Цыпленок

Кожа у нее на шее всегда имеет солоноватый привкус, прыткая яремная вена без конца пульсирует, чем доводит Гарри до истомы одним только видом. Цирилла не сдерживается, когда Поттер начинает снова диктовать свои условия, заломив ей руки за спиной. Не сдерживается и стонет, стараясь свести ноги вместе от жаркой пульсации внизу живота. Гарри не позволяет ей это сделать. Доводит ее, мучает в который раз. Колено держит между ее бедер, не позволяя сдвинуться ни на дюйм. Цирилла губы в кровь кусает, запрокидывает голову вверх и снова выдыхает раскаленный воздух, позволяя Гарри вести языком влажную полосу по своей шее. Тело беснуется, требует его в который раз, плавится в его руках. Разрушается. Девчонка рычит, не выдерживая истомы, но Гарри только сильнее держит ее запястья в капкане рук, почти угрожающе нависнув сверху. От отрывает губы от шеи Цири с влажным звуком, и та снова таращит на него свои огромные зеленые глаза, в которых плещется почти животное желание. Первобытный инстинкт. Дрянной сумрак сознания, грехопадение и грязь. Грязь, в которой они оба по самую глотку. — Вытрахать бы из тебя всю душу, Княжна, — почти задыхается от желания Гарри, прижимая миниатюрное, но сильное тело к стене. Девчонка вскидывает вверх подбородок, громко сглатывая. — Что мешает? Ничего. Снова ничего не мешает марать твою душу. Встречи их становятся в уединенном закутке полесья вдалеке от «Мучильни» все чаще. В Каэр Морхене предаваться страсти у них нет возможности, стены замка будто сами дышат, небезопасно подвергать их маленький грязный секрет такой опасности. Цирилла язвит и плюется на Цыпленка при гильдии других ведьмаков, постоянно до боли в руках и ногах бьется с ним на мечах при свидетелях, Геральту орет о том, что эти три месяца в году — сущий Ад, Йеннифер фыркает, что Цыпленок по жизни ей только мешает, а потом… Стонет его настоящее имя, выгибается навстречу обжигающим и запретным ощущениям, сжимает в кулак темные волосы на затылке и позволяет вбивать себя в любую доступную поверхность того места, которое они выбирают в очередной раз впопыхах. Гарри знает, что она принадлежит ему. Ему и никому больше. Он позволяет ей плеваться в свой адрес на виду у остальных, но в схватках на мечах никогда не уступает. Со своей названной матерью Гарри почти не общается, а взгляда Геральта лишний раз избегает, чтобы не наговорить лишнего. Гарри себя знает, одно неловкое слово — и он полезет в драку. Вспыльчивый темперамент у него всегда был, но скрывался до того момента, пока Геральт его не усыновил. Вот и вылезла в нем вся эта чернь, вся грязь несносного характера, которую он так отчаянно в детстве пытался подавить. Может, поэтому Цирилла его выбрала. Потому что ее грязь совсем ему не уступает. — Йеннифер догадывается… Гарри не успевает коснуться ее губ своими. Девчонка выдыхает слова всего за мгновение до этого. Поттер сжимает челюсти. Желваки его нервно дергаются. Он сильнее давит подушечкой указательного пальца на подбородок Цириллы, и та без слов понимает, что ему нужно. Заткнуться. Заткнуться и позволить ему сделать это снова. Цирилла вырывается из хватки с завидным мастерством и отходит в сторону, скрестив на груди руки. Поттер сжимает на мгновение кулак, чувствуя, как кожа горит в тех местах, которыми он к ней прикасался. — Брехня, — выдавливает через силу Гарри. — Знаю точно, не спорь. Поттер шумно выдыхает и подходит к ней, останавливаясь запредельно близко. Зверь внутри него затихает, когда в легкие попадает запах девчонки. Он убаюкивает демона внутри, поет ему колыбельные, заставляет успокоиться. Гарри прикрывает глаза и глубоко вдыхает носом. Да так, что до треска ребер в грудной клетке. Чтоб насквозь ею пропитаться. Чтобы хотя бы на сутки еще хватило, потому что с каждым разом только хуже. Ее не хватает. Ее мало. Цирилла — это наркотик высшего сорта. И Гарри не успевает понять, в какой момент на него подсаживается, в очередной раз закатывая глаза от удовольствия. — Почему тогда Йеннифер молчит? — интересуется Гарри наигранно спокойным тоном. Цирилла дергает худыми плечами. — Не знаю, — честно сознается она. Гарри резко хватает девчонку за плечи и разворачивает к себе, встряхнув так, что у нее от неожиданности клацают челюсти. — Потому что ты ошибаешься, Княжна, — смотрит ей в самую душу Поттер, сверкнув глазами. — Умерь свои амбиции. Прекрати противиться, мне нужно. Тебя. Цирилла искрит электричеством всего через секунду. Выкрутившись из его рук, девчонка рычит и царапается, потому что терпеть его не может. Потому что видеть его не может. Слышать. Чувствовать. Мне-так-нужно-снова-тебя-почувствовать. — Пошел ты, Цыпленок, — рявкает она. — В Аду я тебя видала! Она не успевает сделать даже трех шагов, потому что пальцы Гарри цепко сжимаются на ее тонком запястье. Поттер дергает ее на себя, вынуждая почти налететь на грудь. Цирилла задыхается от того, что снова находится к нему так близко. Гарри обхватывает ее лицо ладонями. Он надышаться пытается девчонкой, насытиться, вколоть в вену до упора. Чтоб до слез, до крика, до злоебучего кайфа по всему телу. До рыков в темноте и судороги по телу. До очередного запоздалого осознания, куда они с ней друг друга привели. — Увидишь, Княжна, — шепчет он ей в губы. — Я двери Ада выбью, если потребуется. Ради тебя. Цирилла собственного тела не чувствует, брыкаться пытается из последних сил. Понимание приходит, но не сразу. Не может. Не получается, никак. Оторваться от него кажется почти физически больно. Она сдается. Сдается в очередной раз, выдыхает раскаленный воздух и тянет его к себе. Стены Каэр Морхена начинают гудеть. Медленно, неторопливо, тихо-тихо. Среди ведьмаков слушок пробегает непристойный, но в общем кругу обсуждать это они не решаются. Геральт рядом всегда, а сплетни разносить в узком кругу не по понятиям. На носу очередной поход, но в этот раз Геральт уже не так спокоен, как обычно, потому что идти ему предстоит с Цириллой и Гарри. Тревожит его поведение этих двоих, но заговорить ни с одним из них он так и не может. Убивать чудовищ? Да. Поговорить с детьми, которые давно не дети? Никогда. Тем сильнее Геральт злится на самого себя, тем жестче и холоднее он ведет себя со своим приемным сыном, потому что на дочери срываться не может себе позволить. — Гарри, нам предстоит неблизкий путь, — заприметив стоящего у окна парня, тут же взрывается Геральт. Потому что ищет любую возможность заговорить с ним. Даже посредством праведной ругани. — Какого черта ты снова прохлаждаешься, — сверкают его глаза, — если следует тренировать свою выносливость. Гарри даже не оборачивается. — Не трать слова, Геральт, — спокойно произносит он. — Я и без того готов. Ведьмак сжимает челюсти. — Храбриться — дело дурное, — цедит он. — Ты не бессмертный, сын. В чистилище не посмотрят на амбиции. Только на деяния, совершенные при жизни. Гарри хмыкает, слабо покачав головой. И перед глазами у него вспыхивает вся грязь, которую он так отчаянно вместе с Цири пытается скрыть. Скрыть их пошлые вздохи, беспорядок рук и ног, ее мычание в его влажную ладонь, ее солоноватый вкус кожи на шее. Вспыхивает и мерцает. Убивая остатки того, что может его спасти. Гарри сглатывает, закрывая глаза. — Тогда я уже в Аду.