Место для чуда

      «Не стоит беспокоиться, Бадди, уж она-то мастерица в прятках. Скоро вылезет, скоро».       Троодон бережно вытащил её из того самого укромного места, всю пыльную и грязную. В голове всё звенели слова племянника. Это было не очень хорошо. Скорее бахвальство какое-то. Или же насмешка, что ещё хуже. Принятое решение было исполнено.       Сонни подошёл к Гилберту, улучив момент, когда все позавтракали и отправились кто куда по своим делам и в вагоне ресторане остались лишь они одни. Не хотелось бы ему начинать подобные разговоры с самого утра, когда у того настроение хорошее из-за вкусной еды, но лучше сейчас, пока ничего плохого не произошло. Ему срочно и без промедлений нужно с ним поговорить по душам. Тот случай, который он увидел во время их игры... не то чтобы сильно удивило, скорее расстроило. Мысли насчёт неискренности Гилберта проскакивали в голове, просто не утверждались надолго. Всё же ему нужно привыкнуть к новому члену семьи и конфликтов не избежать. Причина для адаптации к ней основательная. Только вот, каким именно образом он проявляет своё недоверие к ней? Когда он при Селине упомянул племянника, то она заволновалась, словно её ведут на эшафот, и глазки забегали из стороны в сторону. Странная реакция для неё, тихой и спокойной девочки. Как бы он не старался, она не становится смелее, наоборот, уходит глубже в себя, позволяя вмешаться в её внутренний мир лишь избранным. Приятно понимать, что ему доверяют, но из-за этого становится тревожно.       На одних нервах она в последние дни и этому должна быть объективная причина. — Гилберт, будь добр, подойди попозже в служебный вагон. Мне надо с тобой поговорить.       У него появилось предчувствие, что так не так прост его племянник, как кажется на первый взгляд. Только ещё надо определить, в хорошем ли смысле он трудный подросток. Ох, как трудно иметь дело с подростками. Кажется, будто маленькие дети приносят хлопоты, однако подобное утверждение не очень-то правильное. Совсем неправильное. Хотя бы потому, что сам племянник чего только не делал, пока у него бушевали гормоны. Один раз даже пытался сбежать из дома на ночёвку к другу. И, в общем-то, всё успокоилось в нём, но... всегда оставалось это послесловие, какой-то хвост. — Хорошо, дядя, я приду.       А что ему ещё оставалось сказать? Услужливость в нужные моменты спасает и без того напряжённую атмосферу. Тем более каменное выражение лица обычно улыбающегося опекуна настораживает и волнует. — Только никому об этом не говори.       Гилберт терпеливо стоял на месте, стараясь дождаться зова любимого (когда как) дядюшки. Тот позвал его в служебный вагон, то есть в самый конец поезда, попросил никому не говорить о встрече и теперь сидит спиной к племяннику, всё пишет документы и отчёты о работе. Во-первых, какой смысл звать поговорить, если занят посторонним делом? Во-вторых, как много он догадался об его раздражении? И в-третьих... что ему теперь делать с волнением, аж горло пересохло? — Дядя, ты ведь хотел со мной поговорить. Я весь во внимании.       В ответ он услышал только тишину, давящую на мозги отбойным молотком. Первоначальное решение строить из себя спокойного и вдумчивого троодона провалилась если не с треском, так с ошеломительным грохотом. Тот, которого он знает долгое время, сейчас никак на него реагирует. Что же это, своеобразное наказание за его нехорошие слова в адрес его дочурки? Странно, он вроде бы маскировал свои истинные чувства достаточно хорошо, чтобы чувствительный Сонни ничего не заподозрил. Впрочем, у неё если не интуиция, то эмпатия устроена хорошо.       К великому облегчению Гилберта, Сонни глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Проводить воспитательные беседы так неприятно, но надо, иначе ситуация вообще выйдет из-под контроля. Не поворачиваясь к нему, он прошептал: — Скажи, Гилберт... ты ревнуешь?       Вот чего угодно Гилберт ожидал, только не этого. Чтобы он, мягкий дядя, понял его мрачные мысли и разгадал их источник? Это определенно что-то новенькое. На всякий случай, Гилберт отошёл чуточку подальше, ближе к выходу из вагона. Никогда на него не поднимали голоса и этого сейчас не делали, скорее всего, дело в глубинных инстинктах. Не стоит доводить тихого динозавра до плохих мыслей. — С чего это ты взял?       Несмотря на саму суть вопроса, голос у него дрожал от нарастающего волнения. Безумно хотелось уйти подальше и не высовываться, а остальных же послать куда подальше, лишь бы никого не видеть. От голоса дяди, полного грусти и тоски, ждать хорошего не приходится. — Бадди передал мне твои слова в её адрес. Я понимаю, что это всё неожиданно, правда, но... ей нужна была моя помощь и...       Всего лишь одной речью он сломал всю сложившуюся преграду. Разрушил некую стену между ними. Просто внёс горькую ясность за данный период. И это выбесило окончательно Гилберта, ранее готового отрицать свою причастность к чему-либо. Плотину прорвало по полной. — Даже если и ревную! Ты же теперь любишь её, а не меня. Возишься с ней, словно она маленький ребенок. И мне просто напросто обидно! В конце концов, ты привёл её без всякого разрешения и...и...       И он перед ним расплакался, как не было давным-давно. Вытирая непрерывные слёзы, он хотел было уйти отсюда и предаться одиночеству, однако его и настойчиво прижали к себе в крепких объятиях. Нестерпимо знакомое было в этом жесте. Когда-то он любил болтать с дядюшкой, считая его своим родным отцом, играть с ним и просто проводить время. Быть может, они могли бы стать самыми лучшими друзьями, но он сам оттолкнул его от себя. Забыл, словно этого и не было. И сейчас это чувство раздирало его на части.       Это чувство, когда подарок был выброшен тобою, и ты хочешь его вернуть.       Только из-за неожиданного пополнения в семье пришла ревность. Ужасная эмоция, не дающая спать по ночам и нормально жить. Мучительно было то, что он сам понимал невиновность во всем этом запуганной девочки. И, по сути дела, виноват он сам, когда оттолкнул дядю от себя, не позволив ему стать ближе.       Сонни встал со стола и нежно обнял его, невзирая на потуги племянника оттолкнуть его. Бедный глупый малыш. — Гилберт... чтобы не случилось, я всегда буду рядом и поддержу. Знаешь, почему я решил сделать тебя её старшим братом?       Гилберт лишь молча на него посмотрел, понимая, что его раздражение и досада на неё уходит куда-то далеко. Если подумать, то в глубине души ему не хотелось подобных поступков от самого себя. Ревность сделала своё коварное дело и смылось, оставив только осадок. Противно становилось от самого себя. И от того, что после всего этого у дяди остались мешки под глазами от бессонных ночей. — Ты раньше хотел иметь братьев и сестер, чтобы не было так одиноко. И я... считаю, что не поздно ещё всё исправить.       Его племянник ничего не сказал на эти мудрые слова, лишь ещё крепче прижался к нему и ощущал, как сожаление растекается по телу холодной волной. Даже если он искренне раскаивается и ругает самого себя из-за глупого порыва эмоций, как ему теперь стать добрым в её глазах? Он себя порядочно испоганил в плане поступков.       ....Очередное путешествие на встречу с новым существом было особенным, так как вместе с ними отправилась Селина. Ну-у-у, как отправилась, её послали навстречу приключениям, перед этим поговорив насчёт её выходки во время игры. Сама она понимала, что поступила очень и очень эгоистично, спрятавшись от всех, просто на душе у неё было гадко и хотелось найти особенное местечко для сокрытия. Нет, её не ругали и не кричали, просто попросили больше так не делать и говорить о своих планах заблаговременно. Сонни устало улыбнулся ей. Она хорошая девочка, просто у неё такой характер, словно никогда не видела доброты и любви в её сторону. И в это можно было поверить, когда Селина в очередной раз восхищённо смотрела на него, ничего не делающего, просто улыбается и всё. Когда-нибудь она поймёт, что не нужно прятаться в раковину при виде чего-то нового. Просто нужно доверится себе. А себе она не верила..Это тот недостаток, который переделать должен именно он, так как её настоящие родители, судя по всему, не особенно задумывались об подобных «мелочах». — Сегодня ты пойдешь вместе с семьёй Птеранодонов к моему давнему другу. Я попросил Гилберта последить за тобой. Не волнуйся, он изменился в лучшую сторону.       Да, вчерашний день являлся днём семейных разговоров и обнажений конфликтов и их причин. Только вот насколько это помогло им? Это ещё предстоит понять и принять.       В непривычной манере, Гилберт медленно шёл, оглядываясь на ту, которая раньше вызывала липкую и навязчивую досаду. Бывают ведь такие моменты, когда что-то накапливается и выливается во что-либо. Когда дядя стал работать намного больше, то чувство досады возникало не раз. Чем работа лучше семьи? Оно накапливалось день за днём, всё раздражение и усталость. Потом, когда он отказался от связей с кондуктором, была надежда на облегчение, но не тут-то было. Ничего не исчезло. При ней оно вылилось гремучей массой и, так же быстро, из-за разговора с дядей, всё исчезло. Как же теперь ему подойти к ней так, чтобы она не испугалась и поняла, что он настроен на дружбу. Или, по крайней мере, пытается найти тропинку к дружеским отношениям. Но как к ней подойти, раз они пришли к месту назначения?       В это же время Селина приметила красивую птицу, издающую мелодичный звук. Особенно выделялись синие перья и жёлтые перья, составляющие шикарный хвост. Сразу видно, представитель этого вида гордится своей красотой. Скорее всего, это и есть Чанг Конфуциосорнис. На вид он выглядит таким же мудрым, каким и казался при его описании на поезде динозавров. Конечно же, к нему так просто подходить не стоит, а вот полюбоваться издалека как раз можно. Если бы ещё у неё были карандаши и блокнот, быть может, она попыталась бы его нарисовать. Осталось только стоять в сторонке и смотреть, как другие с ним болтают и он им отвечает неизменно мудро и достойно. У него душа пребывает в покое, скорее всего, из-за этого он и стал мудрым. Сможет ли она когда-нибудь достичь подобного покоя? Когда не нужно думать обо всём и ты просто любишь жизнь. — Как зовут тебя, дитя?       Неожиданный вопрос от мудреца заставило не на шутку встревожится. Однако она быстро взяла себя в руки и тихо, без всяких проблем, ответила: — Селина.       Видно, ответ ему понравился, так как он довольно улыбнулся. — Красивое имя. Символично, что оно связано с Луной.       Селина покраснела от похвалы в её адрес. Приятно, когда тебе говорит что-то подобное совершенно незнакомый ранее динозавр-птица. — Думаю, твоему брату тоже есть что сказать тебе.       Гилберт с благодарностью посмотрел на Чанга, мысленно обещав ему всякие вкусные вещи наподобие фруктов и жуков, и повернулся к ней. Остались только самые сложные слова в его жизни. Быстрым движением рук он обнял её и, с слезами в голосе, прошептал: — Прости меня, я... был не прав на твой счёт. Я знаю, что это не оправдание, что я ревновал. И я пойму, если ты не простишь меня.       Это были красивые слова. — Нет, я понимаю, почему ты так делал. Всё хорошо... правда.       ...Сонни вежливо улыбался своим каждодневным пассажирам, на которых не особенно и смотрел, прокалывая их билеты, полные красочной рекламы на обороте. Простенькое занятие не вызывало радости, как обычно, так как все мысли были заняты лишь одним. Как же Гилберт теперь будет вести с ней? А как она отреагирует на его изменения? Смогут ли они потом подружиться? Мысли заполняли его, словно чайник с кипящей водой, и от них невозможно было спрятаться. Кажется, что-то подобное и ощущает его мама, когда ждёт своего ненаглядного сыночка с работы. Автоматически он переключился, сменил мысли на неё. Мама у него эмоциональная, готовая бросится на помощь и, буквально, носить на руках, и ругаться почём зря при виде неприятностей в лице Тэрстона. Тэрстон... Если же думать о нём, то это займет несколько часов и его нервы за этот промежуток сгорят напрочь. В последнее время тот занят усовершенствованием своего скоростного поезда, новость о котором уже давно не была новостью для троодонов, так он любит болтать о себе любимом. Да, его стоит особенно опасаться и не подпускать на пушечный выстрел к Селине, иначе тот обязательно скажет какую-нибудь пакость. А он может. При виде неё он может сотворить столько грязных теорий и сплетен, что после их озвучивания придется пить чай с мятой или вообще одну мяту есть.       Сонни начал понимать, что он из-за нервов он думает о чём угодно, только не о работе. — Мистер Кондуктор, вы меня пропустили.       Тихо извинившись перед внушительным дейнонихом и оформив ему билет, Сонни продолжил нарезать круги мелкого масштаба в углу пассажирского вагона. Нет ничего странного в том, что он волнуется за детей. За семью Птеранодонов он не волновался, они никогда не пропадут, их все любят и ценят, даже когда впервые видят. А вот Гилберт... что именно тот сделал после того разговора во время путешествия? Конечно же исправился, что же ещё? Надо ведь верить в своего любимого племянника, даже если тот иногда непредсказуемо ведёт. Когда чуткий слух известил его об приближении долгожданных путешественников по их общему смеху(особенно там смеялся Дон), измученный волнением кондуктор лишь повернулся в сторону двери, и, малость так, удивился.       Гилберт, тот, кто только недавно говорил о своей ревности по отношению к младшей «сестре», сейчас шёл в обнимку с ней и что-то быстро шептал. И она ему улыбалась так искренне, что у Сонни защемило сердце от умиления. Да, кое-кто сумел таки пробить брешь в её ледяной броне и влезть в её мирок. Может, это и есть начало дружбы между ними? — Гилберт, я тобой горжусь!       В тот самый день его племянник понял, что влияние бабушки ужас как заразительно, потому что дядя вёл себя почти также эмоционально. И это тот, кто сегодня утром провёл воспитательную беседу. Бывают ведь ироничные моменты, во время которых хочется улыбаться, причём в смущённой манере. Остаётся только чуточку завидовать своей сестре, умеющей держаться в подобные моменты так, словно является принцессой. Ничего, скоро она тоже будет смущаться при виде Сонни, плачущего от счастья. Тоже нервничает в последние дни, а ведь ему так хочется побольше теплых моментов, связанных с семьёй. — Хорошо, дядя, только пожалуйста... обнимай так сильно, я не могу дышать!       Просьба была благополучно проигнорирована, как и присутствие семьи Птеранодонов, которые не понимали всех причин бурной реакции обычно адекватного кондуктора. Может, он съел чего-то слишком много.       ...Сегодняшней ночью не намечаются всякие там праздники и вечеринки, поэтому Сонни обычно по-быстрому обходит пассажиров, проверяет машиниста на его посту и пишет специфичную документацию, которая состоит из одних цифр и, чуточку, из доклада об состоянии поезда. Последняя обязанность как раз и затягивает на половину ночи, под конец которой в голове летает каша из формул и докладов. При всём том, что у него по математике всегда была твёрдая пятерка, большое количество цифр он слишком много не переносил. Его хватало на отчёты с ними и всё.       Да, скоро ему это и предстоит, а пока что он занялся делом, не совсем официальным для работы, но важным лично для него. Он укладывал спать своих любимых ребятишек. Гилберт заснул почти сразу, едва только его голова коснулась подушки, до этого так трогательно клялся, что не хочет спать и нуждается в разговорах с сестрёнкой (его желание об этом умилило и без того впечатлительного троодона).       Гилберт не хотел спать, он жаждал сделать чего-нибудь ещё, более масштабное в плане дружбы с ней. Может, поговорить по душам или рассказать о себе. Ну или поспрашивать о прошлом. Однако глаза сами собой закрывались без его согласия и голова становилась всё легче, словно воздушный шарик. Когда он отпустил ревность, то почувствовал себя более живым, и жизнь стала богаче на эмоции.       Как тут можно спать? — Дядя, я немного прилягу и, о-о-ох, встану. Я только ненадолго.       В итоге он всё равно прилёг на долгое время, а ночь долго длиться. Он успел только почувствовать, как его укрыли мягким одеялом и погладили по голове.       Селина же пока что подавала слабые признаки сонливости как таковых, просто не озвучивала об этом вслух. Впрочем, это можно было и без слов понять, по одному только задумчивому взгляду, которым она буравила потолок спального вагона. Ей немного не спалось из-за сегодняшних воспоминаний. Только недавно старший братец относился к ней, мягко говоря, не очень хорошо. Теперь же от него исходит столько раскаяния, что сразу видно, как постарался чудаковатый троодон, подобрав нужные слова в нужный момент. И, вроде как, умом она понимала, что ему не стоит доверять после его с виду добрых слов, только вот душой она хотела изменить ситуацию с ним в лучшую сторону. Потому что она понимала его внутреннюю оболочку, в которой сокрыто добро, запрятано где-то очень-очень-очень глубоко, в самых недрах души. Но ведь имеется! Именно поэтому на его объятия, неожиданные, как и его признание, она ответила лаконично, обняла в ответ и пробормотала благодарность в ответ. Собственная стеснительность не давала жить полностью. Иногда бывали моменты, когда хотелось что-то сказать, однако в горле словно застревал комок, и говорить становилось трудно. Как следствие, заикание и неприязнь к самой себе. Однако сейчас эти размышления не так уж волновали её, как то, что её любят и ценят при всех недостатках. Было во всем этом что-то загадочное и странное. Раньше у неё этого не было, а теперь...       Настоящий подарок судьбы. — Что такое, доченька?       «Доченька!»       Так много было в слове любви и счастья, что поневоле ей захотелось обернуться в его сторону, столкнувшись с его заботливым взглядом. Он раньше её не знал, однако принял в семью. К чему эти хлопоты? Ей этого никак не понять. — Теперь всё... хорошо.       И мимолётный взгляд на спящего братца подарил ей тепло в груди. Неужто и вправду динозавры могут по-настоящему меняться?       ...Ромал осторожно посмотрел в сторону друга, только что отошедшего от дверей спального вагона. Хлопоты многодетного отца большие, ему ли об этом не знать. Есть в семейных делах и приятные стороны, их очень много. Как жаль, что ему придётся поговорить с ним именно сейчас. А какое у него умиротворённое лицо... — Сонни... мне кажется, я знаю, где живёт родственник Селины, знающий о её родителях.       Надо было ведь ему в свободное время заниматься пересчётом троодонов с черными перьями. Теперь последствия расхлёбывать придется всем. Любопытство его порок. — Что?..       И обречённый голос друга тому подтверждение.