I keep going over the world with you

— Предатели собственного государства! — вскрикнул солдат. Гул других и бряцание оружия поддержали его. Небожителей взяли в кольцо, и оно начало сужаться. — Вы оставили столицу, броси… — До этого стоявшие спина к спине друзья резко разошлись. Няньцин оказался позади одного из мужчин, оставляя его без сознания. Не успев сообразить, второй также осел на землю. Советник быстро снял с пояса каждого по мечу с ножнами. Заметив, что Цзюнь У не взял оружи, а фигура, отливающая слабым, незаметным сиянием, быстро перемещается, лишь оставляя после себя обездвиженных людей, Няньцин, не доставая меча из ножен, плавно ткнул в виски ещё пару солдат и они повалились на землю. — Ужас. — Идем, пока они не очнулись и не подняли шум, — стоя в кругу лежащих людей, советник протянул Цзюнь У меч. Они направились в переулок, стараясь не спешить, дабы не вызвать подозрений, но и не чинно шевствовать в ожидание паланкина. Няньцин надел любезно отданную доули, скрывая под ней седую макушку. Перепуганные жители бедного района, в которы они зашли, вглядывали из-за дверей, глаза из щелей между досок впивались в них, изучая чужаков. Цзюнь У резко свернул на ещё более узкую улочку и они пошли тихо, практически крадучись. Они петляли, то переходя на совершенно другую улицу, то оказываясь в тупике, пару раз перемахнули через заборы, стараясь не привлекать внимания. — Мы просто хотим помочь, спасти их. Мы ведь их божества… Теперь я и вправду земляной червь, прикидывающийся драконом, — прошептал наследный принц. Он сжал кулаки до хруста. — Люди — жестокие создания, — улыбка советника вышла кривой, — а сейчас они считают нас за таких же людей. Они как муравьи, которые копошатся в грязи. Божествам они поклоняются и бояться их силы. А таких же смертных могут запросто обвинить и растоптать. Сегодня ты добрый человек, помогающий всем, а как только ты ошибся — двуличный лжец и предатель. Внутри небожителя заскребло чувство, которое так и говорило ему: всё это бесполезно. Ты им не нужен. Ты бросил свой народ ещё тогда, когда вознесся. Всё из-за тебя. Мерзость. — Накинь. Среди бедняков нас точно искать не будут. Их даже не считают. Парой больше, парой меньше. Невелика беда, — Цзюнь У сорвал вывешенные нерадивыми хозяевами лохмотья с веревки в одном из дворов. Советник скривился, но одежды принял. Няньцин в доули с вуалью незаметно со стороны пригнулся, подходя ближе к небожителю. Пара «бедняков» склонила головы как можно ниже, прижимаясь к боку улицы, на которую они попали, легко перепрыгнув подобие забора. Они шли медленно, не вызывая подозрений. Когда воины прошли мимо, они уже завернули за угол и можно было заметить лишь грязный подол накидки. — Ужас. Чудовищная мерзость, — прошептал скривившийся Няньцин наследному принцу. Тот одобрительно хмыкнул. Они пришли к полуразрушенным, обваливающимся трущобам, в большинстве которых даже животные не хотели бы жить. Советник зажал нос, когда из какого-то окна пахнуло гнилью. — Здесь нас уж точно никому не придет в голову нас искать. Во дворце низшие слуги жили в разы лучше. Да что там, даже скотный двор любого из бедняков столицы выглядел бы лучше этих лачуг! Небожители переглянулись, молясь о том, что это страшный сон. — Так. Государство пало. Нас как шелудивых псов вышвырнут с небес, если мы вернемся. А свои же воины ищут наши головы, — размеренно произнес Цзюнь У, скривившись. Не очень обнадеживает, — в нашем положении особо не выбирают. — Может, все будет не так ужасно. Мы все-таки тут на правах преступников. Сомневаюсь, что местные камеры лучше, — попытался приободрить советник. П-р-е-с-т-у-п-н-и-к-и. Бывший небесный чиновник протянул это слово, будто пробуя звучание. Вот уж не доводилось размышлять о том, что однажды оно будет про них с наследным принцем. Смирившись и скрепя сердцем, они направились сквозь улицу трущоб. Небожители шли уверенно, не подавая признаков беспокойства, словно они живут тут не первую сотню лет и всё обыденно. Пустые лачуги смотрели на них своими окнами, завораживая и пугая. — Нужно зайти внутрь, — предложил Цзюнь У, — нам ещё жить здесь какое-то время. Если они не идиоты, то пути к городу будут перекрыты какое-то время. Мужчины повернули в ближайший покосившийся вход. И тут же вышли. Ноги привыкшего к кровавым сценам наследного принца подкосились. Он видел смерть и не боялся её. Героическую. Ярко-алую нить, обрывающуюся в одно мгновение с тихим хлопком, вторящим звону мечей. Но ноги небожителя подкосились, когда прямо ему в лицо пахнуло гнилью и звук разрыва этой нити казался оглушительным в мертвой тишине дома, все вещи из которого были проданы в попытках задержаться в этом мире хотя бы на мгновение дольше. Скрюченная фигура, напоминающая скелет или голодного духа, словно издевалась над ними, так и говоря: посмотрите. Смотрите, как живут простые люди. Пока вы пьете вина из заморских стран, мы умираем прямо тут. Перед вами. Наши жизни обрываются в мертвой тишине и грязи, а обрываются они от того, что вы, божества, позволяете нам голодать, устраиваете приемы и выбрасываете остатки пищи, пока нам не хватает даже на хлеб, пока наши кости не выпирают сквозь кожу, едва ли не прорывая её. Воротит от запаха? Для нас это реальность. День за днем. Без изменений, без остановок. Он въедается в подкорку нашего узкого сознания, заполняя его. Мы словно сами гнием изнутри похуже ходячих мертвецов, живя тут, пропитывая наши легкие и души этой пылью, гнилью и безысходностью. Мы обречены рождаться и, не видевши ничего, кроме гнили, умирать тут. Вы видели нашу жизнь? Родиться в бедности. Чудом дожить, если божества даруют нам возможность, до момента, когда заведем семью. И работать. Работать, работать и работать до конца своих дней, умирая изнутри каждое мгновение. Каждую палочку благовоний слышать обрыв чьей-то жизненной нити. Мы сдираем руки в кровавые мозоли, ломаем кости и ломаем себя, услуживая вам. Получаем пинки и косые взгляды каждый день. Каждый день эта липкая затхлость и гниль тянется за нами несмываемым следом. Мы проживаем день за днем, пока наша жизнь не прервется. И даже в мире духов нам нет покоя. Нас не хоронят как полагается. Нам не приносят еду. Даже навещать нечего и некому. Благородные заклинатели и чиновники, попытайтесь спросить у духов, кем они были при жизни? И даже императорский писарь и счетовод не сосчитают, сколько нас таких, живущих как крысы и умирающих как черви, пока вы, золотые драконы, не видите ничего, ослепленные блеском своей же чешуи. — Мм, — простонал наследный принц. Голова разболелась ещё больше, словно души пытались разорвать её на части, да так, чтобы эти части раскидало подальше и не собрали воедино несколько лет. Советник опустился на колени, низко поклонившись входу в дом. Он в тишине молился про себя, но тут Цзюнь У грузно опустился на подгибающихся ногах и уткнулся лбом в землю. Он начал шептать молитву этому безымянному бедняку. Няньцин по его примеру склонился ниже, сдвинув доули и ощущая холод земли. К молитве наследного принца добавился его голос. Где-то прокричал ворон и сорвался с крыши, уносясь в переходы улиц. — Ваше высочество, нам следует найти какое-нибудь место. Мы не можем стоять весь день на виду. С новыми лицами бедняки не церемонятся, а в местной тюрьме нам уже приготовлены углы и обрывки циновки, если не голая земля. Они прошли по улице, которая петляла какими-то закоулками, и увидели здание, доски фасада которого местами прогнили или лопнули, но построено оно было основательно, словно уготованное для потомков. «Которые о нас и не вспомнят» — подсказал Цзюнь У мерзкий глухой голос в голове, так и твердящий ему: посмотри на себя. Жалкое ничтожество. Всего лишь волк с большим хвостом. Даже не дракон. Скоро и жить будешь как собака. Уже начинаешь — волочитесь по углам как шелудивые псы и не можете найти приюта. Даже смертным будет совестно смотреть на вас, пока вы будете корчиться в грязи и пожирать помои, получая побои камнями, потому что прикоснуться к вам будет мерзко. Наследный принц едва не покачнулся, но сумел устоять, суженными до невозможностями зрачками смотря на табличку с аккуратными иероглифами, которая гласила: «храм его высочества наследного принца Уюна». На ней были трещины, киноварные буквы практически полностью облупились, а в углу самой таблички было бурое пятно, чем-то напомнившее спутникам кровь. Несмотря на плачевный вид, внутри храм был обставлен скромнее некуда, однако был чистым и убранным. Изображения божества не было, но каменный выступ, изображающий подобие постамента, был убранным и на нем находилась пара обветрившихся, лежалых лепешек, а из здания ещё не до конца испарились ароматы потухших благовоний. С пальцев Няньцина сорвалась искра и подожгла их остатки, которые тут же окутали посетителей легкой дымкой. Цзюнь У порадовался отсутствию каких-либо изображей божества и без зазрения совести устроился на полу подле импровизированного стола для подношений. — Пусть и бедняки, но они уважают и чтят свое божество, даже храм держат в чистоте. — Нет. Будь он общим — разворовали бы. За эти дни отряды воинов начали поиски, значит и бедняки что-то слышали. У них повсюду свои уши — никто не обратит внимания на спящего в подворотне слабоумного калеку. Ты видел, как они? Они истощены, часть уже мертва. За храмом ухаживает кто-то старательный. Давай лучше поищем еду. Чувство голода мне в новинку. Взгляд небожителя, окинувший все вокруг, застыл на столе для подношений с лепешками. — Ваше высочество, боюсь мы умрем, если съедим это. — Мы небожители, мы бессмертны. — Даже непревзойденные демоны и главные божества умрут от этой стряпни. Думаешь, почему нету личинок? Диких животных? Насекомых? Они отравились этой гадостью и уже переродились. Мне это тело вполне себе нравится, я готов проходить в нем ещё долгое время, а не покидать его из-за какой-то булки, — лицо Мэй Няньцина выражало крайнюю степень отвращения. — Как-то мне почти оторвало руку, но она спокойно восстановилось. С тобой тоже было подобное. Человеческая пища не может быть настолько ужасна. И нет, на рынок мы не пойдем, — Цзюнь У прочитал по глазам советника зародившуюся мысль, — воины с радостью поймают нас и мы будем гнить заживо в местных камерах. Лучше вообще не показываться на улицах, пока шумиха не утихнет. Тем более, двум незнакомцам. — Я лучше осмотрюсь тщательнее, — наследный принц одобрительно хмыкнул, а сам сел перед постаментом, намереваясь помедитировать. За спокойными вдохами сознание практически отключилось, не обращая внимания на происходящее вокруг. Души людей начали завывать, требуя к себе внимания и пытаясь помешать, вогнать в удручающие мысли и заставить хотеть смерти. Нахмурившись, небожитель продолжил медитацию, словно окутывая себя пеленой и заталкивая крики под толщу воды, заставляя их приглушиться. Он почувствовал практически разрушившиеся после создания моста меридианы, пронизывающие каждый цунь его тела и скапливающиеся в даньтянь. Что-то теплое разлилось по разрушенным меридианам, словно вода, наполнившая разбитый, наскоро склеенный кувшин. Души начали неистово кричать, да так, что закладывало уши, вырывая из транса. Вода начала вытекать через разбитые черепки этого кувшина, оставляя после себя блаженную влагу, которая вскоре испарилась. Цзюнь У зажмурился, силясь вернуть концентрацию. Теплая ладонь легла на его плечо, а чужая энергия растеклась по мередианам. Небожитель почувствовал, как они начали восстанавливаться. — У этого места много духовной энергии, — тихо сказал стоящий позади Няньцин, — кто-то верил очень долго и искренне. — Её действительно много. Словно этот человек… умер. Светлая энергия преданно верующих, которые умерли с этой верой и преданы небожителю, очень сильна. Но и настолько же редка, — наследный принц впился взглядом впереди себя, а рука словно сама потянулась к постаменту. Кажется, небожитель даже смог увидеть поток энергии, тянущийся к его даньтянь. Цзюнь У вздрогнул. Всего за доли секунды в его голове мелькнули картины, в которых он был сторонним наблюдателем. Вот молодая девушка стоит перед постаментом и молится ему. Храм не особо ухоженный, но даже простых соломенных подушек тут нет. Уюн не любит, когда люди стоят перед ним на коленях. Она молилась об удачной семье и замужестве. Девушка стоит, а рядом с ней юноша. Они вместе молятся небожителю. На столе для подношений лежит скудная, но искренне отданная божеству еда. Храм чище. Они просят Уюна даровать им ребенка. Девушка будто светится от счастья. Она уставшая, но на столе курятся благовония и вновь лежит еда. На этот раз рисовый шарик. Женщина старше, а рядом с ней ребенок, смотрящий на постамент огромными глазами с искренним удивлением. — Вале высочество, прошу, даруй нам с няньциндолгую и счастливую жизнь,— услышал Цзюнь У молитву. Его зрачки задрожали то ли от удивления, то ли от радости. Он даже оторвал взгляд от женщины. Женщина исхудавшая, а рядом с ней уже подросший ребенок. Девочка вновь молится. Уже не за себя, а за здоровье матери. — Идем, Сяо-Джу. Ребенок уже один. Она упорно подметает пол храма, насколько может, моет стены, после чего встает перед постаментом и воскуривает благовония в молитве за мать. Цзюнь У бьёт дрожью. Сяо-Джу стоит в слезах и неистово просит. Нет, умоляет божество, чтобы с матерью все было в порядке. Божественная энергия в храме практически льется через край, аура пульсирует и словно на волоске от того, чтобы тут же затухнуть после финальной особо яркой вспышки. Наследный принц понял, что мать девочки больше не вернется, а её вера сделала ауру храма настолько яркой. Небожитель вернулся в реальность, когда кто-то вбежал в храм. Теплая нить, связывающая киноварную метку между бровями с постаментом рассеялась. — Ты тоже это видел, — хотел было спросить Няньцин, но его прервал вошедший, поэтому Цзюнь У кивнул, не пускаясь в пояснения. — Кто вы такие?! И почему в этом храме? Со дня создания никто не заходил, как тут налетели! — молодая девушка едва не начала браниться, увидев посетителей, — И встаньте с колен! Уюн не терпит преклонения! Не знаете как молиться, так идите туда, где можете вдоволь валяться в ногах статуй. Девушка словно убегала от кого-то, а когда она вошла, вслед за ней в храме показалась пара бедняков. Заметив виднеющийся из-под накидки наследного принца меч, они тут же ушли куда подальше. — Ты напугана, шимэй. Сальные взгляды этих нищих и вправду страшны. Прости, если потревожили твой покой, — Цзюнь У приветственно склонил голову. — Откуда вы сбежали и что вам нужно в храме? Не прикидывайтесь, за бедняков вы не сойдете, — её недовольный взгляд буравил небожителей, словно она прикидывала, лучше их выставить через палочку благовоний, или можно не церемониться. — Мы ученые из столицы. Быть точнее, мы странствовали, пока не началась вся эта ситуация и столичную знать не объявили в розыск. Местные солдаты едва не повязали нас, вот и пришлось с Хуан-сюном прятаться. Если честно, не особо хотелось бы узнавать удобство вашей тюрьмы на практике, — нашелся Няньцин. На только что придуманную фамилию Цзюнь У, а точнее «Хуан-сюн» улыбнулся, кивая и подтверждая все слова плетущего невесть что советника. — И вы решили спрятаться в храме? В этом храме практически вся жизнь моей матери, а вы просто решили спрятаться, прикидываясь невесть кем? Раньше тут худо-бедно, но было изображение Уюна. Думаете владелец храма вас не узнает? Да любой, имеющий хоть горстку мозгов, признает Его Высочество наследного принца Уюна! И, как я понимаю, советника. Цзюнь У уставше выдохнул. — Извините за не самое должное поведение. Из уважения к вам, как к божествам, которым поклонялась моя мать и в которых верю я, вы можете оставаться здесь сколько пожелаете. Правда достойным прием я вам не обеспечу, да и денег нет на это, — умерив свой пыл, поклонилась девушка. — Спасибо, шимэй. Или лучше называть А-Джу? — Няньцин достал из рукава кошель и протянул ей горсть монет, — Мы действительно не забудем твою доброту, не каждый столь сообразителен и добродушен. Тем более в таком районе. Жаль, что мы встретились в таких обстоятельствах. Девушка хотела было спросить по поводу имени, но Цзюнь У уже смекнул, — В энергии этого здания хранятся воспоминания. Если уметь с ней взаимодействовать, можно увидеть прошлое. В основном яркие эмоции, либо их отпечатки. Там были моменты из твоего детства. Соболезную. Твоя мать была действительно замечательным человеком, сейчас она должна быть счастлива после перерождения. — Присаживайтесь и берите лепешки, они ведь все равно для вас, — девушка низко поклонилась, приняв деньги. Посмотрев на лепешку, Цзюнь У все-таки взял её и принялся жевать. Няньцин же решил избежать этой участи и завёл диалог. — Шимэй, с деньгами у тебя сейчас очень туго? Мы как-никак небожители, так что постараемся отплатить тебе за доброту. — Ну, раньше было нормально. Мать была образованной, из неплохой семьи и денег хватило даже на этот небольшой храм. Но потом она сбежала к моему отцу, а после он ушел. Мать не сказала, что с ним. Может, как и она, заболел и умер. А может и просто бросил. Но мать была замечательным человеком, она пока могла ухаживала за этим храмом, молилась, а после и я стала в память о ней. Над маскировкой вам лучше поработать. Нищие конечно не настолько образованные, да и вашего изображения похожего на оригинал врядли видели, но заподозрить что-то могут, — на последних словах девушка усмехнулась. — Спасибо, шимэй. Мы постараемся отплатить тебе за добродушие. Закончивший есть лепешку Цзюнь У с добрейшей улыбкой протянул вторую Няньцину, который старался не скривиться от одного её вида. — Держи, мы не ели со вчерашнего утра.