Одна, как ты, со лба отдувает прядь, другая вечно ключи теряет, а что я ни разу не мог в одно все это собрать — так Бог ошибок не повторяет.
© Дмитрий Быков
Нора напоминала новогоднюю игрушку, домик в стеклянном шаре, который трясешь, и тогда там идет снег, но снег не шел, а лежал на земле блестящим серебряным покрывалом. Солнце светило ярко для зимних дней, не грело, но все же светило; утром, выглянув в окно дома на площади Гриммо, Тонкс сразу вспомнила Боба Марли и его песню. Они собрались в Норе еще до наступления сумерек, которые в декабре сгущались рано. Все переоделись в свитера от Молли — Дора понятия не имела, когда она успевает их вязать, причем так, что никто не видит, и если когда-то свитеров было только восемь (а потом еще девятый для Гарри), то теперь их набралось гораздо больше. Флер не восхищал ее свитер — она пришла в изящном платье, намереваясь покрасоваться перед всеми, но не спорила, и из Снежной Королевы превратилась в домашнюю уютную мамочку в голубом пушистом пуловере с белой буквой «Ф» на груди. Виктуар и Доминик тоже прятали недовольство, нацепив вместо нарядов принцесс свитера, такие же, как у их матери, и отличающиеся только буквами-инициалами. Остальные приняли подарки с радостью, включая Тонкс — за десять лет у нее скопился отдельный ящик для рождественских вязаных вещей миссис Уизли. Она не изменила традиции, для Доры и Тедди сделав не однотонные вещи, а двухцветные; на этот раз — нежно-лиловые в светло-бирюзовую полосочку. — А почему у меня всегда «Э»? — Тедди рассмотрел букву на груди. Раньше он об этом не спрашивал. То ли не замечал, то ли не придавал значения: свитер есть свитер. — Потому что ты Эдвард, — сказала Тонкс. — Я думала, тебе об этом говорили. — Что-то говорили, но я думал, это такая шутка, — Тедди потер лоб. — Стоп, мам, так что, меня зовут Эдвард? Не Тед? Но почему тогда я Тедди? — Тед — это сокращение от имени Эдвард, — объяснила Дора. — Так зовут твоего дедушку. — Мне не нравится имя Эдвард, — подумав, сказал Тедди. — Мне имя Нимфадора тоже не нравится, но меня никто не спрашивал, как и тебя, — Тонкс пожала плечами. — Детей о таком не спрашивают. Да и ответить дети не могут. Радуйся, что ты не какой-нибудь Деметрий или Бенедикт. Я всерьез подумывала насчет Фердинанда. — Ужас, — впрочем, Тедди сказал это спокойно. Тонкс подумала, что ее сын наверняка бы не расстроился, если бы его звали Бенедикт или Фердинанд. Тедди уже в младенчестве умел смотреть на жизнь философски. В гостиной сверкала огнями елка, над камином висело так много носков, что им не хватило места и носки взрослых повесили в стороне, гирлянды перемигивались с елочными игрушками, украшая окна и двери. С потолков кое-где свисала омела: окажешься под омелой с кем-то, поцелуй его и вы никогда не расстанетесь, и неизвестно, благословение это или проклятие. — А Ремус не придет? — спросила Молли. — Я и ему подарок связала, — она держала в руках пакет. Себя миссис Уизли тоже не обидела — ее красный свитер с белой буквой «М» идеально сочетался с рыжими волосами. — Не думаю, хотя никто ему не запрещал, — Тонкс забрала у Молли сверток. — Спасибо. Люпин действительно не появился, но вместо него пришла Андромеда — раньше она не любила посещать семейные торжества у Уизли, и Молли обычно не вязала ей свитер; Тонкс казалось, что миссис Уизли стесняется перед Андромедой — то ли из-за ее происхождения, то ли из-за ее поведения истинной аристократки, то ли потому, что на фоне миссис Тонкс Молли выглядит очевидно проигрышно. Андромеда, в свою очередь, словно относилась ко всем Уизли немного свысока. Но пришла — или скорее вплыла — в белой шубке, на высоких каблуках и с золотыми галлеонами в подарок для всех, а следом явился Сириус в костюме Санта-Клауса и с мешком подарков. Почему-то кроме красного колпака он надел оленьи рога. — Столько одинаковых букв, — сказала Джинни, рассматривая свитера. — Раньше только у нас с Джорджем была одна и та же. Тонкс начала ради интереса считать повторные инициалы: кроме Джорджа и Джинни — Гарри, Гермиона и Хьюго, Рон, Роза и Рокси, Артур, Одри, Альбус и Анджелина (буква А лидировала), две Молли — старшая и младшая, Флер и Фред, Луи, Люси и Лили. И все, практически все здесь были счастливыми парочками. Если бы не Сириус, мама и Чарли, Тонкс бы чувствовала себя одиноко в царстве всеобщей любви и гармонии. Жена Перси, тихая вежливая Одри, то и дело ласково касалась его руки, Джордж влюбленными глазами смотрел на Анджелину, Рон слушал, как Гермиона рассказывает что-то про традиции празднования Рождества на Гавайях, Гарри и Джинни держались за руки, Билл и Флер, как и Артур с Молли, ворковали, как голубки, вокруг них бегали их дети… Тонкс не было завидно, но она была здесь чужой. Или завидно чуточку было. Совсем немного. — Привет, — Чарли снова подкрался сзади, проигнорировав прошлое предупреждение. Тонкс вздрогнула. — Вот как стукну тебя Петрификусом, — пообещала она. — Говорила же, у меня рефлексы. Я аврор, прошедший войну, меня Муди вымуштровал на каждый звук реагировать. — А я драконолог, так что прекрасно умею уворачиваться, — парировал Чарли. — Сегодня что, не придут кузины миссис Делакур-Уизли? — Видимо, нет. В прошлый раз мы их разочаровали, — усмехнулась Тонкс. — Слушай, Чарли, я весной все-таки приеду в Румынию. — Женщины, — восхитился Чарли. — То приедешь, то не приедешь, то опять приедешь… Вечно вы дуете горячим и холодным. — Не совсем приеду. Точнее, ненадолго. И не ради драконов, — Тонкс рассказала Чарли про свои догадки насчет отца. Тот посерьезнел. — Не знаю, где можно его искать, но, кажется, знаю, кто может тебе помочь. Помнишь, что я про Аме рассказывал? В Махотокоро их учат совершенно другой магии, чем в Хогвартсе, и она знает один ритуал, который может помочь найти пропавшего. Но ты понимаешь, что можешь не найти? В смысле — прошло столько лет, он бы вышел на связь, если бы… — Тогда я буду знать. А так — я ничего не знаю, и эта неизвестность хуже всего, — ответила Дора. — То ли искать, ждать и верить, то ли цветы на могилу носить. — Давай не будем на Рождество про могилы, — попросил Чарли, и Тонкс вспомнила про Фреда. Эта потеря мучила всех Уизли до сих пор, какими бы они ни выглядели счастливыми — они все равно носили в себе потерю сына и брата. Окончательно погибшего, а не застывшего на пограничье. Доре стало стыдно. Ненадолго — она отучила себя от чувства вины.***
К вечеру Нора сияла еще ярче, переливаясь разноцветными огнями. Пошел снег, и сходство с домиком в шаре стало идеальным. Звезды ярко зажглись на небе; Тедди уверял всех, что видит ту самую, на которую шли волхвы, чтобы принести дары Младенцу. Чарли рассмеялся, услышав это, и вручил Тонкс свой подарок — набор гребней для волос. — Я хотел пошутить про дары волхвов, — признался он. — А теперь еще и в тему вышло. Только не говори, что ты хочешь подарить мне цепочку для часов, потому что я продал свои часы, чтобы купить тебе подарок. Волосы Тонкс моментально укоротились, приняв вид элегантной короткой стрижки. — Мне тоже не очень-то пригодятся гребни, по крайней мере, пока. Но это не цепочка. Просто часы, и, увы, не золотые. Она купила маленькие подарки — недорогие, многие только символические. Часы для Чарли, набор батареек для Артура, набор приправ для Молли, запонки для Билла, помаду для Флер, органайзер для Перси, перо для Одри, одеколон для Джорджа, заколку для Анджелины, браслет для Гермионы, галстук для Рона, Джинни — пену для ванны, Гарри — рамку для фотографий, а детям — разнообразные сладости. Андромеда, Сириус и Тедди получили бы свои подарки отдельно; пока же Дора вручила им всем по золотому галлеону, подражая матери, которая рассыпала золото с видом английской королевы. Когда Молли позвала некоторых женщин помочь ей на кухне, Меда в их число не вошла, и нарезать овощи, чистить яйца и накрывать на стол пошли Флер, Одри и Джинни. Искренне этого хотела одна Одри — она была такой же хозяйственной, как миссис Уизли. — Даже представить боюсь, как грустно проходят ужины без мужа, — сочувственно прочирикала Одри в сторону миссис Тонкс между походом на кухню и в столовую. — Ужасно грустно, — подтвердила Андромеда. — Десять лет, как одним фастфудом питаюсь, раньше муж готовил… Одри покраснела до корней волос и убежала к плите. — Символично, я бы сказала, — Меда закинула ногу на ногу. Она надела юбку длиной чуть ниже колена, так что это движение смотрелось достаточно эффектно, как и стройные ноги миссис Тонкс. — Блэки и Уизли, — она незаметно показала на себя и на убежавшую Одри. Из кухни доносился звон посуды и женский смех. — Вымирающий древний род и размножающийся. — Я как-то не хочу размножаться, — сказал Сириус. — Без тебя размножились, — кивнула Меда. — Но тем не менее. Мы и они. Это почти знак. Тонкс посмотрела на мать, на дядю, на себя — они неосознанно устроились поближе друг к другу, когда Молли подняла суету с готовкой. Посмотрела на Уизли… Стало еще печальнее. — Пес-одиночка, вдова-не-вдова и разводящаяся нимфа, — Андромеда говорила, совсем как Сириус перед Хэллоуином. — Блэки как они есть. — Говорят «волк-одиночка», — поправил Сириус. — А не «пес». — На волков у меня аллергия, — поморщилась Меда. — И разве ты у нас волк, Бродяга? Тедди подбежал к ним, демонстрируя игрушку — фигурку дракона. Фигурка мало чем отличалась от настоящего украинского железнобрюхого, выполненная идеально и способная двигаться. — Смотрите! — Тедди сдвинул брови, видимо, таким образом прилагая мысленное усилие, и дракон перелетел с его руки на плечо. — Он почти как живой! Это мне Чарли подарил! — Вот он и продолжит род Блэков, — сказала Андромеда. — Дракон? — засмеялся Сириус. — Тедди, — Меда даже не улыбнулась. — Он же Люпин, — сказала Тонкс. — Это не имеет значения, — ответила Меда. Подозвав к себе Тедди, она взяла у него из рук дракончика, посадив к себе в ладони. Тедди гордо надувался, воображая себя настоящим драконьим всадником. — Смотрите, что еще он умеет! — снова сдвинув бровки, он приказал дракону, — Дракарис! Фигурка выдохнула пламя. Меда испуганно выронила ее, но дракончик, перекувырнувшись в воздухе, перелетел на плечо Тедди. — Наверное, не стоило смотреть с ним «Игру Престолов», — покаялась Нимфадора. — Учитывая количество постельных сцен и убийств… — Ничего, — Меда махнула рукой. — Я читала тебе на ночь Лавкрафта. Только тогда ты спала, а не кричала, как банши. Детские сказки тебя не успокаивали, ни Бард Бидль, ни разные маггловские, а хтонические ужасы действовали лучше всякой колыбельной. — Вам что, совсем не интересно? — Тедди не обиделся, а спросил это очень серьезно и деловито. — Тогда я пойду Виктуар покажу, а вы как хотите. Поднеся дракона к маленькой вейле, он попытался ее напугать, но Виктуар и не подумала пугаться — она почесала дракончика за ушком. Правильно: принцессы не должны бояться драконов.***
Рождественский ужин был прекрасным и потрясающе вкусным, Селестина Уорлок громко пела про котел, полный крепкой, горячей любви, миссис Уизли, как всегда, подпевала, утирая слезы умиления, Сириус разлил по бокалам огневиски, Артур раздал всем хлопушки, и дух Рождества витал над праздничным столом, пока где-то волхвы шли к Звезде. Звездами рассыпались цветные шутихи и фейерверки. Джордж и Перси запускали самые сложные, но простые разрешили запустить даже детям — под чужим контролем. Билл включил во дворе колонки, откуда зазвучала ABBA, перекрикиваясь с Уорлок. Флер заявила, что все они будут танцевать, и первая потянула мужа на середину двора — импровизированного зала, а за ними инициативу подхватили Джордж и Анджелина, потом Гарри и Джинни, потом — Перси и Одри. Гермиона не хотела танцевать, сидя на веранде и даже во время праздника подсчитывая что-то в новеньком органайзере в подарок от Рона. Рон увлеченно ел один пирожок за другим, не расстраиваясь от отсутствия интереса жены к танцам. На крыше сейчас было лучше всего — там ни на кого нельзя было натолкнуться, а шумная суета надоела. Тонкс незаметно для всех проскользнула в дом, пробралась наверх, миновала комнату упыря, и наконец оказалась под звездами. Но не одна. На крыше уже был Чарли. Тонкс села с ним рядом. Она молчала, и он молчал, любуясь разноцветными искрами в небе. Декабрьский холод не докучал им; царил полнейший штиль, снег перестал идти, ночь была тихой и такой волшебной, что Дора бы не удивилась, если бы увидела сани Санта-Клауса или заглядывающего в окна Йольского Кота. — Знаешь, что было общего у всех моих женщин? — вдруг спросил Чарли. — Экзотическая внешность и то, что они тебя бросали, — сказала Тонкс. — Не только… у Аме голос, очень похожий на твой. Химена так же рассуждает — или почти так же. Дебби такого же роста и с похожей фигурой. Беатриче немного напоминала тебя чертами лица. У Мэйв почти такой же смех… это так глупо, — Чарли провел ладонью по лицу. — Самое идиотское признание в любви на свете. — В любви? — ошеломленно посмотрела на него Дора. — Что ты несешь? — Дай до конца донесу, потом перебивай, я и сам собьюсь, — попросил Чарли. — Я же тебя звал с собой в Румынию после седьмого курса, и надо было сразу сказать, почему — но я не знал, как сказать, и ты, конечно, никуда не уехала. Я решил, что это конец — я был уже не совсем подростком, но склонным все драматизировать, и я жутко страдал. А потом пошла череда девушек, в каждой из которых я искал тебя, и наверняка они это чувствовали, поэтому меня и бросали. И я думал, когда началась Вторая магическая — пора наконец признаться, но ты начала встречаться с Люпином, вышла за него замуж, родила ребенка… Куда мне было лезть? Он замолчал. Тонкс тоже молчала, пытаясь уложить это у себя в голове — Чарли ее любил? До сих пор любит? Зачем он вообще это сказал? Снизу доносились радостные детские крики и пение какой-то неизвестной Доре девушки: «на прошлое Рождество я подарила тебе свое сердце, на следующий день ты его вернул, но я не буду плакать, я подарю свое сердце кому-то особенному». Красивые слова, веселая музыка, перезвон бубенчиков… И сейчас, по всем законам мелодрам, Нимфадора должна поцеловать его или признаться в ответ, но — это была не мелодрама. — Чарли, понимаешь… ты мой друг, но это все. Прости, — ответила Дора. — Я просто хотел, чтобы ты знала, — кивнул он. — Больше ничего. Идем вниз, ветер поднимается. Протянув руку Чарли, позволяя помочь ей встать, Тонкс вдруг оказалась у него в объятиях — он прижал ее к себе, крепко обхватив руками за плечи. Нимфадора думала, что он ее поцелует — но не поцеловал. Отпустил, виновато улыбаясь, и они пошли вниз, обратно к рождественскому столу.