Хогоин

7 лет спустя. После жарких, страстных поцелуев и хорошо проведенного личного времени, осталось приятное тепло, расползающееся до самых кончиков пальцев и витающий в воздухе запах слияния двух тел. Осаму лежал, уткнувшись носом в бок Чуе и обвив его талию руками. Он крепко спал. По дому причудливыми тенями танцевали силуэты пламени догорающей свечи, а из-за приоткрытой на веранду двери доносился шум плескающихся волн. Одним словом, спокойствие. А Чуе всё не спалось, хоть никакой тревоги он не чувствовал. Взгляд скользнул по обнимающему его Дазаю. Чуя осторожно, чтобы не разбудить, кончиками пальцев прошелся по кудрявой голове, ласково поглаживая волосы. Его движение было наполнено бесконечной нежностью, и… любовью. Он долго не мог произнести эти слова. Когда они, глупые подростки, начали жить вместе, сразу после того как официально покинули мафию, у них часто возникали ссоры, заканчивающиеся хлопаньем дверью, разбитой посудой и перевернутой мебелью. И, конечно же, глухими рыданиями в подушку. Нет, серьезных причин для ссор не было. Лишь недопонимания, тяжелые характеры, желание контролировать всё и вся, да и мелкие бытовые склоки. Много «вклада» принесла и ревность, особенно со стороны Осаму. Чуя понимал, что жить с самым юным якудза будет сложно, но не представлял, насколько. Накахара практически сразу наладил контакт с Акайо – его лучший друг детства заслуживал знать, куда тот запропастился. Он не мог рассказать всё в деталях, но в общих чертах очень даже. Чуя часто пропадал с ним, играя в покер, видеоигры… Ему нравилось чувствовать себя обычным, без напоминания о недавних событиях. Осаму же сильно ревновал. Чуя понял, что Дазай нуждался в нем гораздо больше, чем хотел это показывать. Они вместе прошли через все ступени посттравматического синдрома: ох, и не пересчитать, сколько раз Чуя просыпался от дергающегося из-за кошмара Осаму, который не мог ничего поделать с неконтролируемым тремором или обнимал его за спину, пока тот, скрючившись на полу в ванной, сжимал окровавленное лезвие и, содрогаясь от рыданий, извинялся, что не мог переступить зависимость от боли. Чуя понимал. Он за эти годы стал самым понимающим человеком в мире, и, черт возьми, самая большая ссора с Осаму не могла заставить его отказаться от возлюбленного. Ведь, несмотря на все тяготы, счастливых, самых лучших моментов в его жизни было гораздо больше. Однажды, Чуя, заехав в Йокогаму, решил навестить Хироцу. Мужчина казался помолодевшим и хорошо устроился на месте Босса, контролируя дела без излишней жестокости. Казалось, будто в его взгляде что-то поменялось – или это был необычный красный отблеск, который Чуя принял за освещение… Хироцу их с Дазаем полностью обеспечивал, присылая раз в месяц такие суммы, что глаза на лоб лезли. Они, в принципе, могли себе позволить ничего не делать до конца жизни, но особо роскошно жить они не привыкли, а вот скука знатно била по мозгам. Чуя даже образование получил, образование… педагога. Неожиданно? Да, для него тоже. Это было спонтанным решением. Чуя посчитал, что это самая простая возможность получить корочку, чтобы если что быть независимым от Хироцу. Года так через три после начала их сожительства, Осаму наконец стал ходить на психотерапию. Вероятно, на него так Мори повлиял. Чуя своего отца навестил всего пару раз. Не то, чтобы он скучал, вовсе нет – хотел лишь убедиться, что память внезапно не вернулась. К счастью, так и было. Этот Огай – милейший человек, который был далек от врачевания и большинство своего времени проводил за вышивкой под присмотром доброго психолога Фукудзавы. Он сочувствовал Чуе. Его просветили насчет их родства, и он искренне извинился: – Не думаю, что я был хорошим отцом. Извини, что вообще тебя не помню. А вот Дазай приходил к нему регулярно. Они никогда эти встречи не обсуждали, но после них Осаму молча и долго обнимал Чую, без слов делясь всей своей болью, которую испытывал. Чуя знал, что ему приходится гораздо тяжелее, и всячески поддерживал его в начинании жить здорово. Он и сам, пожалуй, пристрастился к психологии – конечно, как любитель, но такая литература помогла ему во многих аспектах. А спустя еще какое-то время, Осаму начал рисовать. Чуя обнаружил это совсем случайно: выбрасывал мусор и зацепился взглядом за кучу скомканных бумажек. На них были изображены хоть и простые, но уникальные изображения птиц, животных, растений – везде прослеживался один и тот же мягкий стиль. После прямого вопроса в лоб Дазай чертовски смутился, отвел взгляд, чуть покраснел и сказал что-то вроде «не обращай внимания, так, каракули». Накахара тогда не скупился на похвалу, и он совсем не льстил – рисунки и вправду были очень хороши. Дазай его тогда обнял, быстро чмокнул и закрепил эти слова в голове. Он начал увлекаться этим не на шутку, и здорово поднял свой уровень. Теперь он использует холсты и профессиональные краски, рисуя, в большинстве своем, Чую, свою главную музу, которая и заставила его это занятие полюбить. А Чуя до сих пор хранит эти скомканные рисунки в кошельке. Потом Дазай и друзей себе нашел. На собрании анонимных алкоголиков, кстати. Чуя этому рад. Ода казался ему очень разумным и добрым человеком, и он на Осаму хорошо влиял – тот наконец перестал пилить мозги насчет их связи с Акайо. Да и этот Анго, к которому Чуя сначала с подозрением относился, был неплох. А еще спустя несколько лет, Акайо женился на милой блондинке Хигучи. А потом и ребенка завел. Вот это Чую потрясло. Он любил Акайо, очень хорошо относился к Хигучи, но дети… никогда не были его радостью, что уж тут скрывать. Мелкие орущие нарушители спокойствия. Но когда он взглянул в невинные, любопытные глазки новорожденной Кёки, он растаял. Бывают в жизни удивления, да? Чуя с наслаждением проводил время с этой очаровательной девочкой, первое время здорово спасая уставшую Хигучи. Теперь он самый любимый дядюшка малышки. И вот, несколько лет назад, они с Осаму также лежали в постели, греясь в объятиях друг друга. И тут шатен неожиданно спросил: – Помнишь «Хогоин»? – Как тут забыть, – невесело отозвался Чуя, прижимаясь к Дазаю ближе. Вспоминать это место не хотелось. – Я тут подумал, Чуя, – Осаму говорил уверенно, гладя рыжего по оголенной спине, – создать что-то… хорошее. Вроде пристанища для таких, как мы. Накахара заинтересовался. Не хотелось бы видеть и дальше детей в мафии, поэтому к проекту присоединился с энтузиазмом. Объединив силы, Дазай, Чуя, Ода и Анго, и плюс денюжки Хироцу смогли построить и полностью защитить законом первый в Японии дом для подростков. Это было временное пристанище для детей, попавших в трудную жизненную ситуацию: сбежавших от жестоких родителей, или сирот, которых никто не мог защитить. Обычно ребята останавливались здесь на сутки: принимали душ, вдоволь наедались, отсыпались в безопасности, брали небольшие ссуды денег и уходили в закат, но некоторые оставались навсегда. Например, юные Накаджима и близнецы Акутагавы. Милейшие детки – Чуя с удовольствием проводил с ними время. Пользуясь своим образованием педагога, он обучал их самым полезным вещам, а Дазай проводил интересные лекции о искусстве, помогал обрести каждому своё хобби. Все с упоением слушали его – Чуя не мог не согласиться, что у Дазая, определенно, был талант. Накахара знал, что Рюноскэ, юный подражатель Осаму, пускающий на него слюни, мечтал научится рисовать так, как он, а Ацуши хотел обрести славу в карьере музыки. Чуя вообще стал гораздо больше наблюдать и меньше делать. Он обрел настоящее спокойствие и наладил свою жизнь. Он счастлив. Но сон так и не пришел. Внезапно вспомнились слова Осаму: «знаешь, Чуя, а ты бы не хотел попробовать порисовать? Это здорово расслабляет. Освобождаешь голову, выливаешь мысли, чувства на бумагу…» Таланта к рисованию у Накахары нет, что уж скрывать. Он максимум был способен на кругляшки и палочки, не более. Но идея привлекала. Осторожно-осторожно, чтобы Осаму не разбудить, Чуя потянулся за лежащим недалеко ноутбуком – теперь для них это не было предметом роскоши. Открыл, быстро выключил яркость, чтобы свет не бил в лицо. Тяжело вздохнув и одной рукой не переставая гладить Осаму по голове, поставил ноут на живот, открыл ворд и щелкнул на «Новый документ». Пораздумав пару секунд, ввел: Глава первая. «Хогоин».

Конец.