— Чан? — парень усмехается. — Не мешай, мы тут с парнишкой разговариваем. Кстати, золотце, — он поворачивает голову в сторону Яна, совсем не испуганный угрозой в голосе Криса. У Чонина сердце заходится в бешеном ритме, пока он пытается осознать, что происходит, — Как тебя зовут?
— Для тебя его зовут «не сегодня, не тебе и, в общем-то, никогда». Пошёл вон, я сказал! — Чан с угрозой сокращает между ними дистанцию, сжимая руки в кулаки и раздувая ноздри. Чонин часто моргает. От звука властного голоса блондина у него подкашиваются ноги. Чан зол до крайности, но это же и делает его дико сексуальным. Настолько, что Яна плавит, плющит и раскатывает. И это Чан сейчас делает что?… Отбривает от него незнакомого парня? Зачем?…
В голове Айена не находится никакой логики происходящего. Все кажется ненастоящим. Они с Чаном даже не пересекались-то толком, с чего бы ему сейчас так себя вести? Это сон? Это реальность? Это галлюцинация?
— Не то что? — парень нагло упирает свою руку в стену над плечом Айена.
— Я тебе челюсть сломаю. Последний раз предупреждаю — отойди от него, — Крис держит себя в руках из последних сил. Лицевые мышцы непроизвольно дёргаются под кожей, кулаки сжимаются до хруста, готовые приземлить уёбка с небес на землю, взгляд свирепого волка. Парень, наконец, чует, что может угодить в драку. Лицо ему, в общем-то, дороже, чем возможность вляпаться в проблемы, а ещё пруд полон и других рыбок. Жаль только эту упускать. Красивая была рыбка. Всю ночь бы трахал.
Однако, он закатывает глаза, пренебрежительно хмыкает и удаляется, не сказав ни слова.
Чонин теряется, испытывая, кажется, повторное алкогольное опьянение, сверху уже имеющегося. Вкупе ощущается как наркотический приход. Чан отмирает из состояния хищника, готовящегося выпрыгнуть на врага из укрытия, и тяжело вздыхает, провожая козла сверлящим взглядом, пока тот не пропадает из виду. Затем их взгляды с лисом, наконец, пересекаются.
Айен стоит, вжавшись в стену — ни жив, ни мёртв, не зная, как реагировать на то, что сейчас произошло. Кажется, он даже забыл, что нужно делать вдохи и выдохи, обеспечивая организму бесперебойную работу в режиме реального времени, ну и бонусом, чтобы не умереть. Чан стоит в шаговой доступности и больше не злится. Смотрит обеспокоенно, выглядит так, будто хочет приблизиться. Или так только кажется?
— Эй, ты в порядке?
Чонин слабо кивает, сглатывая и вдруг ощущая, как в горле пересохло. Состояние не из самых лучших, чтобы лицом к лицу с крашем разговаривать. Мысли путаются, взгляд блуждает по его фигуре, совсем не слушается, как ни приказывай, задерживается на мускулистых руках, на шее, пытается сквозь ткань майки рассмотреть торс… Чану кажется, что его взглядом раздевают. По сути, это и происходило. У него и самого от всего этого крыша начинала ехать.
— Ты такой охуенный, — выдаёт Чонин, будто в трансе, задержавшись взглядом за изгиб губ, которые мечтал увидеть так близко. Осознав вдруг, что ляпнул, он округляет глаза и прикрывает рот пальцами, растерянно моргая. Крису становится смешно и забавно. Именно так он и представлял подобные разговоры(?)
— Пошли, — Чан вдруг хватает своей большой широкой ладонью тонкую кисть Яна и тащит с собой в сторону лестницы, намереваясь найти для них место, где можно будет поговорить.
Поговорить ли?
Парень не сопротивляется и только идёт следом за Баном, мягко говоря, охреневая. Он пялится в спину блондина, разглядывает руку, что ведёт его за собой, уверенно, но не больно или жёстко, изучает движения волос при каждом его шаге. Мимо мелькают коридоры и комнаты, первый этаж сменяется вторым, а затем и третьим, и всё это время Бан молчит и не оборачивается. Чонин молчит тоже, ошарашенный, но ни на секунду не перестающий думать о всех тех вещах, что так хотел с ним… Он гнал их весь вечер, но они решили вернуться и атаковать его всем скопом — спасибо, алкоголь.
Наконец, найдя подходящую комнату на мансардном этаже — просторная гостевая, которую Джисон тоже запрещал посещать — Чан отпускает руку Чонина (теперь в месте прикосновения она горит) и шарит рукой по рельефному карнизу двери, находя там крошечный ключ. Он отпирает комнату, ведёт их внутрь, пропуская Айена вглубь помещения, в полумрак и прикрывая дверь за собой.
Слишком темно, так что он решает добавить света, нащупав выключатель, отвечающий за неоновую вывеску на стене — комнату озаряет тусклым красным светом от эмблемы в виде сердца, объятого пламенем. Как концептуально и подходяще под ситуацию… Оба парня сначала с пару секунд смотрят на эмблему, а затем, наконец, снова пересекаются взглядами. Чонин в замешательстве, Чан, впрочем, не меньше. Однако он их сюда привёл, ему и разговор начинать.
— Скажи, пожалуйста, чем ты думал? — Чан прислоняется спиной к двери, скрещивая руки на груди. Чонин оттягивает ворот рубашки, впуская под неё немного воздуха, потому что в комнате слишком жарко, особенно при взгляде на эти мускулистые руки…
«А, точно, он же задал вопрос! Не пялиться, не пялиться, боже…», — в голове Айена один сплошной сумбур.
— Я, эм… — он не знает, что сказать, глаза бегают, — А что ты хочешь от меня услышать?
Нет, серьёзно — чего он хочет? Зачем он их сюда привёл? Ощущение замкнутого пространства наедине с Чаном давит на Чонина со всех сторон. Почему же так жарко? Чан делает один нерешительный шаг навстречу, отрываясь от двери.
— Я хочу услышать, чем ты думал, когда позволял этому парню так с собой разговаривать.
Чонин делает один робкий шаг назад и убирает руки за спину, не зная, куда их деть. Хочется ответить «о тебе», но как же это будет звучать…
— Я свободен, он свободен, ночь длинная, алкоголя в крови достаточно… О чём тут ещё можно думать? И вообще, что за допрос? — он решается взглянуть с вызовом, но получается жалкое подобие.
— Допрос к тому, что ты этого явно не хотел, — он делает ещё один шаг навстречу. Чонин делает шаг назад. Откуда он может знать? Провидец что ли?
«Серьезно, Крис, лучше не подходи ко мне».
— Мне, наверное, лучше знать, чего я хочу, не находишь? — нервная улыбка и снова шаг назад, в то время как Чан делает навстречу два.
— Ты пьян и не отдаёшь отчёт в своих действиях, — и ещё шаг. В комнате становится ещё жарче. Глаза Айена бегают предательски и выдают с потрохами. Держать себя в руках упорно не выходит. Он снова отступает. — Ты сейчас мог наломать дров, если бы я вовремя не появился и не остановил его.
Чан неумолимо надвигается все ближе, его эмоции разгадать сейчас сложно, от него не веет угрозой, хотя говорит он строго. Будь Чонин более трезвым, он бы, наверное, считал это чем-то вроде ревности, возникшей из ничего. Они же буквально друг другу никто, а Чан сейчас запер его в комнате и какого-то хрена допрашивает! Чонин грешной мыслью думает, были ли в истории зафиксированы случаи смерти от сексуального перевозбуждения…
— Мои дрова, хочу — ломаю, — не сдаётся он, всё же, отходя и дальше назад, пятясь понемногу, — и вообще!… Ой, — теперь он упёрся в стену. Дальше сбегать некуда. Бан замечает, что Чонин в ловушке, и это будто расслабляет его — он продолжает неумолимо надвигаться, но теперь без напряжения, спокойно. — Чего ты вообще ко мне… Меня… Ты… Слушай, ты слишком близко… — Чонин перестает дышать в привычном ритме, поворачивая голову вбок, потому что блондин подходит к нему вплотную. Хочется простонать от бессилия.
— Не нравится, когда я близко? — тихо спрашивает Чан, заглядывая в глаза. Он подсвечен красным со спины, а потому кажется, что пылает он, а не сердце на стене. Воздух искрит, и Чонину кажется, что пора послать всё к чертям собачьим — всё равно ведь собирался.
— Нравится, — твёрдо отвечает он, но голос, всё же, дрожит. Как и руки. И колени. И сердце.
«Что я делаю?».
— А так? — задаёт вопрос Крис и упирает руки в стену по обе стороны от головы с розовыми волосами. В глаза заглядывает, рассматривает, но не нагло и вульгарно. Чонин не понимал, как так можно. Это приятно, вот так вот под его взглядом терять себя.
— И так… нравится, — он губы покусывает, ощущение, будто их перцем присыпали — покалывают, уже ждут чего-то, хотя ситуация зашла ещё не настолько далеко. Чана будто в жерло вулкана сбросили — так ему жарко. Держать в руках себя сложно. В голове кавардак, когда смотрит в глаза напротив — лисьи, хитрые, полные страсти — откуда взялась? Пару минут назад ещё растерянно моргали. Стену хочется подвинуть, чтобы не мешала. Вообще всё пространство подвинуть, оставив им открытый космос для совместного изучения вдоль и поперёк… — Дрова ломать вместе будем?
Чан расплывается в улыбке, той самой, с ямочками. Самыми красивыми и особенными. Потрогать хочется. Чонин пьян и всё ещё не верит, что стоящий перед ним блондин — не плод его разыгравшегося воображения. Тянет руку и правда трогает щёку, задерживает в ямочке кончик пальца.
— Ты такой очаровательный, Йени, — Чан ловит его руку и накрывает ладонью, удерживая на своей щеке. Чонин вздрагивает. Вот она — та самая деталь, указывающая, что что-то не так и он не спит. Его взгляд перемещается из одного глаза Криса в другой.
— Ты… Откуда ты знаешь, как меня зовут? — в который раз за сегодня округляется этот лисий прищур?
Чан закусывает губу и опускает взгляд, решаясь признаться или нет. Можно оставить всё и так, а можно кое-что решить прямо сейчас. Никто из них в такие ситуации ещё не попадал. Как будто вы уже через много всего вместе прошли, но при этом только сейчас знакомитесь.
— Ну, вообще, через общих друзей… Но, — он нерешительно мнётся и всё же лезет в карман джинс за телефоном. Замирает с ним в руке и поднимает взгляд обратно. — При всей абсурдности сложившейся ситуации — пожалуйста, скажи, что не врежешь мне, не наорёшь и… Не знаю, пообещай сохранить спокойствие. Можешь? — Чонин лишь обескураженно кивает, не понимая, что такого его краш сейчас может выкатить, что бы могло повести за собой подобную реакцию.
Чан снимает блокировку с экрана, роется в нём и наконец вручает в руки лиса открытый чат с их переписками.
— Что это? — сначала не понимает он.
— Читай, — настаивает Крис, кивая на экран. И Ян читает. Поначалу ему кажется всё смутно знакомым. Затем подозрительно знакомым. Следом уже узнаваемым. И в последней стадии до него доходит окончательно, когда он вычитывает отдельно взятые моменты.
То, что раньше казалось изысканным флиртом по переписке, сейчас кажется очень смущающим. Он не знает, что сказать, молча блокируя экран и стыдливо накрывая ладонью глаза. Его разрывает от противоречивых эмоций. С одной стороны, это просто полнейший пиздец, лютый кринж и вообще хрен пойми что. С другой стороны…
— Всё это время… Всё это время, это был ты?! — он счастлив и рассержен одновременно. Даже не догадывался, что может быть такая эмоциональная смесь. Крис чуть отходит, смеясь и ненамеренно толкая языком щёку, после чего облизывает губы — Чонин ничего ему не сделает. Он только пялится, краснеет и сдерживает себя от порывов иного толка.
— Прости, так случайно вышло, на самом деле, я…
— Предупреждаю — если для тебя это какая-то шутка — я не буду стесняться в выражениях и действиях и навешаю тебе по первое число, — он хватает Чана за ворот футболки двумя руками и тянет на себя, вываливая эти милые угрозы прямо в лицо.
— И в мыслях не было, правда! — Чан всё равно хохочет, и Чонину трудно сдерживать себя, чтобы не улыбаться тоже, даже несмотря на злость.
— А что было?
— То же, что и у тебя, если честно… — он немного тушуется под пристальным испытующим взглядом Яна. — Ты похож на лиса, — внезапно выдаёт он, задержав взгляд глаза в глаза. Чонин всё ещё сжимает его футболку в своих руках, которые начинают дрожать. Чан медленно приближается. — Красивый…
У Чонина все внутри схлопывается и взрывается сверхновой, когда блондин наконец касается его губ своими. Ресницы подрагивают, после чего глаза закрываются сами собой, а руки отпускают сжимаемую в них ткань. Чан берёт их в свои и кладёт себе на плечи, все сильнее подаваясь вперёд, пока не начинает откровенно вжимать парня в стену.
У Чонина воздух в лёгких заканчивается, потому что Чан ведёт рукой по его бедру, проникая кончиками пальцев под края рубашки, блуждая по оголённой коже, и даже такое, казалось бы, ещё совсем невинное действие отзывается в теле Яна соответствующей реакцией — он, срываясь, коротко стонет прямо в поцелуй. Потому что ощущать себя во власти Чана — по-настоящему, в реальности — это что-то совершенно запредельное, выбивающее в космос.
Блондин улыбается ему прямо в губы и вжимает лишь сильнее, не замечая, что и у самого заканчиваются последние капли самообладания в резервах. Они исследуют друг друга впервые, даже в таких откровенных действиях, направленных друг на друга, есть доля робости и нерешительности, но Чан понимает и принимает всю возложенную на него ответственность, так что хочет сделать всё возможное, чтобы этой ночью лис остался с ним.
— Я тебя хочу… — выдыхает он, прямо в губы парню, зацелованный вид которого сейчас будоражит кровь в его жилах. У Чонина взгляд затуманен, в нём только тягучее непреодолимое желание. Чан спускается губами по его щеке к подбородку и приникает к шее, заставляя парня откинуть голову. — Нестерпимо хочу, Йени…
Айен вне зоны доступа. Абонент не абонент. Хочется наговорить такой вульгарщины, что самому стыдно, но какими-то последними усилиями он от этого сдерживается. Горячий язык Бана скользит по его шее, губы втягивают в себя кожу, а он только и может, что прижимать к себе краша ближе, хотя ближе и так уже некуда. Хочется проскулить, всхлипнуть, осесть перед ним прямо здесь и сейчас.
Где-то на задворках сознания бьётся мысль о том, что да, сейчас он отдастся Чану, и эта мысль заставляет его так красиво и протяжно простонать, что Крису просто сносит башню. Он даже отстраняется, чтобы посмотреть, как Чонин выглядит, когда так сильно хочет. И этот вид… Щёки даже в полутьме пылают, кожа горит, а сам он изнутри тлеет. Губы влажные, приоткрытые, блестят и манят к себе — отрываться не хочется…
— Я тоже… — сбивающимся голосом решает ответить Чонин, пользуясь неожиданной паузой. — Тоже хочу тебя, — он закусывает губы и отводит взгляд, краснея… И Чану в голову приходит неутешительная мысль о том, что презервативы-то всегда с собой в кармане, а вот смазка… В этой комнате её точно нет, а этого очаровательного лиса он порвать не хочет. Он хочет с ним долго и приятно, а без лубриканта всё будет очень печально.
— Блядь, смазка… — шипит он, чувствуя себя идиотом, хотя к такому никак нельзя было подготовиться. На лице лиса растекается разочарование, а за дверью вдруг слышатся два приближающихся голоса — хихикающих и заговорщицки переговаривающихся в пьяном тоне.
Чонин мгновенно узнаёт эти голоса, чуть ли не мгновенно трезвеет от злости, и, мягко высвобождаясь из объятий Чана, движется по направлению к двери под его озадаченным взглядом. Дверь тут же открывается перед его лицом настежь, и на пороге, конечно же, никто иные, как Чанбин с Сынмином. Оба, кстати, озадаченные открывшейся им картиной.
— О, эм… Пардон, мы думали, тут никого нет, — вытягивается лицо Чанбина. Сынмин же стоит позади него в полном ауте, переводя взгляд с Чонина на стоящего чуть поодаль у стены Бан Чана, вид которых говорит сам за себя. Ян расплывается в ухмылочке, требовательным тоном обращаясь к Бину:
— Смазка есть?
— Эээ, да… — отвечает озадаченный Бинни.
— Гони сюда, — выставляет руку Чонин, как будто так и надо. Чанбин шарит в карманах и достаёт небольшой тюбик из недр кожанки, протягивая другу под ошарашенный взгляд ещё не отошедшего Сынмина. — Спасибо, Со, — благодарит парень и, обращаясь к ним обоим, смотрит теперь только на Кима. — Вы и без этого справитесь, я уверен. А теперь съебались нахуй отсюда, — и закрывает перед ними дверь, дважды провернув ключ в замке.
Поражённый до глубины души Бан Чан смотрит на Чонина со смесью непередаваемых чувств. Этот парень… Почему он раньше не догадался подкатить? Ян просто одно сплошное нечто.
Он в несколько крупных шагов тихо сокращает расстояние между ними и приобнимает со спины, обдавая его шею горячим дыханием и вызывая стайки бегающих по коже мурашек.
На первом этаже кто-то, видимо, подумал, что музыка играет недостаточно громко, так что прибавили звук. В ход пошли какие-то хорни-треки, доносящиеся аж до мансарды — музыка билась в стены коттеджа как мысли и желания в телах, стоящих в такой непосредственной близости… Чонину, кажется, ко всем чертям рвало предохранители. Когда твоя мечта близка к осуществлению, а всё происходящее кажется выдумкой, тебе изо всех сил хочется воспользоваться моментом на полную катушку…
Парень разворачивается к Чану, бросая, не глядя, тюбик со смазкой прямо на кровать — они ещё успеют дойти до неё этой ночью…
«Close the door, I'ma take your clothes off where you are
I turn you on 'cause I love to see you glowin', yeah…»
Его взгляд больше не мечется в нерешительности, а всё внутри не бьётся в истерике — лишь разгорается непреодолимой тягой. Он ждал такого момента.
«I know it's good, I can tell by the way you are, yeah
I pull your clothes 'cause I love to feel you comin' down, yeah (down)»
Чан встречается с этим взглядом и, кажется, впервые в жизни чувствует, как земля уходит из-под ног. Чонин — не невинный мальчик. Чонин — похотливый демон из его самых смелых фантазий…
«'Cause the mattress is so far away
And my clock is watching, ain't no time to waste (woo, ah)»
Айен уже отдаётся ему одним только взглядом. Мозг Чана отказывается от рационального мышления, бросая все силы на воспроизведение самых развратных картинок под закрытыми веками при каждом моргании.
«Since my hands already down your waist
You better show me, that you want it right away 'cause…»
В грудь Чана упирается рука парня с розовыми волосами. Он напирает и настойчиво двигает Криса к краю кровати, на которую тот приземляется, не размыкая зрительного контакта с Айеном, на которого смотрит со смесью похоти и восхищения. Тот лишь лукаво улыбается и медленно, будто дразня, всё же опускается перед ним на колени…
«…I'll freak you right, I will
I'll freak you right, I will
I'll stick my tongue
I'll speak that language
Use my foreign skill…»
Блондин задерживает дыхание, когда во взгляде Айена читается та самая покорность, о которой он писал. Он доверяет себя — это бесценно. Руки с длинными тонкими пальцами начинают скользить по его бедрам, неумолимо приближаясь к ширинке, в которую уже упирается внушительных размеров стояк. Касаясь его даже сквозь ткань джинс, Айен не может удержаться от вздоха, в предвкушении закусывая губы…
«My hands all in your hair
Naked before we hit the stairs
Can't even make it there…»
Крис сам расстёгивает ширинку перед его лицом, жадно наблюдая за реакцией. Чонин немного расстроен, что на его джинсах нет ремня, потому что воспроизвести ту пикантную сцену из вчерашнего вирта было бы крайне горячо, но поглощает каждое движение блондина и всё равно упивается ситуацией…
«No we ain't gon' make it to my bed (yeah, yeah, yeah, yeah)
I know we ain't gon' make it to my bed, no (yeah, yeah, yeah)
Know we ain't gon' make it to my bed (yeah, yeah, yeah)
Tear it up when I get wasted (wasted), now that I got you naked
I know we ain't gon' make it to my bed…»
Парень подсаживается ближе, с трепетом протягивая ладонь к боксерам Криса, дотрагиваясь до возбуждённого члена сквозь ткань — его прикосновение отзывается подёргиванием, вызывая неописуемый восторг. Он тянет резинку вниз, являя своему взору налитый кровью орган — влажный и блестящий. Будто намеренно растягивая мгновение, Чонин не торопится, заставляя Чана умирать просто от вида такого пошлого парня, который сам себя рукой сквозь одежду сдавливает, а его полноценно трогать не спешит.
Однако в следующий момент, всё же, собирает естественную смазку ладонью и, сжимая её в кулак, проводит по стволу вверх и вниз. Член в его руках становится ещё крепче, чем до этого, истекая лишь сильнее. Чан нетерпеливо кусает губы и бросает на лиса взгляды с призывом из-под опущенных ресниц. Помня, как именно тот любит, он властно хватает парня за подбородок, проводит большим пальцем по нижней губе с лёгким нажимом, заставляя приоткрыть рот. Ян послушно подчиняется, за что получает награду в виде поглаживания по волосам, в которые Крис запускает свою руку…
— Давай, малыш, я знаю, как тебе нравится, — он не узнаёт свой голос, опустившийся до хрипоты в эротическом шёпоте. Рукой он аккуратно тянет лиса за волосы, намекая взять в рот. Айен начинает дрожать всем телом от возбуждения, когда головка такого желанного члена проскальзывает между его губ и он чувствует солоноватый привкус на кончике языка. Рот мгновенно наполняется слюной, и парень прикрывает глаза, начиная принимать его с каждым разом всё глубже, вызывая у Чана сначала сдавленные вздохи, а затем и откровенные стоны.
Блондин борется с тем, чтобы не запрокинуть голову назад, потому что, кажется, подобное будет способно лишить его чувств, доведя до обморока. Однако смотреть на Айена, глубоко берущего его член с мастерством самой законченной шлюхи, под красным рассеянным светом не менее обморочно. А уж когда этот неоновый демон в процессе открывает глаза и смотрит на него снизу-вверх…
Вынимая член изо рта, Чонин позволяет слюне протянуться от головки до своих губ тонкой ниточкой, затем оборваться и остаться стекать по мокрым раскрасневшимся губам и подбородку. Выглядит это всё так по-блядски прекрасно, что Чан не может налюбоваться — ничего шикарнее в своей жизни не видел. Но тело просит разрядки, а Айен определённо точно сводит его с ума одним своим видом. Он трётся о ствол щекой, пачкая её, и, совершенно не смущаясь, выдаёт:
— Ты знаешь, чего я хочу, — он снова проходится по стволу кулаком, едва касаясь головки губами — дразнит.
— Хочешь… Как вчера? — Чан всё ещё не понимает, насколько далеко можно зайти даже в пошлых фразочках. Чонин тихо посмеивается. Даже его смех в рамках сложившихся обстоятельств кажется обольстительным и распаляющим.
— Ты можешь говорить со мной прямо, не сдерживайся, — он переходит на соблазнительный шёпот. — Это возбуждает…
— Ты хочешь, чтобы я кончил тебе в рот? — к неожиданности Чана, сказанная вслух эта фраза имеет эффект на них обоих. Хочется больше «грязных» словечек.
— Да, хочу, пожалуйста… — Чонин просто… Блондин не понимает, что этот парень с ним делает. Как у него получается доводить до исступления чем-то настолько незначительным? Он скользит рукой к затылку парня и сжимает копну розовых волос, насаживая на себя ртом, не в силах больше сдерживаться. Чонин стонет от удовольствия, приятными члену вибрациями доставляя дополнительное наслаждение. Ресницы дрожат, слюна стекает по подбородку и капает на приспущенные джинсы Чана.
— Йени, я скоро… Боже… Я кончаю!… — Ещё несколько таких рваных ритмичных движений, и он изливается парню в горло с длинным протяжным полустоном. В глазах Чонина скапливаются несколько непрошенных слезинок от чрезмерного усердия, но он старается и сглатывает всё подчистую, не оставляя ни капли. Чан же обессиленно падает на кровать спиной, закрывая глаза, под которыми пляшут разноцветные огни и где-то вдалеке рай, на входе которого висит табличка «Минет не считается. Возвращайтесь после полноценного сумасшедшего секса». Чан усмехается своим мыслям, в то время как Ян заползает на него сверху, улыбаясь как счастливый лис.
— Что смешного? — тихо спрашивает парень с улыбкой в голосе. Какой же красивый голос. А как будут звучать его стоны… Чан открывает глаза и встречается с тёплым взглядом.
— Я расскажу тебе позже, обязательно. Но сейчас… — он тянет Яна к себе, увлекая в долгий чувственный поцелуй. Его губы мягкие, податливые, особенно после минета. Чан чувствует, как они всё ещё горят. Чонин доставил ему божественное удовольствие, но сам всё ещё дрожит от желания, отзываясь на каждое прикосновение к себе коротким нетерпеливым вздохом. Когда руки блондина проникают под его рубашку и касаются кожи чуть ниже ребер по бокам, Чонин инстинктивно выгибается со вздохом и проходится задом по его паху. Прикосновение ткани к голому члену чувствуется неприятно и раздражающе, так что мысль о том, чтобы как можно скорее избавить партнёра от одежды, будоражит его фантазию.
Они перекатываются по кровати, сбрасывая обувь и занимая более удобное положение для поцелуев. Чан подминает Чонина под себя, в перерывах избавляясь от одежды — футболку с него нетерпеливо сдергивает лис, с джинсами же приходится расправляться в одиночку. Он отстраняется, чтобы взглянуть на эти развратные шмотки на парне под собой, что напоминают ему школьную форму и облизывает губы — фантазии о том, что он выпускник колледжа, который собирается трахнуть старшеклассника, неожиданно распаляют своей запретностью.
Проследив за таким изучающим взглядом, Чонин, будто прочитав его мысли, выдаёт:
— Знаешь, часть с юбкой отстёгивается от шорт, галстук не помешает, а рубашку можно просто оставить расстёгнутой, если хочешь, — Чонин тяжело дышит. Он так откровенно предлагает себя, что голова идёт кругом.
— Хочу, — Чан припадает к его губам, откидывая вбок галстук, чтобы не мешал расстегивать рубашку. Потом он будет чертовски соблазнительно смотреться на голой груди… — Я от тебя просто хуею во всех смыслах… — он горячо шепчет прямо в поцелуи.
Чонин помогает ему разобраться с последними двумя пуговицами и тянется вниз, чтобы избавиться от нижней одежды.
— Часть с юбкой… Оставь, — Чан прикусывает его нижнюю губу, вызывая полустон. — Сними остальное, — Чонин слушается и отбрасывает снятые вместе с боксерами шорты. Член мгновенно шлепается о голый живот. На его тонкой талии теперь болтается тонкий кожаный ремешок, на котором держится та самая часть юбки, скрывающая только одно бедро — выглядит вызывающе сексуально. — Какой хороший мальчик… — похвала действует на Чонина самым распаляющим образом. Чан спускается поцелуями по его груди, замечая реакцию, и, улыбаясь, захватывает в рот один из сосков, поглаживая бедро под частью юбки. — Хорошим мальчикам нравится, когда их хвалят?
— Д… да-а… — выстанывает Айен в голос. Впервые. Этот звук рассыпается по комнате, обволакивая Чана со всех сторон, мягко заигрывая с его эго.
— Такой красивый голос… Я собираюсь слушать его всю ночь, — он снова утягивает Яна в поцелуй, разыскивая левой рукой на кровати тюбик с лубрикантом. Чонин находит его быстрее, вкладывая в его руку и нетерпеливо ёрзая в постели. — Не торопись, малыш, мы всё успеем. Потерпи немного.
Он хочет ещё потянуться к джинсам за презервативами, но Чонин его останавливает, сбившимся дыханием моля:
— Давай без них? Хочу чувствовать тебя полностью. Я тебе доверяю. А ты?
— И я тебе, — Чан прижимается губами в районе солнечного сплетения, вдыхая запах его кожи. — А сейчас мне нужно, чтобы ты был послушным, — шепчет он, расставляя длинные ноги Чонина пошире и заставляя того краснеть. В ход идёт упаковка лубриканта и первый палец, пока ещё щекочущий вход, что будоражит Чана, представляющего, что скоро они, наконец, сольются воедино. — Расслабься, малыш, я постараюсь сделать всё как надо, но мне не обойтись без твоей помощи.
До Чонина с трудом доходит, что этот горячий обнажённый блондин, нависающий над ним, сейчас говорит. Он слушается и подчиняется чисто инстинктивно. Хочется сделать вообще всё, что бы тот ни попросил. Первый палец идёт туговато и вызывает дискомфорт, что Чан мгновенно считывает, анализирует и выкручивает нежность на максимум. Он склоняется над парнем снова, прижимаясь губами к шее, вызывая у того нетерпеливые всхлипы.
— Если послушаешься сейчас, то через какое-то время нам обоим будет сказочно хорошо, только представь… Я знаю, ты хочешь почувствовать меня в себе… — У Чонина реакция на подобные разговоры просто невероятная по меркам Чана — он становится максимально податливым и отзывчивым, раскрывается, наконец расслабляясь и впуская в себя второй палец. Это заставляет его впервые в жизни прибегать к подобным разговорчикам в постели, находя всё это крайне сексуальным. Он осыпает мальчика комплиментами, раскрепощая перед собой.
Чонин сдавленно скулит, прося добавить и третий палец, а затем и четвёртый… Чану уже не терпится заполнить собой это горячее узкое пространство внутри парня, но он сдерживает себя со всей ответственностью, искренне наслаждаясь их установившейся близостью. Ян тянется к своему члену, хочет поскорее получить удовольствие, но Чан перехватывает его запястья и вскидывает над его головой, пригвоздив к подушке и игриво цокая.
— Кто разрешал тебе прикасаться к себе? Я ещё даже не закончил с подготовкой, — с этими словами он мягко вгрызается в горошинку соска, наконец проходясь пальцами внутри по нужной точке, заставляя Чонина вскрикнуть от удовольствия. — Какой страстный…
— Нахуй подготовку, — торопливо шепчет Чонин в исступлении, — Нахуй всё, просто трахни меня, я тут сгорю скоро, боже… Ах!… — ещё один громкий стон на укус под ребрами и шлепок по заднице рукой, что до этого была в нём.
— Грязный мальчишка! Я хотел, как лучше, но ты просто не оставляешь мне выбора, — у Айена ноги сами собой в стороны разъезжаются от такого Криса. Впрочем, подготовки было достаточно, потому что пробное вхождение даётся ему без особых усилий. Он медленно вводит член почти до самого основания, задерживая дыхание, чтобы в первом же толчке оба их стона слились в один мелодичный звук, перекрывающий орущие треки с первого этажа.
— О, чёрт… — Чан торопливо подтаскивает под задницу Яна подушку, чтобы было удобнее входить в него, любуясь развратной картиной, открывающейся его взору — под ним в кроваво-красном неоне извивается необыкновенно соблазнительный парень в расстёгнутой рубашке, сползшей набок юбке и галстуке. Взгляд глаз-угольков, тлеющих в дымке, смотрит только на него с непередаваемыми чувствами, грудь заходится в глубоком частом дыхании.
Комната быстро наполняется выразительными звуками и запахами секса, горячие тела покрываются испариной, волосы липнут ко лбу и вискам. Чан вбивается в это послушно принимающее его тело под аккомпанемент его невероятных стонов.
— Глубже, ещё, боже, да!… — Чонин теряет себя, растворяется в своей накопленной похоти, в голове ничего кроме «ещё-ещё-ещё». В какой-то момент ему и вовсе становится мало, и он самым наглым образом отталкивает Чана, ошарашенного такой резкой сменой настроя, чтобы повалить его на своё место на спину и оседлать сверху. От подобных манипуляций блондину сносит крышу подчистую — если до этого вид ему просто нравился, то сейчас он разрывает от удовольствия, заставляя вцепиться в бедра лиса и с остервенением насаживать на себя.
Чонин похлеще любой порно-звезды трясёт волосами, запрокидывая голову, кусая губы или снова возвращаясь в прошлое положение, упираясь ладонями в грудь Бана и подмахивая задом с громкими пошлыми звуками. Оставшаяся на нём рубашка прилипает к спине, так что он резкими движениями срывает её и отбрасывает в сторону. Теперь на нём лишь галстук и та самая часть юбки — Чан уже думал, что развратнее некуда, но очередное дно оказывается пробито.
— Ты просто блядски прекрасен, малыш… — срывающимся голосом выстанывает Крис, исследуя все доступные уголки тела Яна, до которых только может дотянуться. — Невероятный, ах… — он оставляет на бледной коже отметины в виде засосов, укусов и возможно даже местами синяков, не собираясь останавливаться на достигнутом. — Такой развратный для меня, такой хороший… Откинься назад, хочу видеть, как мой член входит в тебя…
Чонин краснеет до кончиков ушей в смеси смущения напополам с крайней степенью возбуждения, слушается, откидываясь и предоставляя любовнику лучший угол обзора, а себе иной угол вхождения. Это в свою очередь приносит новые улётные ощущения. Он никогда прежде не чувствовал себя настолько открытым перед кем-то. Хотелось буквально содрать с себя кожу, если Чан только попросит.
Чан не может оторваться от созерцания, придерживает Чонина за бедра, сам, чуть не вскрикивая, закусывает губы до крови.
— Да-а-а, доставь папочке удовольствие, мой сладкий… Тебе же хочется, чтобы я остался доволен и трахал тебя так всю ночь, малыш?…
— Вытрахай из меня вообще всю дурь, ммм… Чтобы я ходить не мог завтра-а-ах!… — Чонину крышу рвёт с неистовой силой.
— Ты всё ещё сохраняешь рассудок чистым, мой горячий развратный лисёнок?… Так не пойдёт, нужно исправлять… — Чан решает нагнуть мальчишку и наказать как следует, поменяв их позу на коленно-локтевую. Для этого приходится ненадолго покинуть эту узкую райскую дырочку, чтобы вбиться в неё с новой силой, прогибая Чонина в спине. — Сделай папочке приятно…
— Yes, daddy!… — вскрикивает Айен, когда сильные крепкие ладони ухватываются за его ягодицы, чтобы раздвинуть их и войти одним резким движением. Перемещаясь на бока, эти руки теперь тянут его на себя, слышатся звуки шлепков кожи о кожу, и Бан, всё же, закатывает глаза от переизбытка ощущений.
Ян цепляется за простыни и одеяло, его ноги расходятся в стороны, собственный член касается постели и трётся о поверхность, наконец доставляя мучительное удовольствие владельцу. Но Чану не нравится такое положение вещей, поэтому он склоняется над ним и обхватывает рукой, стараясь двигаться в одном ритме, выцеловывая нежнейшую кожу между лопаток, кусая плечи, оставляя засосы… — Папочка, я уже так… так близко…
— Да-а-а, мой хороший, не торопись… Давай вместе, я тоже скоро… Очень скоро… — он движется ритмичнее, выравнивая темп, ускоряясь и часто-часто выдыхая в районе затылка своего мальчика. Не самая удобная поза, чтобы заканчивать начатое: тела липнут от пота, дрожат, грозя просто свалиться от перенапряжения, но это и подстёгивает для финального рывка… — Я кончу в тебя, — рычит на выдохе Крис, не спрашивая разрешения, лишь ставит перед фактом. Затем вгрызается в шею Яна и вбивается до самого упора, причиняя мучительное удовольствие им обоим. Что-то внутри Айена взрывается, и он надрывно вскрикивает так громко, как только может, в то время как Чан долго и протяжно стонет, изливаясь внутри него в лучшем оргазме в своей жизни…
***
Зажатый у стены Хёнджином Феликс приподнимает голову на звук, доносящийся с мансарды:
— Тсс, Джинни, послушай! Это… — он округляет глаза.
— Это что… Чонин??? — на лицах парней ненормальная улыбка, означающая крайнюю степень одобрения и радости за друга.
На втором этаже Джисон поглаживает прильнувшего к нему на кровати всё ещё пьяного до чёртиков Минхо, с которым они всё это время лежали и комментировали всё происходящее этажом выше за неимением возможности потрахаться тоже: Минхо слишком мутило.
— Нихрена себе… — выдаёт Хан, выразительно буравя потолок. — Я не думал, что Ян у нас такой громкий.
— Вот протрезвею и покажу тебе мастер-класс по-громкости… — бурчит Минхо, придерживая голову рукой.
— Не сегодня, котёнок, тебе нужно отдохнуть, — он целует Хо в висок и снова уставляется вверх. — Потом ещё надо будет им навешать по первое число за мансарду. Это комната старшего брата, он мне разнос устроит!
Ещё через пару комнат звук феерической кульминации добирается до Чанбина с Сынмином.
— Я до сих пор в шоке, — задумчиво выдаёт Сынмо, разлегшись на широкой мускулистой груди Бинни. Сами они закончили уже давно — гораздо быстрее парочки на верхнем этаже. Со хрипло смеётся.
— А я рад за них. Представляешь, какой он теперь счастливый ходить будет?
— Раньше раздражал своей унылой миной, а теперь будет раздражать дохуя радостным улыбальником, ну блеск! — хохочет Ким.
***
Утреннее солнце било парню с розовыми волосами прямо в глаза, заглядывая с любопытством в окно комнаты на мансарде. Чонин не помнил, как отключился и заснул, как оказался в крепком захвате рук блондина, лежа к нему спиной, как был избавлен от оставшейся одежды, чтобы было удобно спать, и как оказался чистым после того, как они несколько раз за ночь пачкали кровать спермой и потом. В комнате всё ещё было душно и пахло соответствующе, а в голову закралась грустная мысль, что ночь кончилась, а всё, что за неё произошло, теперь останется лишь воспоминанием.
Бан Кристофер Чан явно был одноразовой акцией в его жизни, не стоит надеяться, что после проведённой вместе страстной ночи они не разбегутся в разные стороны, потому что у Чана и так вагон и маленькая тележка поклонников и поклонниц — выбирай не хочу. Он просто очередной из них, только и всего. Обидно только, что сам себя как на ладони вывалил — хочу, нравишься, дышу тобой. Теперь неловко будет, наверное, в универе пересекаться. Однако, он всё равно был благодарен судьбе за предоставленную возможность почувствовать его своим хотя бы на несколько ярких и пылких часов…
Он лежал к Чану спиной, а потому было немного тоскливо думать о том, что пора и честь знать, и даже не иметь возможности чмокнуть его во сне на прощание. Сердце кольнуло, но он, всё же, выбрался из захвата крепких рук, в очередной раз пуская на них слюни и чувствуя приливы желания остаться в них навсегда. Лучше свалить первым, пока тебя тактично не выпроводили.
Парень мягко опустился на ковёр, смотря по сторонам в поисках того, куда они зашвырнули его боксеры, когда в порыве избавлялись от одежды. Они обнаруживаются, к удивлению, где-то под кроватью с его стороны, так что приходится присесть и нагнуться, опираясь на матрас одной рукой. Спина и задница немного побаливают, но эта боль вызывает лишь улыбку. Грустную, правда…
— Ну и куда это ты собрался? — раздаётся сонный, недовольный и, что самое главное, властный голос, от которого у Яна мурашки разбегаются по всему телу приятными волнами, заставляя покрываться гусиной кожей. Он с опаской выглядывает из-за матраса, являя над ним розовую макушку и испуганные глазки. Эта картина умиляет Чана до крайности, и его голос мгновенно теплеет. — Серьезно, малыш, какого чёрта ты встал? Рано ещё, и восьми утра нет. Ну-ка живо вернулся на место, — он похлопывает по кровати рядом с собой.
У Чонина в голове звук разрывающегося шаблона. В смысле «вернись на место»? В рамках подобных сценариев по обыкновению первый проснувшийся из любовников сваливает ещё до пробуждения второго, потому что одноразовые ночи не подразумевают совместные утра. По крайней мере, не на вечеринках. Ну и, как бы, чтобы не попасть в неловкие ситуации. Он в них ещё не был, конечно, но по наблюдениям за другими сделал определённые выводы.
Тут же что-то совсем иное. Он непонимающим взглядом таращится на Криса и решается задать вопрос:
— Зачем? — он говорит тихо, совершенно искренне не понимая. — Разве мы не должны теперь типа, эм… Разойтись как в море корабли? Или ты кинешь меня попозже? — он озадаченно моргает, устраивая лицо на сложенные на краю матраса руки.
— Я и не собирался тебя кидать, не после всего, что произошло, что за бред там в твоей зефирной голове? — блондин изгибает бровь. Как Ян мог подумать, что Чан… Ох, чёрт, придётся объясняться, раз до него не доходит. — Иди сюда, и мы немного поговорим, — он снова хлопает по матрасу, и Чонин в нерешительности поднимается с пола, вставая в полный рост и зевая. Чан любуется его подтянутым телом, подсвечиваемым солнечными лучами сбоку, на котором красуются оставленные им множественные отметины.
«Он уже мой, но до него это ещё не дошло».
Чонин укладывается на своё место, и его мгновенно обволакивает теплом, распространяющимся от Чана, что обнимает обескураженного таким поворотом парня и прижимает к себе. Эта поза в том числе сделает разговор менее неловким — не придётся в глаза смотреть. Лицо Айена утопает где-то в районе его шеи, а сам он зарывается носом в его макушку, вдыхая аромат. От Яна уже пахнет им самим — их запахи смешались.
— Ты думал, что я прогоню тебя? — тихо спрашивает Чан, поглаживая слегка напряжённого парня по голове — это ощущается кожей. Как будто он готовится подорваться с постели и бежать без оглядки.
— Да? Наверное… — Чонин всё ещё не знает, как реагировать. Хочется расслабиться, но есть ощущение, что это всё равно ненадолго и Чан просто вежливый. Возможно, он не из тех, кто выпроваживает любовников утром, а из тех, кто заботится о них и… всё равно выпроваживает позже, просто смягчая удар. Становится тянуще тоскливо от этой мысли.
«Надо было сваливать пораньше…», — думается Чонину, вдыхающему запах Чана и вцепляющемуся в его плечи, как будто блондина у него вот-вот отберут. Отдавать не хочется.
— Весь контекст нашего общения ускользнул от тебя? Ты ничего не понял? — Чан трётся щекой о розовые волосы.
— Что я должен был понять? — он прикрывает глаза, млея от такого мягкого обращения.
— Что я тебя никуда не отпущу. Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц…
У Чонина глаза широко распахиваются от такого заявления. Он поднимает голову и уставляется Чану в глаза, ища там подтверждение сказанных слов. Наврать о таком было бы крайне жестоко с его стороны с учётом имеющейся у него уже информации о чувствах лиса к нему. Но нет, в них нет ни злого умысла, ни лжи, лишь плещущая через край… искренняя нежность?…
— Нравишься. Ты мне нравишься. Что непонятного? — улыбка с ямочками пробивает оставшуюся оборону Яна.
— Я сплю. Это сон. Я вчера перепил, и у меня галлюцинации, — нервно хихикает Чонин, не веря происходящему.
— Хорошенькие такие галлюцинации, с самосознанием, вау, — подкалывает его Чан, за что получает тычок носом в ямочку и усмехается. — Я серьёзно сейчас — давай встречаться?
Чонин часто-часто моргает.
— Ты просишь меня стать твоим парнем?
— Нет, блин, горничной! Йени, ну, — он уже откровенно заливается, заражая Чонина смехом. Они оба какое-то время хихикают, осознавая абсурдность ситуации.
— Хорошо, да, я согласен, — он, всё же, немного пунцовеет. «Прелесть какая», — думает Чан. — «Ночью просил его выебать как последнюю сучку, а теперь щёки в цвет волос». — Только ведь у нас всё как-то не совсем нормально вышло… Мы практически незнакомы, — это рождает новый поток смеха.
— Господи, боже, какой же ты милый, — заглядывает ему в глаза Чан и жмурится от этой милоты. — Ладно. Я Бан Чан, приятно познакомиться! — он нарочно протягивает руку своему-уже-парню, продолжая этот забавный утренний цирк. — Как ты говорил тебя зовут?
