Отбор пяти колец

Кир никому не говорил о том, что его отец вступил в заговор с кархенцами и предал, а затем убил своего командира ради того, чтобы выставить себя героем и получить повышение по службе. Он не мог обсудить этого ни с Еленой, и со Стратом, слишком больно и унизительно это было. Разумеется, матушка не должна была ничего знать — страшная правда разбила бы ей сердце. Кир до смерти боялся, что когда-нибудь об этом узнает Агата и разочаруется в нем. Аорин Тару и так был обо всем осведомлен, а их отношения теперь были едва ли не приятельскими, и все же, эту тему они не поднимали, и Кир скорее бы отсек себе руку, чем показал бы ему свою слабость. Но в это мгновение, в комнате залитой светом чадящих свечей, Кир решил, что если, кто-то и может его понять, то это Андроник Великий, ведь, выходит, что и он прошел через нечто подобное. Они оба испытывали боль от осознания того, что их родители не благородные и безупречные создания, а те, кто совершил зло и пролил кровь. — Ваше величество, могу ли я поделиться с вами одним секретом? — спросил Кир. — Секретом? Да, делись! Мы лучше всех на свете храним тайны! Глаза дракона-императора засияли ярче свечей, и он плюхнулся на ковер, скрестив перед собой ноги, и уложив на колени тряпичную куку, вместо подушки. Киру надоело стоять на коленях и он тоже сел, вновь порадовавшись мягкости и плотности ковров из шерсти и шелка, застилавших пол. Он принялся рассказывать о своем отце: о том, каким достойным и замечательным он ему всегда казался, как он во всем его слушался, видел в нем свой пример, и стремился во всем быть на него похожим. Будучи ребенком, а затем и юношей, он скорее забыл бы свое имя, чем ослушался его и пошел бы против. Внутри его сердца, в самом центре груди, образовалась зияющая, кровоточащая рана, когда он узнал о том, что совершил отец, и какие ступени он для себя создал, чтобы взобраться наверх. После того, как образ отца пошел трещинами и рассыпался в пыль, Кир много и часто возвращался мыслями к своему детству, к тому, как отец обращался с матушкой, со слугами, с ним и теперь ему вовсе не казалось, что тот во всем был прав и все его решения были верны и благородны. Дракон-император слушал его, распахнув глаза и разинув рот, сжимая в когтях, набитую козьей шерстью, игрушку. По крайней мере он отвлекся от своих мрачных мыслей и это уже было хорошо. — Какой у тебя скучный секретик, — заметил дракон-император, когда он закончил. — Мы-то думали, что ты скрываешь от нас десять бастардов, или… или, что ты, кто-то другой, а не тот за кого себя выдаешь. — Вот видите, ваше величество, вы сами не придаете никакого значения тому, что мой отец был подлецом, — Кир грустно улыбнулся. — Верно! Так это потому, то ты-то не он! — Андроник Великий задумчиво почесал затылок. — Ваше величество, вы ведь знали, что мой дед, чье имя я ношу, был одним из заговорщиков, предавших вас, верно? — Мы поняли это в тот день, когда решили созвать Отбор невестушек. — Почему же тогда вы не приказали снять меня с должности гласа? — Ну… мы думали тебя прогнать, но Фрол сказал, что с тобой можно работать, а то ведь пришлют дурачка какого, который будет еще хуже. Так, что вот мы тебя и оставили. Кир опустил взгляд. Он не понимал, зачем предыдущий верховный служитель решил защитить его перед драконом-императором. Андроник Великий резво сделал сальто назад, приземлившись на постель и раскидав во все стороны подушки и тряпичных кукол. — Знаешь, что мы тут подумали? Наверно, нечего грустить, пора лететь дальше. Прошлого не вернешь, а будущее мы сделаем таким, каким захотим! — Это крайне мудрое решение, ваше величество, — улыбнувшись, заметил Кир. — Ну конечно же! Мы же мудры, вот и решения у нас — самые мудренькие! И… мы хотим веселиться, а то, что-то скучно нам стало. — Веселиться, ваше величество? — переспросил Кир, не понимая к чему тот ведет. — Вот именно! Мы хотим устроить Зимний бал и пусть на нем будут угощеньица, фейерверки, иллюзии, а гости пусть нарядятся и пляшут до утра! А… а и пусть в Альторе тоже пусть будет праздник, и даже самые бедные и слабые наши подданные всю ночь танцуют, поют и жгут костры! Кир ненадолго задумался, склонив голову набок. По итогам размышлений, ему идея дракона-императора даже пришлась по вкусу. После всего, что случилось, люди устали и были измучены, немного веселья и кутежа им не повредит и поднимет настроение. — Ваше величество, я буду счастлив исполнить ваш приказ и созвать Зимний бал и народные гуляния!

***

Когда Кир проснулся, солнце стояло уже высоко, роняя бледные лучи сквозь витражные окна в его опочивальню. В последние дни он много спал, но плохо высыпался. Возможно все дело было в хождение во сне, которое он заметил за собой только вчера, но, наверняка, оно проявлялось и раньше. Быть может, это все было из-за усталости, или из-за тревог и забот, к которым он успел привыкнуть. Матушка говорила, что ему следует отдохнуть и провести хотя бы месяц в их поместье в Южных княжествах. Заодно привел бы в порядок дела, но, разумеется, Кир не мог себе позволить покинуть Ониксовый дворец на столь долгий срок. Если бы он был в силах выкроить хотя бы несколько дней, то отправился бы на запад туда, где была сейчас Агата. Впрочем, она его не звала. Может быть ей было неприятно его присутствие и он ей надоел хуже бобовой похлебки? Как бы то ни было, ему следовало посетить целителей и попросить выписать зелье от лунной болезни. Но сперва он должен был разобраться с письмами и начать подготовку к Зимнему балу и гуляниям. Кир сел в постели. Он не помнил, как разделся и лег. Вернувшись от дракона-императора, он зажег свечи и решил, что раз все равно бодрствует в такой час, то займется письмами. Одевшись и приведя себя в порядок, Кир зашел в свой кабинет и замер. Сперва ему показалось, что пока его не было, кто-то рылся в его вещах. Вместо привычного беспорядка, письма и бумаги были аккуратно разложены. На краю стола стоял поднос с успевшим остыть чаем, сыром, орехами, свежим хлебом и медовыми кольцами. Кир облегченно выдохнул. Служители обычно приносили ему утреннюю трапезу в то время, когда он уже бодрствовал, но сегодня он все проспал. Раньше все знали, что ничего трогать в его покоях ни в коем случае нельзя. Однако, недавно завершили ученичество очередные воспитанники и брат Коинт приставил к нему вчерашних детей, едва сменивших желтые рубашки на белые одеяния, которые вечно все путали. Кир просил его отправить к нему, кого-то более опытного, на что брат Коинт ответил: — К весне эти братья будут допущены к дракону-императору. Им надо на ком-то учиться, пока еще есть время. — Я, что же, по вашему учебный материал? — возмутился Кир. — Если вас, что-то не устраивает, то можете сами относить свои одежды в прачечную, сметать пыль, и ходить в общую трапезную. У меня нет других свободных братьев, кто мог бы вас обихаживать! Если вы не заметили, то количество драконов трижды увеличилось. Все более опытные служители, имеющие необходимые навыки, заняты другим. Возразить Киру было нечего и ему пришлось смириться с уготованными ему лишениями. Сев за стол, Кир отпил холодный чай, откусил кусок свежайшего хлеба с хрустящей корочкой, и закашлялся, едва не подавившись, взглянув на письма. Прочистив горло, и утерев, выступившие на глаза слезы, он отставил в сторону чашу с чаем, и принялся перебирать бумаги. Письма не просто лежали в порядке, на каждое из них был написан полный и исчерпывающий ответ. Свой почерк он бы узнал всегда и на благородной гербовой бумаге был именно он — прямой, как изгородь, с круглыми дугами и при этом резкими, острыми линиями. Однако, написано все было так, как Кир никогда не писал. Хотя с грамотностью у него дела обстояли наилучшим образом, в чистописание он никогда не был хорош. Так аккуратно и ровно, без единой кляксы и помарки, он не писал даже в ученичестве, когда над ним стоял наставник, бивший его палкой по спине за малейшую оплошность. Кир читал письмо за письмом, каждый раз поражаясь тому, что ответ был именно таким, каким он и собирался его написать, но более объемным, с учтивостью достойной князей, и даже с остроумием. Прочитанное, разительно отличалось от кратких, емких и лаконичных посланий, которые он всегда отправлял. Это было невозможно. Мог ли он уснуть за столом, и вновь впасть в состояние лунной болезни, при которой люди не просыпаясь встают по ночам и бродят по дому, делая привычные им дела? Кира затошнило и он закрыл ладонями лицо, считая свои вздохи, чтобы успокоиться. Внезапно, его правая рука сама собой, без всякого его желания, потянулась вниз и, распахнув ящик стола, достала тяжелую тетрадь в кожаном перелете и почти бросила ее на стол перед ним. Мгновение Кир смотрел на нее, потом перевел взгляд на свою руку. Подвигал пальцами, сжал ладонь в кулак. Мог ли он сходить с ума? Тетрадь перед ним терпко пахла кожей. Ее ему подарил Страт. Он обожал вести дневники и вел их с тех пор, как научился писать. В его особняке была целая выделенная комната, со шкафами забитыми перевязанными алыми лентами блокнотами. Киру вечно не хватало терпения, да и времени, чтобы писать дневники, поэтому он просто забросил подарок внутрь стола и забыл о нем. Дрогнувшими пальцами, Кир открыл тетрадь и пролистал страницы, сладко пахнувшие недавно просохшими чернилами. Внутри тем же почерком — его, но не его, были тщательно и дотошно описаны вчерашние встречи с Цицелией и Иренеусом, появление Дро и даже беседа с Андроником Великим. Их реплики были приведены с полнейшей точностью и достоверностью. Мало того, на отдельных страницах были нарисованы иллюстрации: Цицелия томно возлежащая на кушетке, Иренеус, сидящий за столом, дракон-император в двух ипостасях: принявший боевую стойку, и устроившийся на ковре с тряпичной куклой в руках. Они были изображены именно так, как их видел Кир, словно неведомый художник пробрался внутрь его головы и был тогда вместе с ним. Кир прикрыл глаза. Он унял страх и панику, и все стало ясно. Недолго думая, он взял перо и, обмакнув его в чернила, написал на чистом листе: — «Вы здесь? Ваш дух внутри меня?»