Общага

— Здравствуй, Федор... — парень возраста с Достоевским, светлые волосы и темная одежда. Он всегда выглядел восхитительно в официальных костюмах, но сейчас Фёдору казалось, что это были слишком хорошо. — Э-э... Я ещё могу чем-то помо... — Благодарю, что помогли моему другу донести вещи, — Фукудзава принялся забирать маленькие коробки , что были в руках у одногруппника, — Всего хорошего! Дверь с бесцеремонным скрипом захлопнулась. Прошло чуть меньше минуты, пока Федор пришёл в сознание оттого, что вообще происходит. — Наконец-то... — это действительно была единственное, что произнёс Федор. этот парень уже раз восемь успел ему надоесть, пока только одни коробки помогал заносить. — Ох, я так понимаю он тебя знатно поднапряг. — Именно, но не суть важно. Так давно не виделись. Последняя фраза будто сама вырвалась из уст Фёдора. Не так он планировал все говорить, и даже рассматривая все варианты событий, не так оно должно было быть. Все должно было быть по типу: "привет, давно не виделись, пошли в кафе?" Или что-то на подобии. Но никак не начинать грустить из-за отсутствия объятий в жизни. Нет, Фёдору было действительно грустно, но просто он не хотел, чтобы это выглядело так драматично... — В целом.. да. Обнимемся?.. Федор и слова промолвить не успел, как его сразу же заключили в объятия. Чужие руки оказались на талии Достоевского, поднимаясь чуть выше. Ощущение было одно из приятных. Раньше он никогда и никому не позволял себя касаться: будь то просто поглаживание по спине или по руке. Объятия были очень тесные, но некой неловкости Федор не испытывал. По телу прошлась новая порция жара, от которого начали запотевать ладони, а сердце пропустило удар. С каждым более тесным прижатием к телу друга - Федор не мог не почувствовать, как ноги уже стали ватные и совершенно не хотят ровно стоять на земле. Мысли в голове полностью спутались, но в нос отчётливо ударил запах лаванды и кедра. Запах лаванды всегда успокаивал Фёдора, так что, не даром в его голове понеслась мысль о том, что Фукудзава просто готовился к этим объятиям. Достоевский был готов простоять так вечность, даже тут: в маленькой комнате, что почти вся забита коробками. Пускай минуты две и длились всего ничего, но Федор был готов слечь прямо тут мертвым грузом. — Как ты? Как провёл лето? Что нового? — отвечать Федор не спешил. Он старался как можно более четко запомнить все ощущения и эмоции, полученные пару секунд назад. Дрожь в руках все не унималась, поэтому пришлось их убрать за спину. — Весьма хорошо. Лето провёл славно. Нового ничего, — «кроме осознания того, что влюбился в близкого друга» — хотя может мне и припомниться позже пару историй. — Несомненно буду ждать. Давно не слыхал их от тебя. «Будешь ли ты рад услышать историю о моей влюбленности — подумал Федор, — думаю, что вряд ли.» — Обязательно расскажу. Я смотрю у тебя достаточно вещей, могу помочь, если нужно. Федор отвернулся к своим коробкам, проклиная все живое, что только существует на этой планете. Дрожь в руках все никак не унималась, галстук начинал душить, а в комнате резко поднялась температура до тридцати. Капли пота на лбу начали понемногу показывать то, что дело совсем нехорошо. Фёдору срочно нужно было что-то сделать, дабы отвлечься. Но что именно? Покурить? — нет, он недавно курил и больше не хотелось. Отвлечься на Фукудзаву? — Федор точно не был таким сильным мазохистом. Оставалось только одно — разложить коробки. Всё-таки, не в коробках же ему жить, а тут и есть чем заняться, да и мысли будут не такими навязчивыми. Комната была довольно просторная: несколько стеллажей, четыре стола, стула и, конечно же, кроватей. Две из которых уже были заняты. Когда приедут заселяться ещё два человека - было неизвестно, но Федор надеялся, что не сегодня и не завтра. На эту ночь у него были более грандиозные планы. — Ты не против сходить куда-нибудь, — начал Федор, сам не понимая , чего именно добивается, — например, выпить чашечку чая? — Нет, конечно не против, — после этих слов у Достоевского буквально камень с плеч свалился. Он никогда не чувствовал себя так сильно на грани провала. Закончил Федор раскладывать коробки где-то через час. Вещей он действительно взял очень много, сам не подозревая, что так выйдет. Ни капельки ни странно, что именно книги занимали большую часть коробок. Мысли все ещё путались и не хотели собираться в воедино. О чем им говорить в кафе? А будут ли они вообще говорить? Может, лучше вообще никуда не идти, чтобы не позориться перед ним лишний раз? Подобные мысли надо было отогнать как можно быстрее, иначе они бы буквально поглотили Фёдора целиком и полностью. Стараясь снова отвлечься на коробки, которые вот уже закончились. Фукудзава отошёл в ванную комнату, оставляя бедного Фёдора одного наедине со своими мыслями. Вышел Юкичи в довольно хорошем и бодром настроении. Больших изменений Федор не заметил. — Так... Куда ты собираешься нас вести? — бархатный голос парня, стоящего сзади и очень близко, предоставил немаленькую порцию мурашек по спине. Ноги снова не хотели стоять , но собраться надо было. Не будет ведь он как школьница краснеть от каждого слова. — В тридцати минутах езды от кампуса, — начал Федор, — я на машине, отвезу. Юкичи возражать не стал, а наоборот, покорно вышел из общежития с Достоевским и пошел на стоянку. За рулём всегда надо было сосредотачиваться на дороге, хоть ехать и недалеко, но было сложно концентрироваться на чем-то одном, когда справа от тебя сидит мягко улыбающийся парень, так ещё как на зло смотрит на тебя. Тридцать минут прошли для Фёдора сложновато, но вроде никто не умер. На улице полегчало и можно было свободно выдохнуть. Машин, на удивление, было не так уж и много. Федор думал, что людей (а именно студентов) тут будет навалом , но из практически и не было, что не могло не радовать. В кафе были заняты только пару столиков, так что парни быстро нашли свободный в не совсем заметном углу. Федор осмотрелся: большие окна, показывающие вид на стоянку, много картин. Собственно, все как и везде. Обычно Фукудзава, как и Федор, предпочитал черный чай, но поинтересоваться стоило: — Черный чай или что-нибудь другое? — Черный, — Фукудзава и сам начал разглядывать светлое помещение, полностью обвешанное желтыми гирляндами, глаза его были прикованы к одной из картин, но Федор не обратил на это внимания. Он лишь сказал «хорошо» и удалился, оставляя своего друга одного. Пока Фёдор заказывал обоим парням чай, Фукудзава уже оторвал свой взгляд от картин и принялся что-то писать в телефоне. Прервал его только что пришедший парень с двумя чашками чая. По началу беседа не особо складывалась, чего Федор и боялся, но Фукудзава принял это на себя и сам начал рассказывать пару моментов из лета: про котят, семью и как в целом провел лето. ××× По возвращению в кампус было около восьми вечера. Федор предупредил Фукудзаву о том, что ему надо сходить по делам и вернётся он... немного поздно, так что пускай сам ложиться спать и не ждёт его. Одну сумку Федор так и не разложил, было в ней кое-что ценное. Поэтому она ему сейчас очень пригодится. Вопросов от Фукудзавы, что в ней находится, не было, за что он был благодарен парню. До машины Федор дошел быстро. Сумку он закинул на заднее сиденье , желая выбраться за пределы кампуса, пока никто не видел. Достоевский знал одно прекрасное место, находящееся недалеко от университета. Туда в прошлом году они с Фукудзавой проводи некоторые вечера перед выходными, а когда не надо было делать много домашки и прочего. Местом этим был обрыв, на котором находилась поляна ромашек. Летом там было особенно прекрасно на рассвете. Парни как-то встречали там рассвет на окончание года, тогда было действительно хорошо. Оба уснули друг на друге, всю ночь читая по ролям любимые книги. Подъехав на нужное место Федор вышел из машины и сел на капот. Даже ночью, когда только Луна и звёзды отражают свет, тут было прекрасно. До невозможности красиво. Хотелось сидеть тут всю ночь, но не в гордом одиночестве. В голову опять лезли мысли о Фукудзаве. А стоит ли ему вообще говорить о своих чувствах? И как вообще это сделать? Может, вообще ничего не говорить и это пройдёт само? А если это не взаимно, то стоит ли тогда вообще что-либо говорить... Конечно, как и говорят, не попробуешь - не узнаешь, но парни все детство были лучшими друзьями и не более. Достоевский боялся, что одно признание может разрушить крепкую дружбу. Но и держать все это в себе он больше не мог. Просидев ещё минут пятнадцать на этом месте, Федор все же зашёл в теплую машину и направился в кампус. Заходя в комнату живот уже скрутило в один толстый узел, ладони вспотели и хотелось никогда больше не заходить в это место. Хотелось развернуться и уйти, не думать об этом , но делать было уже нечего. Он решил для себя, что стоит признаться. В комнате было темно, поэтому Федор решил, что Фукудзава уже спит, хотя, а как не спать, когда уже два ночи на улице, но его это не останавливало. Пройдя в комнату чуть глубже он увидел Фукудзаву, которого явно разбудил своим присутствием. — О, ты не спишь, — Федор действительно был удивлен, хотя и понимал, что в дальнейшем не сможет и двух слов связать, — нам стоит поговорить.