот, проводя языком по ее губам — очень понятный намек — Аня вслед за ним, впуская его язык, прижимаясь к губам сильнее, позволяя их языкам сплетаться. Какие глупые, бессмысленные движения — что интересного может быть в поцелуях? Разве что вкус губ и языка ее мальчика, близость его тела так опьяняют, пробуждают животные чувства. Рядом именно он, Демиан Десмонд, к которому сердце бьется сильнее, чем к кому-либо другому. Глупая розовая челка съезжает на лицо, Форджер яростно закидывает непослушную прядь за ухо, еще чего, их поцелуй ничто не смеет прервать. Берет лицо Десмонда в руки — идеально чистая, бархатная кожа! — вжимается губами сильнее, чтоб углубить поцелуй, с жадностью, почти не робея. Дэмиан обхватывает ее талию крепче, Аня охотно подается вперед, кладет руку на плечо, готовая под его длинными ухоженными пальцами таять и быть послушной. Черт. Чертчертчерт. Как же хочется быть еще ближе, перекинуть ногу и усесться сверху, лицом к нему, съехать коленями вдоль кровати, вжавшись в его бедра до максимума. Почувствовать жар ладоней на ягодицах, обхватить крепкий торс коленями и… Разве Аня решится на такое сама? Следующее движение ее губ — в пустоту. Без ответа. Он разрывает поцелуй. Зачем? Аня не успевает задать вопрос, и правильно, ее глупый рот сейчас вообще не должен говорить, Дэмиан наклоняется и — О господи. Его губы примыкают к шее, ставшей такой чувствительной. Вздрог. Мурашки по всему телу. Да как ты вообще… Его рот обволакивает кожу влагой и теплотой, язык — нежно касается, ласкает кончиком, от удовольствия Аня откидывает голову назад — давая зеленый сигнал, мол, я буду хорошей девочкой, только продолжай. И Дэмиан ловит этот знак, впивается зубами в кожу до боли, всасывает, оттягивая ее вперед. Форджер открывает глаза. «Запомни: ты только моя». Дэмиан довольно разглядывает след как метку собственника, вероломно оставленную на Ане. Вопиющая наглость, продолжай в том же духе. Засос останется точно, но все потом, потом она подумает, как его скрыть. А сейчас — нужно оплатить ему тем же. Ведь это он принадлежит ей. В первую очередь. Как хочется, чтобы и Аня... Пока Дэмиан теряет бдительность, Форджер впивается в его шею, со смаком, ласкает губами, готовя к «мести», затем оставляет «ответный» засос. Жадно цепляется за напряженный вздох, сорванный с его уст. Запомни меня навсегда. Навсегда. Дэмиан касается отметины, трет. Шипит, довольно улыбаясь: — Хочешь, чтобы все?.. — речь обрывается, что это значит вообще? Затем снова прислоняется к Аниной шее, кончиком языка проводит ниже, целует ключицу. Руки, что на ее талии, подрагивают, тело ее — тоже. Он точно не эспер? — Дэмиан? — срывается с губ слишком жалким шепотом. Не отвечает, но поднимает взгляд, в котором — обожание. Дэ-ми-ан. Сипят даже мысли. Он невероятен, когда от него остаются лишь чувства, что для Форджер — самое ценное. Его рука смещается то чуть вниз, то снова вверх — что за странные движения, думает Аня, но до нее вдруг доходит. Он просто мешкает, желая, но не решаясь на большее. Форджер замирает. Помоги своей даме, сейчас мир зависит от тебя… Аня хочет этого. Слышишь, хочет! Конечно, не слышит. Аня не трезво и не соображает. Аня полна чувств и уже задолбалась их сдерживать. Аня резко перекидывает ногу, устраиваясь бедрами на коленях, сжимает в руках его плечи. Она заслужила хоть раз сделать то, чего хочет. И даже не раз. Форджер пристально смотрит в глаза Дэмиана. Ей до сумасшествия нужно увидеть его реакцию, выпить ее до дна. Смущением можно пробить потолок или натравить стадо быков на ту суку, что взрывает сейчас его неуместную выдержку. Смущением и ошеломлением в одном преступно красивом лице. Он откидывается назад и опирается локтями о кровать, как же охеренно смотрится самый гордый мальчик во Вселенной, если этот мальчик — под Аней Форджер. Только так — сбивая его с толку, заставляя теряться и краснеть — она может вытравить из себя собственную робость, чтоб снять ограничения. Этот дурак все равно не осмелится все сделать сам. Она коварно улыбается и, вдавливая ладони в матрас, сгибая локти, стремительно подается вперед, выгибает спину, оказываясь вплотную к лицу Дэмиана. Его напряженные скулы, губы — так хочется их расслабить или хотя бы подарить ему своим видом и действиями не только напряжение. Но еще больше хочется завалить его полностью, прижаться телом к телу, губами — к губам. Она чувствует приятный запах мужского шампуня и отвлекается, зарываясь пальцами в мягкие, шелковистые темно-русые, игриво целует в лоб, в щеку, в другую, дразня — и его, и себя. Почему не получается считать ни единой мысли? Это до жути выводит. — Скажи мне, — шепчет так, чтоб он почувствовал на щеке ее горячее дыхание и всей душой — пристальный взгляд. — Ч-что сказать? — выпаливает резко, будто только что выдернувшись из транса. Форджер кладет руку на пах — на этот раз нахально, слегка сжимая член. Конечно, у него твердо стоит. Тело уже признает поражение. Локти подкашиваются, голова валится на матрас, взгляд — а-ля «делай, любимая, что вздумается, не верь, если попытаюсь притвориться, что против». Аня опускается вслед за ним. — Что делал со мной в своих фантазиях, когда твоя рука была здесь же? — в ее голосе жажда и нетерпение, на губах — коварная ухмылка, здесь нет стратегии, лишь ее личная игра. Почему так жарко во всем теле? Почему так хочется не услышать, а почувствовать? — Как быстро меня раздевал? Когда снял свои штаны? В каких позах… — Прекрати, прекрати!!! — не выдерживает он откровенного издевательства. Красный, как помидор, прячущий взгляд, хватает руку, что накрывает член, но не смеет убрать. — Я вообще о таком не думал! Десмонду даже объяснять не приходится, насколько глупа его попытка солгать. Он решается поднять взгляд, однако смотрит как загнанный в будку щенок, понимая свое положение. Эмоциональная буря внутри Ани разыгрывается только сильнее, отчего шанс считать мысли еще меньше, впрочем, подумаешь, само тело сдает Десмонда с потрохами. — Ты так считаешь? — не унимается. — Какая твердая уверенность, — иронизирует, ощутимо проводит по члену вверх, слышит звучный прерывистый вздох. — Хотя нет. Это никакая не уверенность, а нехилое возбуждение. В голосе — едва удерживаемая раскованность, в действиях — растерянность от отсутствия опыта, но Аня входит в раж и не намерена отступать. — Любой бы возбудился, — оправдывается Дэмиан, осознавая, что ложью не выпутаться, и осмеливается взглянуть в ее глаза. — Весомый аргумент, — хмыкает Аня. «Ты сука. Аня, ты такая сука!», — кричат его мысли так громко, что пробуждают наконец ее оглохшего эспера. Затем: «Да, я дико желаю. Не заняться сексом с тобой, а вот прямо трахнуть. Желаю тебя, и что в этом такого?» О черт. Сердце колотится угрожающе быстро. Его — тоже. Как долго она сможет строить из себя самоуверенную богиню? И почему его раскрасневшееся лицо так очаровывает — до дрожи в руках, летящей к чертям крыши, до не менее дикого возбуждения, что ноет внизу живота? — Я фигею с твоей наглости, — вдруг заявляет Дэмиан, на этот раз дерзко, будто почувствовал прилив сил. Хватает ее ягодицы — чертчертчерт. — Говорить тебе, что я представлял? — громко возмущается, насмешливо хмыкает. — А может, сразу показать? Подлец. Но как же его руки, жадно обхватывающие ее зад… долгожданны. Соберись. Время таять еще не пришло. — Да ладно, в реальности ты справишься? — она продолжает усмехаться, сбивая Дэмиана с катушек. Их диалог — самая дурацкая битва умов на конкурсе «Кто быстрее потеряет контроль». — С чем? С твоими пуговицами на рубашке? — раздражается он, заводясь сильнее, для подкрепления своей «смелости» бросает взгляд на ее грудь, но тут же отводит. — Хочешь, чтоб я проверил? Черт. Ну конечно — нет. Четкое. Уверенное. Да. Все тело сковывается, перед этим ощутимо вздрагивая. Усмешка — стирается, вместе с маской невозмутимости. Что теперь делать? Паника. — Нет, — все еще упрямится, твердо прибавляя: — Со своей ширинкой. Первое, что приходит в голову, звучит — наверняка хуже некуда, но подумать о том, что Десмонд расстегнет ее рубашку, раздеться перед ним — очень страшно, хотя Форджер, мать твою, чего бояться, ты не под обстрелом. И Дэмиан замечает проскользнувшую истину ее внутреннего смятения — как будто ждал этого давно, любой возможности увидеть, что она тоже волнуется, мельчайшая потеря бдительности — и он догадывается обо всем. Улыбка растягивается во весь рот, дерзкий мальчик обнажает белоснежные зубы как еще один маркер собственной неотразимости, отчего Анино сердечко совершает новый кульбит. — Тогда это будут твои фантазии, а не мои, — смеется, самодовольно, ехидно. Цепляет сильней ягодицы. Сука. Раскусил, а теперь наслаждается, забыв тревогу пятиминутной давности, перехватывая эмоциональный контроль. Прям как Аня. Два сапога — пара. Она не знает, что сказать, хоть и чувствует, что — вперед, сними мою чертову рубашку, раздень полностью, это все, что сейчас правильно. Еще один барьер, который маленькая девочка не может осилить без чьей-то помощи. Но Ане нужно, невыносимо нужно, и вечное оправдание «все для миссии» затмевается истинной причиной, куда более приземленной. Животное желание уже пробивает и дно, и потолок, едва не стекая по бедрам. Как надоело притворяться, но показывать страх — смешно и нельзя. Еще хоть чуть-чуть храбрости, и Форджер сможет сделать следующий шаг. «Пожалуйста, Дэмиан, подтолкни», — молит беззвучно. Но Дэмиан внезапно опускает руки, сжимавшие ее ягодицы. Взгляд становится беспокойным, с лица стирается усмешка. — Прости, Аня, это было грубо, — виновато произносит он. — Я не буду настаивать, если ты не готова. Ей хочется материться. Феерический идиот. Неужели на этом все закончится?