Манипуляции

Много времени у Антонио Сальери отнимало преподавание. Никто не смог бы поспорить, что это была одна из его сильных сторон. Будучи востребованным педагогом, у него всегда на обучении находилось несколько музыкантов. За свою жизнь ему предстояло обучить, поставить на ноги и направить множестве великолепных музыкантов, включая Людвига ван Бетховена, Франца Шуберта и Ференца Листа. Более того, однажды Констанция Моцарт отдаст на обучение Антонио своего сына Франца Ксавера Вольфганга. И вот в солнечный полдень в большом кабинете перед Сальери сидел светловолосый юнец с большими мечтами и не уступающими им амбициями. Он уже многому обучился, так что сегодня учитель скорее наблюдал за чтением партитур, проверяя собственные навыки преподавания. Если бы только они с Вольфгангом Амадеем Моцартом встретились иначе. Сальери смотрел на начинающего музыканта у себя в кабинете, и представил юного Моцарта. Было бы славно взять его на обучение. Сальери бы искренне помогал ему развить талант, потому что этот композитор явно виртуоз и мастер своего дела. Не все в Вене видят, насколько его музыка пленительна, эмоциональна и гармонична. Если бы разница в возрасте и положении была больше, то Антонио протянул бы руку помощи, но помогать Моцарту переступать через свой собственный труп на пути к высокому статусу в обществе — ну, уж нет. Вольфгангу нужно знать свое место. И оставаться на нем. С другой стороны, Сальери был довольно высоких нравов, так что не стал бы пользоваться доверием своих учеников, а с уже не юным сформировавшимся композитором можно было играть совсем в другие игры. Пространство для манипуляций и сеть из невидимых ниточек вокруг Моцарта росли. Но пылкий молодой человек не мог бы представить, что кто-то другой влияет на него решения и порывы. Антонио воображал, как невидимые нити опутывают руки музыканта, заставляя подчиняться, словно марионетку. Он заставит его даже творить для себя. Пальцы Сальери едва заметно подрагивали на подлокотнике кресла от мысли, что из-под рук этого виртуоза однажды вырвется музыка, сочиненная про него и для него. Итак, за это время Антонио успел повысить свое значение в глазах Моцарта, стать важным и поднять ценность своего мнения. Холодностью и редкой похвалой можно было направлять его в нужном направлении. Пока лишь слегка подталкивая, однако те искренние эмоции, которые захлестывали молодого музыканта во время поощрительных замечаний, давали пространство для усиления внимания. Иногда Сальери представлял Моцарта миленьким щенком, млеющим от поглаживаний и следующим за хозяином в надежде на внимание. Следующим шагом будет принижение влияния других людей. Сейчас двое оказывают влияние на Моцарта. Это Констанция Вебер — простоватая девушка, вызывающая что-то среднее между брезгливостью и отвращением у придворного композитора — и Леопольд Моцарт, имевший, как и положено, огромное влияние на сына. Удача заключалась в том, что эти двое практически противопоставлялись друг другу. Если бы отец не был против этого союза, то Моцарт давно бы стал семейным человеком, это очевидно. Если выбирать, кого необходимо отрезать первым: умудренного опытом внимательного и осторожного достойного композитора или же юную особу, судя по всему достаточно ветреную, подбирающую объедки за сестрой? Согласитесь, выбор очевиден. После занятия предстояла важная встреча в театре, но Сальери планировал несколько опоздать, дабы Розенберг и Моцарт накалили атмосферу. Эти двое подерутся, если оставить их наедине на тридцать минут. Антонио, как всегда, тщательно подбирал одежду. Классические черные кюлоты, шелковые чулки, черный камзол длиной до середины бедра, без особых вышивок и узоров из золотых нитей, как это часто было принято в свете. Все говорило об обеспеченности, но строгости, почти скромности. Сегодня предстояло внести смуту в общение с композитором, ему это вряд ли понравится, так что Сальери планировал доминировать над ним эдаким невозмутимым черным силуэтом. В театре дела и правда выходили из-под контроля. Несколько минут Антонио наблюдал за хаосом в зале, оставаясь незамеченным. Он с удовлетворением отметил, как вздрогнул всем телом композитор, когда сильный голос разнесся по помещению, привлекая к новоприбывшему гостю внимание: - Моцарт. Тот повернулся в замешательстве, а потом изобразил улыбку. Он открыл было рот, чтобы выдать радостное приветствие, но был перебит. - Месье Розенберг и я здесь по требованию императора, чтобы судить о Вашей работе. Как я вижу, он сильно обеспокоен результатом. - Но как Вы можете судить о работе, не слышав ни единой ноты? Розенберг немедленно среагировал на эту фразу, разразившись грозной тирадой о слишком большом количестве нот. Когда в перепалку вступил уже практически крик возмущенного Моцарта, Сальери откашлялся и не терпящим возражений приказным тоном потребовал: - Месье Моцарт, подойдите ко мне. Оба спорщика замерли, крики прекратились. Слегка склонив голову, словно нашкодивший ребенок, молодой композитор нехотя двинулся к Сальери. Розенберг же нервно направился в другой конец залы. - Вы опять ведете себя как ребенок, да? - понизив голос, произнес мужчина. Вольфгангу было трудно смотреть в темные глаза. В голосе как будто звучала угроза. - Я не позволю оскорблять свою музыку тому, кто в этом ничего не понимает! - словно по инерции продолжал дерзить маэстро. - Вам стоит больше думать о своей репутации. Кем Вы представляете месье Розенберга? Смешным элементом системы? Ему хватит власти воткнуть Вашей пьесе столько палок в колеса, что она падет, не дождавшись премьеры. Моцарт оглянулся на молчаливого Розенберга, постукивающего своей тростью в попытке снять собственное напряжение. - Вы считаете себя самым особенным, а ведете себя как обычный повеса. Может, свей витиеватой музыкой Вы пытаетесь прикрыть простоту души? Тогда Констанция Вебер прекрасно Вам подходит. - Вы назвали мою возлюбленную простушкой? Кто позволил Вам оскорблять её? - Моцарт вытянулся в струну, готовый, кажется, взорваться от напряжения. - Ах, я? А не Вы ли обесчестили девушку, но никак не женитесь на ней? По всему городу перешептываются о Вас на каждом углу. Да большинство людей принимают Вас уже за женатого человека, да? Но все же Вы переехали от Веберов в новую квартиру, надеясь этим просто решить все проблемы? Во время этой жестоко правдивой речи, сказанной приглушенным серьезным голосом одетого с иголочки строгого мастера, осанка Моцарта терялась, словно каждое слово выбивало почву у него из-под ног. - Возьмите себя в руки, станьте достойным своей музыки. Я не желаю Вам зла. - Вы просто лезете не в свое дело, маэстро, - громко с сарказмом огрызнулся Вольфганг. - Давайте, проходите и послушайте мою музыку. Она сама и делает меня достойным. Как бы ни хотелось Сальери остаться, он знал, что его миссия уже выполнена, что он укрепил раздор между Моцартами. Нельзя было спустить мальчишке крикливость и неуважение. В воспитании, в дрессировке за неправильными действиями всегда следует наказание. - Нет. До тех пор, пока Вы позволяете себе повышать на меня голос, я не останусь. Композитор развернулся и медленным шагом покинул залу. Моцарт смотрел ему в спину, разве что не протягивая вслед руку. Он прикусил язык, жалея о своей речи. Ему до безумия хотелось, чтобы именно Антонио Сальери оценил сегодня его музыку.