мне тоже мерещилось пенье струн и дым неземных кадил, когда мой разбойник, чудак и врун в седло меня подсадил.
♫ Вероника Бородина — Последний единорог
Война закончилась десять лет назад, но для Тонкс — нет. Для всех авроров война длилась всю их жизнь, с того момента, как вступаешь в Аврорат — ты на войне, уйдешь на пенсию — это ничего не изменит, шорохи за спиной и тени в портьерах останутся. Аластор — тому доказательство. Это было непередаваемое ощущение риска, опасности и танцев со смертью. Прогулки по лезвию бритвы. Флирт с безносой старухой и плевки ей в лицо — по очереди. Ждать вызовы немного неправильно с точки зрения морали — авроров так просто не вызывают. Должно случиться что-то особенное, что-то ужасное, чтобы появилась элита боевых магов — убийство. Тонкс ждала вызовов до сих пор. Даже после того, как прошла войну, пережила множество страха — за себя и других, сражалась насмерть и убивала, рискуя быть убитой — она ждала вызовов, ничуть не устав от битв. Она жила этими битвами. Когда она убила Пожирателя Смерти впервые, когда она действительно убила, а не разоружила или обездвижила, когда из-под спавшей белой уродливой маски на нее взглянули человеческие мертвые глаза — она испугалась, но не только. Она обрадовалась, она подавила рвущийся наружу хохот, она ощутила триумф победителя — и никогда Нимфадора не чувствовала себя такой живой, как в ту ночь, стоя над трупом. Кто с мечом придет, от меча и погибнет. Палочка Тонкс представлялась ей клинком — с тех пор, как она освоила Сектумсемпру. Сириус научил ее, взяв чужое заклинание из школьного прошлого; после Нимфадора приходила на могилу Снейпа и благодарила его, хотя он вряд ли ее слышал и вряд ли хотел слышать. Благодарила — и извинялась. Она вела себя ужасно, когда училась в школе, она вела себя не лучше после, когда вступила в Орден, а Снейп косвенно, но спас ей жизнь. Спас жизнь всем. Свою только не спас. Война закончилась десять лет назад, но — срочный вызов, вой сирены, палочки на изготовку, аппарировать к месту назначения. Над домом нет Черной Метки, но дверь распахнута настежь, и на пороге — следы крови. — Черт! — выругался Стерджис на пороге. — Тонкс, не смотри! Поздно, она увидела. Трое — очевидно, семья. Отец, мать, ребенок лет пяти. Мертвые, и с такими повреждениями, что… — Черт, — сказала Тонкс. Завтрак не попросился наружу — она видела многое, но противно все равно стало, и Дора спрятала лицо на плече Стерджиса. Надо же, кто их мог так — и зачем? — Наизнанку, — одними губами выговорила побледневшая стажер Анна Стратт. — Наизнанку… — она закрыла рот ладонью, побежав за дом. Тонкс пошла следом, наблюдая за тем, как Анна извергает завтрак в кусты. Хорошо, что Аластор советовал ей в свое время не завтракать плотно. Обедать и то лучше немного, а ужин — ужин может быть полноценным. С условием отсутствия ночных дежурств. — Привыкнешь, — сказала Дора, и услышала в собственном голосе нотки Грозного Глаза. Он точно так же однажды сказал ей: привыкнешь… — Какого?.. — за спиной выругался Робардс. — Чего застыли? Тонкс, сканируй местность! Подмор, мы сканируем их тела! Стратт, ты или помогаешь Тонкс или не мешаешь никому! Сканировать местность — не так весело, как сражаться, но тоже неплохо. Тонкс вскинула палочку, используя ее, как радар, прощупывая радиус вокруг дома на предмет темной магии, Непростительных Заклятий и просто сложных магических техник. Анну она не пожалела, оставив в покое — заставила сканировать с другой стороны. Жалеть — не та политика, не для аврора. Анна деловито работала, закусив губу. Ее светлые волосы прилипли к вспотевшему лбу, берет покосился набок, но она не жаловалась и не просила отпустить ее домой, и Тонкс сделала мысленную пометку: возможно, на что-то годится. Стратт показала себя неплохим бойцом, ей был нужен опыт — и переломный момент. Сейчас как раз произошел тот самый момент, когда осознаешь: это не игрушки. — Что обнаружили? — спросил Робардс. После сканирования трупов он побледнел — глава Аврората многое прошел, но все равно зрелище было не аппетитным. Как и соответствующий запах. Стерджис выглядел еще хуже. — Ничего, — сказала Тонкс. — Даже аппарации не поймала… стойте, а если?.. Все посмотрели на второй этаж дома. В чердачном окне мелькнула тень. Робардс сжал зубы. — Будем брать, — сказал он. — Подмор, наложи заклинания против аппарации. Стратт, свяжись с Министерством и с Мунго. Тонкс, держись рядом со мной. Азарт захлестнул с головой, кровь вскипела, она снова очутилась в родной стихии — в битве. Аластор бы гордился ее движениями, четкими и отработанными, ее Щитовыми Чарами и скорости реагирования в их применении, ее меткостью и ловкостью. Аластор бы гордился… он и при жизни ею гордился.
***
Домой идти не хотелось. Тонкс устало вошла в «Кабанью голову», решив выпить сливочного пива здесь, а не у мадам Розмерты, и увидела за столиком знакомый серый пиджак. Джон Уинтер. Действительно, почему бы ему не посещать трактиры в Хогсмиде? — Здравствуйте, — Тонкс села за тот же столик. Джон поцеловал ее руку в знак приветствия — как обычно, и Дора приняла это, как должное, без смущения. — Приятно вас видеть, — сказал Джон. — Ох, это что, кровь? — А? — Дора глянула на свои джинсы. Левая штанина была заляпана характерно-красным пятном внизу. — А-а, да… Это не моя. Я с работы, — объяснила она, убирая кровь заклинанием. — Было задержание? — спросил Уинтер. — Да, — глаза Тонкс засияли. — Завтра на всех страницах газет будет. На первой полосе. Очень громкое дело. Мы за этой мразью уже полгода гонялись, и внезапно повезло. — И эта мразь… — Джон показал глазами на еще одно забытое Нимфадорой пятно на джинсах. Она цокнула языком, убирая и его. — Мертва, — ответила Дора. — То есть мертв. Сопротивлялся при задержании. Вынужденная мера. Упс, — она широко улыбнулась. — Аберфорт, виски, пожалуйста. — Позвольте вас угостить, — предложил Уинтер. — Вы заслужили, чтобы вас кто-то угостил. Пусть даже это будет старый психолог. — Спасибо, — радостно сказала Тонкс. — Это очень мило с вашей стороны. — Что вы, наоборот, мне приятно. Как идут дела с домашним заданием? — его глаза смеялись. — Вы снова забыли? — Чем я себя выдала? — насторожилась Дора. — Голосом и поведением, — Джон пожал плечами. — Видите ли, я тоже немного физиономист. Но так даже лучше — на ходу. Честнее. Аберфорт принес виски, и Уинтер сам разлил его по стаканам, умело отмеряя небольшую дозу. Тонкс сделала глоток, блаженно щурясь. — Вы заметили, что Ремус говорил о своем идеальном отдыхе? Когда вы якобы прыгнете с трамплина, он сказал: «я буду ждать в номере и волноваться», а не «смотреть и волноваться', — проговорил Джон. — Заметила, — хмыкнула Нимфадора. — Ничего необычного. Экстремальный отдых не для Люпина. И вряд ли бы он волновался. Джон покачал головой. — Я буду работать с вами до февраля, если вы того захотите, но… Видит бог, не в моих привычках говорить такое, я стараюсь сохранить отношения пары до последнего, я сражаюсь за жизнь чужой любви, как за жизнь человека, и предлагаю расстаться, только если в семье существует физическое насилие, а с психологическим насилием работаю, но… Вам лучше было бы уйти от мужа, Нимфадора. Он действует на вас губительно и отрицательно. Он — токсичный человек, и то, что он делает с вами — это абьюз, неважно, что он не поднимает на вас руку. — Знаю, — ответила Тонкс. — Но, боюсь, мы будем тратить ваше время до самого февраля. Чтобы никто не мог упрекнуть меня, будто я не пыталась. — Вы тратите на мое время свои деньги, — улыбнулся Уинтер. — Не стоит извиняться. К тому же, мне очень нравится с вами работать. — Мы — кладезь проблем, да? — засмеялась Дора. — Нет, не вы оба. Вы одна. И не кладезь проблем, дело не в этом. Мне очень интересно работать с вами. Вы чрезвычайно интересная личность. В хорошем смысле, — сказал Джон. — Вы горите, понимаете? Как фейерверк. А рядом с Ремусом вы рискуете погаснуть, и сами это поняли, верно? Иначе бы не подали на развод. «Ты горишь изнутри», — так же говорил и Чарли. Он тоже горел, он тоже бешено хотел жить и спастись, совсем как у Керуака. И Джон Уинтер горел, подумала Тонкс. И Андромеда, и Сириус. А Ремус — нет. Он только слабо тлел, поэтому ему был нужен чужой огонь. — Я устала от жалоб и утешений, — Тонкс подперла щеку рукой. — Я хочу снова получать от жизни радость, а не быть чьим-то антидепрессантом и источником энергии для питания. — Выжившая Офелия, — проговорил Джон. — Почему именно она? — Гамлет морочил ей голову, — ответила Дора. — Морочил, морочил, морочил… так, что она сошла с ума. И ее называли нимфой. А почему Ремус — квакль, вопросов у вас не возникло или он рассказал только про мою ассоциацию? — Не возникло, — усмехнулся Уинтер. — Но приятно было видеть настолько начитанных людей. Да и «Хроники Нарнии»… Я вырос на них. В детстве проверял, нет ли волшебной страны в платяном шкафу. — А я играла с желтыми и зелеными кольцами, — сказала Дора. — Но эти кольца никуда меня не переносили. — А что бы вы делали, если бы оказались в Нарнии? — Я бы обняла Аслана, — улыбнулась Тонкс. — И мистера Тумнуса. И ослика Недотепу. И Хмура бы обязательно обняла, он мне нравится, он на самом деле храбрый, как лев. Они немного помолчали. Нимфадора не стала пить второй стакан огневиски — не хотела пьянеть. Джон заказал горячий кофе с зефиром — для себя и для нее. Больше для нее; он наверняка запомнил, что она любит зефир… и наверняка Ремус это уже забыл. Он мало что помнил о Доре. Даты, важные для нее, и то, что ее раздражает — и хорошо, что так. — А что бы в Нарнии сделали вы? — спросила Тонкс. — Я бы признался в любви королеве Люси, — улыбнулся Уинтер. Он должен быть женат, вдруг поняла Нимфадора. И у него вполне могут быть дети, причем уже взрослые. Он в том возрасте, когда дети вырастают — если родились рано. Но он не старый, даже если у него вдруг есть внуки — у Андромеды и Сириуса тоже есть внук, но они абсолютно не выглядят старыми, и на фоне Молли миссис Тонкс — почти школьница. — А у вас есть жена? — брякнула она, не подумав, корректно ли это. Джон помрачнел. — Нет, — ответил он. — Я вдовец. — О, — Тонкс прикрыла болтливый рот ладошкой. — Простите. — Не стоит извиняться, ничего страшного в вашем вопросе нет, — успокоил ее Уинтер. — По мне не видно, что я потерял жену. Хотя почему-то видно, что я вырос во Флориде. — Оттенок глаз особенный, — объяснила Дора. — Такой у тех, кто много времени находился в солнечных местах. Я действовала наугад, предполагая Флориду, с тем же успехом это мог быть любой другой штат Америки, где теплый климат, например, Калифорния, или Гавайи, или Орегон, или Теннесси… Что угодно. Но внезапно попала в точку. — Я думал, вы изучили мое досье и увидели, что я был записан в маггловскую школу во Флориде. — Нет, я… — Дора тихо засмеялась. — Представляете, я вообще не заглядывала в ваше досье. Мой учитель был бы недоволен. Вдруг вы скрывающийся преступник, а я ушами хлопаю. — Тогда у вас хорошо развита интуиция, — похвалил ее Уинтер. — Я не преступник. Полукровка, учился на факультете Рогатый Змей в Ильверморни, женился на однокурснице после выпуска. Детей нет. Моя жена умерла десять лет назад. — О, неужели? — Дора округлила глаза. Вторая магическая не успела коснуться Америки, но многие маги из других стран приезжали в Британию или жили здесь. То, что смерть миссис Уинтер могла быть не насильственной, Тонкс не предполагала. — Нет, война здесь ни при чем, — Джон покачал головой. — Она заболела драконьей оспой. Стремительное развитие… ее здоровье и так было слабым. — Мне жаль, — сказала Нимфадора. — Мне тоже, — ответил Уинтер. — Она была хорошим человеком. Светлой и доброй девушкой. Прекрасным врачом… врачом, а не целителем. Она была магглорожденной волшебницей, и могла стать блестящим колдомедиком, но после Ильверморни сдала экзамены в медицинский университет магглов, и работать пошла в маггловскую клинику. Говорила, что там она нужнее. Я звал ее Флоренс Найтингейл. — Я сто раз говорила Ремусу, что он может работать у магглов, и столько же раз он меня не слушал, — вздохнула Дора. — Хотя мог закончить какие-то курсы ради диплома. Или работать продавцом. Охранником. Уборщиком, в крайнем случае. Но он перебивался случайными заработками, как привык, и его заработок был гораздо ниже моего. Это альфонсизм, да? — Чистой воды, — подтвердил Джон. — Поверить не могу, что вы это терпели. Вы не похожи на женщину, которая разрешает сесть себе на шею. — Ну-у, мы жили в его доме. И он занимался домашними делами, — Тонкс пожала плечами. — Готовил в том числе. Я не умею готовить и очень часто у меня взрывается плита, так, что родители даже запрещали мне к ней подходить. — То есть, вы поменялись ролями, — заметил Уинтер. — И вы все это время исполняли роль мужчины. — Выходит, так, — фыркнула Нимфадора. — Я была мужчиной больше, чем он. И от этого тоже устала. — Насколько я понимаю, вас воспитывали в ином духе? — спросил Джон. — В чистокровной Британии царят патриархальные нравы. — Мне повезло воспитываться в равноправии, — усмехнулась Тонкс. — Папа и мама одинаково играли главные роли. Я ни разу не слышала от папы что-то вроде «будет так, как я скажу»… зато часто слышала это от мамы. Папа делал то, что она говорила, но не был ее тенью или тем безмолвным мужем за плечом энергичной жены. Сейчас я понимаю, что он позволял ей делать то, что она хотела, обеспечивал ее и меня, и при этом мама, хоть и была, и осталась сильной личностью, с папой могла быть слабой. Она чувствовала себя защищенной. Как за каменной стеной. И я тоже. А Ремус… он даже не ширма. — Выходит, у вас в сознании сформирована модель семьи, — сказал Уинтер. — Здоровой семьи. Не дисфункциональной. Это очень хорошо, иначе бы вы никогда не поняли, что ваши собственные отношения нездоровые… многие этого не понимают. Считают, что если никто не поднимает руку — а поверьте мне, поднимать руку может не только мужчина — то все в порядке, и не обращают внимания на моральный дискомфорт. Живут вместе ради детей или по привычке, и разрушаются изнутри. Это не грозит здоровью, но и счастья не приносит, а иногда, в особо тяжелых случаях, психика тоже страдает. И душа. Я слышал, у вас недавно была стихийная вспышка? — Такое ощущение, что вы знаете все, — буркнула Нимфадора. — Сириус сказал или Ремус? — Сириус. Я попросил его говорить мне про вещи вроде этого. Вы же знаете, что стихийные вспышки магии вредны для волшебника? Это истощает ваш внутренний магический источник, это стресс для вас, как для мага. То же самое, что нервный срыв для психики. Или, простите за сравнение, тяжелый длительный приступ рвоты, — Уинтер отпил глоток кофе. — Не извиняйтесь, я дочь колдомедика и прекрасно понимаю, что вы имеете в виду не только рвоту, — рассмеялась Дора. — С детства штудирую папины учебники. Мама говорила, что неаппетитные вещи лучше не упоминать в обществе, а я долго не понимала, что в этом такого… в детстве, я имею в виду. Лет до восьми, возможно. За окном «Кабаньей головы» начали сгущаться сумерки — темнело уже не так стремительно, как в декабре, после самой долгой ночи двадцать второго числа день начал прибавлять себе минуты, но всего лишь минуты. Зажглись фонари, Аберфорт невербальным «люмос» зажег светильники. Посетителей в трактире, кроме Джона и Тонкс, не было. — Мне пора домой, наверное, — сказала Дора. — Я могу вас проводить? Тонкс хотела сказать «ерунда, я же аппарирую», но передумала, и на улицы Хогсмида они вышли вместе. Джон был выше нее на голову — наверное, даже выше Чарли, чего она раньше почему-то не замечала. Из-за своей худобы и длинного носа психолог чем-то напоминал старого журавля — или не старого, просто уставшего. Тротуары блестели, покрытые льдом; зима медленно шла на убыль, и снег иногда шел вперемешку с дождем. Дождь замерзал, вода превращалась в лед, скользкий и опасно скрытый под тонким слоем снега. Поскользнуться Тонкс могла даже на ровном месте, тем более, неосторожно ступив на ледяной покров. У нее была хорошая реакция и она умела падать… но еще ни разу в жизни не падала на психологов. Джон подхватил ее, уткнувшуюся носом в его пиджак. Дора смущенно подняла глаза. Они стояли так — в обнимку — дольше, чем следовало бы. — Простите, вы в порядке? — первым опомнился Джон, отпуская ее. — Нет, — автоматически сказала Нимфадора, думая о другом. — То есть, да. Я думала, вы спросите, не ушиблась ли я. Все в голове кувырком, особенно после задержания, — нервно засмеялась она. Уинтер взял ее под руку — молча, не объясняя, почему. Идти так было приятно — и удобно, потому что рисков поскользнуться стало намного меньше. — Здесь аппарирую, — сказала она, когда они оказались в месте, где не было домов — как будто волшебники, живущие в Хогсмиде, были бы удивлены, увидев в окно, как человек исчезает с хлопком. — Хорошего вечера, — пожелал Уинтер, коснувшись поцелуем ее руки. Не так, как всегда — не тыльной стороны ладони, а пальцев. Может, промахнулся? Нет, это определенно что-то значило, что-то, что было известно в обществе аристократов. Тонкс не хотела думать, что. Или хотела? — И вам хорошего вечера, — сказала она, исчезнув в аппарации. Джон еще минуту постоял неподвижно, сунув руки в карманы и глядя на то место, где стояла Нимфадора Потом исчез и он.