***
[PVRIS — mind over matter]
За то время, что Сону снова засыпает под воздействием медикаментов, Юнги успевает получить ещё парочку нравоучений и переживаний от Джина. Отдать ещё три пробирки своей крови (будто из него недостаточно вытекло) на анализы. Обдумать всё, что между ними происходит и то, как часто сюда попадал Сону без него? Как часто младшему становилось плохо во время обследований? Что, как с подавителем, делать теперь будут с ним? Не прийти абсолютно ни к каким ответам, решая подумать об этом позже и не в одиночку. К ужину лишь с кушетки Сону раздаётся копошение, и Юнги, откладывая в сторону мобильный с открытой перепиской с Джином, мгновенно соскальзывает на край постели своей. — Я всё-таки умер, да? — бормочет Сону, с трудом открывая глаза и первым видя встревоженное лицо Юнги. — К счастью, нет. — Жаль, — вздыхает подросток. — А я так старался. Юнги цыкает языком, но на обкусанных губах Сону вдруг расползается хитроватая ухмылка. — Не смешно, Сону. — Какие уж шутки, мистер Мин, — фырчит Сону, на пробу приподнимая руки и облегчённо выдыхая, не находя в них капельницы. — Ты со мной. В таком месте. А как, кстати, ты вообще здесь оказался? Ох… Действуя на опережение, на старых инстинктах, Юнги только замечает, как Сону пытается опереться о локоть, но уже подрывается со своего места и подхватывает под спину, приподнимая. Только после удивлённого вздоха Сону, вспоминая, что он не нуждается, как Чимин когда-то, в помощи. Но забывая об этом в тот же миг, как на плечи его ложатся прохладные ладони, находя в них дополнительную опору. Юнги плюёт на всё, и на себя тоже, и утыкается носом в растрёпанные угольные волосы, закрывая глаза и вдыхая поглубже. Тонкие пальцы сгребают ткань больничной рубахи до тихого скрипа. Ладони его широкие на острых лопатках обнимают бережнее и крепче. — Мой друг, тоже врач, позвонил мне, — выдыхает он в тёмную макушку, следом приникая к ней губами. — Как ты? — И ты примчался сюда, бросив все свои важнецкие учительские дела? — хмыкает Сону, пока всем телом льнёт ближе, пряча лицо в сгибе шеи Юнги, с противоположной от татуировки стороны. — Да. — Спасибо, Юнги. Он обнимает крепче и тянет к себе, заставляя Юнги сперва коленом упереться в край постели, но в итоге сдаться и сесть на неё, удобнее располагая Сону в своих объятиях. Руки Сону соскальзывают с широких плеч, оплетая рёбра, а щека жмётся к груди, где под тонкой тканью больничной рубахи спрятан единственный цветок, над самым сердцем. Тихо бьющимся сейчас в относительном покое. — Мне было страшно, — шепчет Сону, позволяя кутать себя в горячих руках. — Он сказал, что необходимо сделать КТ, проверить всё ли в порядке. Перед этим, само собой, нужно вводить раствор, но…я сразу понял, что ничерта не раствор он вводит. Никого не было вокруг, никого… — Я не должен был тебя оставлять, — сокрушается Юнги, целуя крепче Сону в макушку и прижимаясь к ней щекой. — А ты должен был хотя бы предупредить меня, что у тебя сегодня обследование. — Зачем это ещё? — фырчит брыкливо подросток. — Я не должен перед тобой отчитываться. Ты всего-то мой учитель. — А вот как? Вздёргивая брови, Юнги пытается отстраниться, чтобы заглянуть в бесстыже-хитрые глаза, но Сону, кусая губы из-за расползающейся улыбки, держит его поперёк талии крепко, не давая себя рассмотреть. — А ты как думал? — прыскает он. Юнги, честно признаться, вообще старался об этом не думать. И сам не понимал, что между ними происходит, и как остановить стремительно несущийся поезд их непонятных отношений, сорвавшийся с рельс. Но вот они — вдвоём в палате клиники для особенных людей. После того, как над Сону едва не надругался какой-то чумной новенький врач. После того, как Сону отправил в реанимацию его и ещё пару других врачей. После того, как Юнги, рискуя собственной жизнью, спас их всех. Всё, о чём Юнги в самом деле думал: как сделать так, чтобы уберечь их вместе и по отдельности? Понял разве что, что по отдельности уже явно не выйдет. — Каждому учителю своё сердце отдаёшь? — возвращает он язвительно, но беззлобно. Сону в его руках начинает ёрзать, отстраняясь и дёргая плечами, и являет наконец недовольное хмурое лицо, со сведёнными к переносице бровями. — Это подло с твоей стороны. — Один-один. — А ты каждому ученику, м? — щурит чёрные бездны Сону. Не зная, как ловко попадает Юнги дротиком в самое сердце. Улыбка на губах старшего слетает вмиг. Резкость Сону пропадает как-то в ту же секунду тоже. — Прости…? Глаза его, с расступающейся немного тьмой, опускаются резко к татуировке, виднеющейся в широком вороте голубоватой рубахи. — Это что-то личное, — вспоминает он их разговор. — Это не о родителях. И ты его потерял. Юнги молчит, пока наполняющиеся влагой чёрные глаза внимательно следят за каждым сплетением и шипом, отображённым на бледной коже. Пока тонкие пальцы касаются бережно того самого места на груди, где расцветает небольшая роза, означающая… — Он был твоим учеником до меня? — Задолго до, — сипловато отзывается Юнги, стараясь держаться. — У него тоже были способности? — Нет. Он был обычным человеком. Как я. — Но ты не… — Я ведь не знал, — поводит он плечами, замирая, когда ладонь Сону накрывает место над сердцем полностью, а глаза впервые так открыто и взволновано смотрят в его. Без хитрого прищура, язвительной вспышки или опасной темноты. Удивительно, но даже слегка испугано. — Как давно? — Четыре года назад. Губы Сону складываются в маленькую «о». — И с тех пор… — он поджимает их тут же, пытаясь, впервые на памяти Юнги, действительно пытаясь подобрать слова, а не выпаливая первое, что приходит в несносную голову. — С тех пор ты… — Любил ли я кого-то после? — догадывается Юнги, замечая короткий кивок. — Да. Чувствуя, как с груди начинают соскальзывать пальцы. Перехватывая их своей ладонью и оставляя на месте, прижимая крепче к гулко бьющемуся сердцу. — Полюбил вот на свою голову одного своенравного паренька. Бледные щёки Сону так стремительно вспыхивают красным, что Юнги даже не сдерживает поражённого смешка. Темнота чужих глаз прячется под чёрной чёлкой, когда Сону смущённо опускает голову. — А я-то думал, что ты всегда такой напористый и наглый. — Мне, кажется, вкололи сегодня что-то не то, — ворчит Сону, отмахиваясь и пытаясь вытянуть свою руку из ладони Юнги. — Мне двадцать шесть, Сону, — качает тот головой. — И ты в меня вляпался. По самые уши…***
Когда следующим утром в клинике оказывается мама Сону, Юнги уже отпрашивается домой под расписку Джина и несколько шуршащих купюр в кармане врача. Не то, чтобы он избегал взрослой женщины или не хотел бы получить благодарность за очередное спасение её сына, но пока он искренне не знал, как смотреть ей в глаза. И как рассказать о том, что происходит между ним и Сону? Стоит ли рассказывать о таком вообще или, может, нужно потерпеть немного до восемнадцатилетия? Волнуясь больше даже не за себя, а за Сону. Недооценивая его в который раз… — Я знал, что ты однажды заберёшь у меня ключи, поэтому, перед клиникой, я заглянул в мастерскую, — раздаётся в квартире голос Сону тем же вечером; Юнги шарахается от плиты, едва не роняя кастрюлю с лапшой себе под ноги. — И был, чёрт возьми, прав! — Сону, какого… — Вкусно пахнет! Что готовишь? Так и оставшись с открытым ртом у плиты, Юнги наблюдает обезоруженно за тем, как Сону откидывает свои кеды к закрытой входной двери, бросает на тумбочку ключи, с прикреплённым к ним брелоком из магнитного куба, и, закатывая рукава, стремительно движется в кухню. — Готовил рамён, — выдыхает Юнги, всё ещё не веря своим глазам. — Надеюсь, там хватит на двоих, — деловито хмыкает Сону, включая в раковине воду и брызгая на ладони средство для мытья посуды. Юнги, забывая о кастрюле, бурлящей на плите, наконец, отходя от шока, расплывается невольно в улыбке. Сону, словно у себя дома, стаскивает с плеча его полотенце, чтобы вытереть мокрые руки. Смотрит буднично и так легко… — Я рассказал маме обо всём, что произошло. И предупредил, что переночую у тебя, чтобы она не искала меня с утра. В желудке Юнги что-то лопается, отдавая острой болью в под дых, но Сону, отвлекая его щелчком выключаемой плиты, лишь ухмыляется, довольный производимой реакцией. — Расслабься, мистер Мин, — фырчит Сону, вешая обратно на его плечо полотенце и подмигивая, — я просто сбежал, как и всегда. Он смеётся тихонько, но так очаровательно, что звук пробирается Юнги под кожу. Заставляя вновь улыбнуться тоже, пока Сону, расслабленно выдыхая, падает на барный стул и упирается локтями в стол, укладывая острый подбородок на сцепленные пальцы. — Ну так, что? — клонит он голову в сторону, сверкая чернотой снова хитрющих и ясных глаз. — Позаботишься обо мне, Юнги? Их улыбки сталкиваются пока только на расстоянии…