О времени, о косплее, о любви. Парабола

И снова такси, и уже окончательно павшая на дорогу ночь. Но гуще темноты вокруг была только мгла внутри меня – сгущенная всеми невероятными событиями этого дня, она клубилась во мне, провоцировала на мысли, заставляла сомневаться чуть ли не во всем. Я даже потрогал украдкой ручку двери – холодная, гладкая, стальная – чтобы убедиться, что это все взаправду. Могло ли случиться сегодняшнее знакомство? Мог ли я вообще поехать на этот фестиваль? Провернуть такую аферу с проникновением? Поссориться – никогда доселе не повышая голос и переживая все внутри себя – с охранником? Посидеть в кафе и ощутить запах ее волос и губ? Наконец, отвезти ее домой – точнее, в отель, но от этого не легче? Я посмотрел на Машу. Она мечтательно смотрела в окно на мелькающие всполохи фонарей и фар, будто не было на свете ничего интереснее… Впрочем, а куда еще смотреть в машине вечером? Я перевел взгляд на встречные всполохи огня и снова задумался. А какую помощь я могу предоставить Маше? В отличие от Годзё из "Фарфоровой куклы", я никогда не шил и не смогу починить Маше одежду или сделать шикарный наряд буквально из ничего. Украшение сделать тоже я, боюсь, не мастак. Про прически лучше промолчу – я и со своей-то шевелюрой не особо справляюсь. Я повернулся, и в кармане зашуршало – похоже, флаер из ресторана. Может, она хочет меня поставить раздавать флаеры? Не о ней лично, конечно, а о фестивале – выдаст стопку флаеров, и буду я стоять…приставать к людям посетить фестиваль. Ну и жуть. Да и не стала бы она так заранее везти меня за флаерами. Может, ей надо помочь сделать флаеры, чтобы за ночь их отпечатали? Это вполне реально – но откуда ей знать, увлекаюсь я дизайном или нет? Вроде я такого не говорил, а доверять первому встречному нарисовать флаеры…или говорил? В конце концов, Маша может действительно нуждаться в помощи, даже если там какие-то мелкие правки – цвета поправить, шрифт подвигать. А если что-то серьезнее – под руками всегда верный мобильник, что-нибудь да найдем. – Приехали, Костя! – тронула Маша меня за плечо. Мы вышли у, надо сказать, не самого последнего отеля нашего города. Не махина Президент-отеля напротив администрации и не разукрашенная под чудную смесь хохломы и арабской вязи элитная гостиница при монастыре за рекой и горой, но это был именно отель, а не хостел или переделанное наспех общежитие. Тут было даже крыльцо, у которого на заботливо подстеленной картонке стояли какие-то коробки. Маша открыла дверь из машины, но я оказался быстрее. Стукнувшись второпях лбом о потолок, едва не оторвав ручку двери, я выбрался раньше и подал Маше руку. – Спасибо, конечно…но такой энтузиазм все же чересчур. На сей раз я расплатился с таксистом, и машина умчалась, почти сразу скрывшись за поворотом. Я обернулся – Маша уже стояла у крыльца. – Маша – подошел я к ней, желая сразу сказать все без утайки – Я не очень сведущ в дизайне, но я готов помочь всем чем смогу. Я не работал с дизайном, но Фотошоп, если надо, могу быстро освоить, я уже пробовал делать открытки... – Погоди, Костя – чуть нахмурилась Маша – Ты о чем сейчас? – Как о чем? Тебе же нужна была помощь, вот я и готов – с молодцеватой исполнительской улыбкой сказал я – Я понимаю, сроки поджимают, но не есть и не спать готов, вот тебе зарок. – Ладно уж, Костя, не так и много у меня коробок… Коробок? Да, за Машей стояли три коробки. Среднего размера, метр на метр, обыкновенные белые коробки, перемотанные розовым скотчем с надписью «Реквизит». «Ну и осел же я» – осел я на землю. Конечно, не осел, но ощущение было именно такое – надутое бреднями сознание лопнуло, оставив голую, неприкрытую реальность. – Извини, Маша – сказал я, едва удержавшись от поклона – Я неправильно все понял. – Брось, Костя – ободряюще улыбнулась она мне – Я сама виновата, что не сказала заранее. Просто они большие и тяжелые, а мне реально не к кому обратиться. Вроде бы логично…но что-то все равно царапает душу, будто я провалился за некую грань сна и яви и не попал толком ни туда, ни туда, и все происходящее путается. Вот и Маша – улыбается, но глаза у нее какие-то странные, точно она все раздумывает о чем-то, на что думает решиться, и лицо ее от этого стало немного незнакомое, будто такой я не видел ее раньше. Впрочем, это уже мое параноидальное сознание разыгралось, конечно же. Присев и крякнув, я обхватил коробки как родных. Ошметок розового скотча чуть не пристал к моей куртке, но Маша вовремя оторвала его. «Совсем не тяжелые» – думал я, проходя к крыльцу. «Тяжелые, но терпимо» – думал я, проходя по широкому вестибюлю мимо низких кремовых диванчиков с кофейными столиками. – Молодые люди, лифт, к сожалению, не работает – заметил не особо сожалеющим тоном бородатый менеджер, но не швейцар и не носильщик. «Тяжеловато все-таки» – думал я, проходя на пожарную лестницу и едва не оступившись на стесанном от времени порожке. «Тяжело, но надо терпеть» – уже я не очень думал, а скорее ощущал всеми мышцами, ибо не приходилось столько идти с тяжестями с сентября, когда отец велел съездить на электричке на дачу и забрать шесть кило поздней картошки. – Извини, Костя, я не знала, что лифт сломается. Давай я возьму хоть что-нибудь? – на третьем этаже Маша, которую от меня скрыли коробки, протянула руку, но я чуть отшатнулся, качнулся и едва устоял. – Не…не стоит – постарался как можно хрипеть я, но Маша уже взяла верхнюю коробку и открыла ее. Раздался треск скотча, скрип картона – Маша доставала явно что-то громоздкое. А вот звук отрываемой липучки…неужели она решила это надеть? Я приставил коробки к поручню лестницы, выглянул из-за них и обмер. Передо мной стоял ангел. – Нравится? – сказал ангел голосом Маши. – Ааагхх…ну да. – Только никому не говори – зачем-то прошептала она и подмигнула – Крылья я еще подумаю, под какой образ использовать. Думаешь, мне пойдет ангелочек Габриэль? – А… – Или все-таки… – задумалась на секунду и тут же хлопнула кулаком по ладони Маша – О, Риас Гремори мне могла бы пойти? Только краски надо найти и подкрасить их черным? Поможешь? Боюсь, тут работы на полночи. – Э…ну я да, готов… – Шучу – усмехнулась Маша, зачем-то легко хлопнула меня по спине и пошла дальше наверх. Мне оставалось только подхватить коробки и карабкаться по ступеням за ней. Номер оказался не так уж и высоко, после внеплановой остановки на лестнице дошел уже быстро. За типичной матово-белой дверью скрывался, как ни странно, почти полноценный номер – слева от входа была ванная, дальше по коридору была гостиная. Там можно было развалиться на неожиданно новом, хотя и выглядящим старым плюшевым диване перед телевизором, а слева виднелась дверь в спальню. Я все-таки не удержался и поставил коробки у дивана с ощутимым грохотом. Маша, хотя вроде бы не несла ничего тяжелого, тоже с явным облегчением села на диван. – Фух, все-таки тяжела доля ангела – философски заметила Маша и улыбнулась мне – Как ты? – Нормально. Только… – Только что? – Маша, казалось, знала вопрос, какой я хочу задать, но ждала, пока я выскажу его вслух от себя. – Разве это все? – ляпнул я неожиданно. Маша фыркнула, с трудом подавляя смех, я зарделся, но, прежде чем успел объясниться, она лукаво спросила: – А что, тебе хотелось еще что-то потаскать? Или сделать? – Ну… – я отчетливо замялся. Вроде бы и на пустом месте все возникло, из ляпа – но ведь и ляп из чего-то происходит. А ведь действительно что-то шло не так, я это чувствовал, только не мог понять, моя ли то вина, моя ли дурная голова все так видит. – Думаешь, – неожиданно села с ногами на диван и, склонив голову, стала наблюдать за мной Маша – между нами осталась какая-то недосказанность? – Даже не знаю…Вроде и не должно было ничего такого быть…Просто я немного не могу принять в толк все сегодня происшедшее – все с тем же краснеющим лицом неожиданно для себя признался – говорить так говорить! – я. Маша сменила позу и стала смотреть на меня прямо. Кажется, целую минуту она смотрела на меня, точно пытаясь высмотреть во мне нечто потаенное, что всегда сокрыто от других. Не знаю, чем все закончилось, но внезапно она щелкнула пальцами и достала из сумочки наушники и старенький медиа-плеер. – Да, пожалуй, мы ведь можем и не встретиться больше – просто, без малейших намеков сказала Маша факт. – Возможно – осторожно заметил я. – Тогда, конечно, следует убрать всю недосказанность, снять барьер, как думаешь? – Ну…да? – Хорошо. Тогда, пожалуйста, послушай пока, а я отойду, подготовлюсь – Маша вручила мне наушники – Только смотри лучше в окно, так музыка будет чувствоваться лучше. Я надел наушники, отвернулся к окну и включил плеер. На нем оказалась прославленная «Богемская рапсодия» Queen. Конечно, я слышал эту мелодию много раз – вплоть до рекламных роликов по телевизору. Но совет Маши, как ни странно, сработал – чем больше я магнетизировал взглядом окно, за которым скрывался бесконечный поток машин проспекта, хаотический океан холодных огней фар и теплых огней жилых квартир и домов, тем больше песня раскрывалась в голове, охватывая весь этот мир. Балладе вторили гудки машин, гитарному соло будто подпевали столующиеся в выходные на проспекте музыканты, опера вдыхала жизнь в темные дома, а на хард-роке машины, музыканты и дома слились воедино, и стало ясно, что никого – Повернись, Костя – ласково позвал меня голос сзади. Я обернулся – и краснеющее лицо быстро начало белеть. Маша стояла передо мной. Голая. Абсолютно голая. Обнаженная. Нагая. Ее большие груди, покрытые веснушками, были еще влажными после душа и мерно вздымались и опускались, точно Маша пробежала кросс. Внизу живота светлый пушок треугольником охватывал ее…ее… – Понимаешь, Костя – сказала она все тем же ласковым голосом, от которого мой голос застрял глубоко в связках (но и ее голос то и дело дрожал) – Ты хороший человек. Ты смотришь на меня и видишь не Марин Китагаву, не Пауэр и не Химицу – ты смотрел их всех, но видел меня. Но ты должен увидеть всю меня. Ради меня…ради себя. – Маша – обморочным голосом хотел я сказать…хоть что-то сказать, но Маша жестом попросила дать ей продолжить. – Ты видел мои стримы? Хотя о чем я…Но я никогда не говорила – думаю теперь, зря – что косплей совсем не про вживание в другого? Косплей – это уметь слушать свое тело, понимать его, не вестись на чужие речи. Только владея своим телом, ты можешь овладеть чужим, пусть и только в костюме… – Поэтому, – продолжила она – Я слушаю свое тело. Тело всегда подскажет, всегда направит, всегда…за тебя. Но – улыбка Маши стала напряженной, точно она готовилась к самому важному – тело нужно слушать и другим людям. И не только слушать свое, но и видеть чужое. Теперь между нами не осталось недосказанностей, барьеров – и ты можешь наконец увидеть настоящую меня, неприкрытую. Мне неловко, правда, но ты уже многое сделал, тебе нужно сделать лишь один шаг, чтобы… В моей голове, враз обратившейся ледяной пустыней, вышла только одна четкая, но горькая как хина мысль. Но поступить иначе я не мог. – Прости, Маша – я говорил и ненавидел себя – Я не могу и не хочу бесчестить тебя своим взором. Я ужасный человек, который украл деньги, чтобы встретить тебя. Я был неправ – всегда. Я не должен был заходить в номер. Я не должен был подходить к тебе. Я не должен был приходить на фестиваль. Я не должен был… – Костя… – протянула ко мне руку Маша, но я дернулся как от тока. – Прости меня, если можешь. Обещаю, я никому и ни за что не расскажу об этой встрече – обернулся я и вышел. *** Не помню, как я вышел из номера. Из коридора. Из гостиницы. Как шел по проспекту, уже опустевшему и беззвучному. Как шел по переулкам, чьи дома уже погасли. Луна летела меж туч. Деревья на темной аллее еще роняли дождь. Наконец я вышел к мосту через реку. Старый мост, ныне служивший в основном пешеходам, тем не менее был достаточно высок, чтобы не видеть внизу ничего, кроме тьмы речной дали. Белели в ней только звуки – смутное бурление воды и редкие крики выпи. Я, не помня себя, начал бросать камни. Странным образом это успокаивало – один камень, второй, третий исчезали вдали и, на миг расцветив даль, исчезали. «Знаю, мне надо бежать куда-то, Но куда — не знаю. Знаю, мне что-то необходимо сделать, Но что — не знаю...» Я взглянул вниз. До чего же привлекательна тьма, когда внутри не осталось ничего…Хочется заполнить пустоту…нет, собой заполнить…нет, раствориться во тьме и не чувствовать более ничего. Ничего, ничем и никогда. Вслед за еле слышными плесками в гуле речной струи послышался чуть более громкий. Ему удалось продержаться целых две секунды, прежде чем померкнуть в ночи. «По какой дороге бежать? Скажите! Скажите! Научите меня! Объясните, что делать! О! Дно замерзшей реки, Как огонь, обжигает До боли! До боли! До боли!»