Подозрительно тихое утро.

Сегодняшнее утро подозрительно тихое. И, судя по давно вставшему солнцу, Кавех должен был проснуться еще часом ранее. Но никаких негодующих звуков с кухни или даже над ухом аль-Хайтам не расслышал. Он слабо приоткрыл глаза, приятно и с наслаждением во весь рот зевнул, не спеша осмотрев комнату от одного угла к противоположному. Благая тишина. Наверное, сегодня Кави ушёл по делам пораньше и было бы очень кстати, займись он наконец чем-то полезным. Мужчина испустил долгий вздох и вновь сомкнул ресницы, не желая прощаться с сонливостью в такое спокойное и даже чем-то волшебное утро. Может, он уделит дрёме еще несколько минут. Наверное, сегодня можно было бы открыть вино хорошей выдержки, как минимум в честь подобной тишины. Конечно, ссоры являются слишком частой причиной разрушения всяких отношений, даже порою самых крепких, но, почему-то, каким-то действительно магическим образом ни Кавеху, ни Аль-Хайтаму это не надоедало. Они словно ссорились каждое утро ради ссоры, просто, чтобы найти безмолвный предлог остаться друг с другом подольше, ведь оба - слишком горды, чтобы признать собственное желание; а быть может ссорились и ради секса, что бывал у них иногда после особо ярких споров. Однако, идиллия Хайтама продолжается ровно до первого звука тихого, едва слышного шуршания одеяла откуда-то снизу. Он вновь слабо, с явной неохотой разлепил светлые густые ресницы, обведя взглядом освещённую яркими утренними лучами солнца комнату. И снова никого. Показалось? И стоило мужчине расслабиться, поудобнее умащивая голову на мягкой подушке и готовясь провалиться в приятный сон, как всё его тело пробило странной мелкой дрожью, заставляя его инстинктивно выгнуть спину. И уже это чувство разбудило Аль-Хайтама моментально, куда быстрее любой утренней претензии. — Кави? — сорвалось с губ Хайтама и растворилось в недолгой тишине имя его соседа, стоило учёному приподнять край одеяла и взглянуть на то, что творится под ним. — Доброе утро, рухи, — инженер бархатно улыбнулся ему из-под одеяла так, словно всё происходит абсолютно так, как и должно быть. Хайтам чуть приподнялся на локтях, не переставая сверлить удивленным взглядом архитектора, который каким-то образом оказался в его кровати. У него под одеялом. Между его ног. — Что ты там делаешь? — учёный скептически поднял брови. Жизнь с этим человеком научила Аль-Хайтама еще большей невозмутимости, чем прежде. — Какой грубый тон голоса, неужели ты не рад мне? — театрально вздохнул Кавех и, не дав времени ответить на вопрос, медленно провел языком вдоль члена своего любовника, снизу вверх, уделив особое внимание головке и тем самым заставив Хайтама повторно содрогнуться, изгибаясь над кроватью и с трудом удерживая за стиснутыми зубами полустон. Вот же нахал. — В данной ситуации... — Аль-Хайтам накрыл ладонью свое лицо и с трудом восстановил дыхание: — ...мой ответ будет слегка неоднозначным. — А я вот так ужа-а-асно соскучился, — проскулил Кавех, и ощутимо вильнул задницей, стянув ниже одеяло. — И твоим решением стало именно это? Архитектор на мгновение переменился в лице и одарил мужчину укоризненным взглядом алых рубинов: — Хайтам, не веди себя как девственник. Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь. К тому же утренняя эрекция будет мешать тебе на работе, не так ли? Что ж, возможно, Кавех в чём-то и прав. И эта настойчивость слегка подзадорила Хайтама, заставив его тонкие губы растянуться в широкой, заметно хищной улыбке. — Ты действительно соскучился настолько сильно? — Безумно. Кавех придвинулся ближе и, заправив за ухо мешающиеся светлые пряди волос, опустился над излюбленным горячим от возбуждения членом. Сперва он потёрся щекою о плоть, размазывая первые капли солоноватой полупрозрачной и до жути обжигающей смазки по своему лицу. В то же время, второй рукой взявшись у основания, он помогает себе, совершая легкие полукруговые движения, любезно совмещая их с медленным скольжением мягкой ладони вверх-вниз. С особой старательностью обведя языком головку по кругу несколько раз подряд, он издевательски звонко причмокнул влажными от обильного предэякулята Аль-Хайтама губами, принимая первые попытки вобрать член в рот. Склонив голову чуть ниже, он, с особой жадностью пытается протолкнуть в себя орган как можно глубже, но от спешки давится и тихо кашляет, слегка отстраняясь, и не прекращая ловко играться длинными пальцами, ощупывая член по всей длине, каждый сантиметр и манящие пульсирующие венки. Кавех не желает оставлять без внимания ни единого места. Вторая попытка осилить всю длину заканчивается ничьей: головка члена уперлась сперва во внутреннюю сторону щеки, а следом ловко проскользнула глубже, к гортани. — И всё же ты соскучился по мне или моему члену, а? — Хайтам вопросил это с поверхностной издевкой, грубо уложив ладонь поверх головы архитектора и неаккуратно взъерошив душистые локоны, сжимает их и оттягивает. Эти светлые-светлые волосы всегда особенно ярко пахнут травами и легким отголоском чернил, но сейчас учёный не может уловить любимый аромат, Кавех слишком далеко и это даже чуточку раздражает. Архитектор нахмурился, и возмущение, даже в полутьме под одеялом стало самой легкочитаемой эмоцией на его румяном от возбуждения лице: — Я бы посоветовал тебе не ревновать меня хотя бы к твоему собственному члену, а закрыть глаза и наслаждаться. Рухи, ты абсолютно не умеешь затыкаться и этим вынуждаешь меня найти применение и твоему длинному языку тоже. Совершенное отсутствие умения заткнуться, вообще-то, было их общей чертой. Один не затыкается по утрам, а второй во время секса. Что ж, и от того, и от другого есть одна единственная панацея - хороший секс. После него они оба замолкают на какое-то время, лежа вместе и заговорщически глядя друг на друга, рассматривая влажные ресницы и наслаждаясь проделанной работой. И сегодня эта самая «микстура от ЧЕРЕСЧУР длинного языка» будет как нельзя кстати. Кавех выпустил из рук член и приподнялся, быстро подавшись вперед, он вынырнул из-под одеяла, нависнув над Хайтамом. — Ты невыносимый, — с особой нежностью в дрожащем от возбуждения голосе Кавех шепчет это в любимые губы прежде, чем впиться в них кусачим и долгим поцелуем. Он придвинулся поближе, по-хозяйски усевшись на пах своего соседа, заёрзал по нему. Но стоило Хайтаму крепко сжать одну руку на талии Кавеха, а вторую стиснуть на шее, как тот, абсолютно не стараясь себя сдержать, громко простонал в чужие губы на выдохе, выгнувшись и подавшись вперёд, тем самым разорвав их поцелуй, а следом и тонкую нить слюны, смешанной с солоноватым предэякулатом Хайтама. — Неужели так нравится пробовать себя же на вкус, рухи? — Кавех всё ещё старается огрызаться, пускай с потемневшими от возбуждения глазами получается плохо, но таков его характер - скверный и неисправимый. И именно от него Хайтаму сносит крышу, этот нахальный взгляд, эта блядская натянутая улыбка... — Мне кажется, тебе нравится пробовать меня на вкус гораздо больше. И в этом Хайтам чертовски прав. Вслух, разумеется, Кавех не согласится с этим ни за что, лишь фыркнет, прицокнет языком и закатит глаза, но мысленно признает правоту своего соседа. Он действительно любит пробовать Аль-Хайтама на вкус. Его губы, солоноватость кожи, член, предэякулят и семя. Всё. Каждый сантиметр тела. Мысль о вкусе, о запахе Хайтама заставляет Кавеха задышать чуть быстрее, рывком податься вперёд и впиться поцелуем в шею учёного. На тонкой коже спустя несколько мгновений вспыхнула яркая отметина, пульсирующая незначительной, едва заметной болью, что в подобном состоянии тотальной неудовлетворённости возбуждала лишь сильнее. — Оставляй следы там, где их не будет видно...— цедит сквозь зубы Хайтам, в попытках оттянуть Кавеха от себя за волосы. Но, вместе с тщетностью этих попыток, он вдруг тихо протяжно застонал, а ощутив новую пульсацию где-то над кадыком, моментально выругался: — Гх-х, Кави, вот же сволочь... — Заткнись. Мне плевать, что там подумают твои ворюги с работы. Я хочу тебя. И ты прекрасно знаешь, что я получаю абсолютно всё, чего возжелает моя душа. Это всё даёшь мне ты, рухи, даже не думая ослушаться. Кавех не из тех, кого хотя бы в малюсенькой степени интересовало мнение окружающих. И если он хочет Хайтама на званом вечере в Академии - он возьмет учёного в ближайшей уборной, и если ему желается расставить багровые метки по всему телу любовника - без зазрения совести он расставит, при том любезно обрамив большинство из них колючими укусами. В это же время он, незаметно для Хайтама, играет со своей задницей. Всё еще влажными пальцами он проникает в своё нутро, медленно готовя себя к продолжению. Один палец, два, три - уже вместе то и дело с вязким хлюпающим звуком входят каждый на две фаланги внутрь, упираются в самое чувствительное место, а затем почти полностью выскальзывают наружу, тем самым Кавех испытывает себя же на прочность, не давая себе же кончить слишком рано. — А теперь... — на выдохе проговорил инженер, отстранившись от Аль-Хайтама и выпрямив спину, он стянул со своих плеч белоснежную рубашку, оголив манящую грудь. — Я хочу тебя. На этот раз по-настоящему, долой эти подростковые игры. Кави восседает на нём словно божественное создание, и не хватает ему только крыльев...и совести. С такой ухмылкой точно не пускают в рай, однако опадающие на плечи светлые пряди, бледность кожи и аккуратность всего тела, почти не изуродованного битвами заставляет на мгновение затаить дыхание, подчёркивают его принадлежность к чему-то по аристократически высокому и утончённому. Аль-Хайтаму почудилось, словно он до сих пор спит, и даже если это так - слишком непростительно спугнуть столь ангельское видение. А пока Хайтам неотрывно любуется красою любовника, сам архитектор чуть привстаёт и заводит дрожащую от возбуждения руку за спину, вслепую нащупывая член Хайтама, он приподнимает его вертикально и упирает головкой меж собственных ягодиц. Пронзительный взгляд алых глаз пробирает учёного до мурашек, он неотрывно смотрит в ответ, разомкнув уста и наслаждаясь неземной красотой своего соседа. Такой наглец, и так красив. Не зря говорят, наглость - второе счастье. И этот мужчина точное описание сией фразы, даже сейчас он ухмыляется так самодовольно, словно через мгновение не будет стыдливо стонать и скулить от размера члена Хайтама. Лёгкий толчок, еще один и он самостоятельно пропихивает в себя горячую плоть, одной рукой упираясь в грудь Хайтама. Видно, как она дрожит, но учёный не предпринимает абсолютно никаких попыток помощи: коли такой наглый, пускай справляется сам. Или пытается, до тех пор, пока Аль-Хайтам наконец не сжалится. Кавех вильнул бёдрами раз, еще один и опустился на добрую половину длины, теперь установив уже обе ладони на крепкую грудь любовника и ощущая как громко, быстро-быстро колотится его сердце в нетерпении. А на лицо он всё так же спокоен, видно, что сдерживает себя, но еще немного, еще совсем чуть-чуть Кавеху осталось до того, чтобы вывести Аль-Хайтама на эмоции, заставить точно так же стонать, а изредка хмурить густые брови и глубоко рычать. Аль-Хайтам протянул руки к чужим бёдрам, со странным, почти до безумия затмевающим разум желанием вцепиться в эту бледную кожу практически без всяких изъянов, и оставить поверх светлых шрамов синяки от грубой хватки, вынудить Кавеха извиваться в его суровой хватке. И как только стало понятно, что Кавех более сам не справляется, учёный стиснул в крепких ладонях талию своего соседа с такой силой, словно намеревался сломать своего любовника пополам, и с резким рывком вниз - усадил его задницей до самого основания. Вскрик сошёл на плачущий, скулящий стон. Кавех, содрогаясь, выгнул назад спину и запрокинул голову. — Уже кончил? — смешок. — Всего лишь от того, что я вошёл в тебя полностью? Кажется, ты не соврал, сказав, что скучал — Хайтам с удивлением поднял брови, наблюдая за тем, как по его торсу и груди медленно стекают обжигающие капельки горячего семени. — Отвали, — огрызнулся Кавех, с перерывами хватая ртом воздух, он не сразу вернулся в обычное положение. Сперва перевёл дух, следом запустил тонкие пальцы в свои волосы, зачесав мешающуюся сейчас чёлку назад, и только тогда вновь опустил взгляд на Хайтама. — Только не говори, что на этом весь твой запал окончен. Это было сказано, лишь чтобы поддразнить, но Кавех нахмурился и искривил губы. — Знаешь, а это оскорбляет меня куда больше, чем твое отвратительное мнение об искусстве, — Кавех обиженно вздохнул, приводя себя в чувства и легко ёрзая из стороны в сторону, виляя бёдрами, легонько привставая с члена Хайтама, а затем вновь на него по-хозяйски усаживаясь. — Даже не думай, что отмучился, — процедил сквозь зубы он и вцепился ногтями обеих рук в грудную клетку мужчине. — Ну-ну. Кавех обвёл бережными касаниями крепкий напряжённый торс и, собрав с него достаточно еще тёплого семени, чуть наклонился и пропихнул три пальца в рот Хайтаму: — Считай это за завтрак в постель и... — он не договорил, вместо этого поморщился от боли - учёный кусается. Кави рывком пропихнул пальцы глубже в чужую глотку: — Как ты вылижешь мои пальцы - точно так же в следующий раз я тебе отсосу. Это первое и последнее предупреждение. Или придется почувствовать все тридцать два на своем члене, рухи. Аль-Хайтам нахмурился, но послушно вобрал пальцы и обвел их языком, тихо причмокивая, посасывая их, больше не кусая, мужчина с некоторым удовольствием пробует солёное семя своего возлюбленного, начисто слизывая его с тонких аккуратных фаланг архитектора. Что ж, такой завтрак его весьма устраивает. Архитектор начинает двигаться, изящно приподнимаясь и грубо, с резким шлепком опускаясь обратно, насаживается во всю длину, издавая странное подобие скулежа. Делать это после оргазма невыносимо: член пульсирует, всё тело чувствительно настолько, что Кавех готов поклясться - одно чужое касание и он постыдно кончит во второй раз. Хайтам прикусил губу и тихо, угрожающе зарычал. Кавех прямо сейчас балансирует по тонкому лезвию его хрупкого сегодня терпения. Слишком долго задница Кави сжимает его член и оставляет без дела, чересчур часто в его голове всплывают навязчивые мысли завалить Кавеха назад, придавить к кровати и наконец отыметь так беспощадно, как он того заслуживает. — Давай, будь хорошим мальчиком, поработай хотя бы в постели. — Да пошёл ты, — оскалился Кави, совершая очередной толчок в себя и даже не замечая, как дрожит всем телом: — Чтобы я ещё хотя бы раз... Шуршание одеял и внезапная темнота в глазах, мягкость где-то в районе спины. Кавех оказался поваленным на кровать, разложенным на мягких одеялах. — «Еще хотя бы раз» что? — голос сверху угрожающе поинтересовался о продолжении. — Решу будить тебя как-то иначе, кроме ссор, — прохрипел Кавех, не сразу заметив, как на самом деле больно чужая рука сжала его шею, заставив зайтись в тихом кашле. — Ох-о, даже так? — хмыкнул Хайтам и толкнулся навстречу глубже привычного. — Тогда я начну будить тебя. Будешь просыпаться с членом в заднице и отключаться от потери сил, сидя на моем члене. Понятно? Кавех закатил глаза от нехватки воздуха и вздрогнул, густо изливаясь семенем во второй раз уже на свой торс. Нет ни сил, ни воздуха, ни голоса, чтобы ответить. Да и архитектор даже не уверен, расслышал ли хотя бы слово. — Кави, сволочь, я спрашиваю, тебе понятно? — выкрикнул Хайтам и, одернув руку от чужой шеи, тотчас накрыл правую щёку Кави звонкой и унизительной пощечиной. — М-мг... — согласно промычал Кавех, видимо, просто ради того, чтобы сохранить лицо в сохранности от новых пощечин. Он даже не понял, на что согласился, вместо этого потянулся обеими руками и ухватился за запястье любовника, в тщетных попытках оттянуть его руку от своей шеи. — Хорошо. А теперь, наслаждайся тем, чего так жаждал. «Нет, подожди, я только кончил. Больно...» — хочет выкрикнуть Кавех, но всё, что срывается с его дрожащих губ, это приятный и протяжный стон. Хриплый, чуточку болезненный скулеж, и мокрые ресницы, из-под которых на раззадоренного Аль-Хайтама смотрят глаза, полные мольбы и наслаждения. Кави потерял себя в веренице чувств. Такого Хайтама можно увидеть не часто - на публике, разумеется. А вот с Кавехом он такой частенько, ведь инженер - тот еще умелец вывести на эмоции и потрепать нервы. И о таком поведении Аль-Хайтама известно одно чёткое правило: он совсем не знает меры. Ни капли. «Я буду делать то, что я хочу» — кредо его жизни, распространяющееся еще и на секс. И всякая попытка архитектора хотя бы раз взять вверх над их соитием абсолютно каждый раз заканчивается таким Аль-Хайтамом. Возможно, это даже должно быть страшно, но не для Кави. Он с наслаждением всматривается в хищный взгляд, любовно, так желанно впивается взором в жестокую улыбку и сам подставляет шею, чтобы в нее вновь вцепились крепкие руки и сдавили почти что до хруста. — И всё же я не ошибся. И не стыдно быть зависимым от моего члена? Не стыдно вести себя как последняя сука, в попытках пропихнуть в себя его целиком? На меня смотри, вот так, — он звучит устрашающе, со звонкими шлепками вгоняя в нутро Кавеха свой член и с удовольствием наблюдает за тем, как по розовеющим щекам его любовника катятся слёзы - смесь эйфории и боли во всем теле от жестокости, которая крайне заводит. Рассматривать синяки в зеркале поутру, пытаться безрезультатно подняться с кровати или тихо ойкать в попытках аккуратно присесть на стул - все это результат их страстного секса. На этот раз вся шея Кавеха будет укрыта большим следом от руки Хайтама, и они оба ни за что не пожалеют об этом. — Глубже, пожалуйста... — Так у тебя еще есть силы говорить? — Хайтам сдвинул в сторону свободной рукой ногу Кавеха, беря ее под коленку и слегка меняя позу. Ладонью второй он крепко надавил на низ живота архитектора, вдавливая в кожу пальцы: — Я чувствую себя внутри. Ты так хрупок, Кави, так бы и сломал... — Не сможешь, — усмешка и полузакрытые глаза. Кави содрогается, словно его пробирает током каждый раз, когда Хайтам делает рывок вперед и входит во всю длину, задерживается, потирается и вновь отдаляется назад, чтобы повторить содеянное, задеть головкой члена самую чувствительную, желанную точку и заставить Кавеха излиться вновь. И снова. Это кажется бесконечным, настолько, что семени и вовсе не осталось. Теперь во время очередной разрядки Кави лишь крупно содрогается и скулит, цепляясь пальцами то за одеяла, то стараясь скрыть за ними мокрое от слез лицо. — Сухой оргазм? Твое тело не перестает меня удивлять. До такого мы еще не доходили. В ответ инженер что-то неразборчиво промычал и без сил упал головой на подушку, заводя руки над головой, сжимая ее, ища в ней опору и ощущая на ней запах Аль-Хайтама. Он повсюду. Кружит голову, дурманит, словно афродизиак, заставляет шире разводить ноги, принимать все глубже и больше, размыкать уста и быть настолько громким, что голос начинает хрипеть. Глубже. Больше. Крепче. Сильнее. Быстрее. Это все как наркотик. Аль-Хайтам его наркотик. И это невыносимо постыдно. Но Кави ничего не может с собой поделать. Такой вот он. Зависимая сука, требующая к себе иногда особо жестокого обращения. Много внимания. Крупицу терпения. И безграничное желание продолжать это. Когда щёки влажные и липкие от слёз, когда сил нет даже вдохнуть, учёный наконец склонился над Кавехом и, взяв руками обессиленное тело, прижал к себе. Рывки и шлепки становятся неравномерными, и, вдруг резко ускорив темп, мужчина прижался губами к уху любовника, горячо прошептав: — Готов? — М-м, — а следом едва разборчиво Кавех умоляюще протянул заплетающимся языком: «Заполни меня, я сделаю что угодно...». И Хайтам запомнит эти слова. Но сейчас он и сам не в силах сдерживаться. Слишком долго Кавех выдразнивал его, слишком тугая его задница, сколько бы пальцев заранее он не вставил в себя - этого будет всегда недостаточно. И внутри тоже узко, каждый толчок - пытка для них двоих, и ей приходит конец, она сменяется совместным долгим стоном в унисон, когда Аль-Хайтам наконец замирает и через несколько мгновений густо изливается внутрь Кавеха, склоняется над ним и легко целует, сжав меж пальцами его раскравневшиеся щёки. — Мне отнести тебя в душ? — учёный вытянул вперед руку, кончиками пальцев убирая с чужого лица прилипшие к вискам и лбу светлые пряди волос. — Не надо, — тот пробубнил, заглушая голос ладонью, что накрыла его лицо: — Я хочу еще. — Кави, еще один раз и твое тело не выдержит. — Да, именно так. И я отдам всё за этот раз, — как-то будто бы опьянёно мурлычет Кавех и смыкает ресницы, более не в силах держать глаза открытыми. Зато слабая улыбка на его лице говорит о многом. — Вот же ненасытный, — с усмешкой фыркнул Аль-Хайтам, беря на руки Кавеха и направляясь в сторону ванной. Возможно, они продолжат своё «тихое» утро уже там...