Когда наступит прошлое

      Я сидела в баре, в закрытой зоне, где никто не мог меня достать. Каждый день — бесчисленное множество знакомств. По учёбе и работе. Вчерашний день как сегодняшний, а сегодняшний как вчерашний. Разговоры-разговоры-разговоры. Пустые или полезные, весёлые или сухие рабочие — все выматывают одинаково.       В этой зоне никого кроме меня нет. Это платная зона. Могу себе позволить. За всю ту работу, что ежедневно выполняю.        Официант не подойдёт, если я не нажму кнопку на столе. Никто из пьяных гостей не забредет случайно, чтобы развести ещё одну беседу и высосать из меня последние жизненные соки. Сюда никого, кроме вип, не пускают.       Я беру со стола бокал. Не хочу напиваться до звёздочек в глазах. Никто меня отсюда не заберёт, поэтому… Нужно полагаться только на себя.       Здесь очень тихо. Музыка из основного зала не долетает.       Ха.       Музыка для обывателей.       Настоящие герои слушают тишину.       Потому что настоящие герои работают с семи до семи.        — Скучаешь, сладкая?        Я вздрогнула от этого голоса.        Внезапный. Низкий. Тихий.        У самого уха.        Она положила свою руку на спинку дивана, прямо у моей шеи.        Я не заметила как кто-то вошел и как кто-то сел рядом. Очень рядом.        — Как ты сюда попала?       Мой недружелюбный тон не столько недружелюбный, сколько недоумевающий. Но люди часто понимают все не так, как есть.        — Я пройду везде, где захочу. Какие-то остолопы у двери меня не остановят.        Я знаю её. Она знает меня.       Люди скажут, что это не то знакомство, которым стоит гордиться.       Мы учились вместе, мы ходили в школу вместе, но это было давно. Наши пути шли рядом, но это был не один путь на двоих. Дороги разошлись, как только закончилась средняя школа. Мы одновременно пришли в тот мир, мы одновременно ушли, но…        Не вместе.       Так бывает.       Такова жизнь.       — Зачем ты здесь?        — Не рада меня видеть?       Она улыбается. Только ухмылкой. Глаза не улыбаются. Мне даже смотреть в её сторону не нужно, чтобы это понять. Я видела такое раньше. Сейчас, наверное, все стало ещё хуже.       Я, словно проигнорировав её, тянусь к бокалу. Снова. Я ведь только недавно вернула его на стол. Подношу к губам, делаю глоток — и не понимаю зачем. Все происходит на автомате. Словно чтобы отвлечься.        Отвлечься от руки у шеи.       — Всего один стакан? Что это? Какой-то охуенно дорогой коктейль, который невозможно пить?        В её голосе чувствуются дуновения презрения. Как профессионал презирает дилетанта.       Это угнетает.        — Могу себе позволить, — и я поворачиваюсь лицом к ней, пытаюсь смотреть в глаза, — А что пьешь ты?       Она слишком близко. Ближе, чем я думала. Я смотрю ей в глаза, пока она думает.        Я вижу издевку в её глазах.        — Водку.       А она смотрит в мои.       — Мягкое пойло не переношу.       Я готова поставить на кон что угодно — сейчас она трезвая. Абсолютно трезвая.        Я смотрю на свой бокал. Наклоняюсь к столу, ставлю руку у его основания и двигаю к ней. Стекло скрипит по столу. Смотрю на неё.        — Попробуй.        Она хмурится.        — Нахуя?        — Я сказала, попробуй.        Она изгибает бровь.        — Как мы заговорили…       Смотрит на бокал. Думает о чём-то. Потом бесцеремонно хватает его и небрежно делает глоток. Щеки надулись. Она полоскает им зубы. Смотрит в бокал.       Вот оно.        Презрение.        Залегло в нахмуренных бровях и уголках губ.        — Приторно, — она кривится.        Ставит стакан обратно, как судья бьёт молотком в конце заседания.        — Что это вообще?        Она облизывает верхнюю губу.        Разрезанный язык.        Она разрезала язык.        Я так давно не видела её.        Когда она успела разрезать язык?        — Это клубника?        Она щурится на меня.        Мне кажется…        — Зачем ты здесь?        Я слышу себя так, словно это говорит кто-то другой.        Мне кажется, я теряю нить происходящего.        — Увидела, как такая красотка заходит сюда и решила зайти. Поболтать.        Она с хлопком положила вторую руку мне на колено. На почти голое колено. Потому что именно сегодня на работу пришлось надеть юбку.        Чёртов дресс-код.        — Как друзья. Помнишь?        Она смотрит мне в глаза. Она издевается.        — Нам не о чем разговаривать.        — Правда? А по моему у нас очень много тем для разговоров.        Рука потекла вверх, по бедру.        Она шипит мне на ухо.        — Ты даже ни разу мне не написала с тех пор, как мы выпустились.        Ладонь резко сжалась на мягкой внутренней стороне бедра.        Больно.       Я шумно выдохнула, и случайно получилось громче, чем стоило бы.        Пальцы вжимаются в ногу. Она продолжает шептать мне на ухо. Словно кто-то может нас подслушать.        — А я ждала твоего звонка. Ее голос звучит прямо у меня в голове.       — Или что? Такая подруга, как я, тебе не подходит? М-м?        Она наклоняется чтоб посмотреть мне в лицо.        Я не могу на неё смотреть.        — Смотри на меня.        Я качаю головой.        — Я сказала, смотри на меня.       Рука, которая покоилась на спинке, схватила меня за волосы на затылке и грубо повернула.        Её глаза тёмные. И смотрят прямо в меня.        — Такая, как я, тебя недостойна?       Её слова ранят.       — Ты сама выбрала себе путь.        — Путь отброса, да? Это ты хочешь сказать? Тогда скажи.        Я качаю головой.        Это выше моих сил.       — Будешь молчать?       Смотреть на неё — пытка.       — Смотри, что я умею.       Я не успеваю посмотреть на неё, как рука отпускает бедро и залезает под юбку.       Мне становится нечем дышать. Я хватаюсь за её локоть — единственное, что могу достать.       — Н-нет, стой-…       Я чувствую всю её ладонь.       — Я вымыла руки. Ты ведь брезгуешь, да?       Издевательский тон, но такие тёплые пальцы.       — Ты ведь стала чистюлей. Не помнишь, что было раньше?       Почему-то она знает на что нажать чтобы заставить меня её слушать. Больше, чем слушать.       — То есть, вот это тебе нравится?       Я чувствую все больше и больше.       Мне мокро. Мне жарко. Мне душно.       — А как хотя бы написать мне — то хуй там. Да?       Я чувствую боль. Не понимаю, от чего, но чувствую. Она где-то за кадром. Где-то, где не видно.       Она опустила взгляд вниз. Рука на секунду исчезла с моего тела, а затем я чуть не вздрогнула, когда рука оказалась у меня под коленом. От неожиданности.       — Да подними ты её.        Она ворчит. Как ворчат те, кому что-то мешает достичь давно желаемой цели. Я не поняла, что она хочет от меня и приподняла ногу.       — Издеваешься что ли?       Рука снова оказалась на моей ноге и она резко подняла мою ногу над столом и положила на поверхность.       Я в таком неприличном положении. Любой кто зайдёт, увидит то, что ему не стоит видеть.       — Если такая умная, то с чего так тормозишь?       Она бурчит на меня. Но все равно её рука возвращается на место. Туда. Где ей и нужно быть. В темпе, в каком и нужно. Она знает, что делать. Она знает меня, хотя я ничего ей не рассказывала.       Она угадывает каждую мою мысль прежде, чем я осознаю, что эта мысль у меня есть.       — Раздвинь ноги, малышка.        Она издевательски смеётся на до мной. Но я раздвигаю. Как она скажет. Все что она скажет.        Кулак на затылке разжался (я даже не замечала, что она сжимала мне волосы) и ладонь легла на затылок. Мягко. Нежно.       — Если бы я сделала это ещё в школе, ты бы обо мне не забыла?       — Я не-… Её пальцы становятся быстрее.       — Перестань мямлить, — её строгий голос.       Все плавится. Я жмурюсь. Мне нечем дышать.        Внизу — холод. Руки больше нет.        — Я задала тебе вопрос.       Я открыла глаза.       — Ответь.        Это просьба.        — Я помню, — отвечаю на на выдохе, — Я все помню.        Она смотрела на меня. Долго. Прямо. И в конце опустила взгляд и придвинулась ещё ближе. Она касалась животом моего бока. Её губы — у моего уха, и ей даже не нужно наклоняться.        — Я всегда довожу разговоры до конца.       Она без церемонии начала оттуда, где закончила, и время остановилось. У того, что происходило внутри меня, нет времени и нет границ. Жар не ограничивался моей кожей. Лёгкость не ограничивалась головой. Я сама — лёгкость.       Она коснулась своими губами моих. И все что я чувствовала — губы. И свои, и чужие.       Её шепот — словно страдающий человек, который не может облачить все свои чувства в слова.        — Ты такая красивая.        Я сижу, но моё тело разливается по дивану и течёт вниз. На пол. К её ногам.