Солдат и Инфанта

- Что, проморгали, олухи? - скелет в мохнатой шапке нещадно осыпал последними словами ворвавшихся в кабинет двоих бесов, только-только пришедших в себя. Бедняги даже и не знали что делать - вроде и нарушитель здесь, но почему-то их командир приветствует его как старого знакомого. - Где только были ваши глаза? С одним безоружным бесом справиться не смогли, раззявы! - Азат, не будь к ним так строг, - Саргон, как и всегда, отвечал рассудительно и спокойным тоном. - Я был бы больше удивлен, если бы они смогли остановить элитного солдата штурмового батальона. Тридцать вторая компания, "Дети Уробороса". - Бывшего солдата, - поправил я, прочерчивая границу между собой и всеми остальными. - Бывших солдат не бывает, - возразил граф, похлопав меня по плечу и жестом усаживая за стол на подушки, которые показались мне неудобными и колючими. Оно и неудивительно, сидение предназначалось для кого-то более юного и симпатичного. - Все свободны, можете сходить и выпить чего-нибудь в баре. Зигмунд, проследи, чтобы бармен выдал им по пакету льда, а то не к лицу моим гвардейцам ходить с синяками! А мы пока побеседуем, не каждый день встречаешь старого друга! - Азат не пьёт, - хмуро возразил телохранитель. - Азат у дверей будет сторожить. - Ну и зря, - усмехнулся его напарник, уже сменивший саблю на изящную костяную расчёску, придавая своим роскошным усам нужное направление. - А я не откажусь пропустить стаканчик. Пойдёмте-ка, выпьем по чарке, хоть вы этого и не заслужили. Бес, которого я отправил в нокаут первым, чуть ли не швырнул пострадавшую шляпу мне в руки, буркнул что-то неразборчивое, но не угрожающее, и с унылым видом поплёлся за Зигмундом, хлюпая разбитым носом. Саргон сел напротив меня под свет пурпурных ламп, приветливо улыбнулся, но сказать ничего не успел. По стонущему от веса полу прогрохотали каменные лапы, и над нами обелиском нависла горгулья-официант со смехотворно крошечными инструментами - блокнотом и огрызком карандаша. - Вы готовы сделать заказ? - голос этого магического создания был гораздо мягче, чем у его собрата-швейцара. Как будто сравниваешь звук броска булыжника в пересохший колодец и в обычное пятилитровое ведро. - Даже не уверен, - демон покрутил большими пальцами рук друг об друга. Я отметил про себя, что на его правой руке была длинная кожаная перчатка, навроде тех, что носили огнемётчики. - Лурам, может, у тебя что-то на уме? Я решил не отклоняться от порученного мне задания и поспешил избавиться от официанта как можно скорее. Мне хватило мозгов не заглядывать в меню, где меня уже поджидал стандартный перечень коктейлей на последней странице. - Блюдо этого вечера, десерта не нужно. - Что будете пить? - дежурный вопрос вызвал новую вспышку рвотного рефлекса, всё внутри сжалось и затряслось, как студень. "Водка? Виски? Джин? Ром? Коньяк? Текила?" "Давай, Лурам, я же прекрасно знаю, что тебе это нужно. Всего лишь назови одно из заветных слов, это ведь несложно? Первый стакан составит компанию второму бокалу, а рюмок - без счёта! Про обезболивающее забыл, так что будем купировать боль подручными средствами, не так ли?" - Графин воды с лимоном, без газа, - и прежде, чем горгулья с треском разлепила челюсти, наверняка желая предложить местный винный ассортимент, я добавил. - Пока всё, если что-то будет нужно, то мы вам обязательно сообщим. Официант, всё ещё не проявляя никаких эмоций, повторил наш заказ вслух, и, убедившись, что всё верно, отбил короткий поклон и удалился прочь. Азат ещё раз недоверчиво сделал полукруг головой, оглядывая помещение, и закрыл за нами дверь, подперев её своей широченной спиной. - Лурам? - я улыбнулся про себя. Граф всё так же добродушен и приветлив, разве что в голосе звучали мотивы усталости, как будто и после войны за Лимб проблемы не кончились, а набросились с удвоенной силой. Не могу его осуждать: я бы с радостью отрёкся от всей кутерьмы мирной жизни ради простой схемы "друг-враг" и отказа от моральных дилемм. - Ваше сиятельство? - Спрошу прямо, - всё так же благодушно продолжил Саргон. - Как ты меня нашёл? Не подумай, я невероятно рад тебя видеть после стольких-то лет, просто... - Вы ожидали встречи с кем-то более юным, симпатичным, с пёрышками и большими розовыми глазами? - я взглянул в лицо бригадному генералу. Тот заметно покраснел, словно именно так и думал. - А не со старой развалиной, вроде меня, верно? - Так ты... ты знаешь Октавию? - граф едва сдержался, чтобы не закричать от смеси удивления, восторга, волнения и стремительного потока мыслей, родившихся в его голове после моего прямого заявления. - Откуда? Как? Почему она не пришла? Она не хочет меня видеть? - Вижу, что в вас не угасло детское желание задавать сто тысяч вопросов за один заход, - иронично подметил я, чем вогнал в краску бедного Саргона ещё сильнее. Вместо горгульи появилась юркая бесовка-официантка в полупрозрачном "восточном" наряде и скрытым за чадрой лицом. Она расставила накрытые тарелки, разложила приборы, наполнила оба стакана кристально-чистой водой, сняла крышки с блюд, пожелала нам приятного вечера и, низко поклонившись, удалилась обратно за двери. - Хм, а на вкус куда лучше, чем на вид, - Саргон снял пробу с какой-то странной мешанины из риса, овощей, мяса и чего-то ещё. Я ковырнул свою порцию вилкой - есть хотелось ужасно, от одного только пряного запаха желудок прилип к спине, но гнетущее чувство негатива, прячущееся где-то между животом и грудной клеткой, требовало, чтобы я голодал и дальше. - Не знаю, как-то нет настроения, чтобы есть, - вяло ответил я, опрокинув в себя стакан воды. Живот же был иного мнения, снова грозно зарычав, как сердитый пёс, не желая удовлетворять голод пустой жидкостью. - Опять заказал не подумав. - Давай, Лурам, - подбодрил меня Саргон, съев целую вилку кушанья в качестве примера. - Постарайся поесть, а то разговаривать о жизни на пустой желудок как-то не очень хочется. Я кивнул графу в ответ и принялся за еду, как обычно стараясь не ощущать вкуса, текстуры и иных понятных обывателю вещей. Для меня лучшим соотношением вкуса и пользы неизменно оставались больничные смеси в бутылках для нутриального питания, переваренный клейкий рис и тонкие безвкусные пластинки сухого рациона, которые помогали подавлять голод и держаться на копытах остаток дня. А вопрос касательно того факта, что я почему-то лишаю себя самых простых бытовых радостей, так и оставался безответным. Видимо, чревоугодие никогда не было чем-то важным в моей жизни. Нет, ответ всплыл сам собой - потому что всякий раз, когда я съедаю что-то вкусное или просто отличающееся от пресной серо-коричневой кашицы, которой кормят больных гастритом, у меня неосознанно поднимается настроение и развязывается язык. А этого я себе позволить уж точно не могу, не давая даже подобных маленьких поблажек и прикрывая глаза на невинные слабости. - Ну, Лурам? - спросил Саргон, промокнув кончик клюва салфеткой. Я заметил ещё одну странность - граф сидел в пол-оборота так, чтобы был виден только его правый глаз, всё такой же солнечно-яркий. - Как жизнь после войны? Я резко вскинул голову, и мы с графом принялись пристально смотреть друг на друга, только Саргон делал это с заинтересованностью, а я - с неприязнью, но вовсе не потому, что имел к бывшему бригадному генералу какие-то личные счёты. Мне не понравились глаза Саргона, как и глаза бесов из его присутствия - живые, счастливые, уверенные в том, что после войны перед ними вся жизнь, которая ждёт лишь встречного первого шага. Неужели им не снятся лица погибших однополчан? Или они позабыли заглушенные крики тех, кто сгорал заживо под бронёй подбитых танков и транспортеров? Или их руки уже успели запамятовать, скольким лицам они закрыли глаза, будь то веки друзей или глотки врагов? Как можно было так вот просто забыть войну? Как можно перестать о ней думать, словно полгода в этом проклятом месте стали одним вечером загородной прогулки? Снова разболелась голова, внутренний червячок требовал что-нибудь от боли и как можно скорее. Захотелось разругаться вдрызг, хлопнуть руками по столу и уйти, убежать прочь от того, кто считал нас братьями по оружию, а не просто подчиненными. Припомнить все хорошие дела Саргона и, перемешав их с грязью, размазать ему же прямо по лицу, перепачкать клюв и эту нелепую маску призрака Оперы. "Лучше бы вы тогда не успели выхватить гранату из моей руки, так было бы лучше. Для кого, хотите спросить? Для всех нас". "Выплатили по шестьдесят золотых каждому участнику, живому или мёртвому? Ну что же, десять золотых за месяц - щедро вы нас оценили, нечего сказать". "Лично поблагодарили за участие в военных действиях? А что вы скажете тем, кто остался в Лимбе вечно молодым?" - Нормально, даже замечательно, - очередной дежурный ответ, и я надеюсь, что его не станут проверять. Всяко лучше, чем незаслуженно облить помоями того, кто просто попался тебе под плохое настроение. - Вернулся за барную стойку, теперь работаю на дворянский дом Сидиус, жизнь налаживается. А впрочем, не стоит обо мне - как вы сами? Почему же не спросите об Октавии? - Лурам, не переводи тему, - Саргон сильно вздрогнул от упоминания имени и сжал пальцы рук до хруста кожи перчатки. - Но если тебе так интересно, то что-то подсказывает мне, что Октавия не придёт. Ни сегодня, ни когда-либо ещё. - Отчего же такой упаднический настрой? - почему-то атмосфера общего уныния стала то ли раздражать меня, то ли забавлять. - И что за детский маскарад с этой нелепой маской? Вы же на свидание собрались, а не на карнавал! Никаких фотографий в социальных сетях, скрываете собственное имя под псевдонимом? Сгорбленная фигура графа ничего мне не ответила, лишь опустила голову ещё ниже, а обнажённая рука потянула за выдубленную кожу перчатки. Мрачность моего собеседника начала меня больше выводить из себя, чем совершенно неуместно веселить. - Ваше сиятельство! - титул прозвучал дерзко, а не уважительно. - На то у меня есть свои причины, Лурам, - Саргон неспешно стянул рукавицу, уложил её на стол, а потом рядом с ней легла и полумаска. - Последнее, что я помнил, когда мина упала прямо в мой блиндаж - это как меня отбросило в стену и накрыло столом, который и спас мне жизнь. Врачи сказали, что даже самая искусная магия неспособна восстановить руку и лицо, ангельская сталь не даёт возможности к регенерации - чудо, что протезы прижились. Нет, я многое повидал на войне - и вспоротые штыками животы, и распятые на самодельных крестах бесы, и сожжённые заживо херувимы, и липкое тепло выдавленных глаз на собственных пальцах, и оторванные конечности. Но всё это было где-то там, далеко и с кем-то совершенно незнакомым и обезличенным, будь то друг или враг - сейчас же мои глаза широко распахнулись от ужаса, и я не мог сдержаться от громкого выдоха. - Ваше лицо! - только сейчас я понял, почему Саргон носил маску и сидел в полумраке, демонстрируя только одну половину головы. Правая часть нисколько не изменилась за столько лет, лишь стала ещё лучше. Граф, что называется, заматерел - короткие и жесткие сизо-металлические перья подчёркивали решительный и волевой характер владельца, а чуть прищуренный круглый и жёлтый глаз изучал меня со всей присущей военным серьёзностью, не лишённый при этом дружелюбия. Кожа на левой стороне лица больше напоминала пепельно-серый воск растаявшей свечи или кору старого дерева. Ужасные шрамы тянулись от основания клюва и уходили далеко за затылок и вниз по шее под воротник доломана; глазной протез-сапфир, заключённый в элегантную витую рамку, казался грубо вколоченным в расплавленные складки зарубцевавшихся перьев, несмотря на всё искусство хирургов. Правой руки тоже не было до самого локтя. Безусловно, тонкий белоснежный протез из магической кости, чьи моторы и пружины были ловко скрыты под ажурными золотыми вставками и пластинами, выглядел сделанным профессионалами своего дела, но едва ли он мог восполнить утраченную живую конечность из живой плоти и перьев? Когда искусственная рука юного графа взметнулась к этим страшным шрамам, мне стало плохо и на этот раз - снова от стыда. Я возненавидел себя за собственную слабость, вспомнились слова Скриипа о том, что у меня внутри очень много жалости к самому себе и ненависти к окружающим. Я даже не могу себе представить, сколько страданий переживал Саргон, как долго ему приходилось восстанавливаться и привыкать к протезам, и какие новые испытания выпадали на его нелёгкую долю. Это я, простой бес, просто бы приложился кулаком по физиономии любого, кто бы ткнул пальцем в мои раны ради смеха. Саргон же настоящий офицер и дворянин, который обладает множеством привилегий, но при этом невероятно уязвим в вопросах касательно чести и права крови. И едва ли можно подсчитать, сколько раз юному графу приходилось слышать за спиной смешки и издевательские ремарки, как часто он ловил на себе полные отвращения женские взгляды, и как давно он перестал ненавидеть зеркала в своём доме. - Хороший видок, Лурам, не правда ли? - горько усмехнулся Саргон, дотронувшись когтями протеза до обгорелых перьев. Затем он смахнул каплю влаги, столь невовремя появившуюся на краю здорового глаза. - И правда, почему это я скрываю своё лицо и почему мне не хватает храбрости просто подойти к ней и поговорить? Может быть, оно и к лучшему, что Октавия не пришла? Ей лучше никогда не видеть уродливой морды горелого урода и неудачника, который не состоялся ни как полководец, ни как "сундук". По сравнению с сыном графа Халфаса, я ощущал себя настолько чёрным воплощением зла, что один взгляд на меня мог бы отправить на тот свет батальон элитных солдат "Первой компании", а самого Создателя - в отделение интенсивной терапии минимум на месяц. И несмотря на эти ужасные шрамы, на меня глядело не какое-нибудь око, полное ненависти, яда и огня, а ясный и немного грустный глаз того, кто вскоре окончательно потеряет надежду на счастливую жизнь, а после - и на мечты о ней. Да, большинство шрамов никогда не заживают, будь то физические или душевные, это я уяснил на собственной шкуре. Ведь почему же я до сих пор не могу забыть войны, и что до сих пор я размышляю о том, скольких бы я мог спасти. Нет, я не был трусом, я не прятался на дне окопов или отсиживался в тылу с пустяковым ранением - я первым шёл в бой, первым рвал колючую проволоку, первым кидался под пули, чтобы вытащить из-под огня раненого, который меня потом и не вспомнит, но всякий раз внутренний голос твердил мне, что этого было недостаточно, и что будь я смелее или решительнее, то я бы мог спасти больше. Хотя бы ещё одного. Или одну? Самую важную и нужную? Я сам не заметил, как закурил. Да, я успел свыкнуться с мыслью о том, что моим мучениям и пыткам никогда не настанет конец вплоть до последнего удара моего сердца. Но я буду делать то, что могу, что должен, что обязан - ведь всякий раз, когда я стараюсь что-то предпринять, за секунду до привычного чувства душевного опустошения проскальзывает мгновение свободы от всеразрушающего омерзения и ненависти к себе самому. Может быть, ещё несколько протянутых рук помощи. Пять, десять, тысяча, тысяча тысяч - и тогда я заслужу право простить самого себя. Заслужу его кровью. Своей собственной кровью. Я протянул пальцы и осторожно похлопал графа по лежащей на столе руке. Саргон всхлипнул, но приподнял голову. - Вы не один, ваше сиятельство, - я сказал как можно решительнее. Я неожиданно для себя не только позабыл о зависти и негативе, но и несказанно обрадовался тому, что глаза Саргона и его гвардейцев всё ещё ярко сияют и так полны настоящей адской жизни, пускай и не в пример мои собственным. - Но клянусь, если я услышу хоть ещё одно слово самоуничижения, я ваc самолично отведу за угол и съезжу по уху за разложение дисциплины. Вспомнив о данном на фронте наставлении по борьбе с нарушителями, Саргон рассмеялся, съел ещё несколько вилок этого странного блюда и снова о чём-то загрустил. - Ну же, ваше сиятельство! - я улыбнулся. - Клянусь собственным хвостом, что у вас есть все шансы начать личное общение с Октавией! Да, она несколько угрюма и застенчива, но в первую очередь она ждёт от вас душевного тепла, понимания и смелости. Вы же сами нас вели в бой, а не протирали штаны в тепле, обжираясь офицерским пайком. - При том, что она - княжна, а я - всего лишь граф и недо-генерал, - проворчал Саргон. - Я просто ничтожество, которому повезло подняться из грязи по нелепой случайности и бесовской храбрости. Лурам, я - не военный, а всего лишь интендант, который до сих пор ведет себя как дуболом, питающий надежду доказать умение размахивать саблей. Интендант вообще не должен носить оружие, а я занимался чем угодно, только не своими прямыми обязанностями. - Вот только не надо! - я возмутился с совершенной убеждённостью. - Вы - прекрасный генерал, прирождённый лидер и отличный интендант! Вы с одинаковой лёгкостью умели и командовать, и сражаться, и противостояли наглости и тупизне Гидеона! А потому, отставьте сомнения! Я ни за что не поверю, чтобы вы, Саргон де Веттерлие, так легко сдались без борьбы! А те, кто говорят про вас гадости, не стоят и плевка - посмотрел бы я им в глаза после суточного рейда по лимбовским перевалам в полной выкладке! Саргон радостно улыбнулся, в обоих его глазах - и в живом, и в искусственном, загорелся огонёк надежды. - Я вижу, что в тебе не угасли отвага и пыл, Лурам. Будь у меня хотя бы взвод таких, как ты, то я бы мог завоевать весь Ад. При королевском дворе - ничего, кроме бюрократии и распущенности, а среди бесов - те, кто кует судьбу и держит всю Преисподнюю на собственном горбу. Вы сами пробиваете себе дорогу той силой, что вам даровала Тьма - и очень жаль, что вас так ненавидят и презирают. Если бы у меня только получилось на это повлиять... - Повлиять? - я даже опешил. Сразу вспомнился план "Хазбин", который я читал не так давно. - В каком это смысле? - Знаешь, - сказал Саргон. - Почему-то всегда считалось, что Небеса - это добро и строительство, а Ад - зло и разрушение. Что есть те, кому дозволено всё, и те, кто должен обслуживать первых. Во время войны мы разрушили очень многое и погубили немало жизней с обеих сторон лишь из-за каких-то нелепых амбиций. Сейчас я надеюсь стать зодчим, и надеюсь, что вслед за мной потянутся и другие. - Дайте-ка угадаю, - я решил выстрелить наугад в темноту. - Это имеет какое-то отношение к королевскому двору, а в особенности - к наследнице престола? - Вижу, что ты наслышан об её проекте отеля, - согласился граф. - Да, нас пока не очень-то и много, но любое путешествие начинается с первого шага, пускай и самого крошечного. Помимо благотворительности, я не забываю о тех, кто сражался на войне, помогаю им встать на ноги, снова вливаться в общество, даю им работу, чтобы мы все, вместе, работали сообща и делали Ад более пригодным для жилья. Разница лишь в том, что мы работаем не ради высшего сословия и грешников, которые воспринимают Преисподнюю как вечный праздник, а ради общего блага. Подумай об этом, Лурам - разве не об этом мы мечтали на войне? Что мы вернёмся домой, начнём жить ещё лучше, чем прежде? Чтобы вас, простых бесов, чествовали как героев и вам не приходилось доживать свой век под руку с ранениями, расшатанной психикой и нищетой? - Извините, ваше сиятельство, - та же миниатюрная официантка с подносом в руках словно выросла из-за плеча Саргона. - Вас просят к телефону, что-то очень срочное. - Только не отец, - наследник Верховного Интенданта уныло выдохнул эти три слова, поспешно извинился передо мной и поспешил за дверь. Пока Саргон выходил, бесовка заново наполнила мой стакан водой с лимоном. - Всё ли у вас хорошо? - очередной стандартный для этой профессии вопрос вновь меня поколебал. То ли я слишком задумался, то ли голос официантки показался неприятно знакомым. - Дружеская встреча? - Он мне не друг, - отрезал я. - Вот как? - пара золотых глаз ярко сверкнули между узкой прорезью лёгкой ткани, одновременно прозрачной, но и не показывающей всю картину разом. Плюмаж из позолоченных перьев, воткнутый в кольцо вокруг головы засверкал под лучиком пурпурного света, едва не ослепляя меня. - Для наследного графа Саргона де Веттерлие любой сослуживец - друг, товарищ и брат. - Откуда вы знаете, кто он и кто я? - я прищурился с подозрением, но бесовка лишь засмеялась, прикрывая рот ладонью. - Подумаешь, тайна! - лицо незнакомки расплылось в улыбке. - Может быть, тех двух дурачков у двери и любой другой бы отправил в нокаут, но выправку и гордость так легко не подделать! А Саргона я и так знаю, они с моим мужем тоже друзья старинные, из одной фляги пили да один сухарь на двоих догрызали. Я вздохнул, язык намертво прилип к гортани - точно такие же слова произнёс Шедди в нашем общем последнем бою, из которого вернулся только один из нас и, к большому сожалению, это был не он. "- Редиска, ты, Лурам, честное слово! Полчаса он продержаться решил, ага! Всю славу себе заграбастать придумал, а мне, значится, фигу да и та без масла? Всю войну вместе проходили, из одной фляги пили, а теперь всё – задом к заду и толкнуться посильнее? Нет уж, редис ты всё-таки, Лурам, других слов не найду!" - Ты вот что, Лурам, - бесовка наклонилась к моему уху и быстро-быстро зашептала. - Зря ты так на Саргона взъелся, он не меньше тебя выстрадал, уж поверь мне-то на слово. До войны ещё помолвлен был, да невеста у него - оторви да выбрось, хоть и из знатных фрейлин, племянница маркиза Андреальфуса. Что до войны гуляла, что во время неё, а как увидела, как сильно граф пострадал, так вообще всякий стыд потеряла. Как будто побольнее по нему ударить хотела, понимаешь? Я молча кивнул. - А ты - цепкий, усидчивый, своего добиться всегда сможешь, даже не сомневайся! На статус ты не посмотришь, звон денег не прельстит, служишь ты как можешь, а можешь ты многое. Да, трудный крест тебе выпал, Лурам, да у тебя порода иная - крепкая, выдержишь, не переломишься. Мне уже захотелось съязвить и поинтересоваться, где же эта юная рогатая особа набралась таких витиеватых выражений или ей доплачивают за подобные выходки, но не успел - лишь мелькнул этот затейливый плюмаж, и Саргон снова сидел напротив меня - слегка посмурневший, но всё ещё приветливый. - Мне радостно слышать, что вам не всё равно, и что вы не забываете своих солдат, - сказал я. - Но не слишком ли амбициозный проект? Перекроить весь Ад с нуля? Нет, я вовсе не предлагаю вам сдаться и опускать руки, но теория и практика редко идут рука об руку, особенно в Аду. Достаточно выглянуть на улицу, чтобы увидеть обособленность, гордыню, тщеславие и иные низкие чувства, которые так прочно осели в нас, что мы не можем изменить этой природе. - И просто сдаться? - воскликнул граф. - Да никогда! В первую же очередь мы обязаны ударить именно по тому, с чем нельзя мириться! Если бы в Аду жили только негодяи и мерзавцы, то уже через сутки здесь бы не осталось никого. Да, эта война будет не из простых, потому что наш враг находится внутри нас самих, но с этим можно и нужно бороться! - Вы, ваше сиятельство, романтик, - я улыбнулся. - Удивительно, что Ад вас до сих пор не пережевал и выплюнул. Но мои родители хотят, чтобы было как можно больше таких, как вы, и я полностью разделяю их взгляды. И потому - я согласен вам помочь. Не смей действовать сам, идиот! Ты только всё испортишь! Требуй, чтобы он тебе приказал! Ты - солдат! И только! Нет. Не сейчас. - В каком смысле помочь? - по интонации и охрипшему голосу я понял, что граф уже догадался о смысле моих слов, но всё ещё не мог поверить своему счастью. Мой мозг добавил ещё один подпункт в действующий план жизненного уклада. - Завтра вечером при дворе князя Столаса и княгини Стеллы состоится деловая встреча, - я говорил будничным тоном, как радиоведущий. - Которая продлится, скажем, до полуночи или чуть позднее. А кто-нибудь изнутри поместья предупредит княжну Октавию о том, что где-то в сердце приусадебного поместья её ожидает тайный поклонник? - Лурам, это было бы просто чудесно! - Саргон так обрадовался, что не смог усидеть, а подскочил на месте и принялся ходить по комнате из угла в угол. - Что-нибудь ещё? Я знаю, что Октавия любит всякие экзотические диковинки - таксидермия, статуэтки, амулеты, поэтому я для неё кое-что приобрёл! Вот, взгляни? - Не рановато ли дарить такие вещи для первого свидания? - я едва не присвистнул при виде залитого янтарём огромного чёрного бражника, обрамлённого затейливой окантовкой из какого-то незнакомого мне чёрного металла в цвет крыльям. Отдельное внимание привлекла сложенная в несколько раз бумажка, привязанная к краю подарка крошечным бантиком. - Я всё испортил? - с грустью спросил голубь. - Отнюдь, - я покачал головой. Любопытство взяло вверх, и я не удержался от соблазна - потушил сигариллу и развернул записку. - Я передам ей эту вещицу в знак серьёзности ваших намерений... Ого, я и не знал, что вы, ваше сиятельство, поэт!

Пусть родился я холодной осенью, Ну а ты - в тёплом августе лета. Пусть перо моё - серое с проседью, А твоё - гладко-чёрного цвета. И твой облик мне врезался в память, Словно солнца луч в день непогожий, Это счастье, что смог я оттаять - Ведь на счастье и ты так похожа. Тебя среди тысячи незнакомках Я узнаю в любых маскарадах. Твоя память - в моих потёмках, Твоя память - со мною рядом. Пересилим мы боль и разлуку, И развеем мы тучи во мгле. Так что, Вия - бери мою руку, И летим на едином крыле.

- Ну, - Саргон снова смутился. - Зигмунд убеждал меня, что стих собственного сочинения - это отличный способ продемонстрировать свои мысли и чувства! - И он безусловно прав, Октавии это придётся по сердцу, - ответил я, поражаясь превратностям судьбы, и что мои советы касательно отношений понадобились одновременно двоим и это - за два дня. - На свидание приходите с цветами, лучше всего - чёрные и синие розы, нечётное количество, само собой. Хотя событие и торжественное, но не требует такой парадной внешности... и лучше прихватите с собой тёплый плащ, ночью может быть прохладно. И наденьте что-нибудь не такое броское как сегодня. - Связь? - спросил граф, осмотрев расшитые рукава своего доломана и только сейчас осознав неудачность своего выбора. - Я дам вам свой телефон, но лучше пишите сообщения. Торжество начнётся где-то около восьми вечера, так что просочитесь вместе с гостями и продвинетесь вглубь сада - ориентиры я вам сообщу дополнительно. Выспитесь перед встречей, умойтесь, побрейтесь, - я осёкся, да и сам Саргон провёл пальцами по своим пернатым щекам. - В смысле, уложите перья. Что ещё? Никаких казарменных шуточек и разговоров о войне, завтрашним вечером будете только она и вы. А остальное - обстановку, угощение и атмосферу - я беру на себя. Ну-с, послужим ещё немного? - Служить не надо, - улыбнулся Саргон, то хлопая меня по плечам, то просто пожимая руку. - Помоги как друг, а о большем не посмею и просить. Огромное тебе спасибо, Лурам. - Благодарить ещё рано, - я тонко улыбнулся в ответ, допил стакан воды и поднял шляпу со стола. - Сначала - бой, а после - награда. - А если... не получится? - взволнованно спросил граф. Шрамы на его лице хоть и оставались неподвижными, но здоровая половина лица колыхнулась, как рябь на воде от дуновения ветра. Сам Саргон прекрасно знал, что это ложь, и что он только волнуется, а не трусит, но просто хотел от меня обычной поддержки, которой ему так не хватало. Я вздохнул, но без раздражения. - А чтобы узнать, получится или нет - надо попробовать. Честь имею, ваше сиятельство. Миновав Азата, который машинально вытянулся по струнке, я поднялся обратно на основной этаж и вышел на улицу, вдохнув свежий ночной бриз. Наверное, леди Стелла уже легла отдыхать, и мне придётся завтра отрабатывать её гостей самостоятельно - ну что же, это моя проблема и мне её решать. "Опять "я", "моя проблема", "мне её решать". Лурам, ну что с тобой? Снова одиночество, снова обида и попытка справиться с неподъёмным грузом лишь потому, что тебе трудно просить о помощи? Для чего нужны друзья?" Хорошо, я попрошу Стеллу о помощи, но только если она не сильно устала. По дороге в поместье я куплю ещё яблок и специй в каком-нибудь круглосуточном магазине, ей будет приятно внимание. Я сделаю это потому что так надо? "Лурам, ты и вправду глупый! Ну зачем ты так сильно боишься правды, которая тебе уже давным-давно известна, и почему ты до сих пор её отрицаешь? Что ты скажешь дальше? Что тебе нельзя иметь друзей, что ты предал свою невесту, что хуже тебя нет никого? Ты бегаешь по кругу, как цирковая лошадка, чтобы сохранить боль утрат и потерь от чужого вторжения!" Это глупости. Зачем мне это делать? "Потому что ты уже очень давно мучаешься, Лурам. Как маленький ребёнок сдирает коросту с только-только затянувшейся ранки, так и ты вкушаешь боль снова и снова, заново переживаешь своё горе и несчастье. А знаешь для чего?" Может быть и знаю. Ну и что с того? Мир и вправду жесток! "Ты терзаешь сам себя, чтобы получить моральное право обвинять мир в том, что тебе причиняют боль. И ты это понимаешь, просто тебе нужно чуть-чуть храбрости, чтобы признаться себе в этом. Ты спросишь - что же тогда тебе делать? Всё просто..." - Когда увядает один цветок, то нужно научиться взращивать другой, - распевный женский голос, прозвучавший прямо над ухом, заставил меня подскочить и едва не слететь кубарем по ступенькам. Ну да, где же мои манеры? - Спасибо за услуги, - я кивнул бесовке в столь необычном скромно-откровенном костюме, отсчитал пару зеленых купюр и протянул ей. - Это на чай, удачной смены, юная леди. - До свидания, господин Лурам! - прощебетала та "восточная" официантка. - Я не сомневаюсь, что мы ещё увидимся! - Да-да, разумеется, - я уже вытащил сигариллу из портсигара и обернулся, чтобы махнуть бесовке в чадре напоследок, но той уже и след простыл. Лишь в воздухе мелькнуло несколько золотистых пёрышек из её причудливого плюмажа, столь неожиданно испарившихся в воздухе, как искры с моей сигариллы. Я начал подносить тонкий конец сигарки к губам, но от внезапного осознания так и замер на месте, с нелепо полуоткрытым ртом и прилипшей к губе сигариллой, простояв так до тех пор, пока прогоревшая спичка не опалила мне ногти. Но мысленный ожог безответного вопроса был куда ярче физического увечья. "Откуда она знает моё имя?!"