Манипуляции

Вольфганг Амадей Моцарт и Антонио Сальери стали все чаще пересекаться на приемах. Они варились в котле высшего общества и особ, любивших услаждать музыкой свой слух и радовать тем же своих гостей. — Прошу, сыграйте нам, месье Моцарт. Все знают — Вы лучший пианист в Вене. Вольфганг поклонился, принимая похвалу, но даже это движение давалось ему не кротко, а с гордостью. Сальери раздражала эта показушность. Хоть музыка Моцарта, безусловно, производила на него впечатление, сам композитор вызывал отторжение. Антонио держался с ним холодно, не баловал общением да и вообще вниманием. Он видел, как отчаянно молодой музыкант желал покорить всех, кого встречал на своем пути — естественно, если те умели ценить музыку — но не давал ему желанное признание. — Вы позволите? — хрупкая фигура Моцарта возникла перед Сальери, направляясь к инструменту. Сам Вольфганг наоборот искал как бы случайных встреч, обмена парой слов. — Конечно, маэстро. Впечатлите нас, — ответил Антонио, уступая дорогу. Он вложил в это обращение столь малую толику сарказма, что никто в толпе и не заметил, однако, судя по тому, как молодой композитор поджал губы, от него это не укрылось. Едва Моцарт начал игру, мурашки пробежали по спине Сальери. Он прикрыл глаза, давая себе по-настоящему насладиться музыкой, прежде чем вернуть лицу непроницаемое выражение. Говорят, он может играть с завязанными глазами. Неплохо, но интереснее, в какие игры он может играть со связанными за спиной руками. Поставить на колени этого наглого юнца было бы приятно, как в переносном, так и в прямом смысле. Моцарт следил за своими слушателями. Он старался уделить время каждому, прочесть его эмоции и впечатления. Игралось легко, как и всегда, ему не требовалась стопроцентная концентрация на этом действе. Из груди вышел разочарованный выдох, когда взгляд зацепился за Сальери, который, подхватив с подноса пожилого слуги бокал на тонкой хрустальной ножке, направился в сторону летней веранды и исчез из вида за портьерой. После игры и комплиментов Вольфганг вылетел в сумерки веранды быстрее, чем следовало бы по этикету. Он озирался по сторонам, пока не разглядел черный камзол Сальери. — Почему Вы столь жестоки ко мне?! — воскликнул Моцарт, подскакивая ближе и даже подняв указательный палец, словно собирался ткнуть собеседника в грудь. Сальери приподнял бровь. Смутившись, Вольфганг опустил руку и сбавил обороты в речи. — Мы несколько месяцев регулярно встречаемся на приемах, но каждый раз Вы столь холодны и отстранены, словно я оскорбил Вас. Этот Ваш постоянный сарказм! Я не столь слеп, чтобы не замечать его. Вы считаете мою игру не достойной Вашего внимания? — Месье Моцарт, Вы ведете себя так, словно играли именно для меня. Молодой композитор стушевался, но проступившего на скулах румянца не было заметно в полумраке. — Велика честь! — Не я выскочил к Вам с претензиями, — пожал плечами Сальери и отвернулся в сторону сада. Он явно вел эту партию. Сказывался ли его возраст, опытность или расчетливый ум, но Сальери мог добиться от Моцарта нужных ему эмоций. Он месяцами принудительно держал Моцарта на расстоянии, пока получить признание от Антонио не стало для того главной целью. — Почему Вы не относитесь ко мне как к равному? — Почему? — намеренно не стал отрицать собеседник, вызвав недовольную гримасу у Вольфганга. — Вы уже не юнец, месье Моцарт, Вы хотите зваться «маэстро», но ведете себя как мальчишка. Высший свет для Вас забава? Вы не скрываете неприязни к важным людям, Вы замучили несчастного Розенберга, разве так ведет себя уважаемый композитор? Вы вступаете в глупые споры и соревнования, показываете свой непостоянный и буйный нрав, в Вас не хватает стержня. Жесткие слова заставили Моцарта поморщиться и сглотнуть комок обиды. Он открыл было рот, чтобы возразить, но вспомнил, как легко недавно ввязался с соревнование с прибывшим тогда в Вену итальянским виртуозом Муцио Клементи. Конечно, он победил в схватке и немало этим гордился. Словно прочтя его мысли, Сальери продолжил: — А как Вы обошлись с господином Клементи? Он был восхищен Вашей игрой, а как Вы о нем говорили? «Усердный клавесинист, и этим всё сказано, нет чувства или вкуса, — одним словом, голый техник». Моцарт смутился собственных грубых суждений. Возможно, он заслужил такую словесную взбучку от старшего композитора. Ему казалось, что со своей дерзостью и яркостью он быстрее станет известным, но что, если месье Сальери прав, и ему нужно немного обуздать свою жажду славы и самомнение. На террасу вышли другие гости, так что беседа была остановлена. Сальери так и смотрел в сад, а Вольфганг разочарованно отступил в помещение, откуда раздавались звуки игры других музыкантов и приглушенный смех дам. Сальери же ещё какое-то время провел в саду, общаясь с теми немногими из присутствующих, что были ему приятны. Когда он, сопровождая молодую леди, вернулся в залу, к ним подскочила другая молодая особа: — Представляете, месье Моцарт отказался от музыкальной дуэли! Это столь на него не похоже. Антонию позволил себе улыбку. Обуздать этого молодого человека будет не так уж и сложно. Интересно, насколько глубоко он сможет проникнуть под кожу Моцарта, какой силы можно получить над человеком контроль, если уделить этому достаточно внимания? — Прошу прощения леди, мне нужно отлучиться. Но я обещаю Вам следующий танец. Самое время принести немного поощрения послушной жертве. — Месье Моцарт, мне понравилась Ваша сегодняшняя игра. Вы импровизировали, верно? Думаю, сегодня Вы показали себя с хорошей стороны. На лице молодого композитора появилась самая искренняя за весь вечер улыбка.