Место для чуда

      Несколько минут Сонни собирался с мыслями, пытаясь найти нужные слова и хоть как-то нормально охарактеризовать свой шок. Как закон подлости, ей богу, только недавно отошёл от детей, напоследок насладившись их умиротворёнными мордашками, так тут сразу же выдали «желанную» новость. И уж от кого, а вот от Ромала он подобного любопытства не ожидал. Ему казалось, что тот уяснил одну вещь: Селина останется с ним. А тут подобная новость о родителях, которые, скорее всего, были не самыми лучшими троодонами, в плане семейном уж точно. Потому что кем нужно быть, чтобы без всяких волнений и сожалений расстаться с милой и беззащитной девочкой? Явно не самыми приятными личностями. И встречаться с ними не было особенного желания, даже если это родственник, связанный с ними.       Ожидал милой развязки дня, а получил «пинок» от друга. Ничего так подарочек, тем более тогда, когда предстоит нудная работа с документами. Теперь же, с этим волнением, он не сможет работать. И за это надо «благодарить» Ромала. — Зачем ты решил что-то проверять?       Будь Сонни более эмоциональным, то у лучшего друга остался лишь синяк под глазом или, в лучшем случае, пощечина на самом видном месте. Однако он, обладая уравновешенным характером с небольшими приступами невроза, ничего подобного не сделал. Лишь недоуменно посмотрел на Ромала, готового провалиться сквозь землю, дабы не видеть его взгляда. Хотя, если подумать, Сонни и сам понимал, что иметь в наличии досье на её родителей совсем неплохо. Мало ли, вдруг у Селины обнаружатся проблемы с психикой, и будет понятна причина. Или же ещё чего-то подобного. Просто таким образом проводить расследования без его ведома крайне эгоистично.       Кто тут вообще отец для Селины? Он или Ромал? Как же не хочется ему оказаться в меньшинстве. — Я понимаю, что ты не хочешь думать о плохом именно сейчас, но пойми... что если кто-то из них захочет её вернуть к себе?       Ничего так у него мотивация, солидная и не вызывает лишних вопросов, кроме одного. — Зачем тогда об этом нужно было говорить именно ночью?       Утро вечера мудренее, как говорится, да и с светом солнца думается гораздо легче. — Просто хотелось предупредить тебя насчёт завтрашней экспедиции. Просто мы придём, проверим, поговорим, уйдем. Как тебе такой расклад событий?       В принципе, расклад может и не такой уж плохой, скорее, хороший, даже слишком. Не бывают стопроцентно счастливые исходы решения проблем. Всё равно остаётся тёмный пункт в этом случае. А вот кого будет касаться эта темная сторона решения проблемы... им это ещё предстоит выяснить. И Сонни не оставалось другого выбора, как согласится с лучшим другом насчёт этого. — Ладно, будет по-твоему. Только потому что ты мой лучший друг.       С этим разобрались, осталось только отдать кому-либо полномочия кондуктора на полдня, чтобы на поезде не воцарился хаос. Может, навязчивая мамаша решит вспомнить свою молодость и поможет в этом деле? Осталось только до неё дозвонится, а в остальном всё будет хорошо.       ...Сонни всё крутился около сонного племянника, давая ему дельные советы и настоятельный приказ (не просьба) следить за Селиной. Раз уж они начали дружить и доверять друг другу, то ничего страшного нет в том, чтобы он присмотрел за ней. Тем более это так повысит навык общения Селины, ещё бы, половину дня проведёт с адекватным старшим братом. Может, начнёт позитивно смотреть на жизнь и будет побольше улыбаться. И, кто знает, ей понравятся смешные книги и романтика. А то её вкус в литературе его убивает наповал. Кто в её возрасте читает детективы и триллеры? Впрочем, тут уж он сам виноват, не проследил, что она берёт с его личной библиотеки. Всё это потом... Для начала ему бы самому избавиться от вредной привычки волноваться по пустякам, а дальше можно жить спокойно. — Не давай сладостей, а то аппетит перед обедом перебьет. И сам не ешь сладостей, знаю я тебя. Если она не хочет играть с другими детьми, то отведи её в служебный вагон, пусть там почитает и займётся своими делами. Не забывай об её безопасности.       У кого-то утро начинается с кружки ароматного чая с бутербродами и сладостями под завязку, а вот у Гилберта оно выдалось не таким уж сладким, как леденец в виде петушка. Кому вообще может понравится серьезный разговор именно утром, когда мозги только начинают включаться, а логика срабатывает потом, при других обстоятельствах. И именно вот этот разговор, больше похожий на монолог, его встретил так рано.       Гилберт только и делал, что заторможенно кивал головой, когда было нужно согласие, и пытался не зевать в открытую. А спать ведь так хотелось... — Да, я всё сделаю. Нет, не брошу. Что за недоверие ко мне?       Хотя причины беспокойства дядюшки он так и не смог понять, всё же торжественное обещание последить за сестрёнкой он дал. А что ему ещё оставалось делать, кроме как согласиться с требованиями и советами? Лучше уж убрать лишние хлопоты для дяди, которых и так полным полно. За пассажирами следи (а ведь они любят внимание, то у кого-то сиденье громко скрипит, то другой вспомнит об закусках, а третий вообще захочет высадку с поезда вне расписания), за чужими детьми наблюдай (и ещё отвечай на вопросы, не оставляй без присмотра и слушай их песни), племяннику внимание давай (и понимай потом, как он на этот раз к нему относится), за тихой дочкой поглядывай (хоть сидит на одном месте и делает своё дело без шума). Может, у него есть причины для неожиданного ухода. К примеру, ему предложили отдых на половину дня на каком-нибудь горячем источнике или пригласили на научное собрание, куда приходят только самые умные троодоны из своего же вида. Если дело обстоит именно так, то почему бы и нет?       Тем более пассажиров на сегодняшний день будет маловато, так как в выходные дни почти все сидят дома, в своих временных периодах, охотятся или поедают в больших количествах травку. Да и не всем нравятся кругосветные путешествия, во время которых еда может и имеется, но от неё будет исходить нейтральный вкус. Все любят семейный уют, что тут скажешь. Только семья Птеранодонов любит путешествовать на поезде динозавров почти каждый день. Остальные же пассажиры просто доезжают до своих периодов, если это надобно. Как только чуткий слух уловил информацию об некоем родственнике Селины, у Гилберта весь сон ушел восвояси, словно его облили ледяной водой и погнали на Северный полюс. — Дядя, неужели у нас её заберут?       Это был бы худший вариант для него, так как он успел дать не самую лучшую характеристику самого себя, только недавно решил, что стоит взяться за ум, так тут приходит новость об троодоне, который может отнять её из семьи, хоть и приёмной. Несправедливо получается! И он был готов настоять на своём и даже, в порыве справедливости, сжал кулаки. Если понадобится, то он будет защищать её, хрупкую девочку, от всего мира. И никакой там родственник этого не изменит. — Не волнуйся, это просто проверка, мы с ним немного поговорим и сразу же придем. Она останется с нами.       Сонни покровительственно обнял своего племянника, размышляя о пользе разговоров и наличии нужных слов для воздействия на непредсказуемого троодона. С таким защитником Селина будет в безопасности, в конце концов, что она сможет одна против целого мира? И, конечно же, как тут можно забыть об самом главном? Сонни с чуточку нервной улыбкой подошёл к своей матери, дабы продемонстрировать, мол, ухожу с работы весь на нервах, так как без работы жизнь не мила, пойми, прости и отпусти на полдня. Кто знает, поняла ли Тамита всю его кодировку, ясно только то, что она была рада заменить его на работе. Ностальгия у неё воспылала на пять с плюсом. — О-о-о, сынок, надеюсь, ты сумеешь отлично повеселится. Поезд будет в целости и сохранности, уж поверь. Всё-таки я знаю толк в поездах, ха-ха-ха!       И в это он безоговорочно поверил, так как его обнимали очень и очень крепко, словно он уходит навсегда. Её можно понять, исчезновение сына после пропажи мужа она не выдержала бы.       ...Дом, перед которым они стояли, представлял собой мрачное здание. Весь он состоял из заколоченных окон, покрытых тонким слоем пыли, похоже, иногда всё же протирают. На остроконечной крыше разместились статуи горгульи и другие диковинные статуи. Обычно в таких зданиях живут привидения и всякая нечисть, но нет, здесь и вправду проживал живой троодон, явно не любящий шумное общество. Неблагополучный район для строения домов. Зелени как таковой нет, всяческих водоёмов нет, красивых вещей, наподобие статуй и мостов в помине не было. Просто дом в глубине каньона, в который, при всём желании, травоядные никак не сунутся.       Идеальное жилище для того, кому есть что скрывать.       Ромал смотрел то на «миленький» дом, на лучшего друга, еле-еле сдерживаясь от истерики. Откуда он мог знать, что у этого троодона настолько страшное жилище? Если бы знал, то не сказал бы ничего об этом родственнике и они не пошли бы именно туда. Жили бы спокойно и весело, а теперь придется зайти в это тёмное нутро и говорить с его владельцем. Скорее всего, тоже мрачная личность, как раз под стать дому. — Сонни... может, убежим, пока не поздно?       Тот ничего не сказал на это предложение. Никто ничего не сказал бы на то, что он вернулся пораньше с дела. Однако несправедливо это будет по отношению к прошлому Селины. Ежели пришли, то надо воспользоваться шансом. В конце концов, может, этот родственник не такой уж и плохой, просто с странным вкусом к жилищам и месту проживания. Тихий троодон видит такого же издалека, верно? Собравшись с духом, Сонни постучался, при этом удивившись, как эта древняя дверь выдержала лёгкого удара руки. Этот звук отозвался по всему дому гулкими ударами, словно внутри просыпался великан. Казалось, будто ответа придется дожидаться целую вечность, однако дверь потихоньку открылась на крошечную щёлочку.       Сонни словно ударило током. На него испытующим взглядом смотрели темные глаза, пытающиеся понять, отчего его потревожили нежданные гости. Наконец, хозяин дома почти полностью приоткрыл дверь и пробормотал: — Входи.       Внешность у владельца жилища была схожая с его окружением. Чешуя была несколько темнее, чем у Сонни, глаза были тёмного цвета, словно в них отражалась темнота ночи, и, что особенно привлекало внимание, чёрные перья были приторно блестящими, словно их давно не мыли. Само телосложение говорило о том, что тот предпочитает сам охотиться и, если понадобится, голодать. Когти у него были на вид слишком острыми, чем положено для цивилизованного троодона. Тёмная внешность, но ему показалось, что сердце у незнакомца как раз-таки светлое. От подробного начала он приободрился и вошёл в дом, ожидая, что и Ромал тоже войдёт, однако, как только он сам сделал шаг к странному троодону, то дверь за ним быстро захлопнулась. — Сюда может зайти только один троодон.       Видно, только ему одному и предстоит разговор с ним.       ...Имея ночное зрение троодона, Сонни никак не мог нормально разглядеть внутреннее убранство дома, лишь ощущая, как под ногами хрустит бумага и что-то, отдаленно напоминающее кости. Торжество от вхождения в дом несколько поубавилось. Если он сейчас самого себя не может разглядеть, значит, на данный является лёгкой добычей. Видно, на то и был расклад. — Вы пришли сюда по поводу Селины, верно? Или чего-то ещё?       Хриплый голос раздался позади него, из-за чего тот едва сдержал испуганный визг. Проклиная свое нервозное состояние, Сонни издал звук, отдаленно напоминающий двусмысленное мычание. Когда не надо, то страх сковывает движения и заставляет мысли идти медленно, тают, словно мороженое на солнце. Но он не может так просто показать, что он испуганный троодон. Собрав всю силу в кулак, Сонни спросил, чувствуя, как в голосе ощущаются визжащие нотки. — Простите, пожалуйста, но кто вы такой? И где её родители?       Хозяин дома понял, что ему не врут попусту, и продолжил: — Меня зовут Сайлас и для Селины я являюсь дядей со стороны матери. Что касается её родителей, то, могу уверить, никто не придёт за ней. Мать уж точно не придёт, а отец и подавно.       Слишком хорошая новость, не правда ли?       Он узнал всё, что было нужно и хотел было уйти подальше отсюда, да так, чтоб ноги сверкали во время бега, но не успел. Его схватила за плечо тонкая рука и притянула к себе. Неужто её дядя на самом деле любит общество, просто стесняется? Или же нет. Худая рука гладила его по лицу, словно драгоценность, и от этого становилось слишком жутко. Прикосновения были нежными, мягкими и... приятными. — Вы боитесь бунтарей?       Сонни пожал плечами, мол, от случая к случаю, и в зависимости от самой ситуации, то, наверное, что-то и ощущает. — Вы мне поверите, если я скажу, что она была в своё время бунтаркой?       ...Ромал чувствовал себя на редкость паршиво. Что-то подобное он ощущал, когда работал несколько дней и ночей без отдыха, а потом возвращался домой и, в первую очередь, много кушал. После такого перекуса он навещал лишь фаянсового друга под аккомпанемент понимающего взгляда жены. Сейчас, конечно, совсем другая ситуация, однако тошнит его таким же образом. Сам же завел друга сюда, теперь он там, один с этим сумасшедшим троодоном. И сам же не может войти в дом, иначе на него напишут жалобу за незаконное проникновение. А неприятностей с законом ему не надо. Остаётся только ждать и ходить туда-сюда в попытках успокоится. И кто тут говорил, что не стоит много волноваться, нужно думать о хорошем и отпустить негатив? Ах да, он же сам другу и говорил после очередного ночного дежурства. Оказывается, такой подход не всегда получается воспроизвести в реальности. — Возвращайся поскорее, Сонни, иначе я буду проклинать себя до конца своих дней!       А ему эти муки совести даром не нужны, и без них можно прожить жизнь нормально. Ладно, скоро тот поговорит с этим странным троодоном и жизнь станет по-настоящему нормальной и сладкой, как сахарная вата. Да, надо будет не забыть позвать его перекусить, так как после тяжёлых разговоров ничто так не радует, как целая гора закусок.       ...При виде нежданного, но желанного гостя у него, безликого троодона, не любящего шумное общество, сердце забилось быстрее, чем обычно, словно он находится на любимой работе. Где ещё можно отыскать подобную плавность линий тела? Мягкий перелив света в глазах, сияющих в кромешной тьме? Саму невинность и удивление от заданного вопроса? Ох, как же давно он не видел настолько красивого троодона, тем более искреннего и такого теплого. А как он дрожит от одного прикосновения. Идеальный троодон! Как жаль, что именно его пришлось привлечь к воспитанию Селины. Кому, как не самому доброму троодону может быть доверена такая миссия.       Сайлас мог вечно смотреть на горящий огонь, слышать журчание ручейка и наслаждаться тем, как его гость тяжело задышал. Такому, как он, не понять, как можно быть вечно весёлым и счастливым для всех троодоном, не показывая признаков раздражения. Хорошо, что когда-то он выбрал путь педагога, а не кондуктора, иначе бы детишки получили бы множество сведений. Такие знания не всегда, точнее везде, не к месту. При воспоминаниях об обучении в школе юных кондукторов Сайлас задумчиво улыбнулся. Да, когда-то его сестрица имела большой успех среди представителей сильного пола, чего он не мог сказать о себе. Лично его просто не замечали или дразнили за потрёпанную внешность. Мало кто после встречи с его сестрой мог дальше дразнится и обижать. У неё были своеобразные методы.       Впрочем, кто сможет нормально выслушать того, кому нравятся прошлые выходки племянницы? — Я правда не знаю, как на это реагировать. Она не похожа на ту, кто будет драться.       Сонни резко отошёл от него, вглядываясь в смутный силуэт с взглядом, полным раздражения. Ежели у него нет капли сострадания, то зачем он его вообще слушает и находится в этом доме? Ответ так и напрашивался сам по себе. Он должен убедиться, что ей никто не грозит, только и всего. Именно поэтому он разговаривает с её родственником, у которого явно летит крыша от одиночества, и именно поэтому он пытается отвлечься, всматриваясь в бледное пламя свечи, единственного источника света.       Он не верит.       Идеальный троодон не понимает, как в миловидной на вид девочке может скрываться что-то такое. Опять же, если смотреть с его стороны, то он поддерживает племянницу в её стремлении защитить себя от других, более жестоких и не знающих, что бывают семьи, где не всё так радужно и весело. Вопрос только в том, как наглядно показать ему, что тот ошибается на её счёт?       Сайлас игриво подмигнул в его сторону, зная, что тот не увидит его знака внимания, и вытянул из целой груды бумаги, скопившейся на наполовину сломанном столе, плотный лист и протянул ничего не понимающему гостю. — Вы её знаете несколько дней, а считаете, что она открыта перед всеми, словно книга для малышей.       И такого подхода к ней он не понимал. Что с того, пускай она чисто физически является ребёнком, мало кто в её возрасте умеет защищаться так, как нужно. Слишком сильно повредить она не может, однако... — Что же, может, фотографии вы поверите больше, чем мне.       Сонни недоуменно посмотрел в сторону силуэта и ему привиделось, будто тот улыбается во все острые зубы. Если этот несчастный троодон хочет, чтобы он посмотрел на сомнительную фотографию, то так тому и быть. Нельзя же тревожить душевнобольного. Он осторожно взял из его рук тонкий лист, по плотности напоминающий картон, и, издав скептический вздох, посмотрел на изображение. И одного взгляда хватило, чтобы закричать от ужаса и отбросить кощунственную фотографию на пол. Не каждый день такое увидишь, даже на подделку не смахивает и потому становится слишком страшно от понимания чего-то... реального. — Да, он легко отделался. Знаете, каких трудов мне стоило его сфотографировать? Хотя, скорее всего, из-за этого меня и уволили из того детского сада.       На фотографии был изображен троодон чуть помладше Селины. У него была обычная для троодонов чешуя, те же карие глаза, может, более тонкие черты лица. В целом, он и вправду представлял собой впечатление миловидного мальчика. Только вот у него под глазом красовался внушительный синяк, и в целом были видны следы царапин, их было не так уж и много, но достаточно, чтобы испугаться. — Это... она сделала?       Ему не хотелось в это верить. Нормальная девочка не смогла бы побить мальчишку, тем более таким образом. — Не волнуйтесь, Селина хорошая девочка. Тут дело в матери... Ах, как моя сестрица меняла мужчин, словно перчатки. Вы бы видели, как потом они сами уходили. С огнём и скандалами!       Сонни лишь качал головой и открывал рот, словно рыба, пытаясь что-то ещё сказать. Опровергнуть. Доказать, что тот не прав. Но аргументов не было. — М-м-м, что-то мы с вами много болтаем, а вас, скорее всего, ждёт семья. Идите домой и живите спокойно до поры до времени. Всё, пока-пока!       Сонни молча смотрел на него, когда тот вежливо открыл ему дверь и подтолкнул на улицу. Ничего не сказал даже тогда, когда ему засунули в карман ту самую фотографию. Молчал при словах о удачи. И лишь когда Сайлас скрылся за дверью, Сонни сконфуженно прошептал: — Может быть, это и правда...       ...Он быстро зашагал вперёд, думая над тем, способна ли она на что-то такое взаправду и, что ещё больше смущало, его особенные взгляды и прикосновения, больше похожие на ласку. Нет, конечно же он понимал, что семейка у неё как минимум странная, но это только дядя. А какие же у неё тогда родители получается? И она с ними жила и воспитывалась кое-как, и, что похоже на правду, они не обращали на неё внимание. Иначе почему она такая робкая и, при всей своей красоте, ненавидит себя? Да и её глаза... иногда в них искрится страх и недоверие. Порой ненавязчивая радость. — Он странный, но... мне кажется, Сайлас знает намного больше.       Слова о том, что невозможно кого-то знать полностью за неделю, прочно засели в памяти основательно. Если подумать, то он ничего о ней толком не знает, только теории и догадки, а это не способствует взаимопониманию. Также он не знает, что она конкретно думает об нём и его окружении. Может, она их боится или сильно раздражают, безразличны или же нравятся, но в интересной форме. Она ничего не говорит ему о своих чувствах, только извиняется за выдуманные поступки. Что если фотография настоящая и Селина способна на драку? Из-за этих мыслей он ещё больше нахмурился, как будто сидит на важном заседании и рассказывает о умных вещах. Настроение испорчено. Ладно, когда придёт к своей семье, то обязательно повеселее станет. У них, наверное, нет плохих новостей похуже ранее озвученных, раз так, то можно расслабиться. Правда, беспрестанное повторение данного утверждение никак не привело к желанному результату.       Именно поэтому придорожные камни летали в разные стороны и в удивительных ракурсах, как ракеты. — Не переживай ты так, вот увидишь, сейчас ты придёшь к своим детям и станет полегче.       Ромал приобнял друга и снисходительно улыбнулся, намекая, что не стоит портить себе нервы пустыми поводами. Всё плохое осталось позади, верно? И нет ничего странного в том, что интуиция кричит об обратном. В конце концов, он может хоть раз и ошибиться. — Да, Ромал, ты абсолютно прав.       Друг точно плохого не посоветует.       ...Скорей бы дядя пришёл и решил проблему, а то он сам не может справиться. Как же отвадить этих детей от ящика с едой?       Размышляя об этом, Гилберт направился в сторону любимого всеми (понятное дело) вагона ресторана и, самую малость, выпал в осадок от представшего ему зрелища. В самом дальнем конце вагона сидела Селина и что-то медленно жевала с таким видом, будто её через несколько минут отправят на смертную казнь. И причина расстройства была проста, как воздушный шарик. Просто всеми известные и любимые (но с явным исключением с стороны Селины) детишки следили за каждым её движением, явно продумывая хорошее начало для разговора. Похоже, они ещё не поняли тщетность попыток с ней подружиться таким способом.       Вот кому могут нравится вечные вопросы, теории, гипотезы, песни и снова вопросы? Вот бывают же такие личности, которым не интересно задавать вопросы, они любят тишину, и уж тем более им не нравятся, когда кто-то громким образом претендует на личное пространство. И именно поэтому Селина их старается избегать, скорее, не из-за их характера, а... резкой навязчивости, что-ли. Просто они привыкли, что все с первого взгляда с ними дружат и рассказывают много чего личного. И это они ещё официально не пошли в школу, а что будет, когда пойдут? Учителя будут пить валерьянку с мятой.       Наконец, обсудив все исключительно положительные аргументы, самая смелая из них, то есть Тайни, торжественно подошла к ней, при этом стараясь держать конкретную дистанцию. Нет, тихая девочка не может на неё напасть или что-то наподобия того, просто вдруг таким образом она почувствует к ней доверие. Близко не подходит, значит, личное пространство не нарушается, верно? Тайни глубоко вздохнула и приветливо защебетала: — Мы тогда не очень хорошо поговорили. Если мы найдём общую тему, я знаю, мы сможем подружиться.       Гилберт на этот счёт сильно сомневался. Селина, честно говоря, частично доверяет только приёмному отцу, да и то, не говорит полностью о своих переживаниях. А тут посторонний ребёнок, который, скажем так, очень настойчиво ищет какие-либо связи с ней. Какая тут вообще дружба получится? Хоть реакция у Селины была вполне нормальной, то есть, она мило улыбнулась и тихо проговорила: — Всё и так хорошо. Такая хорошенькая девочка, как ты, не должна волноваться обо мне, посредственной.       Она медленно поднялась с места, думая о том, как бы слинять по-быстрому и без промедлений, и успела только подойти к выходу из вагона, когда на её странный ответ откликнулись. И от невинной фразы она вздрогнула, словно на неё замахнулись чем-то тяжёлым. — Нет, это ты красивая! Словно куколка.       И резонанс от этих слов пошёл по всему телу, подкрадываясь к наиболее горьким воспоминаниям.       Слишком рано она поняла, что является марионеткой, не стоящей ничего. Ещё тогда, когда просто попросила маму об предстоящем дне рождения при одном из её ухажёре, являющегося мутным типом. Слишком много она не просила, просто о том, будет ли у неё хоть один спокойный день. Под нормальным днём она подразумевала день без всяких там свиданий интимного характера на самом видном месте, без попойки и бурных скандалов. Просто тишина и относительное спокойствие, даже без подарка. А какой ребёнок захочет в четыре года остаться без всякого подарка?       Троодониха с длинными рыжими перьями и медным цветом глаз, лишь изящно фыркнула и снисходительно усмехнулась. Да, дочка у неё не вовремя приходит. — Какая милая, словно куколка! И какие у неё большие претензии...       Её выпроводили с кухни и, невзирая на все протесты, заперли в своей же комнате. Большое разочарование затмевало всю надежду на светлый праздник. Завтра её ждёт лишь «теплый» приём в детском саду и презрительное безразличие со стороны матери.       Тайни ничего не понимала. Она просто сделала комплимент, а вот реакция пугает. Селина медленно отошла от неё, вплотную прислонившись к стене спиной, и закрыла руками голову, пытаясь скрыться от всего мира. Но как уйти от воспоминаний?       ...Селина дерзко смотрела на «горячо любимую» мамочку и не могла сдержать ехидную улыбку. В кои-то веки она почувствовала, каково дочери на её месте, когда обзывают потаскухой. Теперь она знает, что скромная и милая дочурка может и нагрубить крепким словом. И Селина улыбалась так, как никогда не улыбалась, даже при том обстоятельстве, что её бесцеремонно бьют по лицу и тёплая кровь ручейками течёт с лица. — Ты выглядишь так, словно куколка, которой сломали ручки и ножки.       Она смеялась громко и навзрыд, как будто сквозь слёзы. Хотя, если присмотреться, слезы и вправду текут по щекам, как ручейки. Но как же ей плевать сейчас на чужое мнение и весь мир, сейчас существует только она и вся накопившаяся боль.       Ах, как приторны слова тех детишек и само стремление их подружиться. На самом деле, они не такие уж и светлые и чистые. Ей ли не знать жестокую сущность детей? При взрослых они выглядят, как ангелочки, только крыльев не хватает, а при ней выпускают все шипы. Не хочется с такими даже спорить, особенно когда родители выносят претензии, мол, почему вы сказали такую гадость о моем хорошеньком сыночке.       И не знают наивные родители, что «добрый» сыночек матерится, как сапожник, и бросается комьями грязи в тихую девочку, которая, при всём желании, не хочет с кем-то болтать. А зачем? Её никто не уважает должным образом, припоминают грязную репутацию мамаши и просто смеются. Долго и счастливо. — И почему ты родилась красивой, словно куколка?