Моё имя Такемичи!

      Боль пронзает насквозь, омеге остаётся лишь, всхлипывая, опускать голову вниз и следовать за господином. Он видит перед собой только чужие ноги — с самого детства его учили, что он может поднимать взгляд лишь когда к нему обращается господин или госпожа. Эти учения выжжены в его памяти также как и на его спине — раскаленным клеймом принадлежности.       Когда-то он был Ханагаки, но его прошлый господин разорился и продал всех своих омег, предварительно стерев стигму со спины, от чего двигаться было просто невыносимо, а на его рубахе виднелись сукровица.       Омега поднимается следом за бетой на подиум, почти в самом центре рынка. Он здесь не один, нос едва может различить ещё три омега-аромата — он точно не знал, была ли это оплошность доктора или он просто пожалел его, оставив возможность хоть немного различать ароматы и запахи. Хотя, возможно, это было его наказанием, одним из множества тех, что ему пришлось вынести, ведь не будь у него обоняния — есть помои, которыми его кормили, было не столь отвратительно.       Он старается не обращать внимания на толпу, просто уходя в свои мысли, представляя себя альфой или бетой, то как бы сложилась его жизнь тогда — это всегда помогало омеге скоротать время. На самом деле, его не особо заботит, купит его кто-нибудь или нет, не заботит и то, в чьи руки он попадёт, потому что он уже пережил столько боли, что больше не страшно.       Омега представлял как подходил к хлебной лавке и выбирал любую булку. Он мог бы даже взять ее в руки и понюхать, прежде чем оплатить. Омега представлял как мог бы иметь своё имя — он бы обязательно научился его читать. И с удовольствием называл бы его каждому человеку, спросившего о том, как его зовут. Он представлял, что больше не будет откликаться на свой номер — порядок, в котором он родился от своей омега-матери.       Единственный плюс был в том, что омега умел считать до десяти, потому что он был седьмым, после него мама родил еще троих, только вот знаком Седьмой был лишь с Четвёртым и Восьмым — остальные умерли.       Омега едва не падает, спотыкаясь о собственные ноги, когда его, резко схватив за руку, потащили с подиума, но едва его ноги касаются земли, свет перед глазами пропадает, а на голову накидывают мешок, после чего, грубо схватив под руки, куда-то потащили. Омеге страшно, но единственное, что он может — это сжаться в комок и надеяться, что сможет проснуться завтра… или не просыпаться вовсе.       Когда его закидывают в короб, омега вжимается в стену, которую ощутил спиной, уже не обращая внимания на боль из-за неизвестности. А после его там закрывают и омега слышит лошадей, прежде чем начинается тряска. Руки омеги даже не дёргаются к просто накинутому на голову мешку, он не посмеет снять его с себя даже если начнёт задыхаться — это всяко лучше, чем быть избитым за оплошность.       Они достаточно долго трясутся по дороге, Седьмой успевает задремать, когда всё резко прекращается, а голоса, находящиеся рядом, наконец можно разобрать без гомона толпы.       Их как минимум двое, когда, вновь, вытягивают из короба, понимает омега, и кажется оба альфы.       — Воняет… — Говорит один из них, когда омегу, вновь подхватив под руки, куда-то потянули.       — А ты как думал? Думаешь их в хоромах держат?       Омега совсем не разбирал дороги, едва касаясь ногами земли. Но вскоре тепло улицы сменилось жарой, словно его затащили в печь, заставляя обливаться потом, но тем не менее он сидел в том же месте, где его оставили.       Седьмой невольно прислушивался к переговорам, из которых понял, что он что-то вроде подарка и его нужно отмыть.       Последняя новость была очень приятной, вымыться ему удавалось не часто, зачастую это происходило только после дождя, когда колодец был полон воды и господин не жалел одного ведра на двух омег. А сейчас, когда на его спине свежая рана — это особенно необходимо, ведь она может загнить, даже несмотря на то, что все омеги от природы быстро справляются с ранами.       Когда, наконец, его отпустили, позволив сесть на пол, омега совсем не ожидал оказаться облит большим количеством горячеватой воды, такой не привычной для его тела, что от неожиданности он вскрикнул, слепо пытаясь отстраниться. Но стоило лишь услышать недовольный цик, как он тут же замер, опуская голову вниз, прежде чем с него стянули мешок.       Перед ним стояло несколько человек, явно кто-то из омега-слуг, а двое альф, что несли его, словно испарились. Ему ничего не сказали, просто начали стягивать одежду, прежде чем налить на волосы, что-то невероятно приятно пахнущее, а позже растирать его кожу до красна травяными мочалками. Омега никогда не надеялся, что он может отмыться чем-то подобным, ведь в роде Ханагаки таким пользовались только Господы.       Омега совсем не ожидал и того, что после его впихнут в чистую и даже накрахмаленную рубаху до щиколоток.       Всё это время он не смел поднимать взгляд, всё же сейчас он здесь чужак — не имеющий клейма принадлежности омега — полностью бесправное существо.       Старший омега со сладковатым ароматом тыквы грубо схватил его за руку и потащил куда-то в сторону от «бани» и Седьмой добровольно следовал за ним, ступая босыми ногами по сыроватой земле.       Поместье похоже было невероятно больших размеров, потому что имело в себе каменную кузницу, куда его и привёл слуга, и без разговоров просто задрал его рубаху, оголяя все причинные места и показывая израненную спину.       — Манджиро всё никак не угомонится… — Со смехом произнёс мужчина, он не имел аромата, а может и запах железа, наполняющий кузню, просто перекрывал собой аромат мужчины, взявшего в руки раскалённое клеймо с буквой на конце.       Без предупреждения просто прижёг спину омеги с неизраненой стороны, заставляя корчиться от боли и визжать, невольно пытаясь вырваться из крепкой хватки.       Запах палёного мяса заполнил помещение прежде, чем мужчина сунул клеймо в воду, а омега сидел на полу, всхлипывая, как когда-то давно, впервые получив стигму, только-только перешагнув порог трёх зим — никто не хотел просто так тратиться на бесполезных омег, зачастую умирающих, не пожив и трёх зим. Но если омега перешагивает этот порог, то тогда его принимают как слугу семьи и клеймят, присваивая принадлежность рода.       Всхлипывая и роняя слёзы на землю, омега следовал за слугой, пока не оказался перед входом в особняк. Он замер на месте, не решаясь ступить даже на ступени — Седьмой был босым, потому если ступит на чистый пол, то его определённо должно ждать наказание. Когда он принадлежал роду Ханагаки, прежде чем войти в здание все омеги долго оттирали свои ноги куском тряпки, брошенной в небольшое корыто, спрятанное под лестницей.       Седьмой искал глазами что-то подобное, но его резко дёрнули, вынуждая вновь всхлипывать от неосторожного движения, вызвавшего боль, но беспрекословно следовать, ступая на чистый пол лишь пальцами, внимательно следя за тем, чтобы не оставить ни следа.       Слуга оставил его у двери, а после ушёл. Седьмой осторожно постучал в дверь, прислушиваясь к звукам, но не прошло и мгновения, как ему приказали войти, что он и сделал.       Он до сих пор даже не знал как выглядят те, альфы, имеющие столь приятные ароматы, ведь поднять голову ему еще не позволяли, так же как и открывать рта.       — Стигма на месте? — Без предупреждения подошедший альфа задрал рубаху, рассматривая только что оставленный шрам.       — Манджиро! — Голос другого альфы заставил опустить рубаху на место. — Будь осторожен — ему сейчас больно.       — Пфф… — Манджиро отошёл от него, а Седьмой остался на месте.       — Теперь ты принадлежишь семейству Сано. — Заговорил альфа, оборвавший Манджиро. — Ты будешь принадлежать лично Изане и слушать его в первую очередь. — Омега старался запомнить каждое слово. — Сегодня вечером я и брат преподнесем тебя как подарок, так что оставайся в этой комнате и не показывайся никому на глаза, пока я не приду за тобой. Понял?       — Да, Господин Сано. — Голос был невероятно хриплым и неестественным оттого, что омега слишком редко что-то говорил. Он уверен, что от его голоса скривились оба альф, так как Господину Ханагаки никогда не нравился его голос.       Медленно, буквально двигаясь вдоль стены, Седьмой добрался до угла комнаты, в котором встал, чтобы не привлекать лишнего внимания.       — Ты можешь сесть. — Вновь заговорил альфа, говоривший с ним до этого.       Омега лишь медленно опустился на пол, прикрывая глаза, вновь погружаясь в свои мысли, мечтая о своей никогда не сбудующейся жизни, пока альфы, совсем не обращая на него внимания, строили планы на предстоящие празднование. Седьмой старался не обращать на их разговоры внимания, потому что лучше быть «глухим и слепым», чем на самом деле лишиться возможности слышать и видеть.

***

      Омега сидел в тёмной комнате, освещаемой лишь луной — он не знал, сколько прошло времени. Он был совершенно один в огромной комнате и пока никто не видел, он с удовольствием разглядывал звёзды, виднеющиеся в небе. Это помогало отвлечься от боли, от того, как медленно течёт время, от воспоминаний и от мыслей, неизбежно всё же настигнувших его. О том, что теперь с ним будет.       Слёзы невольно вытекают из его глаз, но Седьмой быстро стирает их воротом рубахи. Столько раз омега мечтал о лучшей жизни, но столько раз возвращался к тому, что он не может жить этой. Единственное освобождение от его мучений — смерть, но он всегда надеялся на что-то лучшее, но после банкротства его прошлого господина, он уже не надеется на лучшую жизнь.       Седьмой замирает, даже прекращает дышать, как только слышит шаги, доносящиеся из коридора, а после в комнату врывается альфа уже со знакомым ему ароматом и, схватив за плечо, дёргает вверх, таща за собой.       — Изана-кун сегодня устал, так что сбежал с собственного праздника. Ты останешься у двери и войдёшь, как только я тебя позову, понял?       — Да, Господин Сано. — Перебирая ногами, едва не спотыкаясь, отвечает Седьмой. А когда они подходят к комнате, то альфа оставляет его у дверей, как и говорил. Омега прислушивается к происходящему в комнате, переступая с ноги на ногу. Боясь пропустить момент, когда его попросят войти и боясь попасться на глаза какому-нибудь случайному человеку, ведь сейчас он похож на того, кто подслушивает.       Но к его счастью альфа, в отличии от остального разговора, достаточно громко произнёс:       — Войди. — Омега даже вздрогнул, но быстро взяв себя в руки, тихонько вошёл, останавливаясь у двери. — У него аромат оказался приятным после того, как мы отмыли его. — Омега даже боялся переступать с ноги на ногу, так как комнату наполняли тяжёлые феромоны недовольного альфы, который, даже несмотря на то, что имел такой притягательный аромат предстоящей грозы, пугал Седьмого, так как тот был явно не доволен своим подарком. — В общем, он полностью твой. — Альфа подошёл к омеге, положив свою ладонь на плечо омеги. — Но пожалуйста, будь добрее.       — Я не Манджиро. — Недовольно фыркнул альфа, а его аромат стал более лёгким, так что омега невольно вдохнул глубже, Седьмой уверен, что альфа, держащий его за плечо, почувствовал, как он облегчённо вдыхает.       — Кхм… в общем, помни — они такие же люди!       — Шиничиро!       — Не смотри на то, что говорят другие! Они тоже люди, но все привыкли относится к ним хуже, чем к свиньям. — Подтолкнув омегу вперёд, заставив от неожиданности споткнуться и буквально пасть к ногам Изаны. — Извини. В общем, он теперь твой.       Дверь за спиной осторожно поднимающегося с пола омеги скрипнула, оповещая об уходе Шиничиро. Седьмой чувствовал на себе грозный взгляд, от которого хотелось провалиться под пол. Тем не менее он поднялся.       — Ты мне не нужен… — Произносит альфа более спокойно чем ожидал бы Седьмой. — Так что просто не болтайся под ногами. Ясно?       — Да, Господин. — В то же мгновение отвечает омега. Он чувствует на себе испытывающий взгляд альфы, но тем не менее не двигается с места.       — Чего застыл? Ступай отсюда.       Не говоря ни слова, Омега тут же двинулся к двери, быстро покидая комнату, а после останавливаясь в недоумении посреди коридора, не зная куда деть себя. Переступая с ноги на ногу, он осторожно опускается у стены рядом с дверью в комнату Изаны.       Он слышит шум, наполняющий особняк, слышит людей где-то дальше по коридору, слышит приятную музыку и его глаза против воли закрываются. Сквозь сон он слышит, как мимо него проходят люди, даже не обращая внимания, лишь один раз рядом с ним кто-то останавливается, но не надолго, лишь убеждаясь в том, что он жив. И Седьмой уверен — это не из-за того, что они беспокоились о его состоянии, а потому что хотели вынести «мусор» из стен особняка.       Омега полностью проснулся лишь когда особняк окончательно затих, а температура в коридорах сильно упала из-за того, что каменное строение быстро остывало, когда солнце пропадало с неба.       Поджав ноги под себя, Седьмой привычно старался не думать о холоде, прижимаясь затылком к стене. Он не знал, что ему делать. Ему не дали совершенно никаких указаний и без этого он чувствовал себя совсем ужасно, ведь казалось, что если он не занят каким-то делом постоянно — это может разозлить Господина. Но если он продолжит просто сидеть под дверью, не означает ли это, что он совершенно бесполезен?       Пульсирующая боль в спине заставляла омегу сходит с ума, к тому-же живот тоже болел. Последний раз еда или ее подобие переподала омеге, кажется, пару дней назад. К тому же во рту пересохло — хотелось пить. Но Седьмой продолжил упорно сидеть под дверью, не имея разрешения передвигаться по особняку, в тишине которого отчётливо слышался каждый шорох. В детстве, когда он был совсем малышом, то очень боялся темноты и дети Господина знали это. Ради смеха закрывали его в подвале, где не только не было света, но и воздух в самом низу отсутствовал вовсе. В такие моменты омега не мог придерживаться правил поведения и ломился в двери, рыдал и просил выпустить его, за что после издевательств оказывался наказан и высечен розгами.       Со временем Седьмой понял, что лучше сидеть в подвале и молчать, чем оказаться на солнечном свете с окровавленной спиной от ударов розгами.       Дверь из комнаты Господина открывается, скрывая за собой альфу, и тем не менее, собиравшийся было сбежать, Изана замер, почуяв аромат омеги, тут же заглядывая за дверь.       — Чего ты тут сидишь? — Раздражённым шёпотом спросил альфа, закрывая дверь в свою комнату, останавливаясь напротив быстро опустившего голову Седьмого.       — Я… — Омега на мгновение замолк, проверяя, не против ли Господин, чтобы он ответил, но поняв, что его слушают, продолжил. — … не знаю, куда мне идти.       Повисло молчание, сердце омеги колотилось слишком быстро.       — Почему ты не пошёл к остальным омегам?       — Вы не приказали. — Быстро ответил на вопрос омега.       — Ты что, псина?       — Нет.       — Это был сарказм, идиот. — Вновь повисло молчание, которое казалось продолжалось слишком долго. — Встань.       Он тут же вскочил на ноги, едва не свалившись назад, так как ноги казались слишком деревянными. Но альфа удачно подхватил его, тем не менее тут же оттолкнув.       — Извините! — Промямлил Седьмой, вновь опускаясь на колени, склоняясь к ногам Господина.       — Марионетка… — Усмехнулся альфа. — Встань, у меня для тебя есть дело…

***

      С широко раскрытыми от ужаса глазами, едва дыша, омега лежал в постели альфы, накрывшись с головой. Он боялся даже пошевелиться, когда в комнату заглядывал кто-то, едва приоткрывая дверь. Сердце бешено колотилось, он был чертовски напуган, хотел просто выскочить из постели и пасть под ноги тому, кто испепелял его, укутанного одеялом, взглядом.       Дверь вновь тихо закрылась, а Седьмой даже не почувствовал облегчения, ему хотелось рыдать. Он совсем не обращал внимания на то, что оказался в постели Господина и ему было позволено наслаждаться мягкой периной и тёплым одеялом. Омега был в ужасе, он совершал то, за что ему давно бы отрубили все пальцы или даже лишили головы.       Тем не менее, он смирно лежал до тех пор, пока солнце не начало всходить, а дверь вновь не скрипнула, тут же вновь закрываясь, к кровати быстрым шагом не прошествовал альфа.       — Марионетка. — Стоило альфе только положить ладонь на плечо омеги, как тот тут же вскочил с кровати, мигом спускаясь на пол. Вызывая у Изаны очередной приступ смеха, но когда он успокоился, то задал вопрос. — Кто-нибудь заходил?       — Да. — Без колебаний ответил омега, не решаясь поднять взгляд на альфу.       — Он входил в комнату? — Когда омега помотал головой, то альфа облегчённо выдохнул. — Запомни. — Седьмой напрягся. — Всю ночь я провёл в комнате. Я никуда не уходил, а ты… спал на… — Альфа огляделся вокруг, и заметив висящий на стене плащ, быстро скинул его на пол за кроватью, скрывая от обзора от двери. — … плаще, у моей постели. Понял?       — Да, Господин Изана. — Тут же ответил омега.       — Где я провёл всю ночь?       — Вы спали, Господин. Прямо здесь, на этой кровати. — Без колебания отвечал омега, чувствуя, как по комнате распространяются радостные феромоны альфы, которые действовали на самого омегу успокаивающе. В отличие от их первой встречи, сейчас аромат альфы был невероятен.       — Хорошо. — Рука альфы резко опустилась на голову омеги, заставляя его вздрогнуть, даже руки дёрнулись в попытке защититься, но он быстро их опустил. Изана хмыкнул… — А где ты провёл свою ночь?       — Господин Изана, вы были добры ко мне и позволили отдыхать на плаще у вашей постели. — По комнате разнеслось довольное урчание альфы, он помассировал голову совсем замершего омеги.       — Хороший мальчик.