Земля, из которой ты взят

Джен
R
Завершён
13
автор
Сывершил соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
13 Нравится 7 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
он бы знал сколько времени прошло. она шептала ему в уши и дарила утешение она была рядом и он снова чувствовал её опеку её защиту и близость и как будто снова нашёл опору. он не просил но она приняла его отчаяние за просьбу. и если тот другой должен утратить что-то невосполнимое то это «что-то» станет чужой жизнью. она собрала его желание из земли и его собственных костей потому что поняла так как могла только понять. и тогда он умер и стал её частью и он не просил ничего но она решила исполнить желание Копай, Дьюд. Копай. Долби землю лопатой — под ней всё равно ничего нет, быть никого не может, будь уверен, ты сейчас никого там не найдёшь. Не может же мертвец ходить среди живых. Ты идиот, придурок с разыгравшимся воображением — докажи. Раскопай. Посмотри, что нет там ничего. И быть не может. Только всё равно бьёт изнутри, стучится, тянет больно и тошнотно; запах голову кружит. комья сыпятся прямо в открытые глаза и он не смаргивает потому что больше не может и она заползает прям в глотку она везде и заживо жрёт и земля сыпется и он так глубоко и за шиворот комьями Всё с самого начала было неправильно. Когда я смотрел на Понка, притихшего за столом и пусто наблюдающего за остальными, я думал, что что-то не так. Он не так смотрит, не то говорит и не так выглядит — с ним всё не так, а ещё ты, Сэм Дьюд, сегодня дёргался от шорохов за спиной, не спал всю ночь, а под утро ещё и напился, потому что тебе без причины невыносимо страшно в пустом доме одному. Не порть праздник людям и выдави из себя, наконец, хоть слово. Я и пытался: там было светло и тихо играла музыка, все что-то говорили и я их тоже слушал, Ханна выторговала у меня, чем я сейчас занят — у меня стройка, — ребята что-то пили. Всё было хорошо и всё было не так. У меня — у любого — есть все причины считать, что в последнее время нельзя верить никаким моим чувствам. Какое уж тут здравомыслие: у меня нервы, я злой, и ещё я всё-таки пьян. Но сейчас в голове, к сожалению, ясно, и я не чувствую в крови ни капли алкоголя. Только ужас. Где ж в этой подсобке блять лопата? и крик такой громкий но никого нет а потом кости наружу лезут и земля земля падает прямо за шиворот земля забивает нос которым уже не дышат земля падает Лозу боятся все. Её нельзя не бояться, если у тебя осталось в голове хоть что-то кроме её пор. Я видел лица Анта и Ханны, когда Бэд крикнул про побеги этой твари — так смотрят помилованные смертники, которым снова накинули петлю на шею, уже потяжелее, уже потуже. Дети Лозы были в ужасе. Я был в ужасе. Даже тот мальчик — не помню — притих. Как отреагировал Понк? Да никак. и страх удушьем меняется и болью потому что лезет внутрь и жрёт заживо а земля забивается в нос и в рот и в глаза сыпется и её так много и так больно потому что внутри красное расцветает и жрёт и она сжимает органы и рвёт Ноги почему-то слабые-слабые. Мне кажется, я не успею. Я даже не знаю, куда я должен успеть, я... я выдумал бред, который мне нужно проверить. В груди ноет — ещё ведь ничего не случилось. Ничего и не может случиться, Дьюд, придурок. Чего ж ключи достал? Я знаю, что Лоза такое. Спускаться к этой твари добровольно — смерти подобно. Просто не могу идти ровно, спотыкаюсь как попало и хватаюсь за стены, хотя ничего тут трогать, я знаю, нельзя. Я и в первый раз бы, может, спотыкался. Но тогда за спиной шикали Ант и Ханна — что такое, Сэм, приди в себя, Сэм, мы не можем застрять у входа. Да как ты вообще можешь бояться, Дьюд. Это ведь ты. Ну? Я много чего боюсь. Я боюсь того, что заставляет людей убивать тех, кого они знали; я боюсь того, из-за чего у меня на руках шрамы собственных зубов видны отчётливее некуда — а сколько с тех пор прошло? Вот в чём дело. Лоза пробирается тебе прямо в голову, и больше ты собой не управляешь. Возможно, никогда. Думаю, они меня успокаивали, потому что как раз они про это знали лучше всех. Сейчас меня этот спуск в склеп Бакета пугает ничуть не меньше. Фонарь погано моргает и освещает лозы отвратительным сумраком, я даже почти не вижу, куда иду. Тварь обжила катакомбы и точно не будет рада гостям — а я ничего и не смогу против неё. Что у меня? Лопата. Как ты умён, Дьюд. Как умён. К могилам, вроде как, направо. Через маску дышать тяжело. Костюм как давит — и есть чувство, что он меня не спасёт. лезет под одежду под кожу а сверху земля сыпется прямо в рот она такая кислая и дышать от неё тяжело всё темнее и не страшно а только хочется чтобы всё закончилось и так так так так жаль ужасно жаль и не стоило совсем не Я говорил им, что под землёй нет ничего хорошего. Я говорил, что здесь происходит что-то, что просто не может закончиться хорошо. Что Паффи мы не поможем, если размуруем эту… это… это нечто. Я обещал изолировать вход в склеп, я присоединился к Анту и Ханне с их идеей нести караул — потому что Бэд, я знаю, не уймётся. И когда я согласился, я вот ещё о чём думал. У Понка было две руки. Так странно-страшно откидывать первую лопату земли. Он держался в стороне. Был странным весь вечер, как не в себе. Как будто это и не он вовсе, а так, натянутый на деревянную куклу костюм. Он и говорил-то едва — не со мной, со мной есть все причины молчать. Но другие — с каких пор Понк держит язык за зубами, не перебивая всех, кого видит, и с каких пор никто не видит ничего, что вижу я? Я же ведь не сумасшедший. Я пьяный, да, меня параноит — но руку-то придумать не мог! Это его молчание, перепачканные в земле ботинки — он не спускался с нами, твою мать! — рука, чёрт её дери; люди не отращивают руки, это ненормально. И запах. Резкий медный запах, который у подвала я чувствовал всё сильнее. Чем дольше мы с Ханной и Антом грызлись с выводком Бэда, чем больше друг друга обвиняли — тем отчётливее он становился. Медь и земля. С чего бы ему там быть, а? сыпется за шиворот в глаза и падает сверху комьями сырая и пахнет медью не медью железом кровью откуда кровь земля засыпает рот Копать в полумраке могилу человека, который даже не умирал, который ходил по земле вместе с нами — это апогей. Это то, что я делаю. У меня стучит сердце и горло сжимает тревога. Мне кажется, я умру. Мне кажется, я уже умираю — это агония. Это неправильно, это, чёрт возьми, истерика, и я ей потакаю. земля падает сверху и вот она могила даже без гроба во рту земля в носу везде и красное Я даже останавливаться не собираюсь. Дайте мне пощёчину. земля сверху падает комьями сыро прямо в глаза сыпется рыхлая мерзкая почему Ант занял меня с головой — давай, говорит, изолируем территорию. Выставим охрану, чтобы особенно фанатичные или любопытные не выпустили то, с чем мы дело иметь не хотим. Успокойся, Сэм, и подумай о важном. Ты ведь человек дела. Ты сможешь. Хорошо? Я просто придурок, Ант. Я залез в склеп добровольно и без причин рою землю. Ты на моё здравомыслие рассчитываешь, приятель? земля сыпется в глаза не знаю руками или лопатой сыпется так больно и страх уходит потому что это слишком и жаль а земля во рту и кричать не получается она сыпется Я надышался. Наверное, в этом дело. Вот почему брежу так и почему-то верю, что Понк — Понк, который сегодня с нами ходил, говорил, которого я трогал — мёртв и закопан. Здесь. Уже плохо вижу, где копаю, на самом деле. Свет неровно сеется по поганому воздуху: всё мерцает алым и как будто движется. Тени ползут — как они, блять, ползут? Потому что огонь моргает. Такая вот у меня лампа. Успокоился и копай. Быстрее вбей в дурную голову, что занят идиотизмом, поднимись наверх, отмой всё тщательно, а ещё лучше — выбрось одежду в костёр. Забудь. Уймись. Займи себя делом, Дьюд, ёбаный ты придурок. Понк бы смеялся, знай он, что я делаю. Я бы очень хотел услышать, что бы он сказал — своим обычным, пожалуйста, язвительным голосом. Он приходил к моему дому и мы поговорили. Но плохо. Плохо! Эта Лоза! Запах земли и меди тяжело висит в склепе. Он давит так, что, кажется, присмотрись — и ты его даже разглядишь. Душно. Вязко. Что я делаю, блять?.. земля сыпется Там никого нет. прямо в глаза и они открыты и больно Нет. И быть не может. Я должен изолировать вход. Что я делаю по факту? Правильно. То-то и оно. Мне нельзя пить, на самом деле — я становлюсь вот этим, которое сейчас. Но как от Анта домой добрался, глотнул; столько, сколько мог на одном дыхании выпить. Меня трясло, и я шарился по дому, как пьяный — я и был, мать его, пьяным. И не мог найти ящика с инструментами. Его не было — ни на месте, ни в углу, ни у входа — нигде. Плюнул. Начал собирать, что мог найти. Из рук сыпалось. Никак не мог сообразить, что нужно притащить. Я изолировать собираюсь, да?.. Я думал, что мне нужно выпить. И знал, что, если приложиться сейчас ещё и ещё, как хочется, Ант меня не дождётся. Дом давил. Стены как сдвигались, и нависали всем весом, и давили. «Я не могу», — думаю, — «не могу, просто не могу». Надо вернуться и работать, а Сэм Дьюд, сука, «не может»! — Понк? Сердце у меня сжалось до боли очень даже по-настоящему, когда я увидел его фигуру там, в окне. Он шёл к дому с улицы. Это было... обычно, это выглядело нормально, но ему нечего было делать у моего дома. Я подумал, что чудится — и, не выпуская этой мысли из виду, вышел на порог. — Барахла набрал, управился, — даже ещё не дойдя, он кивнул мне на сумку с таким взглядом, каким он мог смотреть, когда ещё на себя был похож. — Куда собрался-то? Не хватило, что ли? Спать ложись уже. Помню, что перемкнуло. Прорвало. — Я куда собрался? Вы куда собрались! И в общем-то я просто орал. — Или понравилось, как в прошлый раз было? Вы с ума сошли, или я, я не пойму, Понк, какого хрена вы вообще выдумали, какого хрена ты явился, тебе Бэд что-то сказал? Сам придумал? Раньше, если виделись, я боялся с ним говорить. Держался так, чтобы ни словом, ни взглядом не выдать, что случилось — я боялся его спровоцировать, напомнить снова. Но его всегда прорывало на крик. Понк никогда сдержанным не был — ожидаемо, привычно. Ему бы в ответ заорать — и я бы поверил, что он в порядке. Но он сделался до боли серьёзным, и голос у него стал тихий-тихий. Спросил только, неужели я боюсь. Я сказал, что да, блять, мне страшно, любому нормальному человеку будет страшно, и что я сегодня же спалю всю комнату Лозы и заколочу грёбаный проход, чтобы никто, ни единая живая душа не лезла к этой твари. Жечь мне было, на самом деле, нечем. Но я очень хотел, чтобы он меня услышал. Чтобы не ходил мёртвой куклой. — Травиться лишний раз, Сэм? — он вдруг поднял взгляд на меня, смотря явно, прямо, и я впервые за день увидел его глаза. Очень усталые. Живые. — Я всё равно уже всё сделал. — Чего? Он начал говорить, что там тихо. Что там пусто — там никого нет и он никого не слышит. Что Лоза шепчет — но это не страшно. Что он сам справится. Он говорил бред, он порол чушь, он начал рассказывать, что он видел сны, а я стоял и ни хуя не понимал; снова заорал — уже потому что испугался за него. — Ты, блять, издеваешься что ли? Ты дышишь вообще?! Понк! От тебя этим склепом сраным несёт за семь футов, ты весь в хрени какой-то и стоишь тут, что ты несёшь-то, я?.. — я схватил его за плечи и встряхнул. Странно, но Понк не дрогнул даже, не отвернулся. И был ужасно холодный — а меня колотило от ужаса. И… и я вдруг понял, что плечи у него не шевелятся при дыхании. — Ты когда промёрзнуть успел? — голос меня подвёл. Истеричка, честное слово — только мне не стыдно за это было. Понк сделал шаг назад. Плечи у него первый раз за весь разговор поднялись и опустились. Как марионетка. Нити обрезали. — Успокойся и не кричи, Сэм. Ты пьяный. — Рука-то у тебя, — а у меня голос пропал. Мне страшно было прикоснуться. До одури. — Откуда, что с ней, Понк?.. — Она болит. Иди спать. Он был неуютный. Он как будто болел. глаза в открытые глаза он не моргает и земля везде она сыпется в рот и не имеет вкуса потому что мёртвые не чувствуют и лопатой сверху набрасывали ещё и ещё На руках мозоли — давно в руки лопату не брал. Интересно, что скажут Ханна с Антом завтра. Я даже это обратно зарывать не собираюсь, хватит этой дури. Я итак уже почти всё. Я только ещё копну, и... С чего это ты, Сэм, всё? Штука в чём — следующее, что я помню, это как я сижу за столом. И больше в голове ничего о том, что было с Понком дальше. Я ничего не помню. Как с попойки очнулся. У меня сердце билось очень сильно, и изнутри сжирала тревога, что Понк сказал что-то очень странное. Что сказал? Понятия не имею, сейчас в голове так же пусто, как тогда. Я сидел в доме с открытой дверью один, на столе был только полупустой стакан — с водой. И крошки земли. Земля, земля — грёбаная земля. Тогда я и вспомнил, что там, внизу, одна из могил была свежей. Собирался заново уже почти в лихорадке. Мне не хватило. Мне казалось — мне кажется — что я что-то упустил, сказал что-то не то — и теперь больше не услышу чего-то важного никогда, но на улице Понка уже не было. Его нигде не было. Как шёл туда, к Анту — чёрт его знает, меня волновало только одно. С выкормышами Лозы Понк тоже говорил невпопад и смотрел сквозь? Ант пустил, спросив, кто пришёл. Он, кажется, был даже рад мне — похвалил, сказал, что держу себя в руках. Это даже близко правдой не было, но я засунул свои нервы в задницу и, унимая дрожь в руках, начал выкладывать инструменты из сумки. Ант спросил, как я — спиздел, что нормально. Тогда он сел возиться со своей одеждой дальше — молчал, но был такой спокойный, такой... расслабленный, что около него было легко поверить, как будто всё хоть ненадолго в порядке. Ант, на самом деле, не плохой. Он меня скормить Лозе пытался. А сегодня из истерики напару с Ханной вытаскивал. Про Фрэн говорил. Что хорошо всё будет. Что он всё сделает, и что я всё сделаю. Значит, можно эту погань вылечить. Значит, может, Понк только потому чушь несёт, что болеет этой дрянью? Каким он был, когда прибился к их секте, я не знал. Я ничего о нём почти не знал, когда мы виделись-то — у меня заново поднималась паника, и поэтому я задал Антфросту вопрос про Понка сейчас же. Не я ведь один вижу, что он притихший? Так? — Тихий? Ха, — Ант дёрнул усами, глянув на меня, а потом продолжил пришивать капюшон. — Затыкался бы хоть иногда. Вот приходил, мозги выел. «Пойдём» да «пойдём». «Чего тебе эта одёжка далась, всё боишься», — кот фыркнул. — Как будто мне в первый раз его с ушей снимать. — Когда это?.. — Да только выгнал. Не попался тебе? Почти час с ним провозился. В этом грёбаном склепе холодно. Земля успела слежаться, что ли — лопата уже тяжело входит в комья земли, совсем не так, как сначала. Или у меня руки дрожат. Не мог же Понк быть здесь, не мог Антфрост с ним разговаривать, если Понк тогда же стоял у меня на пороге — я его трогал, мне ведь не чудилось. Он пах землёй и медью. Он говорил мне не идти сюда. Он как будто собой не был. падает Анта я выгнал. То есть, как — мы с ним ещё посидели, он помог сделать разметки для креплений. В Бакета он, конечно, не верил — когда я заново начал говорить о нём, Ант молчал, а потом осторожно заметил, что Лоза может влиять на людей, даже если её не касались. Может, не хотел обидеть, вот и не сказал прямо «пейте с Бэдом меньше, Сэм». Но я-то знал. Я сказал ему, что пробуду здесь всю ночь, и просто послал его спать. Горло сжимала тревога; там, внизу, было это, шепчущее прямо в уши, и оно не боялось никаких стен. Паффи была с этим один на один — я не знаю, что с ней стало. И мы выбрали сделать всё, чтобы она была единственной жертвой; не искать больше, не спускаться самим и не дать это сделать Бэду и попавшим под его влияние. сверху утрамбовывают чтобы точно не выползти и кости как наружу тащат так больно страшно страшно страшно не стоило Здесь не должно никого быть. Здесь не может никого быть. Я знаю. Даже дети Лозы сейчас её боялись. Она не для людей. Не для живых. Но я всё вздрагиваю, что вот-вот слабый свет выхватит силуэт. Бакета?.. кого-то из сектантов? Понка? Не дай, блять, бог. Я знаю, что руки у людей так просто не отрастают, он не ящерица ведь. К Лозе полез? Плохо, Сэм, невпопад — Понк не идиот, чтобы просить что-то у этой твари. Он знает, что она может. Он её видел. Под штык коряга попалась, что ли. Лопата упёрлась во что-то. Фонарь в яму и не светит толком. Вижу, что тёмное. И штык в чём-то влажном, он как будто... Я попал на корень? закапывают заживо Мать твою. Я бросил лопату. Кинулся разгребать землю руками. Когда Понк просил поговорить, я не хотел его обижать — только чтобы он перестал ковырять старые раны. Немного вытащить. Когда я... Я не хотел выгонять — он сам ушёл. А пахнет землёй. под ней А пахнет гнилью. внизу Это не корень. Я знаю, как мёртвые чувствуются. т а м Обрывки ткани — что-то цветастое, что-то в грязи и влажное. Здесь вся земля, чёрт, влажная. В грудь ударяет — один раз, и расходится по рёбрам очень тяжело, очень больно. Выдёргиваю тряпку, чтобы рассмотреть — и тут же выбрасываю, потому что нет, потому что этого быть не может, потому что это я больной и это я сам себе всё наврал. Не может — ты землю-то смахни, Сэм, у тебя под руками ведь не... ты откопал ведь не... Поганый фонарь ни черта не светит в яму, но я всё равно всё вижу. Кожа у него серая. Вся в земле и в побегах. Лоза жрёт мертвецов — и его начала. кого забрала не отдаст Глаза распахнуты. В открытый рот — как кричал — земля набита. навсегда потерянное Ебать. Блять. Нет. Нашёл.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.