Сердце зверя

      Лес пах осенью: мокрыми гниющими листьями, начинающей преть под ними травой, раскисшей землей, мокрым деревом и хвоей. Орехами и желудями, что падали, трескались, становились частью лесного покрова. Сырым туманом, ложащимся по утрам, холодным ветром, приходящим все чаще с севера. Увяданием и покоем.              Несмотря на то что аромат этот был предзнаменованием скорой и вряд ли сытой зимы, волк любил его и жадно глотал, высоко задирая лобастую голову, хватая воздух открытой пастью, словно молодой щенок. Вот и сейчас, замерев на темной лесной опушке, он ощерился, задышал глубоко и часто, что бока заходили ходуном, заскулил тихонько, но не жалобно, а довольно: вкусно.              Проурчал что-то, а потом завыл, запрокинув голову, прижав уши. В свою песнь он вкладывал все, что чувствовал сейчас: радость и печаль, боль и счастье, надежду на благополучный исход и молитву его серому богу, чтобы помог в этом. Сначала только его песнь лилась меж деревьев, а потом, словно эхо, сзади, сбоку послышался глухой ответный вой: откликнулась стая, где он был главным. Волк тявкнул раскатисто, обрывая песнь, и потрусил по лесу навстречу своим братьям.              Ветер трепал мех на его спине и мощной груди, свет полной луны серебрил черные бока, желтые глаза светились в темноте, словно угли. Волк бежал упругим шагом молодого и сильного зверя, перепрыгивая разом через поваленные деревья, не касаясь почти лапами земли, не обращая внимания на ветви, что били его, не отвлекаясь на шуршащую в лесу ночную живность. Он бежал, влекомый чувством свободы, молодостью и силой, бежал, наслаждаясь движением, не думая ни о добыче, ни об опасностях, коими был полон лес.              Он просто бежал, но внезапно что-то заставило его затормозить, потом вовсе остановиться. Волк замер, принюхался, навострил уши: что-то в лесу было не так, как еще некоторое время назад, что-то изменилось. Запах! Зверь зарычал: чужак, в лесу запахло чужаком. Врагом!              Шерсть на спине у волка встала дыбом, он оскалился, и с клыков на землю капнула тягучая горькая слюна. Желтые глаза загорелись еще ярче, сердце забилось чаще, кровь начала закипать предвкушением хорошего боя. Зверь взревел уже совсем не мирно и сорвался на дикий бег. Теперь его влекло одно желание: растерзать незваного гостя!              Он огромными прыжками почти мгновенно преодолел разделяющее его с чужаком расстояние, но он не первым добрался до лесной поляны — его стая уже была там. Несколько крупных, но все же меньше, чем их вожак, волков, стояли полукругом перед деревом, ожидая приказа напасть и растерзать находящегося под ним пришлого. Или же приказа охранять своего вожака, пока он будет расправляться с жертвой, а потом, если он будет к ним благосклонен, разрешения прикончить остатки его пиршества. Шерсть на их загривках стояла дыбом, лапы в нетерпении рыли землю, глаза горели бешеным огнем.              Вожак, бесшумно ступая, — его стая почтительно расступилась перед ним, — прошел к дереву, обнюхал чужака. От него пахло лесом, землей. От него пахло железом и кровью. От него пахло страхом, болью и беспомощностью. От него пахло чужаком, врагом. А еще — чем-то пряным, теплым, таким родным…              Волк зарычал прямо в лицо находящегося без сознания человека, клацнул зубами рядом с хрупкой шеей, а потом глухо завыл, высоко подняв голову к темному звездному небу. Стая подхватила его песнь.