Like Hollywood hero

Чимин думает о том, что этому Рейну совершенно не подходит его профессия. Модель, актер, айдол, ведущий вечерних новостей на крайний случай, но уж точно не тот, кто не моргнув глазом режет людей, и не важно, что мертвых. Он думает об этом, чтобы не разреветься и хоть немного отвлечь беснующийся от тревоги разум, с тех пор, как новый знакомый утащил Намджуна и Юнги в одну из комнат, строго настрого запретив туда заходить. — Почему я не могу пойти с ними?! — психует в этот момент Хосок. Он, по сравнению с Чимином, не умеет отвлекать свою нервозность. Он закуривает припасенный в кармане на черный день косяк, но Тэхён вовремя вырывает его у него изо рта, на что получает злобный взгляд. — Мы там будем мешаться. Рейн знает что делает, - отвечает Тэ. — Он трупов режет, а там Намджун! — орет Хосок, пытаясь вырвать у Тэхёна косяк. Тот уворачивается и ловко бросает его в стоящий на столе стакан с водой. — Знаешь, ты мудак, Ким Тэхён, — делает вывод Хосок. — Никогда в своей жизни мне не везло влюбляться в нормальных мужиков, думал, что хоть ты не такой, но, блять, опять ошибся. — Выкурив косяк, ты не поможешь ситуации. Сейчас нам нужны здравые мысли, чтобы решить что делать дальше. Хосок немного успокаивается, уловив в словах Тэ логику и садится на твердую кушетку, возле подвисшего Чимина. Тот немного напрягается, Хосок в порыве отчаяния наговорил много лишнего. — Прости, — шепчет старший еле слышно и Чимин кивает. Он не сердится. Он действительно облажался. Они больше не произносят ни слова. Юнги с Рейном выходят спустя час. Оба уставшие, но Юнги кивает, еле заметно потянув уголки губ в незаметной улыбке, и Чимин чувствует, как одна из каменных плит сваливается с его плеч. — Нужно выпить, — решает за всех Рейн и направляется к одному из железных шкафчиков. Постукивая дверцей, он ставит на стол бутылку чего-то крепкоалкогольного и, достав из тумбочки пару пластиковых стаканов, отдает их парням. — Жить будет. Легкое не задето, утром поедете по одному адресу, там работает мой хороший знакомый. Он сделает снимки, чтобы убедиться, что нет никаких осложнений. Вашему другу крупно повезло. — Спасибо, — говорит Чимин, внимательно вглядываясь в этого парня. — Благодарить пока не за что, вот завтра очнется, тогда и посмотрим. А теперь, — Рейн, выпив содержимое своего стакана, приобнимет сидящего рядом Юнги за шею, немного притягивая к себе. — Друг мой сердечный, расскажешь в какое вы говно вляпались и почему я не удивлен? Чимин слушает немного сбивчивый рассказ Юнги вполуха. Его внимание больше привлекает то, как общаются эти двое. Этот Рейн знает Юнги слишком хорошо, а судя по некоторым репликам, он был достаточно близок, для того, чтобы обнять или дать нешуточный подзатыльник после того, как Юнги рассказал, как бросился на одного из нападавших. Рейн обработал его ссадины и Чимин почему-то отчетливо видел, как Юнги тихо шипя, терпел, пока тот тонкими пальцами аккуратно обеззараживал рану и приклеивал пластырь. Картинка вызывала неоднозначные чувства и это Чимина здорово злило. — Здесь можно выйти на свежий воздух? — спрашивает он, прерывая рассказ Юнги. — По коридору налево есть небольшой балкон, — отвечает Рейн. — Только свет не врубай повсюду. А то появятся вопросы. Чимин не спрашивает у кого и какие вопросы могут появиться. Они в полночь находятся в городском морге. Ситуация абсурдна и нереальна, но уж какая есть. Он находит небольшой балкончик сразу же, дверь из коридора приоткрыта и он опирается на перила вдыхая глоток свежего воздуха, как путник в пустыне, что слишком долго не видел воды. — С тобой все нормально? — слышит он спустя пару минут и не нужно быть гением, чтобы по тихому, шепелявому шепоту понять кто за спиной. — Нет. Но я пытаюсь справиться. — Мы найдем Гука. И с Джуном все будет хорошо. Рейн говорит, что жизненно важные органы не задеты. Чимин кивает, не поворачиваясь. Он смотрит на огни ночного города, пытаясь понять в какой момент его жизнь пошла под откос. Сколько еще на его веку должно встретиться грязи, чтобы получить что-то хорошее? Неужели в прошлой жизни он был серийным маньяком или одним из диктаторов, что погубил миллионы жизней? Почему единственная частичка светлого, теперь может исчезнуть? И Гук… Что с ним? Может ли быть, что его забрал Минхёк? Или это люди Ву? Что если это кто-то третий и тогда они вообще не смогут выйти на его след? От этих мыслей кружилась голова. Он где-то читал, что если в мыслях роится слишком много негатива — нужно перенаправить его во что-то: побить посуду, написать гневное письмо, поматериться или вдоволь проораться. Но бить ему нечего, ручки под рукой не имелось, да и писать Чимин не особо любил, а кричать… это могло быть неплохим вариантом, если бы горло не давили застрявшие там слезы. На плечо несмело ложится теплая рука и Чимин слегка вздрагивает, в гуле мыслей позабыв, что находится не один. — Чимин? — Спасибо, — не оборачиваясь шепчет он. — Если бы не ты, не знаю, чтобы мы делали. Юнги немного смелеет и приобнимает подрагивающего парня за плечи. — Ты на моем месте сделал бы то же самое. — Я не думал, что ты можешь быть… таким, — Чимин пару раз моргнув, чтобы в конец напугать выступающие слезы, поворачивается, наконец, к Юнги, оказываясь слишком близко к его лицу. — Каким? — спрашивает Юнги без толики насмешки. — Серьезным, собранным, решительным. Я не считаю себя размазней, бывал в разных ситуациях, но когда увидел Джуна в луже крови, словно двигаться разучился. Они - самое дорогое, что у меня есть. Я не готов их терять. Юнги так и не убрал руку с плеча Чимина. Он скользнул ладонью по его щеке, вытирая большим пальцем все-таки ускользнувшую слезу. Она блестела в тусклом свете коридорной лампы и больно резала глаза. На этом лице не должно быть слез. Они там лишние и совершенно не гармоничные… — Мы справимся, слышишь? Я сделаю все, чтобы найти Гука. — Зачем ты это делаешь? — спрашивает Чимин, когда понимает, что Юнги все так же нежно поглаживает его по щеке не думая прекращать. — Неужели все ради работы? Так хочешь повышения? Юнги хмыкает. Если бы. — Просто не люблю когда кого-то несправедливо обижают. Это звучит почти по-детски и Чимин снисходительно улыбается, немного выгнув бровь. — Ты прям Робин Гуд корейского разлива. Уверен, что в твоем списке причин, по которой ты все еще здесь, нет моей задницы? Юнги прикрывает рот рукой наигранно удивляясь. — Пак Чимин, как вы можете так думать обо мне? В моей голове лишь светлые помыслы. Чимин поднимает голову вверх, из груди вырывается сдавленный смешок, а Юнги скользит взглядом по сильной шее, четко выступающими венами, и думает о том, сильно ли получит тумаков, если прямо сейчас ее лизнет. Чимин не прав. В его списке причин абсолютно точно нет его задницы. В списке Чимин целиком. Полностью. Весь. И желательно взаимно. — Я не наивный подросток, Мин Юнги, — говорит Чимин, вновь глядя на Юнги. — Я не влюбляюсь в первого встречного и не сплю с кем попало. Для меня важно доверять человеку в первую очередь. Поверь, как бы я ни был благодарен тебе за сегодня, я не верю вам с Тэхёном. Юнги даже не пытается обмануть себя, что не больно. Ему кажется, это логичным, если посмотреть со стороны Чимина. У того была тяжелая жизнь и людей, к которым он реально мог повернуться спиной, было меньше, чем пальцев на одной руке, но… Он тоже может быть одним из них, он хочет, он заслужит это.

***

Чонгук прошел стадию отрицания примерно полчаса назад и кажется, смирился с тем, что его в ближайшее время закопают где-то в лесу, под ветвистой елкой. Он и опомниться не успел, когда лишь войдя в свой дом получил удар по голове и последнее, что он помнил, перед тем как отключиться, это как кто-то натянул на голову мешок. Машина, в которой его везли начала притормаживать, и он напрягся, всеми силами пытаясь не паниковать и попытаться действовать по ситуации. На улице послышалось копошение, громкие голоса и чей-то сердитый крик. А уже спустя минуту его аккуратно вытащили из машины и сняли мешок, глаза зажмурились от яркого света уличных фонарей. — С тобой все в порядке? — Чонгук медленно моргая, открыл глаза, не веря своим ушам. — Ты… Это ты. Что с моими парнями? Ты ранил Намджуна! Чонгук порывается броситься к Минхёку, дергает руки, пытаясь сбросить туго связанные веревки, но те только больно впиваются в кожу. Мужчина жестом останавливает дернувшихся в его сторону людей и, не обращая внимания на брань парня, обнял его, сдерживая. — Я развяжу тебе руки, успокойся, Чонгук! Но Гук не слышит. Он клянёт его, матерится, плюется желчью, не обращая внимания на попытки Минхёка его остановить. Но потом резко умолкает, когда в ушах звенит звук от громкой пощечины, а щеку опаляет резкой болью. Минхёк растрепанный и злой, смотрит на него строго, с гневным прищуром. — Успокой свою истеричку. Я не собираюсь тебя убивать. Если бы хотел, уже давно бы это сделал. Ты сейчас успокаиваешься, я развязываю тебе руки, и мы спокойно поговорим в доме. И Чонгуку не остаётся ничего другого как послушаться. Первое, что он сделал, когда освободились запястья — приложил ладонь к покрасневшей щеке. — Прости, — говорит мужчина уже совершенно другим тоном. — Я не умею успокаивать людей. Идем, я дам тебе лед. Наверное, если бы Гук попал в этот дом при других обстоятельствах, он бы присвистнул от восторга. Интерьер впечатлял, все сверкало элегантной роскошью. Но единственное, о чем мог думать Чонгук — это упавший на пол Джун и кровь на его рубашке. — Что с Намджуном? — спрашивает он, когда Минхёк усаживает его на диван и прикладывает к щеке обещанный лед. — Я не знаю, — честно отвечает мужчина, присаживаясь рядом. — Моим людям было дано указание забрать лишь тебя. Правда, эти долбоебы не должны были тебя связывать. — Что ты хочешь сказать? Там были не только твои люди? — На твоего брата напали наемники Ву. Неужели ты думаешь, что он так просто оставил бы вас в покое? — Это что, типа, ты спас меня? — шепчет Гук. Он не может говорить громче, голос хриплый, связки свело от осознания того, что Джуна могло уже не быть в живых. — Почему не помог ребятам? Там брат… там хены… Как же я вас ненавижу… Минхёк тихо хмыкает, отворачиваясь от парня, и откидывается на спинку дивана. — Потому что я не благотворительная организация. Я уберег то, что для меня ценно. Тягаться с шавками Ву я не намерен. — Разве ты не один из его людей? — Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Кусать руку с которой ешь? — с иронией говорит Минхёк. А Чонгука тошнит. Он знал, что Минхёк не добрый самаритянин, он в полной мере осознавал, кто это и чем он занимается, но подлое чувство, что успело зародиться в его юной душе, сейчас сумасшедше металось где-то под ребрам, заставляя сердце судорожно сжаться. — Зачем тебе я? — Ты мне нравишься, — мужчина поворачивает голову, не меняя положение, глядя Чонгуку прямо в глаза. — Есть в тебе что-то такое, чего нет в остальных. Правда… врать ты совершенно не умеешь. Чонгук напрягается, когда его руки касаются чужие пальцы. Они скользят по ладони, и останавливаются на почти пропавшем следе от веревок. — Неужели ты думал, что я такой дурак, что не пойму кто ты и зачем вышел на меня? Думали подобраться к Ву через меня? Хотя, должен признать, у них бы получилось, будь я немного глупее. Твое очарование одурманивает. — Что дальше? — глухо говорит Чонгук. — Будешь держать меня у себя в рабстве? Минхёк улыбается, мотая головой. — Я могу это сделать, — говорит он, заставляя Чонгука замереть. — Но не стану. Чонгуку хочется съехидничать и сказать колкое «спасибо», но что-то подсказывает, что сейчас не тот момент, чтобы показывать свой характер. — Почему? — Потому, что мне хочется, чтобы ты оставался вот таким. Колким, язвительным, живым. Я хочу, чтобы ты сам захотел здесь остаться. — Значит… Просто хочешь игрушку, — хмыкает Гук. — Игрушки бездушны, пустышки. Если бы я хотел себе именно такую, то взял бы кого-то из борделя, поверь, там много желающих оказаться на твоем месте. — Какая честь… — все-таки не удерживается Гук, вызывая невольный смешок у Минхёка. — Знаешь, что отличает тебя от них? Ну, кроме того, что они спят за деньги, а ты нет? Гук вопросительно выгибает бровь. Абсурдность вопроса просто отнимает дар речи. — Тем, что я для них просто мешок с деньгами, а тебя я нравлюсь. Здесь Чонгук выгибает уже вторую бровь, готовясь отрицать, но Минхек опережает его, прикоснувшись пальцем к его губам. — Не отрицай. Помнишь, я знаю, что ты не умеешь врать. Я вижу твои реакции, твои взгляды, жесты. Я заметил, как ты возбудился лишь от одного поцелуя. Открою тебе секрет, Чони: член не встает на того, кто противен. — Я использовал тебя, — роет Чонгук себе яму. — Нам нужна была информация о ваших сделках, и ты это знаешь. — Ага. Только вы не учли того факта, что ее нет у меня дома. Все реальные документы в надежном месте. Но, я рад, что вы попытались, иначе я бы не узнал тебя. Чонгук чувствует, как что-то обрывается внутри него. Значит, все, что они делали было напрасно? У них бы все равно ничего не получилось? Он прокручивает в голове все, что случилось в последние пару часов, перед глазами не перестает маячить страшная картина с раненым Намджуном, дерущимся Юнги и Чимином, который подбежал к брату, падая на колени. И в какой-то момент в его голову пришла мысль, которая казалась безумной, но видимо, единственно верной. — Значит… ты хочешь, чтобы я добровольно остался? — Чонгук ждет утвердительного кивка и на вдохе падает в пропасть. — Тогда, у меня к тебе предложение.