— Так, — бормочет Малфой, обнимая Гермиону за талию. — Обопритесь на меня.
В пустыне стоит тишина, если не считать их затруднённого дыхания и шуршания песка под ногами. Гермиона хочет отказаться от помощи Малфоя, тёплой, твёрдой и надёжной руки, но с каждым шагом нога словно раскалывается, и идут они недостаточно быстро — это она их задерживает, она знает. Нетерпение и волнение исходят от Малфоя, поэтому она сдаётся и осторожно обвивает его торс, цепляясь за влажную рубашку.
Облегчение невелико, но оно хоть какое-то.
— Вот так, — говорит он. — Как долго вы сможете идти?
Гермиона делает глубокий вдох, перед тем как ответить:
— Нам нужно оторваться ещё как минимум на километр. — Она слышит, как запыхалась, чувствует, как мокрые от пота локоны прилипли к щекам. Лицо горит, а плечо болит от веса сумки, но это ничто по сравнению со жжением в икре.
— Бесполезно убегать от Локонса, если вы умрёте у меня на руках, — голос Малфоя низкий и отрывистый, он крепче сжимает её талию и тянет вперёд сильнее, чем она идёт сама. — Сколько ещё, Грейнджер?
—
Не останавливайтесь.
Он сердито вздыхает, но они идут дальше. Высоко в небе висит луна, наполовину полная — они продвигаются вперёд под тусклым светом. Песок проседает с каждым шагом, Гермионе трудно идти прямо, особенно когда раз в несколько минут она оглядывается через плечо. Они уже далеко от главных дорог, за спиной не мелькают огни машин, темнота поглощает пустыню. Сможет ли она вообще уловить приближение Локонса? Дюны изгибаются и закручиваются вокруг них. Иногда, когда луна позволяет, Гермиона может разглядеть дальние просторы, а иногда песок обступает их со всех сторон и что угодно —
кто угодно — может поджидать в этой дали.
Когда они преодолевают гребень следующей дюны, задыхаясь после подъёма по склону, песок проваливается и Малфой спотыкается, увлекая Гермиону за собой. Она ударяется ногой, и крик боли эхом разносится по пустыне.
Малфой выругивается, поднимаясь, и тянет её вверх.
— Всё, — огрызается он. — Надо остановиться.
— Нет, — настаивает Гермиона, хватаясь за икру. — Он мог услышать. Нам нужно…
— Послушайте меня, — Малфой трясёт её за плечи и прижимается лбом к её лбу, закрывая глаза. Его дыхание удивительно ровное и заглушает стук её бешено колотящегося сердца. — Я не поведу вас дальше. Вы ранены. Мы должны остановиться.
Гермиона тоже закрывает глаза, стараясь подстроиться под его дыхание.
— Здесь негде спрятаться.
— Здесь тысяча мест, где можно спрятаться, — Малфой отстраняется и вытягивает руку, указывая на окружающую их пустыню. — Нам просто нужен небольшой лагерь за дюной. Мы не будем высовываться, и я установлю защитные чары.
Гермиона ещё раз оглядывается и не видит никаких признаков присутствия ни друзей, ни врагов. В пустыне необычайно тихо. Она поворачивается обратно к Малфою и коротко кивает.
— Одна ночь. Утром сразу же выдвигаемся.
Его плечи расслабляются, но многозначительный взгляд прибивает Гермиону к месту, пока Малфой разворачивает упакованную палатку и вбивает колья в землю. Его указание не лишено мудрости, но отсутствие активности означает, что ничто не отвлекает Гермиону от ноги. Она не спеша приподнимает подол юбки и вертится, пытаясь разглядеть заднюю часть икры. Мышцы ноют при каждом движении, болят и затекают, а она старается не думать о том, что придётся спать на твёрдой земле. Кровь уже немного подсохла, но изодранная юбка прилипла к ране, и Гермиона морщится, надавливая на неё, чтобы понять, насколько глубоко рассекло кожу заклинание Локонса.
— Нужно очистить. — Она поднимает взгляд и видит, что Малфой наблюдает за ней от входа в низко установленную палатку. Он как минимум на голову выше этого скромного сооружения, и Гермиона уже боится заползать туда на ночь.
— Мне нужно только немного мыла и воды. — Она одёргивает юбку и пытается встать, стискивая зубы и отталкиваясь от песка, но он не даёт никакой опоры, и как раз в тот момент, когда Гермиона собирается от отчаяния зажмуриться, появляется рука.
— Вот, — хрипит Малфой, — позвольте мне.
Она мешкает, но протягивает руку. Ладонь Малфоя широкая и шершавая, и он с лёгкостью поднимает Гермиону, утягивая её ко входу палатки.
— Спасибо. — Она чуть не задевает крышу головой, а Малфою приходится слегка пригнуться, чтобы втиснуться в узкое пространство. По мановению палочки взмывают маленькие фонарики, и он бросает спальные мешки на пол скудно обставленного помещения.
— Полагаю, у вас всё в сумке?
— Да, — выдыхает Гермиона, опускаясь на пол. — Если бы вы могли просто…
— Я знаю, что делать. — Малфой рывком открывает сумку. — У меня имеется некоторый опыт в делах такого рода.
Она молча наблюдает за его движениями, за тем, как он вытаскивает из сумки гораздо больше, чем должно было туда поместиться. Малфой достаёт небольшой таз, который Гермиона взяла с собой, наполняет его горячей водой и выкладывает сложенное полотенце, губку и кубик тёмно-синего мыла. Над центром палатки он подвешивает термоскоп. Маленькие антенны начинают вращаться, и Гермиона чувствует, как тёплый воздух согревает палатку.
— Завтра нужно найти место, где можно помыться, — говорит она, пока он разбирает складной стульчик. — Уверена, что от нас обоих разит каналом.
Его губ касается лёгкая усмешка.
— Гораздо больше меня беспокоит ваша рана. — Он кивает в сторону таза. — Садитесь.
На этот раз Гермиона успешно отталкивается от пола, и Малфой терпеливо ждёт, пока она сделает несколько маленьких шагов по палатке и опустится на низкий стул. Она высоко задирает подбородок, глупо гордясь тем, что справилась с этим сама, хотя от приложенных усилий у неё болит нога. Малфой опускается на колени рядом с тазом, его рука на мгновение замирает над подолом юбки, и он поднимает на Гермиону настороженный взгляд.
— Можно?
Она кивает.
— Можно.
Рука скользит под юбку. Ожидая прикосновения, Гермиона крепче сжимает край стула, и, когда Малфой своими длинными пальцами обхватывает лодыжку, она судорожно выдыхает.
Не от боли. Это нечто другое, нечто незнакомое, чего она почему-то ждала, и каждое ощущение усиливается. Отбрасываемые палаткой тени становятся резче, её окружает запах кожи и брезента, она слышит каждый шорох ветра снаружи и шелест ткани, пока Малфой задирает верхнюю юбку.
Она почти не чувствует касание его ладони, но оно вызывает в ней странное желание.
Гермиона отпускает стул и придерживает собранный подол на колене. Малфой так же медленно снимает с неё туфлю и проводит рукой по икре, которая пока ещё прикрыта рваным чулком и тонкой нижней юбкой, приставшей к липкой ране.
Ремонт обуви, вероятнее всего, не под силу её скромным познаниям в подобных чарах.
— Мне придётся срезать ваш… — Малфой замолкает.
Гермиона кивает. Порванную ткань гораздо легче восстановить чарами, чем разрезанную, но сейчас неважно, как выглядит её одежда. Он тянется за ножницами и подрезает материю до тех пор, пока та не поддаётся. То, что осталось от чулка, обвивается вокруг лодыжки, и Малфой стаскивает его, едва касаясь кожи. Гермиона задерживает дыхание, пока не убеждается, что её следующий вдох не будет слишком судорожным.
Малфой задирает оставшуюся часть юбки, обнажая бледную икру, липкую от крови, песка и грязи. Он обхватывает лодыжку, приподнимает ногу, чтобы опереть её о край таза, и опускает губку в воду.
Он отжимает её, а Гермиона ловит звук падающих капель и то, как вода стекает по обнажённым предплечьям Малфоя, прежде чем он прижимает губку к ране. Она тихо шипит от боли, и он успокаивающе проводит большим пальцем по коже.
— Всё в порядке, — шепчет он, снова надавливая, чтобы отлепить ткань. — Вы молодец. — Изорванная материя постепенно отстаёт, пока Малфой терпеливо промакивает губкой ногу. Он убирает лоскуты с глаз долой и возвращается к делу.
Руки Малфоя тёплые, а прикосновения нежные — Гермиона дрожит от его внимания и не может не заметить лёгкий румянец на его щеках, когда он окунает губку в воду и начинает промывать рану. Кровь и грязь стекают по ноге на полотенце, каждое обжигающее прикосновение губки он смягчает поглаживанием, которое успокаивает её, но вместе с тем заставляет ёрзать.
— Почти всё, — хрипит он. — Дальше будет больно.
— Больнее, чем сейчас?
В брошенном на неё взгляде мелькает мрачное предупреждение, и она кивает.
— Я собираюсь закрыть рану, — говорит он. — Ощущения будут похожи на ожог, но продлится это всего несколько секунд. Мне нужно, чтобы вы не двигались.
— Хорошо.
Она берёт себя в руки.
Малфой прижимает кончик палочки к краю раны. Пока он тихо произносит заклинание, слабая нить света бежит по коже и Гермиона задыхается от острого жжения.
Малфой замолкает. Боль утихает, но он не убирает палочку.
— Если нужно, держите меня за плечо.
Гермиона издаёт неуверенный смешок.
— Не думаю, что этого хватит.
Он сжимает челюсти и на мгновение опускает голову.
— Прикусите запястье.
Она повинуется, медленно поднимая предплечье, чтобы прижать его к приоткрытым губам. Когда Малфой снова накладывает заклинание и огонь настигает её, рассекая кожу, Гермиона сжимает его плечо. Боль быстро перерастает в нечто ужасное — она кричит и кусает,
сильно кусает, чтобы заглушить крик, а потом всё заканчивается так же быстро, как и началось.
Малфой поднимается и внезапно оказывается на другом конце палатки, повёрнутый к ней спиной. Он вытирает руки другим чистым полотенцем, невозмутимо и спокойно.
— Как ваша нога?
Фонари кажутся слишком яркими. Гермиона вертит лодыжкой, напрягая мышцы ноги.
— Лучше. Но ещё побаливает.
— Вам стоит быть с ней осторожнее ближайшие пару дней.
Она думает, они оба знают, что у неё этого не получится.
— Я очень постараюсь. Спасибо. — Она откупоривает флакон с бадьяном и аккуратно наносит его на рану, пока Малфой разворачивает спальники. Палатку, которую приобрела Гермиона, можно было бы установить гораздо просторнее — на троих или четверых, но, учитывая, что Малфой старался держаться незаметно, чтобы не привлекать внимания Локонса, их спальные места будут находиться всего в метре друг от друга.
Не то чтобы до этого они спали на большем расстоянии. При воспоминании о прошлой ночи лицо Гермионы вспыхивает, хотя казалось, что это было целую вечность назад.
Она берёт губку, выжимает её и начинает вытирать пот и песок с тела, уделяя особое внимание шее, где грязь въелась в каждую складочку.
— Вы умеете плавать? — Малфой прерывает молчание.
— Конечно, умею. — Гермиона вздрагивает, бросая губку обратно в таз. — Хотите освежиться или мне?..
— Оставьте, — просит он. Она поднимается со стула на нетвёрдых ногах — на полу палатки аккуратно расстелено чистое бельё, и Гермиона опускает взгляд на свою одежду. Мерлин, ей придётся раздеться перед ним.
— Кажется, вы нервничаете рядом с водой. Тогда, на пароходе, вам было неуютно выглядывать за перила балкона, а сегодня… — он пожимает плечами, — я думал, вы повернёте назад.
Выходит, он заметил. Гермиона оглядывается через плечо: Малфой стоит к ней спиной и проводит губкой по телу. Она отводит глаза и сбрасывает юбку и блузку, оставаясь в лёгкой сорочке. Весь подол испачкан бурыми пятнами от воды канала, но прикосновение палочки стирает все следы пережитого приключения.
— Вы будете надо мной смеяться.
— Не буду.
Она вздыхает и забирается на узкую подстилку, натягивая на грудь толстое шерстяное одеяло.
— Для второго задания Турнира Трёх Волшебников выбрали самых близких для участников людей и спрятали их в Чёрном озере.
На миг в палатке повисает тишина.
— Я помню, вы были одной из них. — Малфой раскрывает проход в палатку и выплёскивает грязную воду. — Вас не было среди зрителей, и я решил, что вы трофей Поттера.
Она смотрит, как он снова проверяет защитные чары.
— Вы заметили моё отсутствие?
Он замирает — его пальцы задерживаются на защёлке.
— Вас трудно не заметить, — наконец говорит он. — Я думал, что вы все были без сознания под водой.
— Не совсем. Я знала, где нахожусь, но постоянно забывала и должна была вспоминать снова, как в каком-то кошмаре. Я могла дышать и помню давление воды на грудь… — Гермиона вздрагивает. — Как будто меня похоронили под водой. Я её возненавидела и с тех пор жутко боюсь утонуть.
— Уверен, Крам сожалеет, что заставил вас пройти через это.
Горький смешок слетает с её губ.
— Я была бы просто в ярости, не будь так шокирована. Поверить не могла, что из всех людей Виктор выбрал меня. Мы едва друг друга знали, если не считать пары встреч, и мне было очень неловко, что он выделил меня.
Малфой присаживается на свою постель — его губы изгибаются в улыбке.
— Бедняга Крам.
— О, уверена, он оправился от огорчения, — Гермиона качает головой. — Он любил
любовь, а я была для него слишком уж благоразумной.
Лицо Малфоя на миг оттеняется незаданным вопросом, похожим на голод, который исчезает прежде, чем Гермиона успевает понять, в чём дело, и он откидывается на подстилку.
— Мне погасить свет?
— Да, пожалуйста. — Она переворачивается на спину.
—
Нокс.
В темноте палатки Гермиона снова слышит нежный шёпот ветра. Она считает каждый вдох и каждый выдох, позволяя воздуху полностью наполнить лёгкие, и медленно выдыхает —
раз, два, три, четыре.
— Для меня это мигающие огни, — признаётся Малфой.
Раз, два, три, четыре. Она ждёт, пока он продолжит.
— Раньше я использовал окклюменцию на заданиях или… когда
он жил в поместье. Он или тётя заставляли меня смотреть, чтобы я учился. Иногда это шло в качестве наказания или угрозы. Я никогда до конца не понимал. Я погружался в окклюменцию, как мог, но у меня никогда не получалось блокировать вспышки от заклинаний. Не получалось выключить свет.
Смотреть. В голове Гермионы всплывает ещё одно воспоминание. Она больше не чувствует боли под шрамом. Бóльшую часть времени он скрыт чарами, но она всё равно дотрагивается до помеченной плоти на предплечье.
— Вы были там, когда ваша тётя…
— Единственное, что я помню, — это мигающие огни, — прерывает её он. — И ваш… звук. Я не мог заглушить звук.
Она не помнит, какие звуки издавала.
— Фейерверк на корабле. Вот почему вы не остались.
— Терпеть их не могу. Сразу возвращаюсь туда.
Гермиона думает о вспышках гнева Гарри, о том, что Джинни бежала, всегда бежала, как будто от чего-то, и о Роне, некогда громком и энергичном, а после молчаливом и унылом. Он снова обрёл себя, и Джинни вернулась домой, и Гарри обуздал свой нрав, но что-то по-прежнему преследовало их всех. Родители, которые прикованы к постели на другом конце света. Драко Малфой, который не может смотреть на фейерверки.
— Полагаю, никто из нас не остался невредимым.
— Полагаю, что нет, — соглашается он.
Гермиона поворачивается к нему лицом и, хотя не может видеть его в темноте, думает, стоит только протянуть руку — дотронется до него. Она слышит шуршание льна и шерсти по палатке и представляет, что он думает о том же самом.
— Я тоже вас заметила, — наконец признаётся она. — На шестом курсе я переживала за вас. Вы выглядели неважно.
Малфой молчит, и она гадает, услышал ли он её вообще.
— Да.
Она ждёт, что он скажет что-нибудь ещё, но он не говорит, и как раз перед тем, как Гермиона погружается в глубокий сон, очень маленькая и скрытая её часть желает, чтобы Драко Малфой не был помолвлен.
***
Мустафа наклоняется вперёд с задорной ухмылкой и обводит взглядом лагерь, задерживаясь на Гарри, сидящем рядом с Джинни.
— Жил-был богатый купец по имени Харакс, который влюбился в красивую женщину.
Джинни заинтересованно приоткрывает рот, а Гарри улыбается её вновь разгоревшемуся любопытству. Она всегда любила легенды, и каждый раз, когда кто-то прерывает тишину у костра, её плечи расслабляются, челюсть разжимается, и она сияет.
— Прекрасную женщину Родопис в юности похитили пираты, но Харакс взял её в свой дом и одарил лучшими подарками Египта, ибо красивая женщина достойна того, чтобы её баловал любящий мужчина. Однажды, когда Родопис купалась в прохладной воде своего укромного сада, орёл, парящий над головой, спикировал и украл одну из её красных сандалий.
Между бровями Джинни появляется едва заметная морщинка. Когда-то Гарри мог обнять её за талию и прижаться губами к виску, но сейчас вместо этого он делает глоток пива и возвращает внимание к Мустафе.
— Родопис плакала из-за потерянной сандалии, ведь они были её самой ценной вещью и ей было жаль терять подарок от своего возлюбленного Харакса. Однако орёл, возможно посланный богами, полетел вверх по Нилу в Мемфис и уронил красную сандалию на колени фараону. Фараон был мгновенно поражен её искусностью и красотой и понял, что владелица должна быть прекраснейшей женщиной во всей стране, чтобы заслужить такой подарок.
Джинни ёрзает на низком стуле, плотнее кутаясь в накинутую на узкие плечи шаль. Солнце село много часов назад, и за это время пустыню окутал холод. Гарри придвигается к ней ближе — ближе, но не слишком близко, — чтобы немного заслонить от ветра.
Ему кажется или она тоже льнёт к нему? Джинни наклоняет голову, и шелковистая прядь волос выскальзывает из заколки — он мог бы протянуть руку и коснуться её, поправить или накрутить на палец, сдёрнуть всё, к чёрту свидетелей.
— Его посланники провозгласили: «Да пребудут с фараоном жизнь, сила и здоровье!» — восклицает Мустафа, и внимание Гарри вновь переключается на него. — «Та, с чьей ноги слетела эта сандалия, станет невестой фараона! Фараон сказал своё слово, и его приказ будет исполнен!»
Бедный Харакс. Как богатому купцу противостоять фараону? Царю-богу среди людей?
— Посланцы фараона отправились вдоль Нила, пока не добрались до дома Харакса, и там они нашли Родопис, сидящую в своём укромном саду. Увидев потерянную сандалию, она вскрикнула от радости и в доказательство того, что та принадлежит ей, сказала гонцам, что примерит её. Сандалия оказалась впору, и слуги принесли ей вторую. Посланники возрадовались, ибо нашли возлюбленную своего фараона.
Его возлюбленная. Она золотится в свете камина. Гарри вспоминает тот момент, когда обрёл её. Тяжесть в груди, когда всё осознал, когда поцеловал, а она поцеловала в ответ. Он обнял её, и его сердце воскликнуло:
«Я нашёл ту, кого любит моя душа».
Нашёл тебя.
— Фараон воздал Родопис все почести, ибо она была послана ему богами. Глубокая печаль охватила Харакса, но он не мог ослушаться повеления фараона, поэтому радовался её счастливой судьбе. Фараон сделал Родопис своей царицей и повелительницей Египта, и они в благополучии прожили свои дни во дворце в Мемфисе. — Мустафа сложил руки, довольный негромкими аплодисментами.
Гарри протягивает руку к Джинни. Если бы он только мог дотянуться…
— За царицу Родопис! — раздаётся возглас. — И пусть каждый из нас найдёт себе такую прекрасную жену!
— Или такую прекрасную пару сандалий, — язвит Джинни, отворачиваясь от Гарри.
В боку колет, и он отстраняется.
— Когда вы найдёте себе жену, Гарри? — спрашивает Слизнорт, поднимая пивную кружку. Он легонько кивает в сторону Джинни, недвусмысленно подмигивая, и у Гарри от страха сводит живот. — Знаете ведь, что нельзя бесконечно ждать, пока Гор подбросит вам туфельку!
— Найдите себе такую жену, как у Атефа! Только из-за неё он не пропадает на раскопках круглый год, — Мустафа подталкивает локтем Атефа, который невозмутимо смотрит на своего начальника. — Вы не будете вечно молодым!
Джинни напрягается рядом с ним.
— Когда-нибудь, — отвечает Гарри с дрожащим смешком.
Прекратите, прекратите. Джинни встаёт, а ему хочется умолять её.
Не слушай их.
— Думаю, мистер Поттер уже женат, — говорит Атеф, и Джинни замирает.
— Я не женат, — выдавливает Гарри. Он пытался… он хотел стать её мужем, но…
Атеф наклоняет голову, а Гарри не может отвести от него взгляд. Атеф всматривается в его лицо, и на миг в его глазах мелькает печаль. Он пожимает плечами и делает глоток пива, прерывая момент, но Гарри понимает, что он имел в виду.
Да, женат.
Джинни направляется к подносам с горячей едой, и Гарри вскакивает, чтобы последовать за ней, осознавая, что ведёт себя глупо. Всё это глупость, бессмыслица, но если бы он только мог поговорить с ней и заставить её понять. Если бы только смог найти правильные слова, тогда всё было бы исправлено. Возможно, она бы прижималась к нему, когда ей холодно, и улыбалась бы, возьми он её за руку, и целовала бы в ответ, и обнимала бы всякий раз, как случится что-то хорошее, а у них было бы только хорошее, потому что
она та, кого любит его душа.
Она снова наполняет пивную кружку, и Гарри кладёт руку ей на поясницу.
— Джинни…
— Не надо, — шипит она. Её голос груб, поэтому Гарри отдёргивает руку, замолкая.
Джинни прочищает горло.
— Атеф сказал, что на следующей неделе мы должны начать работы в нижних туннелях.
— О, — выдыхает Гарри. Его пальцы деревянные, он сцепляет их за спиной. — Да, конечно. — Он даже не знает, с чем согласился.
— Слава Мерлину, Локонс наконец-то оставил нас в покое, — продолжает Джинни. — Не думаю, что смогла бы высидеть с ним ещё один ужин. Сочувствую тем бедным душам, за которыми он сейчас гоняется.
Гарри оглядывается на костёр. Мустафа начал рассказывать очередную историю, но она, похоже, посвящена его юношеским похождениям. Атеф снова смотрит на Гарри с укором, от которого покалывает шею.
— Ну, лучше они, чем мы.
— Ещё пива? — Джинни протягивает ему кувшин. Гарри берёт его, и она проходит мимо, возвращаясь к костру.
***
Гермиона стучит в тяжёлую деревянную дверь и делает шаг назад. Вдалеке виднеется едва намеченная дорога, а сам дом окружён золотистым песком и зарослями зелёных деревьев и кустарников рядом с неглубоким каменистым водоёмом. Две козы жуют редкую траву, а третья смотрит на Гермиону и Малфоя с подозрением.
Дверь открывается — Гермиону встречает высокая темноволосая женщина.
— Могу я вам чем-то помочь?
Гермиона кивает.
— Надеюсь, что да. Меня зовут Гермиона Грейнджер. Ваш дядя сказал, что вы с мужем могли бы отвезти нас на лотосовые поля Асуана.
Глаза женщины расширяются от удивления, она смотрит через плечо Гермионы на Малфоя и отходит.
— Что ж. Тогда вам лучше зайти.
