burn down my house

             

***

             — Добрый день, миссис Ким. Я преподаватель Сону, вам должны были позвонить. Юнги смотрит в печально поблёскивающую ореховую радужку и перешагивает порог после короткого кивка женщины, открывшей ему дверь небольшого двухэтажного дома.       — Я бы хотела уточнить, — начинает она, обнимая себя тонкими руками и наблюдая за тем, как Юнги разувается. — Предупредили ли вас, что Сону…       — Особенный? — нетактично обрывает он, выпрямляясь и заставая в чужих глазах секундное удивление. — Да, миссис Ким, я ознакомился с его личным делом и историей.       — Тогда вы должны…       — Пройти, полагаю, в его комнату и начать занятие? Прежде, правда, не отказался бы заглянуть в уборную. Я всё же с улицы, стоит помыть руки. Миссис Ким так и остаётся в немом оцепенении, когда проводит Юнги до гостевого туалета, указывая ладонью на жидкое мыло и маленькое розовое полотенце. Юнги одаривает её дежурно-дружелюбной улыбкой, а после следует на второй этаж, оглядывая бегло пустые стены серовато-кремового цвета. Пытаясь понять: есть ли в доме хоть что-то, что поможет ему в дальнейшем? Но из фоторамок аккуратных на него смотрят лишь безжизненно-нарисованные цветы, пейзажи и натюрморты. Какой-то лохматый ушастый кот, запечатлённый во время зевка. И ни одной семейной фотографии, что встречалось обычно у ребят, которых ему доводилось уже обучать. Обычных совершенно ребят. В семью Ким же он вызвался потому, что четыре школы и восемь преподавателей-универсалов, с двойными дипломами и десятками сертификатов по оконченным прогрессивным курсам, бросили Сону. Потому, что Юнги всего двадцать шесть и у него кровь кипятком по венам, запал в душе и задор в кошачьих, совсем ещё молодых, глазах. За пазухой небольшой пока опыт с особенными детьми и целая тонна надежды и веры в лучшее. Потому, что Юнги, наверное, конченый психопат, который решил обучать подростка с бушующими сверхспособностями, когда никто в городе больше с ним сладить не смог. Что ж, мама всегда говорила Юнги, что он прилагает слишком много усилий ко всему, чем занимается…       — Привет, — улыбается он мягко, проходя в спальню, едва только миссис Ким получает разрешение от сына отпереть дверь. — Меня зовут Мин Юнги и…       — И ты сбежишь к третьему занятию, — невпечатлённо произносит Сону, отрываясь от магнитного куба и поднимая голову. Юнги обычно быстро находится с ловкими ответами, порой даже шутками, подколами. Но воздух застревает в горле, когда чёрные непроглядно глаза всматриваются в него, словно ожившая бездна под угольно-чёрной чёлкой. Так ярко особенно выделяющиеся на осунувшемся бледном личике подростка. Так почему-то в себя опасно затягивающие. Юнги сглатывает образовавшийся в горле ком и натягивает пошире защитную улыбку, словно внутри у него ничего от этого тяжёлого взгляда не переворачивается.       — Пари принято? — кривовато усмехается он, поводя плечами и слыша тихое оханье за спиной с последующим щелчком прикрывающейся двери. В безумной черноте сияет опасный блеск, а голова Сону клонится к плечу. Мягкий звон металлических шариков, присоединившихся к кубу в тонких пальцах, заставляет Юнги вздрогнуть.       — Пари? — повторяет Сону, приподнимая бровь. — Думаешь, продержишься дольше?       — Думаю, — кивает Юнги сдержано, — что для начала, стоит обращаться ко мне на «вы».       — Тебе сколько? — фырчит Сону; звон шариков повторяется. — Двадцать? Похож на любого студента-хипстера из Старбакс. Не говорю, что это плохо, как для парня, но, прости, серьёзным преподом с такой причёской тебе не стать. Юнги машинально вскидывает руку, чтобы коснуться привычного хвостика на затылке. Он и сам прекрасно знает и устал уже слушать извечные нарекания за длинные волосы. Но принципиально не подстригается. Принципиально носит этот смешной, кудрявый хвостик, хоть ему самому уже кажется, что не идёт. Принципиально даже записался на сеанс тату, чтобы набить на шее сбоку банальную розочку с каким-нибудь недалёким словом. Просто, чтобы доказать всем, что не зависит от внешнего вида твоя способность обучать, если есть мозг и ты умеешь им пользоваться, как следует. Хотя с этим многие бы как раз поспорили, раз Юнги стоит в спальне Ким Сону, от одного только имени которого вздрагивает добрая часть преподавателей города. И ему бы следовало.       — Мне двадцать шесть, — уточняет Юнги, опуская свою рабочую сумку на стул возле письменного стола, на котором хаотично разбросаны были ручки и автоматические карандаши, и открывая её. — И я старше тебя на девять лет, так что… Он вскидывает голову, едва не роняя из рук ежедневник, потому, что вместе со свистом, перед его носом оказывается собравшийся словно из ниоткуда магнитный куб. Парящий в воздухе в опасной близости от лица.       — Не кричишь, — ухмыляется Сону, медленно придвигаясь к краю кровати и сползая с неё. — Уже плюс. Юнги хочется сказать, что закричал бы, если бы оцепенение не поймало за горло первым. И закричал бы так, что Чёрная Канарейка позавидовала бы. Но он лишь смотрит на Сону, одетого в чёрную пижаму и приближающегося к нему. И невольно сглатывает, стоит кубу упасть в подставленную бледную ладонь.       — Тест пройден, Мин Юнги, — подмигивает вдруг Сону. — Начнём наше первое занятие? И, если для кого-то это было бы поводом к скандалу, уходу из дома и оставлению Сону на следующего ненормального преподавателя из-за нарушения всех субординационных норм, для Юнги — это служит поводом для расплывающейся абсолютно глупой улыбки и укола гордости в груди. И, может, всё не так безнадёжно?