Версия коня

Полночь, снежная метель за витражами окон, свечи в серебряных и золотых ветвистых канделябрах: великолепно, как рождественская сказка. Но в бокалах и кубках — не вино, маски небывалых чудищ — не совсем маски, а волшебный сон — очередной кошмар. Она видела такие с самого детства. Даже когда перестала верить в чудеса. В шестнадцать уже не надеешься, что отец окажется жив и однажды вернётся из неведомых дальних странствий. Или что одиночество среди людей объяснимо тем, что ты сестра драконов и подменыш ведьм. Или что коварный чародей, повелевающий небесным огнём и богатствами недр земли, в год совершеннолетия явится за данью за воскрешение тебя из мёртвых, а если ничего не получит, то заберёт обратно в царство теней. Это всего лишь желание быть нужной хоть кому-нибудь. Это всего лишь фантазии. Бальный зал старинного замка мгновенно растает, если вырваться из глупых иллюзий. Розмари пытается, но кружащие гости мелькают калейдоскопом платьев, унося её непреодолимым затягивающим течением пёстрого водоворота. Она чуть не сталкивается с дамой в тёмных кружевах и вуали. Пышное перо с широкополой шляпы другой леди перекрывает ей поле зрения, и она теряет дверь из виду. Выхода нет. Они здесь навсегда, околдованные непостижимым танцем. Всё быстрее и быстрее... Если замедлиться, станут слишком заметны трупные пятна под безупречным гипюром и голодные оскалы вместо сияющих улыбок. Шабаш вампиров, привидений и демонов застилает её разум диким смехом, осыпает ослепляющими блёстками, завлекает остаться. Её место среди них. Она — хозяйка их бала, прекрасная юная принцесса. Кто же не мечтает о таком? Пары меняются партнёрами в сложной фигуре вальса, и её ладонь подхватывает мужская перчатка. Он почти её ровесник — был, когда присоединился к попавшим под это проклятие. Маска самая простая, чёрная, не изображающая никого, в отличие от окружающего их разнообразия личин фантастических существ. Достаточно, чтобы скрыть глаза. Костюм человека у нечисти всегда в моде. — Приди ко мне, — шепчет он сквозь гомон и захлёбывающуюся музыку. «Приди ко мне, Итан Уинтерс. Тогда и поговорим. Наедине.» Папа тоже должен быть где-то здесь! Она пробует сосредоточиться на этой мысли. Найти его воспоминания, оставшиеся тут вместе с чужими. И за одно из них удаётся ухватиться: она держит в руках барельеф с фамильным гербовым символом-конём. Сделанный настоящим талантливым мастером — с превосходно переданными очертаниями одновременно грациозного и мощного тела, с узорчатой изящной филигранью по металлу. Застывшая вспышка яркого впечатления: осознание, что тот, кто способен чутко творить такую красоту, не может быть бездушным злом. Эта вещь открывала ход, но куда?.. ...В общей памяти Фабрика отпечаталась именно так, как всеми воспринималась — ещё более жуткой, чем на самом деле. Напоминая, скорее, смесь бойни с преисподней. Отражение страха и суеверных домыслов, неизбежно окутывающих заброшенные и запретные места. Копоть дыма из труб будто бы застилает всё небо, полыхающее грозовыми молниями. Дешёвые спецэффекты, если бы воображение столь многих не делало их такими реальными. «Входи... не бойся...» — сладко-издевательское эхо из мегафонов: ещё одно воспоминание Итана на пороге готовой поглотить его тьмы. Шаг в неизвестность — и он будет оставлен на милость хозяина, который заранее наслаждается его послушной безысходностью. И лишён возможности повернуть обратно. И беззащитен. И она тоже. Повторить его путь — единственный способ увидеть всё, что ей не рассказывают. Вряд ли они даже знают. Происходившее там осталось только между её покойным отцом и лордом Гейзенбергом. Красивое имя. Три звонких удара кирки или кузнечного молота в медно-чеканных слогах... Но ужасный лязг механизмов, перевозящих и перемалывающих что-то в непроглядной чадной мгле, совсем не так музыкален. С каждым звуком её сердце вздрагивает. С каждым шагом ей всё меньше хочется спускаться дальше, глубже в кромешный кошмар. Роза видит того издали, прячась за нагромождением разобранных деталей огромных машин. Нечто из бесформенно перетекающей плоти, закованное в тяжёлые ржавые цепи, терзает бледные тела стальными когтями из скальпелей и ланцетов. Лежащий на столе с накрытым лицом может оказаться Итаном; она совершенно не желает проверять. Но разве она здесь не за этим?.. Нет. Прочь. Пока не поздно. Охвативший её трепет не даёт шевельнутся. Чудовище прерывает работу и вполоборота прислушивается. С железной пасти стекает вязкая чёрная нефть. Хриплое дыхание вторит шуму турбин и поршней. Но вскоре оно возвращается к бесконечным трудам, решив, что шаги ему померещились — ведь как и при жизни, в своём личном аду гениальный затворник вечно одинок. Она не сможет решиться даже приблизиться, не то что заговорить. Придётся найти его наяву.