***
В ушах противно зазвенело, пол дрожал под копытами как подтаявший холодец, вокруг головы сжимался колючий обруч, по которому кто-то водил напильником с такой яростью, что в глазах плясали зелёные искры, но я пока ещё мог терпеть. Более того, я танцевал на грани между обмороком и желанием разорвать себе рот собственными руками, потому что моя природная пасть была попросту неспособной разродиться таким воплем, не сломав себе обе челюсти. Иногда ощущение боли позволяет рассортировать мысли по полочкам, а в другие дни - наоборот. И скоро должен начаться другой день: мой разум был ясен, чист, сосредоточен и взвинчен, но мои мысли, чистые как стая земных монашек, упрямо не желали связываться с непорядочными ртом, глазами и конечностями. - Запоминайте, милые мои. Два поднятых пальца - подойти сбоку, вручить, поклон головы и тут же назад. Три пальца - подойти со спины, постучать по плечу, улыбнуться, вручить, присед на ноги и уходить. Четыре пальца - подход спереди, без улыбки, сухой кивок с вручением и ко мне! Глазки не строить, не флиртовать со свитой... Я повторял в сотый раз нужные указания для горничных негромко, но чётко, как опытный ветеран наставляет чистеньких желторотых новобранцев, не забывая каждую минуту добавлять парочку обнадёживающих слов в довесок к заверяющей улыбке. На сороковой улыбке, мой мозг завизжал от боли, как будто в черепе суетливо замельтешила стая голодных летучих мышей, которые время от времени пробовали остроту своих когтей на моих плечах и шее. - Лурам? С превеликим трудом подняв глаза, я сумел распознать Мурева, а вот силуэты горничных и стоящего поодаль Эбриха стали одним сплошным чёрно-красным узором стены. - Что такое, Мурев? - слова пришлось выдавливать из себя как пасту из тюбика. - Да ты бледный! Серый как цемент! - Мурев приблизился и говорил шёпотом, чтобы не всполошить остальных слуг и случайных свидетелей. Парнишка развивал сообразительность на лету, и я не мог не гордиться прогрессом. - Сейчас, я позову Скриипа и всё будет в порядке. - Qu'est-ce que c'est? - василиск вырос из-под мраморных плит и выложил переднюю пару рук на стойку с таким звуком, словно я был рычагом телефона, а конечности грешника - гневно брошенной трубкой разъярённого абонента. - Таааааак... душа моя бес-покойная, что же за дрянь вы в себя залили, чтобы остановить смерть? Я захотел ответить либо чем-нибудь остроумным, либо особенно изысканной улыбкой, но оставил эти попытки после очередного удара невидимым током. Руки Рауля, проверившие мне пульс и зрачки, послужили приятным разнообразием к общему фону агонии, а мой язык так и не смог попросить перепроверить мои жизненные показатели. - Ну, нам повезло, - невесело произнёс грешник. - Наш дорогой бармен не умрёт. Так, Мурев, подсоби-ка мне. Когда меня подхватили руки Мурева и Рауля, я втянул в себя воздух со звуком простреленного пылесоса, и бедный бесёнок пикнул от неожиданности - я обвалился мешком, а мои ноги безвольно волочились по полу. Я едва держался, чтобы меня не вырвало на собственную грудь, сил кричать и бороться уже попросту не было. Упав на кровать, напильник прошёлся по моему черепу особым образом, а вместе с искрами по комнате разлетелись обрывки стонов разной тональности. - Лураму можно чем-нибудь помочь? - попросил Мурев, зачем-то приглаживая моё плечо. - Он же мучается! - Я могу дать ему рвотные, - зелёное пятно с двумя солнцами на местах глаз качнуло фиалковым капюшоном. - Но тогда наш дорогой бармен перестанет со мной разговаривать, верно? Я едва заметно кивнул, но доктор меня понял - больше интуицией, чем глазами. - Просто милый Лурам очень долгое время не мог жить без алкоголя и обезболивающих, а это очень сильные депрессанты. - Док, скажу в их защиту, что я себя и трезвым ненавижу.***
Каждый из четы Сидиус сделал шаг на оговорённое место по-своему: Октавия - осторожно, робко, но без излишней трусости, а собираясь с силами, как нерешительный студент покидает свою парту и встаёт на строгий суд перед комиссией, чтобы сдать экзамен на зрелость. Отдельная деталь, которую сразу отметила Стелла - какое-то новое украшение, которое явно выбирала не сама Октавия, но кто-то сторонний. Это странно. - Вия, всё хорошо? - осторожно спросил Столас. Та лишь едва заметно кивнула. - Не волнуйся, после полуночи ты сможешь уйти к себе. Стелла едва подавила желание даже вздохнуть с раздражением - почему Столас до сих пор не понимает, что их - именно их - дочери в скором времени придётся занять место главы клана? Столас и сейчас стоит, как и десять лет назад - несколько устало, чуть задумчиво и с некой долей романтизма, словно желая напомнить гостям о собственной важности, и что это именно его дом и его славная фамилия: Стелла уже могла предвидеть, что Столас будет вздыхать чаще обычного, стараться общаться только с парой-тройкой прибывших на званый ужин друзей, а его речь хоть и будет изобиловать лиричностью, но при этом князь будет больше слушать, чем говорить. Стелла же сделала ровное количество выверенных шагов, словно линейный крейсер, выходящий на боевую позицию и готовый произвести решающий залп - чёрные когти княгини Гоэтии вонзились в мраморный пол как орудийные упоры, чтобы ни внезапный шторм, ни свирепый ураган, ни любые другие внезапные напасти не смогли бы сдвинуть её с места. Стелла прекрасно знала, куда направлены все четыре глаза Столаса, и какие несуществующие картины прошлого они наблюдают. Нет весело крутящихся "солнечных колёс" и жёлтых бутонов фейерверков на чёрном поле инфернального небосвода, где-то в темноте сада скучают правильные линии живых изгородей и ухоженных клумб, и так же одиноко пустовал участок по правую руку от лестницы, где Столас хотел обустроить упирающиеся в небо колонны искусственных руин древнегреческого храма. Не было разноцветных бумажных фонарей, застыли тонкие механизмы цветочных арок и стен, которые постепенно открывались и закрывались обратно, маленькие декоративные пруды, в которых когда-то плавали редкие рыбы, стали заброшены и затянуты тиной. Нет, Стелла продолжала устраивать приёмы и званые вечера, и к монолитным воротам поместья Сидиус всё так же приезжали экипажи, кареты и лимузины, из которых выходили грешники и демоны всех видов и классов, во фраках и платьях, в сюртуках и корсетах, с цветами в петлицах и в пышных париках, с тростями и веерами, но за всей этой бутафорией скрывалась неприятная изнанка: мошенники, аферисты, честолюбцы, нувориши, разорившиеся дворяне и прочие, кто вели сомнительные и тёмные дела. Неумолимо бежали последние минуты до прибытия первых гостей, и Стелла осмотрела высокую лестницу с белыми перилами - ровными как пульс покойника. Ветер умолк, луна замерла на своём месте, и лишь тени крались вверх по ступеням, словно когтистые руки чудовищ из ночных кошмаров. В голове Стеллы мелькнул какой-то детский, нелепый страх, что эти лапы схватят её и утащат в чёрный бездонный колодец, впившись отравленными когтями. Голова принцессы опасно закружилась, и Стелла едва удержалась на ногах. Стелла вздохнула и поправила свою осанку, и тут же подумала о чём-то хорошем и приятном: тепло затопленный яркий камин в её собственном кабинете, крепко закрытые замки на дверях, никакой бумажной работы и только знакомые лица вокруг неё. "Я согласен быть вашим другом, леди Стелла. Вы не одна." Не одна. В числах слабость и сила. Больше не надо переносить одиночество, которое истощает твой рассудок и медленно глотает тебя по сантиметру, как хищный и голодный питон, круша тревожностью твои кости и растворяя в отчаянье всякую уверенность в себе. Но мысль о том, что Лурам уйдёт по истечению контракта, накрыла разум Стеллы как огромное чёрное крыло. Двадцать восемь дней показались двадцатью восемью ударами могильного колокола - непреодолимое и неумолимое страшное предчувствие, которое принесёт за собой ужасную грозу, и тогда Лурама не будет. Никто не придёт на крик помощи, никто не утешит, не поддержит, не протянет руку помощи. Или у неё даже не хватит сил, чтобы просто позвать на помощь. Снова скандалы. Снова ругань. Снова ночные кошмары. Некуда бежать. Неоткуда ждать помощи. Стелла снова будет одна, и со всех сторон из темноты на неё будут смотреть голодные злые глаза. А может быть, и не будет всего этого? И Лурам просто не уйдёт? От такой простой мысли, Стелла едва не рассмеялась - вот так просто, он возьмёт и не уйдёт, а попросит продлить контракт, только и всего! Разумеется, она ему не откажет, предложит сразу постоянное место, поднимет жалование, а лучше всего - разгребёт всё это дело с проектом Хазбин, поставит жирную точку и отправится куда-нибудь на круг Чревоугодия, чтобы подлечить там здоровье и нервы - разумеется, под руководством Рауля-Скриипа и в компании Лурама, он тоже заслужил хороший отдых. Чудо, что сейчас ничего не болит... Стоп. «Он обострит ваше сознание и усилит концентрацию, гарантирую вам чистоту разума...» Только сейчас Стелла ощутила, что совершенно не ощущает боли, и не только от украшений, но и даже привычных неприятных ощущений - лёгкая мигрень, ломота в плечах и пояснице, ноющая боль в позвоночнике, словно неумелый дантист дёргает зуб. Замешательство мгновенно стало паникой, когда Стелла, переборов страх, подумала во всех подробностях о муках, которые ей должны были причинять все части гарнитура - острые иглы кнемид, отточенные шипы венца, грубые и шершавые суставы и сочленения подвесок. Ничего. Совсем ничего. - Столас, скажи-ка мне пожалуйста, - принцесса старалась говорить как можно непринуждённее, хотя по спине бежал холодный пот неприятного и страшного предчувствия. - Каковы свойства травы вавватерии? Стелла попыталась припомнить названия остальных трёх трав, которые упоминал Лурам во время процесса варки настоя, но смогла запомнить только то, которое проговорила вслух. - А, вавватерия! Это невероятное по своим свойствам растение, приятного для глаз оттенка цвета какао, покрытого белоснежным узором в виде множества мелких колец! - Столас мечтательно улыбнулся, вспомнив свой любимый предмет для разговора и покровительства. - Вавватерия имеет древнее латинское название, которое переводится как... - Столас! - перебила Стелла. - Что делает эта трава? Какие свойства оказывает на организм употребившего? Князь вздохнул и продолжил обиженным голосом. - Сама по себе вавватерия безобидна и бесполезна. Но, если двое выпьют настой этой травы из одного кубка и произнесут нужные слова, то испившие начнут делить ощущения либо в равной степени, либо полностью сместив для одного, но удвоив для другого. Стелла, сама того не желая, мысленно воспроизвела процесс поглощения настоя. Как она смотрела на огонь горелки, на белизну зубов бармена, как она преподнесла бокал к своему клюву... И не допила. И Лурам накрыл недопитый стакан своей ладонью. - И-ди-от, - только и прошептала княгиня Гоэтии, осознав, почему комплект украшений, выкованный руками сенобитов-кузнецов не причиняет мучения ей самой. Принцессу бросило в холод, она ощутила как стареет на глазах. - Спасибо, дорогая, - ледяным голосом ответил Столас, приняв оскорбление на свой счёт. - Всё такие же изысканные слова. - Мама? - осторожно спросила Октавия, и Стелле показалось, будто её дочь ощутила всю панику, которая полилась из сердца княгини как из отрубленной головы. И впервые за долгие годы, Стелла так постыдно растерялась. Всё её хладнокровие, её выдержка, холодность и сдержанность, которые помогли ей выжить и подняться во время закулисных интриг королевского двора Преисподней - всё это укрепление оказалось колоссом на глиняных ногах, которые тут же подломились, и исполин беспомощно рухнул, превращаясь в груду развалин. Лишь одна мысль - бежать, найти горничную и поручить ей... нет, нельзя! А что, если это поднимет панику? Ей самой нужно как можно скорее разыскать Лурама, позвать доктора и тогда... - Гости! - выкрик Бартоломью, предвещающий начало званого ужина, прозвучал хрустом ломающего позвоночника у провалившегося вглубь эшафота висельника. Стелла побледнела, кровь отлила от её лица и заледеневших рук, ноги казались чужими, а мышцы спины противно заныли. «Надо сосредоточиться. Надо выдержать. Надо успокоить сердце. И надо верить в то, что линия гостей закончится прежде, чем сердечная мышца Лурама сделает свой последний удар. Долг превыше чувств. А потом я оторву ему его трижды проклятую рогатую голову. Пусть он только будет жив.» Первым гостям счёт открыл огромный столб голубого огня, из которого смерчем выскочил король Асмодей, надевший по случаю новый фрак и цилиндр. Огромный демон неспешно поднялся вверх по лестнице, остановился перед семейством Сидиус, галантно преклонил колено и, с невероятной осторожностью для такого гиганта, первым делом поцеловал протянутую руку Стеллы, Столасу пожал ладонь, Октавии скромно кивнул, а Бартоломью не удостоил и взглядом, будто того и не было. - Большое спасибо, что не забыл обо мне, Столас! - Асмодей, как и всегда, говорил с собеседником именно так, как тот относился к нему, поэтому первая часть, обращённая к князю, была радостной и пылкой, а вот к Стелле был исключительно холодный профессионализм. - Леди Стелла, я помню свою часть уговора. Постараюсь сделать всё, что в моих силах. - Я благодарна, - сухо кивнула Стелла. - Прошу вас, господин Асмодей, проходите. - Мы рады! - угодливо пролебезил старый бес. - О, кстати! - неожиданно вперёд вылез Столас. Стелла едва не вышла из себя от злости и страха, но сумела скрыть свой стон раздражения под лёгкий кашель. - Оззи, а почему ты один? Где же твой спутник? Физзаролли, верно? - А, моё маленькое сокровище! - Асмодей произнёс эти слова с приторным сюсюканьем. - Увы, но этим вечером у него важные мероприятия! Скоро ставить новые пантомимы и мюзиклы, а без него никак не справляются! Впрочем, я, пожалуй, пройду внутрь, чтобы не задерживать остальных гостей! Стелла с тоской и презрением посмотрела на столь неожиданно возникшую толпу вчерашней черни, которая только и делает, что подобострастно улыбается, готовясь укусить кормящую руку при первой же возможности. Ну что же, теперь остаётся только сложить лицо в непроницаемую маску, протягивать руку для угодливых губ разных цветов и форм и молиться. Молиться, чтобы количество гостей не превысило выносливость Лурама. - Сэр Клорер! - воскликнул Бартоломью. Толстый вепрь с лоснящейся бурой шерстью, облачённый в аляпово-малиновый камзол, ткнулся пятачком в подставленную ладонь Стеллы и по-лошадиному оскалился, выставляя напоказ свои золотые зубы. Его спутница - развинченная грешница, больше похожая на клонированную куклу, исполнила что-то похожее на кривой поклон и тряхнула обесцвеченными локонами, при этом усиленно хлопая пустыми глазами. - Леди Стелла, я премного благодарен вам за приглашение! - хрюкнул гость. - Должен сказать, что я дважды ходатайствовал об вашем приближении к королевскому двору! - Благодарю, но очень надеюсь, что в разные годы. Или хотя бы действовали под разными именами и через разных лиц. Клорер зашёлся громоподобным смехом, словно Стелла отпустила лучшую шутку, которую только можно было услышать в Аду. - Мы восхищены, прошу вас, проходите! - надрывался Бартоломью. Следующим был Сэр Пэкхамм - немолодой, но жилистый и подвижный демон с угольно-чёрной кожей и огромной копной седых волос. Одет - в длиннополый двубортный плащ из голубого шёлка, а шею украшал красный бархатный платок. Всё это кричало лишь об одном - сволочь, казнокрад и мошенник, без рода и племени, без капли благородной крови Гоэтии, но рождённый из пены бурных денежных потоков. - Я польщен и восхищён. - Прошу вас, проходите, - Стелла стерпела слюнявые пухлые губы на своей руке, словно её пальцы жевнула лошадь. - Леди Цезарра! - взвизгнул Бартоломью, словно ужаленный. - Я благодарна, - пробормотала откровенно некрасивая, но породистая матрона в дорогом клетчатом платье и огромном парике цвета слоновьей кости. Неподготовленный видел золотое шитьё платья, крупный жемчуг и яркие изумруды украшений, сотканный из серебряных нитей парик, но, присмотревшись, оказывалось, что платье было хитиновым покровом, драгоценные камни - жуками, а парик - толстой блохой, изучающей мир вокруг себя четырьмя огромными чёрными глазами. Лицо госпожи Цезарры, постоянно щёлкающее мандибулами, даже во сне демонстрировало лишь две эмоции - лизоблюдство и презрение, а пальцы, унизанные тяжёлыми перстнями и кольцами, уже мелко подрагивали в предвкушении алкоголя и возможности разжиться пудрой для носа у кого-то из гостей. - Господин Есенин! - Польщён, весьма польщён! - нараспев произнёс приятный на вид грешник с тяжёлыми светлыми кудрями волос, сквозь которые на лбу пробивалось два небольших рудиментарных рога. Придворный поэт быстро приложил губы к пальцам Стеллы, на ходу поклонился Столасу и Октавии и поспешил внутрь поместья. Напудренные до синевы лица, мушки, парики, безжизненные фальшивые улыбки, горящие глаза - каждая ступенька длинной лестницы была занята ногами, лапами и копытами гостей, и Стелла уже слышала, что Октавия задышала гораздо чаще от накатившей усталости, но даже не вздумала жаловаться или удаляться. Бедная, бедная моя стойкая девочка! Держись, уже последние минуты! Лишь бы только какой-то гость не устроил сцену! И ты, Лурам, держись. Я удавлю тебя собственными руками, упрямый осёл!***
Незнакомая, чернейшая, страшнейшая мощь ударила по моему сознанию поцелуем бейсбольной биты по темени - желудок, лёгкие и диафрагма были разом проткнуты мириадами ядовитых жал. Откуда-то издалека Мурев звал меня по имени: агония прошла, но накатила слепота и оцепенение, каждая клеточка в теле тысячекратно разорвалась, родилась заново и снова расплавилась, прежде чем оказалась крепко стянута колючей лентой. Я попытался разлепить губы, чтобы ответить Муреву - это стоило мне ещё полумиллиона шипов куда-то в район сердца и гортань, добавилось удушье. Уже даже не было слышно самого паренька - в ушах стоял грохот невидимого легиона проклятых, а в глазах мельтешил стробоскоп из обжигающе-белого света и мутных бензиновых пятен. Звон колоколов, предвещающий появление духов пути Перемен или Миазматической руки, звучал чудовищным набатом, и даже неопытный оккультист уже мог приблизительно прикинуть масштабы ущерба своему здоровью и рассудку. А вот колокольчики, служившие сигналом о вторжении сенобитов, звучал столь же желанно, как смех твоей возлюбленной девушки в тёмном ночном лесу. Особенно с учётом того, что твоя девушка умерла уже семь лет назад, но её смех звучит прямо у тебя за спиной. Слуги Левиафана сперва любят смаковать самые богатые эмоции: в моём случае, это была ярость, которую подстегнули кнуты боли. Злиться мне никто не запретит.***
На секунду, Стелле показалось, будто в толпе гостей мелькнуло чьё-то незнакомое лицо, которое явно выбивалось из общей картины, как лишний мазок краской, но тут же золотистый глаз незнакомца скрылся под бортиком широкополой шляпы с загнутым кверху полем, и больше этот нереальный образ не попадался княгине на глаза. - Губернатор Мальфас! - Восхищён, - безразлично бросил кузен Столаса, неприязненно тряхнув плечами. - Надеюсь, что вечер закончится благополучно. Перевод - хочу выпить и кого-нибудь отравить, чтобы хоть как-то порадовать свою чёрную душу. - Мы рады, о господин! - продолжал кричать Бартоломью, уже провозглашая следующего гостя, при виде которого Стелла едва сдержалась, чтобы не взвыть от ярости. - Его сиятельство, маркиз Шакс де Моррло! О, как же Стелла ненавидела маркиза Шакса! Напыщенный, несдержанный, бестактный и самовлюблённый придурок, живущий в долг, но при этом тратящий бешеные суммы на предметы искусства, проституток и собственные увеселения, но именно этот придурок служил единственной ниточкой, которая тянулась к личным делам Бегемота, и потому леди Сидиус ничего не оставалось, как поощрять порочность маркиза. - Моё почтение! - кадык длинношеего аиста задёргался под экстравагантным воротником-жабо. - О, вижу, леди Стелла, что вы всё же отыскали на дне своей узколобой души каплю чувства прекрасного! Вот только... вы позволите? Вашу ножку, госпожа! Стелла, бледнея ещё сильнее и уже позабыв всякий гнев, покорно выставила правую ногу вперёд. Маркиз дотошно осмотрел подаренный им же элемент гарнитура, щёлкнул по наголеннику когтем, самодовольно оглядел стоящих сзади недовольных задержкой гостей и неожиданно, без предупреждения, затянул шнуровку на два оборота вглубь. - Развязалось, - злобно оскалился Шакс, ожидая крика боли и испорченный вечер. - Вы весьма любезны, маркиз, - Стелла с такой же злобной радостью увидела, как в красных глазах аиста рождается коктейль из страха и благоговения. - Я прослежу, чтобы вас не отпустили отсюда трезвым. «А если Лурам не выдержит, то и ты не покинешь порога этого дома.»***
Я ощущал, как мою кожу пронзили тысячи тонких отполированных крюков, в каждом из которых отражалось моё искажённое болью лицо. Движение зашитой в кожу тонкой руки, и моя кость голени просто взорвалась, а плоть сползла с тела как снятый с ноги чулок, обнажая ещё более яркое и влажное мясо, испещрённое темно-синими венами и белесыми сухожилиями. Мои чувства были выкручены свыше предела, и рука безжалостного архитектора пыток выдернула рычаг контроля. Я мчался по автостраде, построенной из обрывков собственной памяти и пределов моего болевого порога. Я сосредотачивался на мыслях, и тут же мою голову разрывали невидимые гигантские руки. Я старался дышать, и мои лёгкие незамедлительно наполнялись обжигающим кипятком. Я пытался перенести вес с одной ноги на другую, и одновременно копыта словно оголялись до кровеносных сосудов. Выход только один - выдержать. Выдержать, как тогда я выдержал сотню палочных ударов по спине. Только на этот раз, ты сам подставляешь кожу под плети, и не будет никакого солдатского бунта. Докажи, что ты ещё на что-то годен. Стелла рассчитывает на тебя. Не подведи её.***
Не увидев среди оставшихся гостей Ларэну Трирби, Стелла испытала двойственные чувства: с одной стороны, это хотя бы немного повышало шансы на выживание Лурама, потому как эта демоническая сорока не ограничилась бы сухим приветствием, а принялась бы болтать с каждым из членов семейства не меньше получаса, при этом игнорируя столпотворение гостей за своей спиной, а также возросли и шансы на спокойное завершение вечера, без превращения светского званого ужина в балаган. С другой стороны, без неё Стелле было куда одиноко: эта дурочка с восторженно-мечтательным взглядом, неспособная держать язык за зубами и постоянно говорящая всё, что приходит в её вечно хмельную голову без предварительной обработки, всё же была единственной подругой будущей Сидиус в пансионе. Да, в молодости всегда легко заводить друзей и влюбляться, даже в Аду. «Привет, я - Ларэна! Давай дружить! За что меня законопатили, хочешь узнать? Да по глазам уже вижу, что хочешь! Подумаешь, прожгла книжку свечкой! Хочешь есть? Я пронесла с собой печенье и яблоко!» - Госпожа Гретта фон Виддер! - у Бартоломью сел голос, и выкрик больше походил на визг адской чайки. - Моё почтение дому Сидиус, - Стелла даже не успела осознать, как тонкие пальцы Носферату любезно расшнуровали туго затянутые садистские украшения на голенях. - Маркиз Шакс уже ушёл, снимите это недоразумение. Оно вас не красит. Вспомнив о том, что Лурам был в своё время близок с Греттой, Стелла взглянула на одну из своих ключевых союзниц уже в ином свете, испытав при этом какое-то странное, новое чувство, отдалённо похожее на ревность. Несмотря на то, что солнце уже давно закатилось, Гретта всё равно слегка щурилась, будто её огромные глаза раздражал чрезмерно яркий свет. Парик в стиле барокко тончайшего плетения был гладко зачёсан по бокам, открывая всем смотрящим высокий и прямой лоб, крупные, но не лишённые изящества заострённые уши, кирпатый нос нетопыря с широкими ноздрями и острые кончики белоснежных резцов, столь же правильно асимметричные, как и лицо бесовского бармена. Сама же Гретта фон Виддер ступала тихо, но уверенно. На ней было приталенное чёрное платье до пола с пышными буфами на плечах и пришитыми к рукавам длинным перчаткам, которые при этом не скрывали длинных острых когтей вампирши. Единственными украшениями для столь траурного наряда служили одинокий рубин, который довольно покоился на откровенно открытом участке кожи груди Гретты, а также пышный воротник-жёрнов, накрахмаленный до остроты топора. Вслед за Греттой, показались и две остальные гостьи, ставшие завершающими в этой мучительно длинной очереди. Хиоси О’Муро двигалась всё так же медленно и утомлённо, словно ей постоянно нездоровилось, молочно-белые чешуйчатые кольца её нижней половины змеиного тела текли подобно той самой реке, по которой раньше или позднее должен проплыть труп твоего худшего врага, если ты обладаешь достаточным запасом терпения. Чуть желтоватое лицо ламии казалось восковым, лишённым жизни, но её сверкающие изумрудно-зеленые глаза с узким зрачком и пугающе-красное сердечко губ сосредоточили в себе всю энергию, хитрость и чувства безжалостной главы триады. Если что Стелла до сих пор не понимала в госпоже О’Муро, так это всю сложность и многогранность символизма: каждая деталь, каждое украшение, каждый оттенок и каждый стежок узора несли в себе определённый смысл. Что сулили эти две длинные латунные шпильки, проходящие насквозь пучок чёрных волос ламии? Стоит ли опасаться алмазов в её серьгах, рисунку плакучей ивы на восточном веере или приготовившегося к прыжку тигра на массивном шейном медальоне? Для чего Хиоси решила облачиться в безобидное нежно-зелёное платье с узором в виде веточек дикой сливы, но при этом на мизинце женщины, как и на кончике её хвоста, хищными жалами блестят острые шипы, сочащиеся каплями смертельного яда? - Надеюсь, что этот вечер пройдёт продуктивно, - шёпот Хиоси прозвучал громче, чем выкрик Бартоломью, оповестивший о прибытии главы триад Восточного Района. - Госпожа Стелла. - Диаманда Вирм! Жрица культа Гидры и Дагона решительно шагнула навстречу Стелле, громко топнув босой ногой. Только сейчас принцесса заметила, что руки Диаманды действительно были покрыты мелкой тёмно-зелёной рыбьей чешуёй, уши больше напоминали чрезмерно развитые перепонки, а сама жрица по привычке дышала через жабры, мерно двигающиеся вверх и вниз вдоль по её крепкой шее. Волосы у неё тоже были тёмно-зелёные, но настолько тёмными, что практически не отличались от чёрного цвета и текли длинной прядью до самых плеч жрицы, покрытых костными наростами. Лаконичный и первобытный наряд из скреплённых толстой бечевой грубо обработанных кусков кожи ската едва скрывал грудь и промежность Диаманды, но зато топорная корона, множественные кольца и головки пирсинга, узоры примитивных татуировок культа, разнообразные браслеты, ритуальный изогнутый нож и пояс из крокодиловой кожи - всё указывало на род деятельности и важность занимаемой должности. Стелле стало не по себе от взгляда на угловатую фигуру Вирм. Широкие плечи, узкие бёдра, рельефная фигура и длинные цепкие руки, обвитые венами как лозами. Даже если слухи о её необычайной жестокости и преданности делу культа лишь вполовину правдивы, то сложно вообразить весь объём жажды и безумия, которые Лурам принял на себя под этим звериным взглядом. - Столас, - Стелла произнесла имя мужа без враждебности, и он ответил ей вопрошающим звуком любопытной, но не рассерженной совы. - Доверяю приветственную речь тебе. - А ты? - эта секундная задержка разозлила принцессу больше, чем все восемнадцать совместно прожитых лет на каторге, именуемой династическим браком. - А мне нужно остановить смерть.***
Боль из ног переместилась в шею и мозг, вгрызаясь ядовитыми и кривыми клыками вурдалака. Зубы пережёвывали моё сознание, выворачивая на всеобщее обозрение каждую нейронную связь, как безжалостный прокуратор, являя суду каждый мелкий грех. Мои глаза были зажмурены до боли в скулах, но слепящий яркий свет выжигал мой мозг невидимой лупой в руке хулигана, плавил глазные яблоки, иссушал суставы и стягивал мышцы, чтобы мне не хватило сил поднять руки и раздавить себе голову. Кровать стала океаном смердящей густой жижи. Я не мог представить такого отвратительного образа уже много лет, с тех пор, когда провалялся в яме, справляя нужду под себя и пожирая огромных личинок. «Мистер Джо... где Табука? Где моя жена?» Одна мысль о первых словах, которые я сказал по возвращению обратно в село, и летучие мыши в голове превратились в рой беспорядочно гудящих трупных мух, а гниль подо мной моментально принялась кипеть и громко хлюпать. В следующий миг, из глубины этой жижи поднялась новая фигура, вслед за которой пришло облегчение: провода электрошока были перерезаны, а глаза промыты. - Леди Стелла, какой приятный сюрприз, - мой голос буквально истекал доброжелательностью, но не вязался с умирающим тоном. Оставалось надеяться, что в этот момент, я больше напомнил своей хозяйке не полоумного мерзавца, сунувшего свой нос куда не следует, а какого-нибудь мифического Прометея, без единого стона терпящий мучительные удары острого орлиного клюва во спасение человеческого рода. Судя по поджатому клюву на белом лице и эмоциональности бросков деталей демонического украшения, я был в глазах леди Сидиус кем-то средним. - Скриип, забери эти украшения и выброси их как можно дальше. А ты, Мурев, выйди. И закрой дверь, - коротко приказала Стелла, и оба моих вынужденных компаньона были вынуждены повиноваться. Как только золотистый язычок замка с тихим щелчком встал в паз, принцесса вцепилась в мою мокрую от пота рубашку и тряхнула весь мой мир величиной в оба глаза, но пока что только предупреждающе. - Стелла, я... - Заткнись! Идиот, кретин, осёл! - рыкнула Стелла, снова тряхнув меня, как лиса цыплёнка. - Я уже жалею о том, что поделилась с тобой своими проблемами! Да кто тебя вообще просил... - Так вы же сама скромность, леди Стелла. Вы бы никогда не попросили, так что сделал вам приятный сюрприз. Чёрные когти свободной руки принцессы ласково-угрожающе нацелились в мои глаза и ухмылку и замерли, пока не определившись, с чего начать первым. Я решил упростить Стелле задачу и снова открыл рот. - Как там зал сегодня? Зверьё уже на арене и жаждет крови? Или мы сегодня звери? А может быть, мы шуты или акробаты? - Я вижу здесь только одного клоуна. - Какая жалость, что приму приз зрительских симпатий соло. Стелла хрипло засмеялась и улыбнулась, втянув когти обратно в ладонь, и я улыбнулся ей в ответ. Что-то подсказывало мне, что среди всех возможных улыбок, рождённых этим вечером от гостей, наши с ней будут самыми лучшими. - Как встреча гостей? - я вернул себе рабочую серьёзность. - Всё прошло хорошо? Никаких проблем и подозрений? - Всё прошло как нужно, - решительно ответила Стелла, и снова дала волю эмоциям. - О чём ты думал, Лурам?! Ты понимаешь, что мог бы просто умереть от такой боли? Даже если отставить в сторону нашу с тобой дружбу, то кто бы занял место за барной стойкой? - Это был осознанный риск, - крепость и собранность заняли свои означенные по билетам места в ложе голоса и глаз. - Если эти украшения выковали слуги Левиафана, то мне бы не дали ни милосердно потерять сознание или лишиться рассудка, ни, тем более, умереть. Такого они не позволяют. Стелла усадила меня на край кровати, и только сейчас я заметил на полу кровавые капли. Мне потребовалось несколько секунд для того, чтобы понять, где я нахожусь, и что эта кровь течёт из моего носа. Принцесса наконец-то успокоилась, её тонкие пальцы с чёрными коготками отдалились достаточно, чтобы не стереть мою вымученную гримасу похмельного паяца. - Никогда, - тихо сказала адская инфанта, заботливо придерживая моё тело от падения обратно на подушки правой рукой, и не менее заботливо вытирая носовым платком кровь с моего лица. - Никогда больше так не делай, Лурам. Я не хочу потерять за один вечер хорошего друга и хорошего бармена. - Именно в таком порядке? - уточнил я, но принцесса пропустила эту остроту мимо ушей. - Ругать буду позже, - пообещала Стелла, но уже без прежнего страха, замаскированного злостью. - А теперь, ты нужен за стойкой. Живой, здоровый и благоразумный. Я очень надеюсь, что не прошу тебя слишком о многом. - Я всего лишь простой бармен и ваш друг, леди Стелла. Меня невозможно попросить о многом. Стелла утробно рассмеялась и прижала руку к своей груди. Я сделал ещё одну заметку для себя - принцесса Гоэтии принадлежала к той породе женщин, которые никогда не бывают некрасивыми, какие бы дурные чувства не обуревали их сердца, делая черты милых лиц звериными. - Невероятно. Мы работаем с тобой меньше недели, а я даже не знаю, что хочу с тобой сделать больше - поблагодарить или отвернуть твою голову. - Можете отвернуть голову в знак благодарности. - Какая же ты порой саркастичная свинья, Лурам. - Мои акции растут. Ещё минуту назад я был ослом. Стелла снова издала мрачный, но не слишком зловещий смешок, в последний раз промокнула моё лицо испачканным платком, который был тут же отправлен куда-то в тёмный угол моего скромного жилища, и собралась уходить, в последний раз осмотрев меня с каким-то беспокойством. Не люблю это качество - у него дурная особенность превращаться как в ненависть, так и в обожание. - Работать сможешь? - Сердце бьётся. Следовательно, смогу, леди Стелла. - Я нормально выгляжу? - Стелла посмотрела на меня маленькой девочкой, которая впервые накрасилась без помощи мамы, и теперь просила поддержки, а я не мог ей отказать. - Разумеется. Даже если бы вы захотели выглядеть ненормально, то у вас бы ничего не вышло. Стелла улыбнулась моему громоздкому комплименту и следующей репликой подошла ко мне издалека, а я покорно наступил на эту мину. - Ещё раз спасибо, Лурам. Большое спасибо за помощь, я бы не выдержала. - Я всего лишь выполнял свой долг. - Как друг или как бармен? - принцесса шутливо продублировала мою реплику. - И то, и другое, леди Стелла, - я кивком признал её победу в поединке остроумия, и княгиня широко улыбнулась, снова прочувствовав такт приятного дружеского разговора ни о чём. - Я придержу гостей на десять минут, Лурам. Переоденься и выходи за стойку. - Мне хватит и пяти. Я управился за три, две из которых параллельно размышлял о подпунктах списка дел на сегодняшний вечер: следить, чтобы гости на захирели от нехватки внимания, напоить их до невозможности, состричь обещанный Стелле миллион, как-то улучить минутку и уничтожить компромат в кабинете Бартоломью, вывести юную Сидиус на свидание в сад, а кроме всего прочего - сохранить голову на плечах хотя бы до рассвета. Висящая над моей головой одинокая лампочка, больше похожая на труп забытого повешанного, горела неизменной заветной звездой - по несбывшейся мечте, по заброшенному идеалу или по упущенной женщине. Небрежно брошенная на кровать одежда, принявшая форму переломанного тела, насквозь промокла от пота и выглядела жалко, как вылезшая из воды кошка. Я с омерзением сплюнул, обмылся ледяной водой, насухо вытерся новым полотенцем, набрал полный рот бальзама-ополаскивателя для дёсен и принялся неприлично громко катать ярко-зелёную, щиплющую десна и язык мятную жидкость по своему рту как модель из рекламы, где десятому стоматологу неизменно плюнут в утренний кофе. Зауженные брюки тёмно-винного цвета с кармашком для хвоста на перламутровой пуговице с диковинным узором обхватили мои ноги как вторая кожа. Тело скрылось за сорочкой, которая хоть и была куплена три года назад, но всё ещё могла потягаться своей первозданной белизной, а запястья обхватила пара прямоугольных чёрных запонок с бледно-серыми крестами. Последним штрихом стал жилет бармена-арлекина, сшитый из множества золотых, зелёных, красных и синих ромбов, каждый из которых был соткан из редкой и дорогой нити-голографки, позволяющей носителю одежды из такого материала одним небрежным поворотом корпуса вызвать как массовую смерть среди эпилептиков, так и всеобщий восторг в круге ценителей новомодных нарядов. Я посмотрел на себя в зеркало и остался доволен: волосы причёсаны, зубы сияют летящими ножами, кожа суха как пергамент, сердце бьётся с плавностью полного стакана в руке алкоголика, а взгляд любящих диких глаз способен с одинаковой лёгкостью сдирать как кожу, так и одежду. Дёрнув цепочку переключателя, я вышел из тьмы в свет - натуральный, высший и льющийся из сердец тех, кому не всё равно. - Лурам, ты в порядке? - осторожно начал Мурев, и я одарил бесёнка улыбкой, способной отпугнуть акулу. - Само собой, юный мастер. Надеюсь, я вас с доктором не сильно напугал? - Нормально, - выдохнул Мурев, обнадёженный моим ответом и гримасой бармена, решившего не убиваться об окружающий мир для разнообразия. Бесовки, стоящие в ряд как солдаты на осмотре, жутко и смешно одновременно повернули головы в мою сторону с одинаково обеспокоенным видом, тут же сменившимся облегчением. Закурив сигариллу, и позволив дыму обнять меня любящей супругой, я внимательно оглядел прибывших гостей - что же, нужно отдать должное чете Гоэтии, их разношёрстная компания гостей пестрила уважаемыми фамилиями и одинаковыми лицами, вылупившихся в одном змеином логове. Недвижимые лощёные взгляды полуприкрытых глаз, лежащих на припудренных перинах тёмных алкогольно-кокаиновых мешков; любезные поклоны мелких чинуш и младших офицеров, двойные и тройные подбородки вкупе с подпоясанными дряблыми утробами, отсутствие вкуса в подборе сорочек и корсетов, непомерный запас высокомерия и самолюбования, одновременная покорность и ненависть сопровождающих жён и любовниц. Кто-то пришёл с робкой надеждой на проблемы с памятью у Стеллы, другой пытался склевать зёрнышко полезной информации в кавалькаде этого шумного курятника, а третьи желали напиться, надеясь этим отсрочить время до омерзительного протрезвления, когда вместе с похмельем придётся выворачивать не только желудок, но и карманы. - Почему мы до сих пор не разносим напитки? - осторожно спросил Эбрих, словно ожидая, что я ударю его за такой глупый вопрос. Я лишь медленно оглядел гостей и небрежно кивнул бесу. - Метки, - ответил я. Эбрих лишь захлопал глазами, не понимая значения этого слова, а вот Мурев сразу же принялся соображать, перечисляя первые слова, которые приходили ему в голову. - Жесты? Осанка? Движения? Лица? Да, точно, лица! - Совершенно верно, юный мастер, - я подтвердил догадку Мурева. Остальные служанки тоже приблизились ко мне, впитывая каждое сказанной мной слово. - Вот, посмотрите на ту группу гостей, которые держатся особняком - стоят вдоль стены как на расстрел, оглядываются, каждое их движение полно неуверенности. А вот нувориши стоят в центре, поближе к хозяевам, грудь выгнута колесом, а лица изучают алчность. Первые будут просить отсрочки или услуг, а вторые - оплаты, так что нужно будет подпоить их таким образом, чтобы у первых память укрепилась, а у вторых - разболталась. - А что насчёт того господина? - громким шёпотом поинтересовалась Вигория, кивнув в сторону маркиза Шакса, который неустанно выпрямлял свою слабую спину и вертел длинной шеей, затянутой в высокий воротник из бурой кожи. - Жажда вина и пролитой крови, - я громко втянул воздух носом. - Целеустремлённость, ярость жестикуляции, блеск оживших глаз. Я уже отсюда чувствую жажду, которая буквально смердит из каждого пера и из каждой клетки его гнусного тела. Начало ночи было приятным и тёплым, но не душным, окна в зале были широко распахнуты, разговоры и смешки набирали силу и становились громче, нерешительных гостей становилось всё меньше и меньше, и большая часть посетителей занимали места поближе к закускам, карточным столам и барной стойке. Я уже оценил объём работ, которые проделали бесовки - мраморные полы были натёрты по блеска, покинувшие подвал посуда и приборы сверкали как новые, каждая тарелка гордо лежала на салфетке, столы накрыты белоснежными скатертями и сервированы по всем правилам, о которых большая часть гостей едва ли знала сама - давно я не видел такого трудолюбия и преданности своему делу. Я быстро наполнил первые бокалы из бочек, расставил скрипящие ото льда коктейли на подносы и короткими жестами отправил моих бесовок навстречу основной массе гостям. Пока что всё шло неплохо: выпившие заранее гости всего лишь пытались ворочать непослушными языками и глупо шутили, другие невпопад сыпали глупыми вопросами, нередко повторяясь и ловя самих себя на неловкости, а таящиеся в тенях колонн и засевшие за карты молчуны хотя бы могли похвастаться хорошим воспитанием. Мурев и Эбрих мелькали по залу парой белой кроликов и вовремя появлялись за спинами того или иного гостя, чтобы предложить очередную закуску и следить, чтобы тарелка не оставалась пустой. Сама Стелла сидела в компании моих бывших женщин чуть поодаль от основной массы прибывших, окруживших Столаса и Октавию. И снова у меня кольнуло под сердцем, когда я был вновь приятно поражён и восхищён красотой и грацией моей хозяйки. И несмотря на то, что княгиня Сидиус избавилась от этого жестокого пыточного гарнитура, и теперь утопала в высоком мягком кресле в простом чёрном приталенном платье, вся она была центром комнаты. Глаза Стеллы прояснились, когда чуть задержались на мне - обменявшись взглядами, мы оба приступили к работе. - Вот, прошу тебя, кузен, - Столас старался говорить миролюбиво, жестом приглашая толстого чёрного ворона сесть за стойку. - Это Лурам, наш новый бармен. Настоящий виртуоз своего дела! - И это бармен? - Мальфас презрительно фыркнул, но выражение его глаз нисколько не поменялось. - Или бесы здесь стали постоянными гостями? А, братец? Глаза Столаса вспыхнули обидой, а вот моё горло стиснула рука ярости. Я не знал, есть ли у кузена Столаса какая-то конкретная причина для столь мерзких шуток, или деверь Стеллы просто желает слить накопившуюся злость, но сейчас я был больше обеспокоен контролем собственной руки, которая неосознанно потянулась к ножу. Прервал этот семейный бильярд шпильками сам Асмодей, севший напротив меня, подперев подбородок руками. Иронично, что древнее воплощение смертного Греха выглядел самым человечным и понимающим из всех присутствующих здесь гостей. - Что же предложит наш бармен? - Асмодей решил подыграть мне. - Я бы желал выпить чего-нибудь вкусного, модного в этом сезоне, но не слишком трудного! Асмодей был всё так же добр, и его последние слова были вызваны тем фактом, что я всё ещё выглядел чуть лучше сорокалетней стриптизерши утром понедельника. Я лишь немного приукрашивал свой опыт, полученный за годы работы барменом: богачей всегда нужно напаивать постепенно, но до скотского состояния, чтобы у них не возникало даже малейшего повода для жалоб или беспокойств. Праздный ум всегда рождает дурные идеи. - Всё, чего только пожелаете! Для меня не существует ничего слишком трудного! Коктейль этого месяца - «Остров проклятых» с ванилью, только для знатоков с хорошим вкусом! - Я тоже хочу один! - закричал гость. - А мне - сразу два! - воскликнула знатная матрона в огромном парике, который подозрительно громко щёлкал жвалами. - Ну, почему же вы одни! - отозвался я, выстраивая ряды мутных от холода рюмок, готовых лопнуть от малейшего прикосновения тёплой кожи. - Сегодня никто не уйдёт несчастным и трезвым! Всевозможным подачам коктейля с использованием базовой магии меня научил старинный друг Думузида, у которого я работал год назад - сначала я относился с большим скепсисом к этому комичному и смешному на вид человечку в сломанном пенсне и протёртом до дыр клетчатом костюме. Этот господин, который только и делал, что пил и жаловался на жизнь своим противным гнусавым голосом, едва ли мог показаться подходящим учителем, но первое впечатление оказалось обманчивым. - Он много пьёт, но у него доброе сердце и золотые руки, - объяснил мне босс. - Он и покойный Кот-Бегемот были старинными друзьями. Овладев базовой магией, я научился бесчисленному числу трюков и необычных подач коктейля, недоступных для простого бармена, и я был безгранично благодарен как учителю, так и самому Думузиду, который верил в меня и продолжает верить. Жаль лишь, что я не запомнил имя друга Думузида, а в голове крутился лишь отдалённо звучащие слова, взятые от музыкального инструмента - то ли его звали Кларнет, то ли Гобой. Быстро уколов себе большой палец правой руки об нож для колки льда, я вытряхнул из силиконовой формочки тонкие пластинки замороженного алкоголя, не толще игральной карты: клюквенная и ванильная водка, клубничный и классический джин, белая текила и такой же белый ром, апельсиновый трипл-сек и лимонный сок. Пропустив Волю в кончики пальцев, я слегка сжал эту колоду, скрепляя каждую «карту» своей кровью. Быстро перетасовав окровавленные пластинки между собой под звук начинающихся аплодисментов со стороны Асмодея, Гретты и того королевского поэта, я с излишним драматизмом пошевелил пальцами свободной руки и со стрекочущим звуком запустил колоду в воздух, тихо шепнув заветное слово. - Reversus. Вместо того, чтобы просто упасть на пол и разбиться, чья-то невидимая рука перехватила летящую разноцветную ленту застывшего алкоголя, закрутила её двойным штопором и отправила обратно - карты замельтешили вокруг голов Асмодея, лишь чудом минуя бирюзовое пышное оперение короля Похоти. Глядя на эти мельтешащие части алкогольной ленты Мёбиуса, Асмодей заметно ожил: перья распушились ещё сильнее, жёлтые глаза прищурились, а щеки боковых голов порозовели. - Ко мне! - скомандовал я, готовя открытый шейкер. Колода легла на последний вираж и устремилась в мою сторону, лишь чтобы с весёлым звоном разбиться в недрах барного стакана из зелёного стекла, поднимая облачка мелкой ледяной крошки. Последнюю карту, сделанную из лимонного сока, я поймал в пустой стакан, доверху наполнил его газировкой и приказал Муреву отнести этот лимонад Октавии, которая уже заметно устала от разговоров со взрослыми. Как следует встряхнув колоду, и вернув компонентам исходное жидкое состояние, я одним движением поровну наполнил ждавшие этого момента бокалы, а вторым взмахом освободившейся руки - провёл язычком огня с горящей зажигалки, оставляя за ней линию голубоватых трепещущих цветков в подобии хрустальных изящных кашпо. Улыбнувшись замершим в ожидании гостям, я, без единого лишнего движения, положил на каждый бокал с пылающим содержимым заранее подготовленную полую ледяную сферу, в каждой из которых была щедрая порция полусладкого газированного вина, подкрашенная ярко-синим апельсиновым «блю крюассао». - Раз-два-престо! - я прикрикнул на пляшущие огни в бокалах, топнул копытом и тут же широким движением руки сдобрил бокалы облачком корицы из широкой солонки. Коричневый ароматный порошок моментально вспыхнул как магний на старинном фотоаппарате, чем заставил женскую половину гостей массово охнуть от неожиданности и одновременно растопить нижнюю стенку каждой ледяной сферы, перемешивая два сложных компонента коктейля между собой. Последняя деталь - бросить в каждый бокал коктейля стальную шпажку с нанизанной на неё вишенкой, вымоченной в бренди, и бросить с таким усилием, будто этой железной пикой я уже лишил своих клиентов разума и делал их идеально покорными куклами, даже если эта лоботомия кратковременна. - Браво мастеру! - спустя секунду молчания, первой мне захлопала Октавия. Столас сначала удивился такой яркой реакции от обычно тихой и застенчивой дочери, но тут же поддержал этот огонёк настоящей радости собственными овациями, а вслед за князем подтянулись и остальные гости. Мне хлопали все до единого, по-детски искренне аплодировали Мурев и Заглитта, шутливо свистел Есенин, хлопали даже мои бывшие, в том числе и Диаманда, которая хоть и всё ещё желала моей смерти, но не могла не признать того факта, что я всё ещё хорошо справляюсь со своей работой. Но мне дороже всех од, похвал и лестных слов был этот короткий, едва уловимый кивок леди Стеллы, который и стал нотой сердца в этих тяжёлых вечерних духах, вновь явив собой не порочность и разнузданность, но честь и гордость. - Я пью этот коктейль за гостеприимство дома Сидиус и здоровье такого виртуозного бармена, - громко провозгласил Асмодей, торжественно прижав рюмку к своей широкой груди, прежде чем осушить её одним духом и зажмуриться от удовольствия. - Ах, чистейший нектар жизни! Будем жить! - Будем! - единогласно ответил нестройный хор голосов гостей, поддержавших пример воплощения Разврата, копируя его движения, будто надеясь стать от этого влиятельнее и богаче окружающих. В следующую секунду, гости наверняка пожалели о своём решении подражать, потому что Асмодей, будучи королём, явил королевскую щедрость. - Однако, хорошая работа должна хорошо вознаграждаться! - Асмодей дотянулся и снял с барной стойки две пустые объёмные банки из толстого стекла, в которых я обычно держал вымоченные в алкоголе вишенки. В первую король положил какие-то бумаги и толстую пачку векселей, а во вторую, вновь по-царски, высыпал всё содержимое своего внушительного портмоне, золотом и купюрами. - Или кто-то посмеет утверждать, что этот славный бес плохо поработал? Возражавших не нашлось, начался гул и шум - более того, каждый гость посчитал своим долгом перебить подношение предшествующего и получить коктейль из моей руки с таким видом, будто этот напиток таил в себе тайну вечной молодости и силы. В обе банки рекой текли банкноты, монеты, драгоценные камни, а потом в ход пошли и украшения. Похожая на сколопендру матрона без колебаний рассталась с кольцами, браслетами и обеими серьгами, отправив левую часть украшений в банк Стеллы, а правую - мне на чай, после чего с нескрываемой гордыней осмотрела остальных посетителей, и приняв из моих рук бокал шампанского, удалилась. Убрав ощутимо отяжелевшие банки в недра барной стойки, и закрыв их прочей посудой от особо любопытных глаз, я собрался с силами, снова посмотрел на работу бесовок, и с нелёгким сердцем сделал коктейли для неприятной встречи - саке с грейпфрутовым соком для Хиоси О’Муро, «Май Тай» для Диаманды Вирм, «Крестного отца» с каплей моей крови, выдавленной из многострадального большого пальца, для Гретты фон Виддер, а для Стеллы я решил налить «Мимозу». Вручив подбежавшему ко мне Муреву стакан воды с лимоном, я поставил готовые коктейли на поднос, обменялся кивками с Раулем, который тоже едва держался на роли крупье какой-то сложной для меня карточной игры, и пошёл к женскому столу, вызывавшему у меня приступ панического ужаса одним своим видом. - Дамы, ваши коктейли, - это я сказал собственным голосом, без какой-то приятной женскому уху хрипотцы или воркования. Какая-то часть меня была рада тому, что характеры моих бывших нисколько не изменились: Гретта удерживала стакан коктейля перед лицом на кончиках пальцев как чашку горячего чая, прикрывая свои резцы и носик; Диаманда стиснула бокал и челюсти с одинаково страшной силой, при этом уже прикидывая точку на моём теле, куда в первую очередь будет воткнут кинжал, а вот Хиоси явно перестаралась изображать актрису древней трагедии, движения ламии были слишком утрированными. За женским столом возникло неприятное, напряжённое молчание, будто факт интимной близости, который связывал меня с тремя из пяти присутствующих за столом дам, был неприличнейшей и страшнейшей тайной. - Жив ещё, Лурам? - первой молчание нарушила Диаманда, нараспев протянув моё имя. В её руке неожиданно появился жертвенный нож, вонзившийся в столешницу. - Ты мне кое-что должен, знаешь ли. - Чушь, - возразила Гретта, всё с тем же наслаждением отпив «Крестного отца», сдобренного моей кровью. При всей хрупкости и стройности бледного тела с сеточкой вен, вампирша излучала силу. - Здесь у тебя нет власти над Лурамом. Так что лучше беги обратно в свой грот, пусть мерзкие рыболюды тешат твои похоть и самолюбие. Диаманда лишь криво оскалила свои акульи зубы. - Да что ты можешь знать о похоти, безо всякого пульса, Носферату? Или ты так не хотела отпускать Лурама, потому что надеялась на чудо? Что твоя мёртвая утроба сможет произвести на свет клыкастого ублюдка? Леди фон Виддер переменилась в лице, капнув коктейлем себе на колени. Во взгляде огромных глаз женщины слились воедино беспомощная ярость и беспросветное горе: оба этих чувства были выставлены на свет правдой в словах жрицы Дагона. - Я всего лишь хотела вырезать его сердце, - сказала Диаманда. - А вот ты, Гретта, хотела его всего, чтобы заполнить пустоту в своей душе и своей кровати. Из горла Гретты вырвался животный рык, от которого перья Стеллы встали дыбом, а я неосознанно вздрогнул. Поднявшись вперед из своего кресла, носферату оскалила свои острые клыки, ставшие от злости ещё длиннее и белее прежнего. - Вы обе, остыньте, - Хиоси прикрыла глаза и покачала головой, как усталая мать двух капризных детей. - Слишком много шума из-за обычного беса, который бегает по кругу. Обменявшись со Стеллой быстрыми взглядами, мы оба поняли без слов, что не предусмотрели такой исход. Пока мы с ней думали, что делать в первую очередь - успокоить спорщиц, занять сторону одной из них, напомнить им об общем деле или о временах, когда нам было не так плохо, как сейчас, судьба внесла свои коррективы. По полу звонко процокали коготки, словно в поместье ворвался регбист, несущийся к хозяйке дома на всех парах, огибая гостей и столы, и чей-то голос - удивительно знакомый и совершенно не вписывающийся в общий фон - спросил. - Эй, Стелла-Вилочка, куколка моя! Я не слишком опоздала? Как же я рада тебя видеть, Стелла! Все разом обернулись. Перед нами стояла расфуфыренная до вычурности симпатичная демонесса, взявшая черты какой-то экзотической птицы: карминовое платье с откровенно открытыми плечами и вырезом на животе, сквозь которое виднелось ярко-синее, практически индиговое оперение, невероятно пышный и похожий на шлейф зелёный хвост с нарисованными чёрными кончиками, широчайшая улыбка огромного, но не лишённого изящества загнутого клюва и нежный круг зеленоглазого женского личика в черно-белую полоску. - Ах, Стелла, лапушка моя, прости, что опоздала! - продолжала гостья, попутно умудряясь обнимать и клевать в щёки всех, кто был в пределах её досягаемости, не делая разницы между гостями. Неожиданно для нас всех, Асмодей сам подставил все три свои головы для знака внимания. - Дела-дела-дела, бизнес всё так же растёт в гору, а какие-то мерзавцы всё так же не понимают моих отказов и упрямо желают выкупить мои участки за бесценок! Ха, дудки! А ты, Вилочка, всё такая же красавица! Клювик, талия, глазки и ножки! Ах, как же ты хороша, душечка моя! Столас, салют! А это что за юное дарование? Октавия! Как ты подросла и похорошела! Мальчики уже проходу не дают! - Всё в порядке, - Октавия старалась отвечать тактично, но аура развесёлой души неожиданной визитёрши оказалась сильнее воспитания и скромности. - Благодарю за беспокойство... а теперь прошу меня простить, я вас покидаю. Хорошего вечера. Не надо было быть барменом с пятнадцатью годами стажа, чтобы ощутить перемены в душе Стеллы, которая даже не поняла, что её дочь только что отбыла к себе в комнату. С одной стороны, я отчётливо видел, что бедная Сидиус готова сгореть от стыда в любую секунду, а непонятное для меня слово «Вилочка», которое, судя по всему, было детским прозвищем, заставляло Стеллу кривиться как от зубной боли. С другой стороны, принцесса несколько расслабилась и даже обрадовалась появлению этой шумной особы. - Я тоже рада тебя видеть, Ларена Трирби. - Рада? Рада?! - расхохоталась Ларена, всплеснув руками. - И только? И к чему такой официоз? Что же ты не встанешь и не расцелуешь старую подругу? Всё цепляешься за свой образ опереточной злодейки и злюки-буки? Эх ты! Ты же у нас в пансионе самой отчаянной слыла, каждый месяц в чулан попадала! Все же знаете, за что её «Вилочкой» прозвали? Я сейчас расскажу... Леди Сидиус уже даже не краснела от собственной неловкости и излишней откровенности своей подруги, а натурально белела и плавилась. Стелла с измученным выражением лица посмотрела на меня - так быстро я ещё не бегал и вернулся с тяжёлой артиллерией в руках. - Госпожа прикажет шампанского? Домашнего, между прочим, такого вы нигде не попробуете! Клювик Ларены растянулся в улыбке, выгнув короткие пёрышки на щеках очаровательными ямочками, а чарующие зелёные глаза заискрились. Я уже был полузадушен потоком внимания и запахом выпитого - женщина явно была сторонницей разогрева перед званым ужином. - Госпожа прикажет! Ох ты, какая муся! Какая милая мордочка! Я тебя раньше тут не видела! Стелла, где ты купила такого красавчика? Почему ты нас не представишь друг другу? Я - женщина широких взглядов и за любые знакомства! Плантаторша, не теряя грации, стравила скопившийся в горле воздух прямо мне в лицо - мне по носу прилетело смесью джина с тоником, красного вина, мужской слюны, табачного пепла и пика зрелой женской красоты. - Этот бес - Лурам, новый бармен нашего клана. - от ледяного голоса Стелла бутылка в моих руках едва не покрылась изморозью. - Лурам, это леди Ларена Трирби. Осчастливленная новым знакомством, Ларена протянула мне свою тонкую ухоженную руку в длинной перчатке, и я незамедлительно поддержал игру поцелуем алмазного колечка на безымянном пальце. Хочет широких жестов - мне нетрудно, особенно если это заставило Хиоси выгнуть бровь, а Диаманду - заскрежетать зубами. Гретта лишь очаровательно улыбнулась с толикой ностальгии. - Какой хорошенький! - восхищённо щебетала Ларэна, рассматривая свою руку, будто пыталась углядеть на ней отпечаток моих губ. - Милаш, угадай, чей у меня облик? Какой птицы? - Предположу, что птицы высокого полёта, - я счёл себя тонким остряком. Барышня громко и звонко засмеялась. - Очаровашка! Ну, а если серьёзно? Пришлось вспомнить школьный курс биологии и энциклопедии о земных птицах. - Даже не знаю... Ара? - Ара-ара! - Ларена зачем-то произнесла эту реплику особо соблазнительным голосом и захохотала, наверняка исполнив какую-то узконаправленную шутку, которая станет не смешной, если её начать объяснять. - Стелла, а подари его мне! Я лишь наморщил лоб от подобного заявления. Взгляды широки, а вот ошейник будет узок. - Нет! - холод в голосе Стеллы сменился жаром поспешности, но часть льдинок всё ещё осталась, принцесса поспешила откашляться. - Я имею в виду, что Лурам важен для меня и всех нас. От этих слов, леди Трирби пьяно захихикала и прижала пальчик к своим губам. - Ооо, я тебя поняла, Вилочка! Конечно, я от тебя такого не ожидала, но ведь и время-то идёт, так что не могу осуждать! - демонесса осмотрела меня не без восхищения. - Сам высокий, плечи широкие, пальцы крепкие, губы мягкие и задик поджарый! Стало быть... И, снова элегантно отрыгнув, Ларена высказала во всеуслышание такой нелитературный синоним словосочетания «хороший любовник», что все почтенные гости разом поперхнулись, краснеющий Столас запоздало зажал уши не менее красной Октавии, не успевшей далеко уйти. Рауль громко ахнул от неожиданности услышанного, Мурев смущённо отвернулся, а Белрана едва не выронила опустевший поднос. Рассмеялось над услышанным лишь трое - сама виновница, Асмодей и я сам. - Вижу, что вы и вправду женщина широких взглядов, - иронично подметил я, взяв бутылку в руки и демонстрируя Ларене этикетку моей домашней винокурни. - Как прикажете открыть, лихо или тихо? - Лихо, лихо, непременно лихо! - Ларена завизжала от восторга как ребёнок и захлопала в ладоши. - Но только, чур, чтобы пробкой до потолка достал... если сможешь! Я проворно раскрутил закрученный кончик мюзле на пробке и решил поддержать игру, сдавив горло бутылки почти что до хруста. - Смогу. На что госпоже будет угодно поспорить? Леди Трирби притворно вздохнула, посмотрела на напрягшуюся Стеллу, и, недолго думая, снова захихикала. - На поцелуй! - Идёт, - от столь неожиданного согласия, гости подавились повторно. - Если я выиграю, то и целую вас я. А вы выигрываете - вы целуете меня. - Ишь ты, какой хитрюга! - расхохоталась Ларена, хлопая себя по коленям, как бы невзначай приподняв край платья. - Нет уж, милый мой, нехорошо так девушке голову дурить! - Ну, - я с напускной покорностью пожал плечами и завернул проволочную уздечку обратно, но лишь на один оборот - Если госпожа не согласна... - Ну ладно, ладно, - шутливо проворчала Ларена. - Поспорим на что-нибудь более... интересное. Я, Ларена Трирби, спорю, что пробка не долетит до потолка! И, если она не долетит, то ты, мой хороший, будешь моим! - А я говорю, что долетит. И как только она долетит, то вы сделаете всё, о чём я вас попрошу, - ощутив, что плантаторша у меня крючке, я с довольной улыбкой сбросил мюзле и легонько тряхнул бутылку. Жалко так обращаться с единственным экземпляром домашнего вина, но что не сделаешь ради хорошо завершённого вечера - да и Стелле будет что вспомнить, когда ей захочется поднять здесь голову и с улыбкой вспоминать историю появления тёмной вмятины на безупречно белом потолке главного зала. Бутылка ахнула в моей руке как брошенная Ф-1 в лимбовских бетонных катакомбах, построенных руками солдат «Первой Компании». Кто-то из гостей вздрогнул, пара барышень громко взвизгнула от неожиданности. Из высокого потока розовой пены, подлетевшей к потолку и опавшей морской волной, пулей вылетел маленький чёрный предмет, и ещё через секунду Ларена громко вздохнула сразу после звука глухого удара - пробка всё же достигла потолка, и сверху «женский» столик мелким дождём припорошила побелка. Гретта снова улыбнулась мне, а вот О’Муро недовольно отряхнула плечи. - Так нечестно, - обиженно надулась Ларена, при этом резво подставив свой бокал уже во второй раз за три секунды. - Почему ты выиграл? - Просто потому что я так хотел, - я снова улыбнулся, прищурив глаза сытым котом. - И потому что я очень хотел выиграть. Я имел в виду, что хотел помочь Стелле, но у леди Трирби был свой метод мышления. - Вредина ты, но вредина симпатичная и дерзкая, - усмехнулась мадам, в сердцах разбив об пол опустошенный бокал. - Ладно, знаю, чего ты хочешь. Пошли в сад, там беседки удобные. Я отклонился от томно протянутой руки и вцепился в бутылку как в дубину. Откажу ей, и тогда на хороших отношениях между Лареной и Стеллой можно поставить жирный крест, а раз леди Сидиус терпит подобные выходки, то такой вариант точно не подходит. Но почему я не могу просто сказать да? С каких пор ты стал столь щепетилен в вопросах отношений? Дело в бывших? Или, может быть, дело в том, что ты не сможешь смотреть на себя в зеркало после такого? Или, скорее, в глаза Стелле? - Что? - фыркнула Ларена, снова протягивая ко мне неожиданно окрепшую руку. - Не нравлюсь? Взглянув на колечко, которое я пять минут назад поцеловал в знак приветствия, решение пришло само собой. - Нравитесь. Но делиться я не люблю, - я постучал пальцем по крупному алмазу. - Сначала своего кавалера прогоните, да Стелле по счетам заплатите. А там уже и решать будем. Демонесса рассмотрела своё кольцо так, будто видела его впервые, и практически трезвым, осмысленным взглядом посмотрела на меня. - Ишь ты, ревнивец. И сердце горячее... Ладно, шут с тобой, понравился ты мне, - Ларена рассмеялась и достала из небольшой сумочки у себя на боку сложенный треугольником лист бумаги. - Стелла, нашла я то, о чём ты просила. Думала вот на сегодняшнем празднике вручить, а праздника-то и нету! Ужин замечательный и напитки хороши, да только скучновато здесь! Лурам, может ты чем меня развлечёшь? Спой для меня! Я вопросительно посмотрел на Стеллу - снова это виноватое выражение лица. Мол, «Не хочу тебя просить о чём-то лишнем, и вообще мне сейчас стыдно за то, что я не справляюсь своими силами, а просто сижу и молчу как истукан, но мне очень нужна твоя помощь и мне очень стыдно». Нет, мне бы такое было нетрудно, но петь? С моей картавостью? Трезвым? Перед пьяной толпой? О чём петь? - Лурам, - Гретта убрала опустевший бокал на край и робко улыбнулась, став похожей на плотоядного кролика, сшитого из нежнейшего фетра. - Тогда спой что-нибудь для меня, пожалуйста. В память о хороших временах? Когда я подходил к своей стойке, решив сделать её импровизированной сценой, у меня не было никакого плана в голове, но уже начало потряхивать как любого артиста перед выступлением - можно сказать, что первый шаг был уже сделан. Ну что же, если меня хотят освистать, то им предстоит узреть самое худшее - я знал, что буду петь и развёл руками как крыльями, которые возносили меня до мест, считавшихся бредовой фантазией. Я пролежал в той зловонной яме три месяца, вместо одного - кадашник, который приходил каждый день, чтобы убедиться в том, что я жив, неодобрительно качал головой, переворачивал на меня ведро смеси из алкоголя и крови, терпеливо втирал эту массу в моё схуднувшее тело, после чего уходил обратно. В те моменты, красное небо круга Гнева больше напоминало открытую, незажившую рану в моей собственной души. И лишь на сотый день местные жители посчитали, что я уже достаточно вылечился - меня, ослабевшего и неспособного ходить самостоятельно, вытащили несколькими лассо, отмыли в бане от слоя лечебной грязной массы, одели с собственных запасов и уложили на дно лодки с такой заботой, словно я был новорожденным. - Ты что притих? - добрым басом спросил бородатый бес в порыжевшей шляпе-котелке, стоя на корме и правя длинную лодку шестом. - Спой хотя бы! - Я не умею, - это были первые слова, которые я произнёс за три месяца пребывания в селе бесов-смертопоклонников. Я ощутил на своей ладони прохладу болотной воды, липкость тины, а ухо уловило недовольное рычание аллигатора где-то поодаль. - А тут умение ни к чему, - всё таким же ласковым голосом ответил лодочник. - Голова придумает, а душа подскажет. Кричу, А ты меня не слышишь. Молчишь, Даже и не дышишь, И вроде Кошмар уже окончен, Но себе места Я не найду. Твоё молчание Меня лишило воли. Твоё презренье Приносит столько боли. Молю, Лишь бы быть услышан. Прошу, услышь меня, Моя невеста. Готов гореть, чтоб ты постигла Рай, Ненавидь меня и презирай, Позабудь меня и слёз не лей, Ввысь лети, в свой личный Эмпирей! Почти никто из гостей не понимал, о чём я пою. Хиоси злилась, что я так и не вернулся на Путь, Вирм вновь была взбешена, что я так легко отмахнулся от её предложения, Гретта утирала слёзы жалости и сострадания, а Стелла отчаянно искала сокровенный смысл слов, которые струились ручьём из заново открывшегося душевного перелома, которому никогда не суждено срастить заново. Кто-то из гостей - судя по военной форме, полковник Трогуфур - яростно требовал, чтобы я заткнулся, потому как слушать бредовые россказни беса - это не уважать ни гостей, ни хозяев. А вот Сергей Александрович, фиксирующий мой поток сознания на собственных манжетах, встал на мою защиту и утверждал, что в подобных выступлениях нет ничего предосудительного. - Валтиэль, но ты же обещал мне! - Извини, Лурам, но у нас не осталось записей «Двадцати одного таинства». Оригинал безвозвратно утрачен, а все копии были уничтожены. А я продолжал дальше, и дальше было только хуже. Проспав В кровати собственных ран, Я ответы искал в облаках, И стоках чернейших коллекторов, И не найдя, Вбок отброшенной гильзой Я в бездну лечу. Как много тайн и секретов постиг, И ключей приобрёл, и замков отворил! Но какой в этом смысл? Ведь нет того ключа, Что вновь запустит Твою душу. - Мистер Джо, что случилось с моей женой? Где Табука? Готов гореть, чтоб ты постигла Рай, Ненавидь меня и презирай, Позабудь меня и слёз не лей, Ввысь лети, в свой личный Эмпирей! - Нет у тебя больше жены, Лурам. Ещё живой нашли, всю изрубленную. Тебя по имени назвала и душу Абаре отдала. Прости уж нас, сынок... не сберегли. - Я пристрелю его! - взвыл Трогуфур, вскочив со стула и наставив на меня громоздкий старинный «ЛеМат». Я отыскал глазами Мурева, кивнул ему и щёлкнул пальцами - бесёнок быстро оглянулся по сторонам, в правой руке сжал подаренную наваху, а левой схватил первую подвернувшуюся горничную, которой оказалась Перулла, и, прежде чем та открыла рот для возражений, потащил бесовку в сторону выхода из зала. - Убить-то вы меня можете, только это вашей супруге не понравится! - весёлым тоном заявил я, расстёгивая пуговицы на своём «арлекинском» жилете и набросив его на свою руку. Сейчас я хотел жить как никогда. - Что-о-о-о-о-о?! - полковник взревел и яростно зыркнул своим единственным глазом циклопа. Увидев, что Мурев уводит сразу двоих - Вигорию и Белрану - я издевательски улыбнулся пьяному гостю. - Видимо, ей шейкер бармена интереснее, чем полковничий жезл, ваше рогоношество. Первая пуля пролетела совсем рядом, обдав мою щёку горячив воздухом и разбив зеркало на барном стеллаже. Я запрыгнул на стойку, сделал шаг вперёд, пригнулся и махнул жилетом над собой - свет от люстры преобразил элемент одежды в диско-шар, а рядом щёлкнуло ещё три пули. - Это четвёртая, цельтесь лучше! Прыжок со стойки, ещё два взмаха с поворотом - револьвер снова дважды рыгнул огнём, а стакан за моей спиной разлетелся градом. - Это пять и шесть! Я щучкой нырнул под столом, лишь каким-то чудом на зацепив собой скатерть, перекатился по полу под чьей-то широкой юбкой, вскочил на копыта и вновь изображаю матадора против одноглазого быка с револьвером, чьё бешенство и количество выпитого пока спасали меня от шальной свинцовой дули. - Семь! Восемь! - я укрылся у карточного стола, за которым невозмутимо сидела пара гостей, настолько увлечённо игравших в карты, что даже не слышавших ни моей песни, ни яростных воплей, ни выстрелов. Лишь когда очередная пуля ударила в край столешницы, парочка соизволила оторвать носы от карт и с удивлением посмотреть на меня. - Это девятая пуля. Сдавайтесь. Мир замер вокруг меня, не было ни единого звука, кроме частого дыхания Трогуфура и барабанного боя из ударов моего сердца. После характерного щелчка, который мог издать только курок старого револьвера в руке демона, Стелла подалась вперёд - она не разбиралась в оружии, но наверняка поняла, что что-то здесь нечисто и поспешила мне на выручку. Я прикинул все возможные варианты развития событий, и мне понравился лишь один, с самой минимальной жертвой, которой будет мой жилет ценой в полторы тысячи адских долларов. Всё сложилось так, как я и предполагал - подброшенный кверху бедный жилет из «арлекинки» был принят отвлёкшимся полковником за мой отчаянный рывок, и нижний ствол «ЛеМата» тут же отправил ему навстречу всей свой заряд крупной дроби, превращая некогда дорогой наряд в дождь из мелко наструганного конфетти. Снова покидая несуществующий окоп, я вынырнул из своего укрытия, подхватывая со стола стопку увесистых золотых монет и крепко зажимая её в своём кулаке, бросился сквозь густое облако порохового дыма и, успев насладиться растерянным и недоуменным выражением лица циклопа, со всего размаху вонзил утяжелённый золотом кулак прямиком в единственный глаз полковника Трогуфура. Демон громко икнул и растянулся во весь рост на полу, придавив собой кого-то из гостей, противно завизжавшего на одной высокой ноте. - Ах ты! - взвыл младший демон в военной форме, бросившись на меня с кулаками, но я отпрыгнул назад и прибавил ходу - лучшего момента для побега не могло и представиться. Гости, не сговариваясь, поделились сразу на два лагеря - первые не желали так просто отдавать меня на растерзанием, а у других давно чесались кулаки. Между тем, денщик попытался обогнать меня справа, но очередной прыжок на стол закончился позорным падением на пол - Мурев, отбросив в сторону выдернутую из-под ног демона скатерть, перевернул на того и стол, вместе с остатками тарелок и стаканов. - Куда собрался? - Диаманда обхватила меня сзади, и я не знаю, что мне понравилось больше - её всё такое же покрытое ритуальными шрамами и татуировками пышущее жаром тело или вибрирующий костяной нож, прижатый к моей шее. - Я не прощаю обид, Лурам. - Диа, - я знал, что её злили любые формы изменения имени. - Природа уже обидела тебя разумом, так что начни с неё первой, ладно? Вирм напряглась, и тут же завизжала от боли - Гретта схватила жрицу за волосы и швырнула её в общую свалку тел. И прежде, чем отправиться вслед за Диамандой и рассчитаться с ней за сказанные накануне слова, Носферату улыбнулась мне. - Рада встрече, Лурам, но не рада, что всё ещё не вылечился. - Ну, извини, - только и произнёс я. - К следующей встрече постараюсь исправиться. Покинув главный зал, сейчас больше похожий на кабак вечером субботы, я бросился вверх по коридору, пока не добежал до двери в кабинет Бартоломью, но не успел придумать что-либо ещё - меня ждали. Из полумрака вышел Игбус - немолодой бес выглядел особенно собранным и серьёзным, как старый солдат, получивший новое назначение. - Замок быстро не взломать и дверь прочная, - подтвердил отставной сапёр, вручив мне в руку старую, но всё ещё надёжную и натёртую до блеска киркомотыгу. - А вот окна старые, ссохшиеся. Давай, сынок, не подведи. - Спасибо, отец, - я поблагодарил Игбуса, принимая его инструмент как высшую из наград. Открыв окно в соседней комнате, оказавшейся жильём самого механика, я вылез с копытами на подоконник, посмотрел вниз и поёжился - лететь два этажа на клумбы совершенно не хотелось, но и отступать было поздно. Где-то подо мной кто-то громко ахнул, когда я совершил мощный прыжок, со всех сил вонзая острый клюв кирки в оконную раму кабинета дворецкого - подтянувшись наверх, я повторно посмотрел вниз. - Вечер добрый, ваше сиятельство, - я улыбнулся молодому графу, смотрящего на мои пируэты с широко раскрытым клювом. - Вы знаете куда идти, приду к вам минут через десять. С сопровождением. Грубо высадив ссохшиеся деревяшки всё тем же инструментом, я бросился в тени и прислушался - военные инстинкты не подвели, потому что уже в следующую секунду в замке повернулся ключ, а ещё через секунду внутрь вбежал сам хозяин роскошного кабинета. Бартоломью, хрипя и посвистывая от яростного бега, первым делом бросился к столу, лишь подтвердив мои догадки - при свете включённой лампы, дворецкий сперва разглядел нетронутые листки с компроматом, а уже потом - меня. - Что? - пробормотал Бартоломью, не веря собственным глазам. И тогда я, осознав собственное разоблачение, сделал, наверняка, последний удар в своей жизни - левый кулак как штанга вонзился прямо между стёкол очков старого беса, швырнув того в кресло, незамедлительно сломавшееся от такого обращения. Прощупав пульс дворецкого, я вздохнул - помимо жилета, придётся пожертвовать ещё и хорошим алкоголем, не говоря о собственной голове. Я забрал с края стола подаренную Барту бутылку граппы и вытащил пробку, которая обиженно булькнула - дескать, сперва даришь какой-то старой сволочи, а теперь собираешься потратить меня не для выпивки? - Ничего не поделаешь, милая, - виновато улыбнулся я, выливая почти всю граппу на листы с чёрным досье, попутно просмотрев несколько строчек и усмехнувшись от личных данных Эбриха - сложно представить себе такого лентяя и повесу в форме иерофанта. Остатки виноградной водки я залил в рот бессознательному дворецкому, бутылку швырнул куда-то в угол, где та разлетелась как граната, а потом снял крышку с зажжённой керосиновой лампы и, словно вбивая голову противника в стену, перевернул её в ящик - тут же весело вспыхнул огонь, уничтожая первый пункт плана в моём списке на сегодня и выполняя данное Заглитте обещание. Забрав с полки шкафа запылившийся медный канделябр с нетронутыми свечами, я поочерёдно зажёг каждую из них от разгорающегося костерка, покинул кабинет и с подчёркнутой вежливостью вручил инструмент сапёра его исконному владельцу. - Через пять минут будет пожар, - сообщил я Игбусу. - Но меня здесь не было. - Разумеется, - понимающе кивнул ветеран, хлопнув меня по плечу. - Куда же ты теперь, Лурам? Я лишь загадочно улыбнулся - ночь была всё ещё молода. - Побыть ангелом-хранителем не только для вас.