***
Как оказывается уже к следующему дню занятий, Юнги просто повезло нарваться на Сону в хорошем расположении духа. Ибо уже через сутки, когда он возвращается в чужой дом, полный воодушевления и планов по обучению, его встречает встревоженное лицо миссис Ким и дохлая просьба перенести занятие. Юнги по-прежнему психопат и играет в героя, а потому, натягивая привычно пошире улыбку, тащится на второй этаж, без стука открывает дверь спальни… И едва не получает автоматическим карандашом промеж глаз, замирая с задушенным вздохом у порога. Встречаясь с чернотой полуживых глаз, вскинувшихся на него из-под приспущенного одеяла. — Что ты здесь делаешь? — хрипит Сону. — Кажется, составляю мысленное завещание, — бормочет опешивше Юнги. Карандаш падает к его ногам, а одеяло обратно натягивается на голову Сону, скрывая его от испуганного взгляда распахнутых кошачьих глаз. Юнги заметно выдыхает. — Уходи. Сегодня занятий не будет. Сону звучит так, словно оспариванию слова его не подлежат. Юнги выглядит так, будто пережил мини-инсульт, но спорить при этом всё же пытается. Опережая бегущую по ступеням миссис Ким, он немного нагло проходит в комнату, закрывая за собой дверь. Замечает подвешенный в воздухе над кроватью куб, стаканчик с канцелярской мелочью над столом, значки над полкой. Вспоминает личное дело Сону и криво нацарапанное «телекинез». Быстро схватывая на лету и понимая, что это больше похоже не просто на телекинез, а на способность, как у какого-нибудь Магнето из известной истории о Мутантах, что несколько лет назад была до жути популярна. Потому, что Сону очевидно взаимодействует исключительно с металлом и его производными. — У тебя что-то случилось? — пробует Юнги, протягивая руку к магнитному кубу. Вздрагивая, когда тот дёргается от него в сторону и опускается на постель к Сону. — Да. Ты пришёл, — рычит тот из-под одеяла, без намёка даже на дружелюбность. — Пришёл, — глупо кивает Юнги. — Сегодня ведь день занятий. — Мама разве не сказала… — Что у тебя стряслось? Юнги наглеет ещё больше, чем вообще мог себе когда-то позволить. Чем позволял даже с давно знакомыми людьми. Он опускается на постель и ждёт, пока на этот жест отреагируют раздражением чёрные глаза. Он даже представляет, как Сону сужает их, он делал так на прошлом занятии, когда не поверил, что Юнги решил задачу быстрее него и двумя способами. Но Сону лежит, не шевелясь. И это, на самом деле, прогресс тоже, потому что Юнги ещё помнит острие карандаша меж глаз. Сейчас в него хотя бы ничего не целится. Он проверял, оглядываясь дважды. — У тебя что-то стряслось? — повторяет он свой вопрос. Кубик, упавший на кровать, лишь слегка вздрагивает на звук его голоса, но не поднимается и не пытается вышибить остатки мозга. Юнги, тем не менее, всё равно против воли напрягается, краем глаза следя за комнатой. Ожидая чего угодно и в любой момент. — Что тебе нужно? — слышит он приглушённое. И улыбается краем губ невольно своей такой маленькой победе. Сону не то, чтобы идёт на контакт, но хотя бы не пытается снова его убить. Не выгоняет и не кричит, хоть может и просто потому, что сил явно нет. Но отвечает, да вопросом на вопрос, вступая нехотя в диалог. Вряд ли предыдущие преподаватели до такого доходили. Стремились ли они вообще к взаимопониманию с подростком или бросали всё в первые же минуты? — Мне нужно провести с тобой занятие, за которое твоя мама заплатила вперёд. И, вообще-то, это ложь. Потому, что оплату Юнги берёт после отведённого занятия, а это ему и вовсе пытались отменить. Но Сону о таких мелочах вряд ли знает, а шанс упускать Юнги не был намерен. К тому же, так удачно складывающийся. Ложь во благо, кажется, так это называют. — Я верну тебе деньги, — бурчит Сону, но всё ещё не двигается под одеялом. — Сколько? — Два часа твоего времени и… — Сколько, Мин Юнги, тебе нужно денег, чтобы ты отвалил? И, хорошо, это было резковато, но Юнги, нахмурив брови, сдаваться уже не хочет. Сону идёт на принцип, а он чем хуже? Пусть и старше на почти десяток лет, и должен, вроде как, быть мудрее. Но должен же он как-то, в конце концов, доказать всем, и себе в особенности, что справится с Сону, как не смогли другие? Если, конечно, тот же самый карандаш, что радушно встретил его у двери, не вопьётся в его голову. — А сколько дней нужно тебе, прежде, чем я вернусь и мы позанимаемся? — негромко произносит он, находя в своей голове лазейку. Удивляясь этому с Сону одновременно. Один собственной изобретательности и тому, что тёмная макушка показывается из-под одеяла. Второй такой необъятной наглости и завидному упорству. Чёрные глаза впиваются в Юнги вместо острия карандаша, и что ж, пусть так, если Сону не умеет пускать молнии из зрачков. Ведь главное, что показался вообще, хоть и с выражением лица полным ненависти и раздражения. — Чего ты прицепился? — У нас пари, забыл? — приподнимает Юнги бровь. — Ты сказал, что я сбегу на третьем занятии, но я не планирую сбегать, пока ты не сдашь экзамены. — Скажи честно, тебе доплачивает школа? Ты психопат и вообще не имеешь к школе отношение? — вновь сужает глаза Сону, спуская одеяло до шеи. Губы его полные — бледные и искусанные местами до маленьких ран. Юнги не знает почему и зачем, но замечает это… — Я просто хороший преподаватель, каких у тебя ещё не было. Каких, вообще-то, и у меня не было. Но не обо мне речь… — Расскажи. — О чём? — изумляется Юнги на внезапную просьбу. Боковым зрением улавливая, как снова дёргается куб. — О себе, — Сону поджимает губы и снова обкусывает их. — Ты пришёл сюда, тебя не звали… — Звали, в… — Я не звал. Так что давай: либо говоришь о себе, либо уходишь и не смеешь возвращаться? — Я всё-таки старше и твой преподаватель, — вздыхает обречённо Юнги, но Сону лишь приподнимает над кроватью куб, с отделяющимися постепенно друг от друга шариками. Совсем неприкрыто угрожая. — А я всё-таки управляю металлом и могу ненароком задеть ещё одного слишком неприятного препода, возомнившего, что он может мне чем-то помочь. Их зрительный контакт, как для преподавателя и ученика слишком долгий. Слишком глубокий, личный и какой-то опасный. Для Юнги тем, что он теряет бдительность и может схлопотать чем-то по лицу в любой момент, пока разглядывает живую бездну в чужой радужке. Для Сону тем, что он теряет бдительность и может открыться ненароком тому, кому вовсе не собирался. Но куб осыпается отдельными шариками на покрывало. И Сону в этот раз сдаётся первым, усаживаясь на постели и заставляя Юнги немного двинуться к краю. Сбрасывая одеяло на бёдра и открывая взору Юнги больше бледной кожи, виднеющейся в открытом вороте клетчатой пижамной рубашки. Будто натянутой на острые ключицы. Юнги промаргивается, спешно возвращаясь глазами к хмурому лицу Сону. — Что у тебя стряслось? — негромко вновь спрашивает он. — Почему ты решил обучать меня? — спрашивает Сону в ответ, не гнушаясь вовсе, в отличие от Юнги, тем, чтобы пробежаться взглядом по лицу напротив. Распущенным в этот раз и заправленным за уши волнистым, тёмным локонам. Маленьким колечкам в ушах и проглядывающей за стойкой рубашки чернильной завитушкой на шее. — И как тебя вообще взяли в преподы? Это что, тату? Сону немного клонится в сторону, но Юнги вовремя выправляет волосы из-за уха, скрывая такую же бледную кожу шеи и слегка отворачиваясь, чтобы скрыть обзор на витиеватые линии, от которых дальше к ключицам тянулись розовые побеги с обилием острых шипов. Которые Сону видеть не положено. Вообще или пока. — Один вопрос за раз, молодой человек, — фырчит он, чувствуя, как смягчается вокруг них обстановка. Чувствуя, что опасность, ещё пару минут назад витающая в воздухе, вместе с предметами, оседает пылью на поверхностях. Словно в подтверждение этих мыслей, о стол тихо брякает подставка с канцелярией. — Я решил обучать тебя потому, что я люблю экстрим… Он ожидает чего угодно, но точно не забавляющейся усмешки со стороны Сону, на которую вскидывает невольно брови. — Экстрим? — хмыкает Сону. — А серьёзно? Наверняка же читал моё личное дело. Все читают. А потом выговаривают мне за это. — Читал, — просто соглашается Юнги, вспоминая пестрящие чернилами страницы, вдоль и поперёк исписанные жалобами на поведение ученика со сверхспособностями. — Но в первую очередь, я — преподаватель. Так что, ничего из того, что там написано меня не оттолкнуло. Да и не должно было. Ты никого пока ещё не убил. — Я же сказал, что ты псих. — Вы. — Пока ещё «ты», — упорно мотает головой Сону. — Вот как пари кончится… — Так что у тебя стряслось? Юнги выжидающе молчит, не сводя глаз с зияющей черноты. Сону, кажется, всеми внутренностями борется с тем, чтобы не воткнуть брошенный на полу карандаш в его лоб собственными руками, даже не способностями. Понимает, нехотя смиряясь, что Юнги на редкость ему достался упорный и безбашенный. Если не сказать, что и впрямь тронутый. — Что тебе даст мой ответ? — слышится даже, кажется, то с каким хрустом ломается что-то в нём, пока он это произносит, впервые решаясь заглянуть за завесу недоверия. — Возможность понять тебя. Знать, как верно составить учебную программу для тебя. — Потому, что я слишком опасный? — прыскает Сону, говоря словами из своего личного дела. — Потому, что ты — особенный, — повторяет ему Юнги то, что сказал всему преподавательскому составу несколько дней назад, держа толстенную папку в руках. Губы Сону дёргаются сначала в кривой усмешке, но она молниеносно крошится, когда в глазах начинает сверкать внезапная влага. Он дёргается назад, но одеяло, которым он мог бы укрыться, прижато оказывается Юнги, сидящим недвижимо. И голые, беззащитные эмоции стекают наружу по покрасневшим от стыда и страха щекам, без возможности быть спрятанными. — Уходи… — Сону? — Пока я в самом деле не проткнул тебе что-нибудь, — рычит Сону сквозь слёзы. — Уходи. Это удивительно звучит, как мольба, но не угроза. И Юнги нестерпимо хочется остаться. Докопаться до сути, попытаться помочь. Обнять вздрагивающие от молчаливых слёз острые плечи. Но сжатые крепко-накрепко в кулаки тонкие пальцы, сцепленные челюсти и опущенная голова, за упавшей чёлкой скрывающаяся жгучая влага, — говорят ему, что и так довольно. Что ещё слишком рано. Что Сону уже пустил его далеко, как и представить оба они не могли. Для простого преподавателя и трудного ученика, от которого отказались почти все вокруг, они даже сейчас были слишком близко. Как физически — на одной постели. Так и морально — наблюдая за взорвавшейся слабостью. — Я оставлю на столе задания, — сглатывая желание прикоснуться и утешить, произносит Юнги негромко, поднимаясь с постели. — Сделай их, пожалуйста, к послезавтра? Я приду в это же время. Сону ему не отвечает. И в этой тишине, поглядывая то и дело на подрагивающие плечи, Юнги действительно оставляет ему лист с заданиями возле ещё недавно витающей в воздухе подставки с канцелярией. Не прощается, хоть и хочет, не трогает и не подходит больше. Лишь замирает ещё ненадолго перед дверью, оборачиваясь в надежде, но Сону сидит, смачивая одеяло, сбитое к коленям, слезами. Дыша прерывисто, но так тихо, будто всю жизнь только и тренировался, что плакать бесшумно и незаметно. Это рождает внутри Юнги неприятную мысль о том, что: может и тренировался? Может и привык Сону плакать вот так: чтобы без единого звука и сжав челюсти? Но развивать мысль он не спешит. А вот выйти за порог торопится. И вовсе не потому, что боится в самом деле получить каким-то острым предметом в затылок. А потому, что оставляет за собой ниточку, привязанную ко внутренностям Сону. По которой через день надеется к Сону вернуться.***
— Добрый день, миссис Ким, — неизменно вежливо улыбается Юнги. Игнорирующий сочувствующий взгляд, плотно поджатые губы и тяжёлый вздох. Думавший все эти два неполных дня лишь о том, что это третье их с Сону занятие, если их встречи вообще так можно назвать. О том, что он продержался, не сбежал. И не планирует сдаваться, если только Сону не придумал для него на сегодня что-то неожиданное и изощрённое, как например острие ещё какой-нибудь вещи в его комнате. — Привет, — Юнги не удаётся скрыть лёгкое удивление в голосе, едва только дверь в спальню Сону открывается под его рукой. Потому, что Сону, поджав под себя ноги, преспокойно сидел на компьютерном стуле и грыз карандаш, в то время, как вокруг него, собираясь вместе и разлетаясь по шарикам, витал вновь магнитный куб. На голос Юнги, цепкий взгляд чёрных глаз вскидывается, отрываясь от листка на столе. — Привет, — щурится Сону, оглядывая Юнги с головы до ног и останавливаясь на собранных, как в первый день, в низкий хвост волнистых волосах. — А ты упорный, Мин Юнги. — Этого во мне не отнять, — немного горделиво улыбается тот, проходя в комнату и смелее ставя свою сумку на пустующий стул рядом. — Как задание? Ты не писал ничего в чат, который я создал. Не возникло вопросов? В глазах Сону уже предельно ясный ответ горит, но Юнги ожидает услышать что-то иное. На свой страх и риск, он в самом деле создал чат для себя и двух аккаунтов Сону, не зная, на каком тот появляется чаще. Думал, что подросток заблокирует его со всех и сразу. Но Сону все сообщения, что Юнги с жалкой попытки разболтать его писал, читал, оставляя не отвеченными. И ни разу не написал ничего сам. — Не возникло, — ведёт плечом Сону, кивая подбородком на тетрадь на краю стола. — Там три варианта решения. И, вообще, мои одноклассники проходили эту тему ещё две недели назад. У меня какая-то особенная программа для отстающих? Юнги не знает, чему поражаться в первую очередь, замирая с глупо раскрытым ртом. Тому, что Сону знает о программе, хотя ни с кем не общается? Тому, что Сону решил задания в три варианта, когда как в некоторых, сам Юнги больше двух не знал? Или тому, что он так ловко вернул Юнги это слово, которым он назвал его в прошлую встречу, даже не поморщившись? Встряхивая головой, Юнги не находится, что ответить, кроме неуклёпой правды: — Преподавательский состав считает, что ты вообще не занимаешься ничем здесь. Так что они составили программу с отрывом, чтобы ты успел нагнать всё хотя бы к середине учебного года. Поэтому я и планировал составить для тебя другую программу. Свою. — Вот же отстой, что я уже обогнал программу на четыре темы вперёд, да? — хмыкает Сону, качая головой и продолжая что-то черкать карандашом на листке. — Мне не нужен преподаватель. Вот почему я гоню всех. Прекрасно справляюсь сам. Он очевидно прикусывает себе язык и застывает рукой над бумагой, как только понимает, что сболтнул лишнего. Как только слышит, как Юнги тихонько и беззлобно усмехается над его головой, довольный хоть какими-то открытиями подробностей со стороны подростка, что даже и вытягивать не пришлось. Юнги кажется, что Сону недовольно шипит, но он не уверен. — Значит, — тянет он тетрадь со стола, — теперь я знаю, какую программу нужно будет составить для тебя. Я ведь говорил, что ты… — Не сдашься, да? — обрывает его Сону, отталкивая от себя лист и вновь поднимая голову. Губы Юнги невольно тянутся в улыбке шире. — Даже мысли не возникло. Лукавит, конечно, потому что мысли оставить Сону его пару раз всё-таки посещали. Но лишь из-за страха собственного бессилия, а вовсе не из-за страха перед способностью. Из-за страха не справиться и сломать подростку последний шанс на веру в людей. И, может, Юнги слишком много на себя брал, но таков уж он был. А Сону в его глазах уж слишком похож на нуждающегося в помощи, которую Юнги по воле своей души, отдать хотелось сполна. А, быть может, и не только душа в этом была виновна. — Три темы, — вздыхает вдруг Сону, откидываясь на своём стуле и поясняя сказанное нахмуренному лицу Юнги. — Я прошёл вперёд только три темы, не четыре. Раз уж вы в самом деле собрались составить программу. Магнитный куб со звоном металлических шариков собирается резко воедино, опускаясь на стол перед Сону. С таким же звуком, Юнги уверен где-то внутри, их с Сону взгляды сталкиваются, когда уголки полных губ дёргаются в лёгкой, такой уже привычной, усмешке. — Позволь мне только проверить решения, — говорит Юнги, раскрывая в своих ладонях тетрадь. Но совсем в текст перед глазами не вчитываясь, пропадая в ликующих слишком громко мыслях. Выигранное пари с подростком — звучало забавно. Приоткрывшаяся дверь доверия в чужую душу — звучало куда лучше.