Like Hollywood hero

Минхёк находит Чонгука спящим в его комнате. Мальчишка свернут калачиком, мирно посапывает смешно морща нос и тихо причмокивая пухлыми губами. Мужчина не слышно присаживается рядом, чтобы не разбудить спящего парня и подтягивает тонкое покрывало, укрывая слегка подрагивающие плечи. Он до сих пор даже себе не мог объяснить, почему его так повело именно от этого парня? Возможно, виной тому была непосредственность и простота парня, возможно, его самоотверженность и смелость, ведь не каждый решится прыгнуть в логово мафии, даже ради того, чтобы спасти семью. О том, что Чонгук просто невероятно красив Минхёк и вовсе молчал. Ему бы очень хотелось увидеть каким Гук станет лет в тридцать. Сейчас он был словно не ограненный алмаз, а с годами же будет дорогим бриллиантом. Минхёк желал огранить его, желал забрать себе, спрятать в дорогую шкатулку и не показывать больше никому. Он хотел, чтобы яркий свет, исходящий от дорогого камня ослеплял только его и никого больше. Он наклонился ниже, секунду помедлил, а потом и вовсе решил прилечь рядом, укладываясь на бок и подсовывая руку под голову. Чонгук порывисто вдохнул, скорее всего тому что-то снилось, и тут же мирно причмокнул, вновь погружаясь в сон. Нет, просто невозможно быть еще более милым, чем этот мальчишка. Минхёк не сдержался и провел кончиками пальцев по щеке, борясь с желанием поцеловать ее. Будить Чонгука не хотелось, но желание прикоснуться, ощутить гладкость кожи, ее тепло и нежность было таким нестерпимым, что он не смог себя остановить. Он касался плавной скулы, провел указательным пальцем по точеной брови, коснулся большим пальцем уголка губ, вспоминая, как хорошо было их целовать. Чонгук проснулся практически сразу, как почувствовал прикосновение к собственной щеке. Он решил не подавать виду, ожидая, что мужчине надоест смотреть на него спящего, и он уйдет, но тот все продолжал оглаживать его лицо и Гук, не выдержав, открыл глаза. — Я не хотел тебя будить, — виновато признался Хёк. — И поэтому ты елозил пальцами по моему лицу? — сонно моргнул Чонгук. — Ничего не могу с собой поделать. Ты слишком милый, мне хочется тебя касаться, гладить и целовать. Это плохо? Чонгук не знал, что должен ответить на это. «Нет, это очень даже хорошо!» — думалось ему. Хорошо, было бы, окажись они в другом месте и в другое время и… при других обстоятельствах. Чонгук заерзал, устраиваясь удобнее и скопировав позу мужчины, тоже подложил руку под голову. — Как все прошло? — Твои друзья довольно адекватные, если не брать во внимание то, что они хотели впятером пойти против всей корейской мафии. Чонгук закатил глаза. — Меня, я так понимаю, ты в расчет вообще не брал? — Ты сумел покорить значительную ее часть, поэтому и не беру. Гук слегка покраснел и отвел взгляд. — Ты преувеличиваешь. Таких покорителей у тебя было слишком много, не приписывай мне незаслуженных медалей. Минхёк слегка напрягся, убирая, наконец, руку от его лица. — Ты серьезно думаешь, что каждый мой парень вот так мог лежать со мной в одной постели и нежиться от моих прикосновений? Чонгук невольно улыбаясь хмыкает. — Звучит довольно самовлюбленно. Так, словно это невероятная награда, получить твои поглаживания. Минхёк немного приподнялся на локоть, заставляя Чонгука лечь на спину и заглянул тому в глаза. — Почему нет? Тебе не нравится? Чонгуку хотелось сначала спошлить, что то в духе: "Нравится, только есть и интереснее места для поглаживаний", а потом вспомнил разговор охранников. В сердце вновь противно затянуло, а разум жестоко подбросил мысль о том, кто он и кто тот человек, что так настойчиво заглядывает ему в глаза. Не может этот человек любить. Тот кто утопает в собственных тайнах, грязном прошлом и настоящем. Только… Чонгук ловит искорки в темных глазах, скользит взглядом по тонкой нитке улыбки, что появляется так часто на красивом лице и думает о том, что он, наверное, уже тоже утонул. И решает не отвечать. Он просто касается слегка колючей щеки мужчины и целует, вместо тысячи ненужных сейчас слов. Он понимает, что то, что сейчас говорит ему сердце — полная чушь. Это не тот человек, в которого можно влюбляться. Он тот, кого нужно обходить стороной десятой дорогой. Тот, кто растопчет потом все светлое, что может возникнуть у Чонгука в сердце и в итоге он скончается от той боли, что поглотит его душу. Но, он все равно целует. Напористо и страстно, тут же ловя желанный ответ. Минхек будто только и ждал этого поцелуя. Словно странник, что наконец-то добрался до призрачного оазиса и прикоснулся губами к живительной влаге. Чонгук зажмуривал сильно глаза, глушил в голове дикие вопли здравого смысла, которые предостерегали, которые орали о том, что Гук несомненно пожалеет, будет страдать и плакать, только… Чонгук подумает об этом потом, а сейчас… есть только они двое на широкой постели, пробуя на вкус друг друга и упиваясь сладостью губ. Они дышат быстрее и глубже, поцелуи все слаще и несдержанней, Чонгук и не заметил, как мужчина забрался руками к нему под теплый свитер и с наслаждением касался нежной кожи, очерчивая грубыми пальцами хрупкое тело. — Есть предложение остановиться, — шепчет он Чонгуку в губы, на миг прерывая поцелуй. — Потому что я не сдержусь, и наш первый секс состоится вот так, спонтанно и не романтично. Чонгук немного расфокусировано на него смотрит, облизываясь. — Ты точно один из людей Ву? А то у меня складывается впечатление, что мы в романтической дораме. Минхёк стонет, роняя голову на грудь Гуку, словно не взрослый мужчина, а всполошённый подросток. — Зачем ты портишь момент? — бубнит он. — Я просто хочу сделать с тобой все правильно. Чонгук закусывает губу, пытаясь не смеяться с абсурдности ситуации. Он точно сейчас в постели с одним и тем же человеком? — Я думал ты любишь пожестче, — говорит он, совершенно не понимая зачем. Минхёк поднимает на него глаза, выгибая бровь. — Это с чего такие выводы? — О, я пока гулял тут много интересного о тебе услышал. Да и о себе. Мужчина хмурится. — Что ты слышал? — тон его тут же меняется и Чонгук уже успел пожалеть о том, что ляпнул. — Не важно. Это все равно ничего не меняет, — Чонгук обхватывает руками шею Минхёка, сцепляя руки на затылке, и улыбается так, словно это не у него хаос в душе. — Если мы приглушим свет, это можно будет считать романтичным? И целует вновь. Сразу бросаясь в огонь, не сдерживаясь пытается пробить невидимую корочку льда, которая словно покрыла Минхёка. Что-то подсказывало, что у них не так уж много времени, чтобы тратить его на никому ненужные разговоры. Минхёк еще пару секунд не отвечает. Ему не нравится то, что сказал Чонгук. Он знает, что его люди болтают за его спиной и старался всегда жёстко пресекать любые разговоры. Завтра он обязательно выяснит, что именно услышал его мальчик, а пока… Он окунается в сладостный поцелуй, ловя у себя на губах юркий язычок, и млеет от того, как же прекрасен под ним этот хитрый ангел, который каким-то чудным образом умудрился вскружить ему голову. Чонгук тянется к пуговицам на строгой рубашке, хочет просто рвануть полы в стороны, чтобы мелкие бусины разлетелись в разные стороны, но решает не геройствовать, а просто расстегивает несколько верхних, после чего просто тянет вверх через голову такую раздражающую ткань. У него слегка сбивается дыхание, когда отбросив рубашку он видит обнаженную грудь. Тяжело вздымающуюся, с бугристыми мышцами и четко выделенные кубиками пресса. — Как в журналах, - тихо ахает Чонгук, не веря тому, что видит. — Ты в качалке спишь? Минхёк смеется, довольный произведенным впечатлением и берет руки Гука в свои, заставляя коснуться голой груди. — Вот именно ради такого эффекта стоит немного постараться. Ладно, возможно, Чонгуку хоть раз в жизни стоит забить на все заскоки и реально подумать обо всем завтра. Он позволяет снять с себя свитер и поспешно стягивает штаны, оставаясь в одном белье. Ему кажется, что дурные мысли, что то и дело мешали ему расслабиться, могут заставить передумать. Минхёк, сидящий на бедрах парня, завороженно смотрит на стройное тело под собой и не понимает, как так получается, что от одного вида может срывать крышу. Ему казалось, что рассудок вот-вот покинет его и он превратится в несдержанное животное, которое захочет лишь обладать этим мальчишкой. Чонгука трясла мелкая дрожь. Это не было его первым опытом. У него уже был секс. Неловкий и смешной с девушкой, когда Гук впервые решил попробовать взрослые игры. И более осознанный и подготовленный с парнем, когда он пришел к выводу, что парни ему нравятся так же сильно, как и противоположный пол. Но вот так его еще не колотило никогда. Ему хотелось залезть под одеяло, чтобы не чувствовать на себе этого голодного и хищного взгляда. — Ты боишься? — спрашивает Минхёк, склоняясь над ним, и заглядывая в глаза. Чонгук мотает головой. Врет. Возможно, он немного боится. Ладно, он сильно боится. Только не самой близости. Ему страшно того, во что превратиться его сердце после того, как все это закончится. Только сил прекратить не осталось. Он положил руки на точеную талию, скользнул на спину, получая необычайное удовольствие от ощущения перекатывающихся под пальцами мышц. Скользнул ладонями на грудь и остановился на том месте, где стучало быстро сердце. — Так быстро стучит… — шепчет он. Его это успокаивает немного. Значит ли это, что Минхёк все же что-то чувствует к нему? Знал бы этот мальчишка, насколько громко сейчас кричало ему о своих чувствах выпрыгивающее из груди сердце Минхёка. А тот… вновь увлекает в водоворот сумасшедших поцелуев. Гладит, облизывает, кусает. Он умирает от тихих стонов под собой и млеет от каждого вздоха, взгляда, движения. Чонгук, немного осмелев переворачивает их, и оказывается сидящим верхом, широко расставив ноги и оглаживая выступающие ключицы, забавляется с сосками и не без удовольствия очерчивает пресс. Минхёк смеется от легкой щекотки, а Чонгук в отместку кусает его за грудь, выгибая бровь, мол, будешь знать как смеяться в ответственный момент. Гук растворился полностью в той страсти, что поглотила их. Минхёк не жалеет ласки и нежности. Казалось, что он сейчас отдал все, что копил всю свою жизнь. А Чонгук принимал, отдаваясь без остатка. — Ты скажешь мне, если будет больно, — больше не спрашивает, а утверждает мужчина, на что парень закатывает глаза и немного ерзает, под сильным телом. — Ты теряешь авторитет как сильный, властный и жесткий помощник главы мафии. Когда ты успел стать такой сладкой зефиркой? Минхёк смотрит немного ошарашенно, а потом просто берет и шлёпает Чонгука звонким шлепком по вредной и восхитительно округлой заднице, давая понять, кто здесь грозный папочка. — Все-все, понял, — ойкает Гук, улыбаясь. — Двигайся уже. И тот слушается. Склоняется к тонкой шее и делает первый поступательный толчок, замирая, услышав громкий стон. Чонгука разрывает от нахлынувших эмоций. Больно ли ему физически? Нет. Умер ли он морально? Определенно. Минхёк оставляет на шее засосы. Движется с оттяжкой, и оставляет яркое пятно после каждого глубокого и сильного стона. Стоны Гука музыка для его ушей. Он хочет заставить его кричать, не сдерживаться, сорвать голос и сипло просить еще. И тот будет. Он в какой-то момент понимает, что мало. Нужно сильнее и жёстче, поэтому кладет ладони на упругие ягодицы и прижимает сильнее к себе, вынуждая войти глубже. А Хёк понимает его с одного движения. Он сосредотачивается на четких, но быстрых движениях, кончая практически от вида выгнувшегося под ним тела и громким, надрывным: — Да, хён… сильнее… — и срывается в темную пропасть, после этого безумного и такого сладкого «хён». Чонгук, наверное немного отключился после яркого оргазма. Он был уверен, что потерял счет времени, потому что очнулся полностью уже обтертый влажным полотенцем, когда Минхёк пытался умоститься рядом с ним, пристраиваясь удобнее у него под боком. — Ты потрясающий, Чони, — шепчет он на ухо. А Гук улыбается, сдерживая слезы. На смену эйфории пришло чувство, которого Гук так боялся. То, которое глупое сердце приняло с распростертыми объятьями. То, из-за которого оно раскрошиться в дребезги…

***

— Я не верю ему! — категорически заявляет Намджун. Сидевший у стены Рейн закатывает глаза, всем видом показывая свое отношение к мнению раненого нового знакомого. — Бля, да ему никто не верит, — говорит хозяин квартиры. — Разве что кроме твоего братца. Джун сверлит его злым взглядом, а потом переводит взгляд на Юнги с Тэхёном. — Где вы отрыли эту язву? — О, поверь, нам еще повезло, а у него еще парень есть. Вот ему я точно не завидую? - улыбается Тэ. Рейн цокает, тыкая пальцем в сторону друга. — Не трогай моего Сок-и! — Знаешь, я все больше думаю о том, что он у тебя все же воображаемый, — говорит задумчиво Тэхён. — Это все, конечно, очень интересно, но может мы уже решим, что делать дальше? — психует Джун. — Чонгук все еще у него! — И он, судя по всему, не жалуется, — вновь вставляет свои пять копеек Рейн. — Я ему сейчас всеку, мать твою, — не сдерживается Джун. — Я тебе жизнь спас! — парирует Рейн. — Поэтому я сказал, что только всеку, а не прибью нахер! Парни, сидевшие в комнате, лишь переводили взгляд с одного на другого, не осмеливаясь встать под этот перекрёстный огонь. — Здесь нечего думать, — говорит Тэхён, воспользовавшись секундной паузой. — У нас нет выбора. Либо мы соглашаемся сотрудничать с Минхёком, либо люди Ву нас убьют раньше, чем мы сможем что-то предпринять. В комнате повисла тишина. Тэхён говорил правду и все это прекрасно понимали. Чимин вышел из комнаты Джуна пытаясь вдохнуть глубже, но воздуха в душной квартире словно не хватало, поэтому, пару минут подумав, он вышел на лестничную клетку и, осмотревшись, не увязался ли кто, направился к лестнице, ведущей на крышу. Хотелось тишины и одиночества. В душе роились такие дикие и хаотичные мысли, что пытаясь упорядочить их, Чимин делал только хуже. Ему было совершенно не понятно поведение Чонгука и это безусловно злило. Голос мальчишки не звучал расстроенным или несчастным, уж кто-кто, а Чимин прекрасно знал, когда их тонсен в плохом настроении или недоволен. Значит ли это, что этот престарелый мудак смог вскружить голову его Гукки? И если да, то… Почему это так бесило? Он вдохнул полной грудью, когда дверь на крышу со скрипом отворилась и Чимин смог, наконец, нормально дышать. Он поднял голову вверх, прикрывая глаза, а потом просто лег на пол, пытаясь не думать. Не думать о том, что делать со всем этим. Как быть с Гуком? Как быть с Минхёком? Смогут ли они провернуть их сумасшедший план? И… Что делать с собственными сбивающими с толку чувствами, что вызывает один раздражающий и вездесущий Мин Юнги. — Я прям физически чувствую, как ты загоняешься, — раздаётся откуда-то сверху и Чимин стонет обреченно. — Думал — магнитные бури, а оказался ты. — Не думал о том, что если я не сказал куда иду, то это могло бы значить, что я не хочу, чтобы кто-то меня нашел? — А вдруг ты решил сброситься с крыши? — пожимает плечами Юнги и ложится рядом, закидывая руки за голову. — Я не настолько тупой, чтобы убивать себя. Я влез во все это дерьмо потому что хочу жить, а не умирать. — Оу, тогда хорошо, — успокаивается Юнги. Между ними пара минут тишины и Чимин не выдерживает. — Ты удостоверился, что я не суицидник, может свалишь уже? Я хочу побыть один. — Можешь побыть один со мной, — не глядя на него отвечает Юнги. — Я не понимаю, — Чимин приподнимается, садясь так, чтобы опираться на локти и поворачивая голову к лежащему рядом мужчине. — Ты реально такой тугодум или просто притворяешься? Юнги открывает один глаз, улыбаясь. — Просто мне нравится, когда ты злишься на меня. Ты знал, что злость — самая искренняя эмоция в человеке. — Что за ерунда, — морщится Чимин. — Подумай сам. Когда человек зол, он не контролирует свои мысли. Часто именно во время злости человек говорит именно то, что думает на самом деле. — Не думал о том, что если ты будешь постоянно меня бесить, то я в конечном итоге тебя побью? — спрашивает Чимин. А Юнги в ответ лишь широко улыбается. — О, мы перейдем на новый уровень отношений? Чимин закатывает глаза и отворачивается от него, вглядываясь в звездное небо. Огни огромного города не дают в полной мере насладиться красотой ночного неба, но Чимин все равно упорно отыскивает самые яркие звезды. От своеобразной медитации его отвлекает копошение рядом и наглое: — Я так прилягу, а то на цементе холодно. Юнги бесцеремонно укладывается на колени Чимина головой, и лукаво улыбается. Чимин смотрит на него, словно на умственно отсталого. — Убери свою башку с моих коленей. — Не-а. Слишком удобно. К тому же, у меня все еще болит вот здесь, после того, как твой друг набросился на меня, - Юнги корчит жалостливую моську и показывает место ушиба. — Мало получил, нужно было еще добавить, — ехидничает Чимин. — Знаешь, когда-то в моей школе, была девочка, с которой мы вот так собачились на протяжении трех лет. А потом она призналась мне в любви. — К чему ты клонишь? — хмуро спросил Чимин. — Думаешь, я признаюсь тебе в любви только потому, что ты меня бесишь? Открою тебе секрет: в большинстве случаев, людей, которые бесят, просто шлют нахуй. Юнги не обращает внимание на колючий тон в голосе парня. Ему нравится, когда Чимин выходит на эмоции. Юнги думает, что Чимин может быть очень ярким, солнечным и улыбчивым, нужно просто дать ему возможность увидеть немного света и любви. — Не думал о том, что вопреки твоим словам, наши отношения все равно не стоят на месте? Еще совсем недавно ты мог дать мне за это по лицу, но сейчас просто сидишь и позволяешь мне… — шепчет Юнги слегка поднимаясь, чтобы оказать на уровне глаз Чимина. Пак немного глупо моргает, непонимающе. — Что? Ты о чем? — О, я не сказал? — игриво улыбается Мин. — Сейчас. И целует Чимина в приоткрытые в удивлении губы. Он пользуется моментом, скользит языком, вкусно причмокивая, задерживается на секунду, тут же отстраняется, и вскакивает с места, до того, как Чимин поймет, что только что произошло. Юнги убегает, оставив Чимина лишь хлопать ресницами, не в силах предпринять что-то еще, а потом… потом касается собственных губ пальцами, все еще ощущая тепло чужого прикосновения.