Не будь таким необходимым

Аня поднимает голову и улыбается, смотря в упор на Лойда. Затем, не говоря ни слова, выскальзывает из объятий, спокойно выходит из кабинета, закрывает дверь и еле слышно выдыхает. Улыбка исчезает с лица. В объятиях отца было так спокойно, так уютно — хоть оставайся там навсегда, спрятавшись от проблем. Да вот только это — самая отстойная маскировка, когда все идет по кривой хрен-знает-куда, едва вернешься к раздумьям — как проблемы догоняют, сбивая с ног. Папа Сумрак заботится обо мне, но это не повод ему мешать. Аня идет, пошатываясь, в направлении своей комнаты, заходит, аккуратно закрывая дверь. Кажется, он хотел сказать мне что-то важное… Но все важное — на потом. Убедившись, что дверь заперта, она тяжело выдыхает. Маленький, но крепкий кулак с силой врезается в твердую стену. Затем еще и еще. Хочется закричать, оглушая весь мир через стены, но шпионке-мать-ее нельзя быть слишком громкой, даже если режут заживо. Форджер подбегает к кровати, падая на матрас всем своим весом, и утыкается носом в подушку, крепко прижав ее руками к вискам. То, что было нежеланными навернувшимися слезками, резко вырвается тяжелым, мокрым рыданием. Та, что до этого, сжав зубы, несла на себе бремя супергероя, становится просто малышкой, которая слишком сильно устала. Ты и представить себе не мог, правда ведь, Дэмиан? Подушка заглушает пронзительный рев его имени — первого слова в истошной песне ее душевного взрыва. Ха. Говорил, что любишь меня, да? — Пустозвон! Бьет кулаком в кровать и заливается истерическим смехом. Конечно, он не любит ее, просто перепутал с влечением, страстью или что там еще можно принять за любовь, а на деле же думает только о себе и как бы понравиться помешанному милитаристу-папочке. Какой же ты жалкий! Как и все, кто мешает делать как лучше. Пусть его роль — самая сложная и болезненная среди всех использованных шпионами обычных людей. Пусть он и не давал согласия на такие жертвы. Пусть и не сделал ничего плохого… Жалкий лживый гад! Он не любит ее и заставляет страдать. А значит, заслужил самого худшего обращения. Спасибо за то, что подкинул мне прекрасное оправдание для предательства. Аня отрывает голову от подушки, привстает, транслируя миру дьявольскую улыбку. — Когда я разрушу твою жизнь, я попляшу на ее хрупких костях! — бьет в подушку, представляя его ребра, под которыми — сердце, что должно подчиняться ей… Пауза. Что-то щелкает в голове, Аня суматошно одергивает руки, резко замирает. Эмоции исчезают, сменяясь чем-то другим. — Дэмиан… Крик внезапно переходит на шепот. Глаза — стеклянные. Она осознает, что только что сказала, отчего становится жутко. — Дэмиан, прости… — голос хрипит, мешанина в голове снова становится чем-то конкретным и целостным. — Я вру, конечно, я вру. Конечно, вру, вру, вру… Она повторяет плаксивым голосом это жалкое «вру», а в голову врываются кадры с участием ее дорогого мальчика. Милое мальчишеское смущение, признание на дрожащих ногах, скромно-развратный поцелуй и неприлично-изумительный вечер в его комнате. Новая улыбка — теплая, мечтательная, но вместе с тем — нестерпимо печальная. Какое, черт дери, «попляшет», если она вообще не представляет, как будет без этого жить. И даже не за что уцепиться, чтобы заблокировать свои чувства. Я знаю, ты ни в чем не виноват. Знаю, но так обижена... Рыдания постепенно теряют свою силу, превращаясь в легкие всхлипы. Дыхание потихоньку приходит в норму. — Дэмиан, я люблю тебя, — произносит, дрожа. — Люблю, и поэтому мне так больно. * * * Младшая Форджер просыпается, почему-то ощущая тяжесть в голове. Скулы слегка стягиваются от засохшей жидкости. Когда сонливость постепенно уходит, воспоминания возвращаются. Смотрит на часы — проспала часа два, а до этого — устраивала истошный концерт, посвященный одному человеку. Желая «подсадить» его на себя, она сама впала в зависимость — и боль от мысли о расставании куда хуже, чем перманентное чувство вины. Как же стыдно. Но после признания самой себе стало легче. Аня трясет головой, чтобы остаток дремы ушел, а рациональность — превалировала над чувствами. Поплакала — и довольно, выплеснула негатив, теперь же нужен план, как из этой задницы вылезать, а человек, который может его придумать, — в соседней комнате и точно не планирует засыпать в ближайшие четыре часа. Аня встает с кровати и решительно направляется в кабинет отца. Вероятно, он хотел поговорить с ней о курсе лечения, когда она убежала выплескивать свои неврозы. Лойд встречает ее с легкой улыбкой, не подавая виду, что слышал концерт ее душевного изнеможения. Хотя такие улыбки а-ля «все хорошо, и я рад тебя видеть» сдают с потрохами, если ты его дочь. — Так какие таблетки пропишет мне папа-шпион? — весело спрашивает Аня, натягивая ответную улыбку а-ля «беспокоиться не о о чем». Лойд становится серьезнее. — Первую неделю будешь принимать ноотроп. Вид успокоительного, — деловито отвечает. — Он частично заглушит твою тревогу, а потом уже посмотрим на твое состояние. Все поставки фармы для WISE теперь проходят через Шервуд, так что рассчитывай на послезавтра, я сам тебе все принесу. О да. Аня догадывалась, что Железная леди становится все безумнее в контроле над шпионами. Неужели нервные срывы агентов — такая распространенная проблема? — У других… тоже с этим проблемы? — несмело интересуется. — Да, — кратко отвечает Лойд, явно не собираясь вдаваться в подробности. Все верно. Ведь в этом котле варюсь не только я. * * * Папа сказал отдохнуть — с этим должна справиться даже непутевая дочка. Один из профессионально отточенных навыков Ани Форджер — засыпать в любое время в любом месте, ведь способности эспера требуют больших энергозатрат, которые сейчас самое время компенсировать. Спокойной ночи, Аня. Все правильно, все — для миссии. Спокойной субботы, спокойного воскресенья… Большую часть выходных Аня вертится в порочном цикле поспать-поесть, который иногда прерывает мама с веселыми рассказами об экспериментах в изобретении ядов или о глупых останских суперзлодеях, которые, по-видимому, учились мошенничеству у животных из детских мультиков. В последний день перед учебой она решает разнообразить процесс медицински показанной лени, найдя в тумбочке геройскую мангу, почему-то еще не прочтенную, и целых три пачки арахиса. «‎Как вообще я могла про него забыть? Совсем уже крыша поехала!» — ворчит на саму себя и вместе с тем светится счастьем великой прожоры. Идеально чистая обложка клеймится меткой спецагента Тени, покрываясь жирными пятнами. Голову освежает новая шаблонная история о добре, которое, конечно же, побеждает зло: как бы с большим трудом, но по факту — протагонисты в чистую громят противников без потерь. Ане нравятся такие наивные хэппи-энды — беспросветной реалистичности ей хватает и в жизни. А все, что отвлекает ее от неврозов, пойдет ей на пользу. Аня даже придумала себе тренировку — как только возникают негативные мысли, она усилием воли отгоняет их и начинает анализировать персонажей манги, приходя к гениальным, как ей кажется, выводам. Я обязательно подумаю о тебе, Дэмиан, когда смогу думать больше, чем чувствовать… Домашка, оставленная на последний день, сто раз переносится на «еще часок — и начну», в итоге Аня придумывает обоснованный аргумент явного отлынивания от учебы: Я все равно не смогу сосредоточиться, думая о моменте Х. Отец вернется где-то вечером — внеплановая воскресная смена. После прошлой Аня не удержалась и залезла в его голову, оказалось — угроза очередного покушения от мелкой преступной группировки. Неужели их развелось так много, что такой рутиной нагружают лучшего шпиона в единственный выходной? Политическое напряжение растет все сильней, и отец сто процентов в него вовлечен. Так почему, считывая глобальные планы «Неясыти», она каждый раз натыкается на будничную мелочь? Впрочем, фиг с ним. Интересно, конечно, но мешать отцу отдохнуть после тяжелого мать-его-выходного она не осмелится. Ну, разве что чуть-чуть, чтоб получить указания о приеме лекарств. Ближе к вечеру цикл чтение-рассуждения прерывает визит матери в комнату. — Аня, какую ты пиццу хочешь? — спрашивает Йор неожиданно. — Гавайскую, да? — Ага! — радостно кивает Аня, затем недоуменно прибавляет: — М-мама, а ты что, пиццу хочешь заказать? — Ну, папа придет поздно и уставший, не мне же готовить семейный ужин? У Ани инстинктивно подкатывает тошнота к горлу. — Ну да, — со смехом соглашается. Конечно, пицца из ресторанчика дешевой службы доставки не сравнится с готовкой лучшего шпиона, но тоже неплохой вариант. * * * Долгожданный звук повернувшегося ключа где-то в восемь — Аня отрывается от манги и пулей летит к двери, едва ли не перегоняя Бонда. — Добрый всем вечер! — говорит Лойд, принюхиваясь. — Как вкусно пахнет. Заказали пиццу? — Все верно, — улыбается подошедшая мать. — Доставили всего лишь полчаса назад, Аня стойко держалась, несмотря на то, что съела только три пачки арахиса. Откуда она знает, что был арахис? И что пачки было ровно три?! — Да ты героиня, Аня! — говорит он с шутливым восхищением и легонько треплет ее по волосам, отчего та светится, транслируя полную преданность. Наверное, выглядит как Бонд в человеческом обличии. — Я все принес, — заговорщицки произносит Лойд. — Но сначала — покушаем. * * * После ужина Аня уже ждет отца в своей комнате, ерзая от нетерпения и прислушиваясь к каждому шагу в сторону ее комнаты, и когда слышит долгожданный стук, сердце пропускает удар. — Заходи! — приглашает Аня радостно. Отец открывает дверь. — Я принес лекарство, — говорит он, подходя к Ане и выкладывая на тумбочку таблетки и бутылку с водой. — Принимай по полтаблетки на ночь. И не вздумай пропустить прием! — Конечно, — говорит она, улыбаясь. — Все, что важно для миссии, я ни за что не забуду! Спасибо большое, папа. Я обязательно восстановлю форму и с новыми силами достигну цели! — Ты очень сильная, — произносит Лойд серьезно, то бишь — с искренним восхищением. — Через неделю мы снова с тобой поговорим, и я пойму, какой курс лечения тебе прописать дальше. — Неделю? — громко удивляется Аня. — Это слишком много! Экзамен на носу! Стеллы, от которых зависит весь мир! — Не беспокойся об этом, — не советует, а требует. — Все, что тебе нужно сейчас — это делать вид, что ты готовишься, а заодно сделать так, чтобы Дэмиан реально готовился изо всех сил. Тебе мы «стеллу» начиркаем без проблем — главное, чтобы все думали, что ты реально на нее пахала. А вот Дэмиану, если он и провалится, нужно поверить, что он все сделал сам. Сказал не беспокоиться — но не как заботливый папочка, скорей, как опытный стратег. Именно поэтому Аня не будет вредничать, доказывая, что ее не надо жалеть. Хотя иногда… О черт. Аня робко отводит взгляд с видом нашкодившего котенка. И да, шпион-психиатр знает эту позу. — Ты не сделала домашнее задание, я прав? Аня не отвечает, насупившись. — Ну, так тебе никто не поверит, — отец шутливо разводит руками. — Бери таблетки и поручение от наставника, затем отправляйся на место домашнего изучения дисциплин! И эта легкость, с которой он принимает ее прокол, окрыляет и побуждает на великие свершения. Аня уверенно поднимает взгляд — теперь горящий решимостью. — Будет сделано, — выпрямляется, принимая ровную стойку солдата. — За стеллу, за мир, за «Неясыть»! Бойко хватая пачку таблеток, младшая Форджер удаляется в свою комнату, уже там — открывает рюкзак, доставая дневник. «Я разберусь с тобой, злодейка!» — дурачится сама с собой, утыкаясь в тетрадку с домашним заданием. Завтра ее снова ждет встреча с объектом болезненных чувств, завтра снова нахлынут обида и вина, завтра малышка-шпионка снова будет играться с его сердцем и злиться, что он ее отвергает. Порыв сказать непростительную гадость будет соперничать с желанием вернуть как было до и сделать счастливым после. Но если те, кто знает все, в нее верят, значит это «все» не так уж и плохо.