People Convey Truth in Jokes

Во всём виноват Джим. Только он, капитан Джеймс, сука, Кирк, и больше никто. Виноват в этом так же, как и практически во всех бедах старого сельского доктора за последние шесть лет. Джим, его развращённый ум и блядский язык без костей, который он не умеет держать за зубами примерно никогда. Именно это отсутствие навыка заткнуться, когда надо, и привело Леонарда Маккоя в его нынешнее положение, когда он стоит прижатый спиной к двери своей же каюты, с задранными над головой руками, удерживаемыми за запястья стальной хваткой одного бессовестно сильного офицера по науке и по совместительству первого помощника всё того же Джима Кирка. Маккою очень хотелось бы узнать, что конкретно послужило триггером для его лучшего друга — того самого друга, с каким и врагов не надо, — начать отпускать эти высказывания в адрес его и Спока. Впрочем, он вполне справедливо предполагает, что этот ящик Пандоры открыло их далеко не весёлое приключение на Альтамиде, потому как до него доктор подобных настроений в Джиме не замечал. Да что там, капитан был куда более склонен сам проявлять вполне недвусмысленный интерес к коммандеру и хронически возводить его вклад в успех той или иной миссии в абсолют этими своими «что бы я без тебя делал, Спок?». А Маккой неизменно шёл к этим неуклюжим попыткам во флирт бесплатным приложением, которое вроде тоже участвовало в спасении капитанской задницы (и ещё множества других), но его вклад отмечать необязательно просто потому, что в списке дел нет (или уже нет) пункта о том, чтобы затащить его в койку. А потом, после возвращения из этого отдалённого филиала ада, в котором они впервые потеряли едва ли не четверть всего экипажа и потеряли «Энтерпрайз», всё изменилось, как по мановению волшебной палочки. Начиная с того, что Джим без возражений подрядил старшего медицинского, а ни разу не боевого, офицера вместе со Споком захватить один из кораблей роя под предводительством Кролла, чтобы выдать последнему более чем заслуженных пиздюлей. И продолжая тем, что после того, как Йорктаун был спасён от неминуемого уничтожения, в одном из его ангаров приступили к сборке новой «Энтерпрайз» с учётом всех предыдущих недостатков (в частности, малой огневой мощи), а экипаж, наконец, расслабился, он выдал первую, казалось бы, безобидную шутку, которая запустила цепную реакцию в его пожизненно отбитой голове. — Не припомню у тебя такого кулона, Боунс, — попивая виски, с ухмылочкой произнёс Кирк, глядя в вырез футболки друга, оценивая небольшое украшение на тонкой цепочке, — неужто у Спока нашёлся ещё один, и он поспешил его повесить тебе на шею в знак того, что он всё-таки тебя уважает? — По-моему, твоё чувство юмора с годами в космосе деградирует, Джим, — фыркнул тогда Маккой, пребывающий в слишком хорошем, по его меркам, расположении духа от того факта, что вообще выбрался живым из этой заварухи. Если бы он тогда знал, что это лишь первая ласточка грядущего пиздеца, был бы куда более осмотрителен и всадил бы в капитана пару-тройку гипо, исключительно в профилактических целях, чтобы не забывал, с кем имеет дело. Но всего предугадать невозможно, даже будучи лучшим хирургом во всём Звёздном Флоте, побывавшем в сотнях и сотнях разнообразных непредсказуемых ситуаций. Тем более когда служишь под командованием Джима Кирка. И поэтому, когда Маккой самозабвенно препирался со Споком на мостике относительно присутствия на борту очередного сомнительного по своим свойствам образца флоры («непонятного веника», словами СМО) с очередной свежеоткрытой планеты, Джим, с неподдельным интересом наблюдая за ними из капитанского кресла, вдруг выдал: — Боунс, сотрудники нашей научной лаборатории проведут все исследования безопасно для себя и для экипажа, перестань паниковать по каждому поводу, ничего с твоим драгоценным коммандером не случится. Споку следует отдать должное хотя бы за то, что ни один мускул не дрогнул на его точеном лице после этой ремарки. Не в пример Леонарду, который одарил друга взглядом, обещавшим много, очень много мучительных манипуляций, когда он снова загремит в лазарет. Джим поухмылялся ему в глаза, довольный откликом на свой безобидный подкол, но всё же мысленно поставил себе галочку в графе «быть более осторожным, чтобы необходимость в посещении медотсека не возникла как можно дольше». Инцидент забылся уже на следующий день, во многом благодаря тому, что высадка на новую планету всё же не прошла бесследно, и к концу альфа-смены трое научников и двое безопасников появились на пороге вотчины доктора Маккоя с натурально оранжевыми лицами и совершенно нездоровым желанием сожрать что-нибудь для этого непригодное. В частности, в расход едва не пошла пара высокопрочных латексных перчаток Боунса, которые он чуть ли не с боем выдрал из рук энсина Дэниелса, в коем они пробудили невиданный доселе аппетит. Для выяснения причин происходящего и подбора антидота пришлось проторчать на посту ещё и бета смену. А потом заставить себя процедить сквозь зубы «вы-были-правы-оставив-этот-мерзкий-веник-на-борту-коммандер», поскольку именно его пыльца и была причиной этих чудных изменений. В любом случае, довольный, что всё закончилось благополучно, Маккой буквально ввалился в свою каюту, позабыв все тяготы предыдущих суток, в том числе и высказывание Кирка, и провалился в сон, едва голова коснулась подушки. Джим же, в отличие от него, ничего не забывал. И уж тем более не забыл этого вспыхнувшего в глазах бешеного огонька после своей, как он считал, искромётной шутки. А значит, следующая была лишь вопросом времени и подходящего момента. Который не заставил себя долго ждать. — Доктор, вынужден напомнить вам, в девятнадцатый раз за последний стандартный земной год, что подобное поведение для старшего медицинского офицера неприемлемо, и вы не можете позволять своим эмоциям управлять собой и не имеете права кричать на своих пациентов. — Если мои пациенты — отмороженные имбецилы, то ещё как имею, — взвился Маккой, и без того метающий глазами молнии, — додуматься смешать чеч’тлут и саурианский бренди на спор и вылакать литр на двоих! А я потом должен им желудки восстанавливать, и ещё при этом ворковать, как курица-наседка? — Насколько мне известно из терранской зоологии, куры не воркуют, докт… — Если ты сейчас не закроешь свой не в меру осведомлённый вулканский рот, вгоню тебе десять кубиков чистой глюкозы и допущу к смене. — Ваши попытки угрожать старшему офицеру… — Спок, в самом деле, — амортизатором ситуации выступил появившийся в лазарете Джим. И Маккой, находящийся буквально в шаге от того, чтобы сомкнуть пальцы на горле старпома, был ему безмерно благодарен. Ключевое слово «был». Ведь, — не стоит так маниакально выносить доктору мозг посреди смены, не давая выполнять свою работу. Ты вполне можешь дождаться её окончания и, дабы уладить ваши очередные разногласия, пригласить Боунса к себе в каюту… на палку чая. Если бы можно было задохнуться от возмущения, «Энтерпрайз» практически наверняка лишилась бы в тот момент своего главного судового врача. Положение не спас и Спок, скорее даже усугубил, потому как облегчение от того, что он не понял сути очередного земного оборота и остался в счастливом неведении, разбилось о его подчёркнуто монотонное, словно он из себя выдавливает: — Капитан, я попросил бы вас воздержаться от рекомендаций по установлению сексуальных контактов в мой адрес, вы прекрасно осведомлены о вулканских традициях касательно этой сферы. «Джим, заткнись, пожалуйста, только заткнись», — мысленно взмолился Боунс, но вселенная всегда была по отношению к нему слишком жестокой сукой, чтобы внимать мольбам. — Ого, Спок, не думал, что ты поймёшь, — веселье во взгляде капитана начало зашкаливать, — но так даже лучше. Тем более, что ты-то у нас не чистокровный вулканец, а значит, вулканские традиции для тебя не так уж и обязательны, — с этими словами он, вдохновлённый, упорхнул из лазарета, оставляя своего старпома и СМО молча обтекать от услышанного. Вся предыдущая полемика отошла на второй план и была закрыта. Третий вопиющий случай, доведший-таки эмоционального доктора до белого каления, случился спустя всего одну стандартную неделю и снова в его любимом лазарете, где он всегда чувствовал себя спокойнее и увереннее. И кажется, это счастливое время, стараниями Джима, подошло к концу. После очередной высадки по изучению нового мира, в которую капитану вожжа под хвост попала потащить с собой именно старшего офицера медслужбы, а не Кристину или М’Бенгу, который был весьма надёжен как специалист в экстремальных ситуациях, коммандер уже почти полчаса выносил мозг Маккою за «преступно неосмотрительное поведение на неизвестной планете». А он всего-то на минутку отвлёкся, заинтересовавшись одним из местных растений, очень напомнивших ему гикори, что в огромном количестве росли в родной Джорджии… И проворонил момент, когда из ближайших кустов прямо на него вылетело нечто, метра два в длину, покрытое густой вонючей шерстью, яростно рычащее и имеющее по меньшей мере шесть лап. От переезда на ПМЖ значительно выше и дальше «Энтерпрайз» и всего космоса в целом Леонарда спас прицельный выстрел из фазера, выполненный Споком с его вечным хладнокровием. После этого инцидента было принято решение вернуться на корабль и просканировать ещё раз всю близлежащую территорию, потому как при прошлой проверке даже намёков на подобную хрень они не обнаружили. Старпом, к немалому изумлению Маккоя, воздержался от каких-либо комментариев. Вплоть до того момента, пока ему самому, непонятно за каким лядом, приспичило отблагодарить вулканца за спасение жизни. Да ещё и прямо во время стандартного медосмотра после пребывания на новой планете. — … если вы считаете допустимым не отслеживать показания трикодера на неизвестной территории, а также отключать свою внимательность, ставя под угрозу как собственную жизнь, так и безопасность всех остальных членов группы, я буду вынужден подать рапорт о вашем недопущении на подобные высадки в дальнейшем, доктор… Маккой уже даже не слушал его, честно говоря, отключился где-то на пятнадцатой минуте, просто отсутствующим взглядом наблюдая за разоряющимся коммандером. Если бы этот разговор был с кем-то другим, он бы, скорее всего, открыто признал, что действительно виноват в том, что чуть не сыграл в ящик, но только не перед Споком — слишком щедрый подарок для самого невыносимого члена экипажа на всей «Энтерпрайз»… Вероятно, со стороны эта картинка выглядела несколько двусмысленно, ведь никто из присутствующих в лазарете — а там, помимо СМО и старпома было ещё человек десять, — не решился каким бы то ни было образом вмешаться в эту одностороннюю беседу или добавить пару центов своего мнения. Да что там, даже порезавшийся техник, пришедший в медотсек едва ли не со слезами на глазах, сейчас сидел на кушетке вообще беззвучно, словно это не он тут пять минут назад скулил, как ему больно (при том, что порез был плёвый). Леонард же выпал в свой импровизированный транс настолько, что не заметил, как в метре от него и Спока будто из воздуха материализовался Джим, просто носом чуявший самые неподходящие ситуации. Постояв молча буквально полторы минуты, он, на правах капитана, вклинился в монолог никак не желавшего заткнуться первого офицера, со своими комментариями. — Боунс, я понимаю, что у него манящие чувственные губы, но я бы предпочел, чтобы ты держал себя в руках и не планировал засосать моего старпома прямо в лазарете посреди смены, — Спок замолчал мгновенно, и это было, пожалуй, единственным маломальским плюсом в появлении Кирка. Но в остальном… Если бы Маккой не был уставшим после дотошного медосмотра десяти участников высадки, если бы он успел дойти до кабинета и хлебнуть бурбона, чтобы успокоить нервы после того, как чудом избежал смерти в чьей-то клыкастой пасти… Если бы не решился сказать неблагодарному остроухому гоблину чёртово «спасибо», сорвав ему, похоже, какой-то стоп-кран, державший этот нескончаемый словесный поток, он бы, вполне вероятно, просто усмехнулся и отшутился, в «как скажете, кэп» стиле. Но обстоятельства сложились иначе. Поэтому… — Твоего старпома в МОЁМ лазарете, Джим. В котором правила и предписания устанавливаю я, а значит, если я посчитаю это необходимым для улучшения работоспособности твоего старпома, буду засасывать по три раза в день перед едой, и твоё разрешение мне на это не потребуется. Лицо Спока выражало, по вулканским меркам, шок, по человеческим — лёгкое изумление, разве что брови, что почти исчезли под ровной челкой, давали понять всю истинную глубину его переживаний. Впрочем, следующие слова Джима вполне могли бы переселить эти самые брови коммандеру на затылок, если бы физиология позволяла. — Воу, спокойно, Боунс, — Кирк выставил руки вперёд в примирительном жесте, — вообще-то, я зашёл сказать тебе, что не стоило бы тебе перенимать от меня самые дурные качества, ставя свою жизнь под угрозу так тупо. Повезло, что принц защитил свою принцессу от дракона в этот раз, но будь более осмотрителен, — выражение лица Маккоя весьма красноречиво говорило Джиму о том, что метафора возымела нужный эффект — у Боунса разве что пар из ушей не повалил. Нужно было добить, потому следующим он обратился уже к коммандеру, — Спок, формально я не могу отдать такой приказ, но все же: не мог бы ты более качественно удовлетворять нашего СМО в кроватке, чтобы он поменьше на людей кидался? Глаза вулканца вдруг потемнели, и это не ускользнуло от внимания Маккоя. Чёрный зрачок практически затопил радужку, и несмотря на то, что это было единственным проявлением реакции на сказанное Джимом, этого было более чем достаточно, чтобы понять, что его переполняли эмоции, которые он, пока ещё успешно, пытался сдерживать. — Давненько я не проверял ваш календарь вакцинаций, капитан, — елейным голоском процедил док, отходя от Спока и демонстративно направляясь к столу, на котором хранились ПАДДы с медицинскими данными служащих на корабле, — кажется, тебе ещё не делали свежую прививку от ригелианской лихорадки… Капитан самоустранился из лазарета ещё до того, как Леонард закончил свою речь. И хотя это принесло кратковременное облегчение — плюс ко всему, занудный старпом ушёл вслед за Кирком буквально через пару минут — он не намерен был спускать это на тормозах. Не в этот раз. Он подловил Джима в столовой между сменами, как раз когда тот с сияющим видом направлялся к выходу. Подавив в себе низменное желание сперва хорошенько огреть его подносом, чтобы разговор прошёл более продуктивно, Маккой перегородил ему путь и скрестил руки на груди, смотря своим фирменным взглядом исподлобья. Тем самым, из-за которого молоденькие энсины первое время ходили в лазарет на трясущихся ногах. — В чём дело, Боунс? — Кирк был настолько тошнотворно жизнерадостным, что идея с подносом переставала казаться такой уж варварской. — Вот и мне тоже очень интересно, капитан фуфломицин, в чём, мать твою, дело? — упомянутый капитан крайне достоверно изобразил непонимание своими ярко-голубыми глазами, но Маккой уже давно вдоль и поперек изучил все его приемчики, — можешь не стараться прикидываться святой невинностью, ты прекрасно знаешь, о чём я. И меня порядком заколебали твои двусмысленные шуточки про меня и Спока. Джим, я доктор, а не материал для стенд-апа. — Для чего? — а вот сейчас во взгляде Кирка появилось настоящее непонимание, потому что из них двоих юмор двадцать первого века был интересен только Леонарду. — А, ладно, неважно, — он махнул рукой, — чего ты так взъелся, Боунс? Подумаешь, отпустил пару невинных фраз… — Пару невинных фраз? — доктор очень старался не повышать голос, дабы не привлекать к себе излишнее внимание, в то же время не замечая, что пристальный взгляд одного конкретного старшего офицера уже всецело обращен к ним, наблюдая за их «милым дружеским общением». — Это, Джим, не пара и далеко не невинных фраз, ты едва ли не прямым текстом говоришь, что я трахаюсь с твоим старпомом, причем делаешь это не тет-а-тет за бокалом виски, а при аудитории. Я, конечно, всегда знал, что ты извращенец без чувства стыда и уважения к личным границам, но это уже перебор. — Почему? — этот белобрысый ублюдок либо на самом деле не врубался, в чём проблема, либо конкретно сейчас очень искусно это изображал. Маккой уже мысленно смаковал следующий визит Кирка в медотсек, представляя в красках, какие медицинские манипуляции он к нему применит, чтобы запомнились надолго. — Потому что, блять, Джим, ты хоть анализируешь, что несёшь и кого выбрал в качестве своих «жертв»: я и Спок. Как тебе это вообще в голову пришло? — А что здесь такого, Боунс? Треть экипажа после Альтамида и без моих подначек думают, что вы с ним спите, а я просто разряжаю обстановку юмором, как умею… — Я. СПЛЮ. СО СПОКОМ? — Маккой был близок к тому, чтобы закрыть лицо руками и убежать поплакать в свой кабинет. — Боже, какой вселенский бред только ни приходит на ум, когда торчишь годами в консервной банке в космосе… — Почему бред-то? — опять спросил Кирк, и после этого вопроса Леонард, уже не совладав с собой, выпалил в ответ: — Да с кем угодно, только не с ним, Джим! Уймись уже! Будь он более внимательным и менее взвинченным, заметил бы, как взметнулись вверх брови сидевшего через стол от них старпома, который, обладая куда более острым, чем человеческий, слухом, предельно ясно слышал каждое слово их жаркого обсуждения. И теперь, хоть внешне это и не было по нему заметно, находился в смятении. В связи с чем и поставил себе обязательной целью в ближайшее время поговорить с доктором и получить от него объяснения подобного выпада, который по земным меркам вполне можно было посчитать оскорбительным. Джим же в это время, смерив лучшего друга каким-то странным, гаденько-скептическим взглядом, словно знает что-то, о чём не в курсе Маккой, покачал головой и прошествовал, наконец, мимо, покидая столовую. Правда, не преминув пульнуть напоследок очень острую и меткую «шпильку»: — Слишком ярое отрицание только подтверждает желание, Боунс, тебе ли с твоей квалификацией в психологии этого не знать. — Когда-нибудь я его убью, — прорычал себе под нос Леонард и в спешке удалился из столовой, даже не думая о том, что после расставления точек над «i» с капитаном собирался поесть. Он был и так сыт по горло. Оказавшись во втором своём бастионе — личной каюте — доктор заблокировал дверь, дабы никто даже не помышлял его тревожить. Принял прохладный водяной душ и, вытащив откупоренную бутылку любимого бурбона из своей тайной заначки, о которой не знал даже Джим, налил себе полстакана и устроился на узком диванчике, лишь отдалённо напоминавшем нормальные земные диваны. Не сказать, что Маккой не любил побыть в одиночестве время от времени, напротив, чем дальше, тем больше кайфа он ловил от эпизодов, когда мог просто посидеть в тишине наедине с собой, не слыша очередной крик о том, что кому-то из экипажа нужна помощь, что показатели приборов во время операции падают, что у ебливого капитана опять зудится в паху, потому что «ну она была такой горячей, Боунс, ты бы тоже не устоял. Почему без резинки? Просто так получилось…». Однако сейчас он ловил больше напряга от собственной компании, чем расслабона. Потому что собственные мысли, в отличие от того же Кирка, заткнуть куда сложнее — в них гипошприц с седативным не вгонишь. А мыслей было немало, и нервировали одна больше другой. Первым и основным по-прежнему оставался актуальный вопрос — от чего у Джима в черепушке перемкнуло, что заставляло его теперь пороть эту лютую дичь и намекать на то, чего ну просто по определению не может быть. «А почему не может, собственно?» — поинтересовался внутренний голос, чем вызвал лёгкий приступ паники у доктора. А следом и приступ самоанализа, коим Леонард заниматься люто ненавидел. Потому что предпочитал исключительно женщин? — Брехня, он никогда не врал себе по части собственной ориентации, да и ханжой не был. И пусть у него и не такой обширный опыт в скачках по чужим постелям, как у капитана, но даже в его нечастых сексуальных приключениях пару раз были мужчины. Потому что ему не нравился Спок? — этот вопрос поставил в тупик. Ведь как бы сильно Маккой ни пытался убедить самого себя, что ответ будет отрицательным, всё его существо упорно этому противилось, давая весьма ясно понять, что это будет ложью. Он никогда прежде не углублялся в природу своих чувств к первому помощнику, его вроде как устраивали постоянные перепалки, стычки и доведения друг друга — в основном, конечно, его — до белых пятен перед глазами от злости. Но, как бы там ни было, четыре месяца назад, когда Спок чуть не отдал концы от кровопотери у него на глазах, ситуация изменилась. Возможно, доктору просто не хватало смелости себе в этом признаться до сих пор. И именно поэтому его так выбешивали все эти поддразнивания со стороны Джима. Потому что он не нравился Споку?.. Обдумать этот вариант, оказавшийся на данный момент самым реальным из всех, Маккою не дал сигнал, оповещающий о том, что у него под дверью незваный гость. — И для кого только эта сраная красная лампочка придумана, — ворча, он отставил бокал на столик и поднялся с насиженного места с чётким планом послать пришедшего далеко и надолго, кто бы там ни стоял. Ещё даже не представляя, что его ждёт всего-то через минуту. — Непонятно разве, что я не хочу никого… — Леонард затыкается на полуслове. Сперва от самого факта, что неожиданным посетителем становится объект его невесёлых размышлений, а потом ему просто не дают закончить, поразительно быстро заблокировав дверь личным кодом, и почти сразу же прижав охреневшего от поворота событий СМО к этой же двери, вздёрнув обе руки ему над головой и крепко зафиксировав одной своей. — Спок, ты спятил? — Маккой даже не старается замаскировать шок, отражённый в его взгляде, смотря в оказавшиеся неприлично близко задумчивые тёмно-карие глаза старпома. — Что за немотивированные нападения на докторов в их же каютах? Ты где-то шоколада нажрался и решил побузить? Коммандер не реагирует ни на одну из его колкостей, оставаясь невозмутимым, как скала под порывом ветра, и, не отвечая на вопросы дока, задаёт свой, окончательно выбивающий его из колеи: — Вы не могли бы объяснить, доктор Маккой, по какой причине вы сегодня допустили в столовой то высказывание относительно меня?