Сладкие поцелуи и горькие пересдачи

Будильник, заведённый на шесть утра, вырвал меня из сладкой сонной неги. Я на удивление легко проснулась и быстро встала с кровати. Думала, будет тяжелее. В квартире как всегда было довольно темно. Хорошо, что я когда-то выбрала эту студию: солнце по утрам не бьёт в глаза, и я не становлюсь раздражённой с самого начала дня. В ванной я ополоснула лицо холодной водой, чтобы окончательно проснуться, и взглянула на себя. У длинных волос есть существенный минус: за ночь они могут спутаться так, что проще будет их отрезать. Как раз сегодня это и произошло. Из-за того, что я блондинка, этот ком из волос был похож на нимб у меня над головой. Ладно, ещё плюс десять минут к утренним сборам. Я включила кофемашину и принялась распутывать перекати-поле у себя на голове. К тому моменту, когда машина сообщила о том, что кофе готов, мои волосы уже были в полном порядке. Наконец-то я могла просмотреть все сообщения за ночь. А, ну да, из сообщений у нас как всегда только срач в беседе одногруппников. Неинтересно. И, конечно, просьба скинуть конспект по вышмату, адресованная лично мне. Кто вообще такое пишет в два ночи, учитывая то, что первой парой у нас как раз вышмат? Я метнулась к письменному столу, открыла тетрадь с конспектом и стала фотографировать. Как одногруппница перепишет пятнадцать страниц за два часа, было, конечно, не моей заботой, но всё равно очень интересовало. Под чтение новостей кофе постепенно закончился, а у меня даже появилась энергия на сегодняшний день. После утреннего душа пора было собраться. Тонкой подводкой я нарисовала столь полюбившиеся мне стрелки. Тональником я пользовалась только в школе; теперь же не хотела перекрывать свои веснушки. Помадой тёмно-вишнёвого цвета я пользовалась так часто, что она вот-вот должна была закончиться. Шкаф просто пестрил разнообразием чёрной одежды. Сегодня мой выбор пал на футболку с изображением какой-то аниме-девочки, короткие шорты и колготки в сетку. Удивительно, ведь вот так я могла одеться только летом, а в этом году сентябрь уже вторую неделю радовал тёплой погодой. Надо воспользоваться этим и как-нибудь перед парами погулять в парке, ведь утром там нет людей. В другое время идти бесполезно: уже к полудню все скамейки там заняты, мамаши с детьми мешают сосредоточиться, а уличные музыканты перебивают друг друга своей игрой. В прихожей я взяла шоппер; раз он тяжёлый, значит, я точно всё сложила. На ногах оказались любимые ботинки. Можно было выходить. Начинать день с вышмата для других было убийственно, а для меня наоборот приятно. Подсчёты помогали мозгу проснуться и влиться в суету этого дня. Хотя лично я вливалась в суету дня после сорока минут в метро. Студия, конечно, невероятно уютная, да и берут за её аренду не так уж и много, но находится она в самой жопе города. Во всяком случае, это было лучше, чем снимать такую же студию ближе к универу, но в три раза дороже. Я приземлилась на привычное место – центральный ряд, вторая парта. В моей группе все ещё с первого курса разбились на парочки и постоянно сидели вместе. Если бы я тогда была более социальной и не отпугивала людей своим поведением, то и мне бы пары хватило. Но я не жаловалась: помимо меня один сидел очень неприятный тип, который каждый день писал в беседу что-то кринжовое и вёл себя как долбоёб. Лучше было быть одной, чем с ним. Не сказала бы, что одногруппники меня не любят. Они просто со мной редко контактируют. Отношения у нас строго нейтральные, что меня вполне устраивает. Вдруг к нам зашла удивительно весёлая староста. Она светилась так, что могла затмить даже утреннее солнце. – Ребят, – крикнула она, чтобы привлечь внимание, – радуйтесь: последней пары не будет! Фраза «Последнюю пару отменили» всегда звучала как что-то божественное, но сегодня она была вдвойне, если не втройне, особенной. Последней у нас должна была быть философия. Мало того, что это абсолютно бесполезный предмет, – я буду программисткой или ёбаным Платоном? – так ещё и препод у нас такой, что от одного упоминания о нём хочется повеситься. Мистер Эд Харрис, в народе прозванный Тошнотиком. Он мог бы стать автором бестселлеров «Как отбить у студентов желание ходить в универ» и «Как в 50 выглядеть на 130». Мелкий, даже ниже меня, с проплешинами, огромными круглыми очками и, наверное, только с пятью зубами из тридцати двух. Если бы слово «блевота» было человеком, то оно точно стало бы Харрисом. Каждую пару он зачитывал какую-то хуйню, а мы должны были это конспектировать. Без сокращений, так, как диктует он. Обычно его голос был ну очень тихим, но когда нужно было наорать на бедную студентку, он кричал громче солиста Slipknot. После его заданий на дом складывалось ощущение, что я действительно учусь на какую-то преподшу по философии. Угодить ему было невозможно. Нужно было крутиться так, как ты никогда в жизни этого не делал. Этот пидор даже взятки не брал! Странно, что я каждый раз сдавала экзамен по его предмету практически на высший балл. Видимо, жизнь в этом плане меня любит. В общем, спасибо Богу за то, что сегодня последней пары не будет. Я с такими темпами стану верующей. После такой радостной новости оставшиеся три пары прошли стремительно. Я на радостях гордо вышагивала по коридору, собираясь спуститься и наконец выйти, но вдруг врезалась в какую-то шпалу. – Изви... О, Ру, а ты почему на философию не бежишь? Этой шпалой оказался мой младший брат. Человек, который до ужаса был похож на меня. Такие же голубые глаза, светлые, слегка кудрявые волосы и веснушки на переносице. У нас совпадала родинка под нижней губой и даже ориентация: оба бисексуалы. Тем, что он был так похож на меня, он слишком меня бесил. Правда, у нас были и различия. Он вымахал практически под два метра (метр восемьдесят семь, если быть точнее), в то время как я выше ста семидесяти пяти сантиметров уже, к сожалению, стать не могла. Он всегда говорил нараспев; из-за этого его редко кто воспринимал всерьёз, но я точно знала: Итан был серьёзным и вдумчивым большую часть своей жизни. Недаром он выбрал профессию клинического психолога ещё лет в четырнадцать. – А ты всегда рад отправить сестру на растерзание Тошнотику, как я погляжу, – я саркастически улыбнулась и чуть отодвинулась. – Я? Не-е-ет! Я ведь забочусь о тебе! Через две минуты пара начнётся, а ты тут прохлаждаешься, – он как всегда говорил медленно и с поддельной вежливостью. – Может, опоздала бы, и больше я бы живой не увидел любимую сестрёнку. – Ой, иди нахуй! – я пихнула его в плечо. – А ты иди на философию, – он подмигнул мне. – Не сегодня, у нас её отменили, – парировала я. – О-о-о-о, да вы везунчики! Может, и нам завтра такое счастье перепадёт... – Может и так, – я скопировала его интонацию и стала так же растягивать слова. Что-то щёлкнуло у меня в голове, и я поняла: делать в городе мне нечего, до художки ещё часа три, а деваться куда-то надо. – Слушай, что у вас сейчас? – Немецкий. Какая удача! Я любила и немецкий, и преподавательницу по немецкому, а она любила меня. Она точно не будет возражать, если я полтора часика посижу у неё. – А давай я у вас посижу, – я провела пальцем по его пиджаку, как бы спрашивая разрешения. – Мне просто ещё три часа до художки где-то слоняться надо. – Всё ж лучше, чем у Тошнотика сидеть, согласился брат. Я закивала и побежала к аудитории. – Ру, дорогая, ты что здесь делаешь? – ласковый голос преподавательницы заставил улыбку растянуться на моём лице. – Добрый день, мисс Новак! Вы не будете против, если я у Вас на паре тихонько посижу? Мешать не буду. – Конечно, оставайся! – она улыбнулась в ответ. На занятиях у этой прекрасной польки я всегда чувствовала себя как дома. Благодаря ей я и немецкий язык полюбила; теперь сравнивала его не с лаем собаки, а с шелестом крыльев бабочки. Пока я наслаждалась звучанием этого прекрасного языка, мисс Новак решила спросить что-то у моего брата. Я никогда не слышала его немецкую речь. Теперь будет повод подколоть его за неправильное произношение. – Ethan, was war eure Hausaufgaben? – Wir sollten über Umweltprobleme unseres Landes schreiben. Его немецкий звучал идеально. Он говорил плавно, чётко, уверенно, даже без акцента. Как будто играл в дартс и каждый раз попадал точно в цель. – Konntest du lesen, was du hast? – Gerne. Ладно, я действительно недооценила своего брата. Я, наверное, никогда не слышала настолько правильной речи. Он мог бы сойти за коренного немца. Всё-таки гены у нашей семьи прекрасные. У нас не только привлекательная внешность, но ещё и невероятные умственные способности. Не зря папа возлагал на нас с Итаном большие надежды. Вскоре пара закончилась. Я даже была несколько огорчена. Сидела бы здесь и днём, и ночью. – Слушай, – обратилась я к Итану, когда мы вышли из аудитории, – у тебя, оказывается, офигенное произношение. Он усмехнулся. – Спасибо. Я знаю. – Самодовольный индюк, – пробормотала я с небольшой улыбкой. – Весь в тебя! – радостно проговорил он. После пары колких фраз мы попрощались. Итан пошёл домой, а я направилась к автобусной остановке. Самая любимая часть недели – это дни, когда мне нужно ехать в художку. Даже пары с Тошнотиком не могут их затмить. Вообще это заведение сложно назвать художественной школой: нет никаких оценок, семестров или четвертей, домашних заданий. Это скорее... Клуб художников. Четверо человек, включая меня, собираются там два раза в неделю, рисуют часа полтора-два и параллельно болтают. Если кому-то нужно помочь, мы помогаем; прокачиваем свой скилл, набираемся опыта. Что делать с работами – это уже личное дело каждого. Кто-то их дарит «школе», кто-то продаёт. Лично я просто оставляю в блокноте. Подходя к зданию, я сразу почувствовала оттуда запах какао. Занятие обещало быть ещё более уютным, чем обычно. Колокольчик на двери оповестил всех присутствующих о новом посетителе, как только я вошла. Все обернулись на этот звук и радостно поприветствовали меня. С этими девушками мы тоже не общались вне «школы», но с ними я хотя бы могла не стесняться вести себя не так закрыто. Не знаю, что на меня так влияет. И не знаю, что помогло им не видеть во мне злую суку, потому что я и сама знала, что вид у меня убийственный. – Как дела, Ру? Как день прошёл? – спросила Энн. Она являлась владелицей этого прекрасного места. – Всё прекрасно. Отменили сегодня последнюю пару у ненавистного препода, так что я очень счастлива, – ответила я, усаживаясь поудобнее в мягкое кресло. Все девушки с некой белой завистью оглядели меня и закивали. – А вы как? Что нового? – поинтересовалась я. Следующие полчаса прошли за непринуждёнными беседами, в которых я, как и всегда, не принимала активного участия. Чашка с какао медленно опустела. Я даже забыла о голоде, что не могло не радовать. Значит, оставшиеся полтора часа проведу спокойно, а не с мыслями о еде. Из кабинета Энн слышался её раздражённый голос. – У-у-у-у, видимо, у сестры что-то с работой. – У неё есть сестра? – удивилась я. Какого чёрта это всё проходит мимо меня? Вроде уже два года сюда хожу, а каждый день узнаю о ком-то очевидные вещи. – Конечно! Младшая. Она толковая, помогает в семью деньги приносить, но начальник у неё, конечно, тот ещё козёл, – пояснила Тина. Дверь кабинета открылась. Оттуда вышла незнакомая девушка. – Передай ему, что он должен уже браться за ум, – обессиленно протянула Энн. – Сорок лет, блять, человеку, а он... Боже. – Да тут бесполезно говорить, – ей вторил такой же печальный голос. – Хорошо, что я увольняюсь. Девушка повернулась в нашу сторону и осеклась. – Так, ладно, не будем сор из избы выносить. – Может, у нас посидишь, раз уж у тебя день освободился? – Давай. К нам вошла девушка с весьма необычной внешностью. Она не отличалась особой стройностью, но это точно было ей к лицу. На слегка смуглой коже виднелись мелкие светлые пятна, похожие на витилиго. Тёмная помада, проколотая бровь и нос, яркие дреды... Она выглядела практически как хиппи или кто-то в этом роде. Брови её были покрашены в зелёный; видимо, в тон высокому пучку, что красовался у неё на макушке. Остальная же часть дред была тёмно-синей. Она носила большие круглые очки и такие же огромные, но тонкие и, казалось, совсем невесомые серёжки. Из одежды – простая белая футболка с незамысловатым рисунком и тёмно-синие джинсы. На ногах были потёртые кроссовки. Нельзя было сразу отметить общие черты во внешности сестёр, но они определённо были. Одинаковый цвет кожи, широкий нос, телосложение. Просто Энн выглядела на фоне сестры даже как-то скучно. – Девочки, вы не будете против, если сестра с нами посидит? – окликнула нас Энн. Все в один голос согласились. – Супер. Тогда знакомьтесь – это Корин! Я уж думала, что с ней как всегда знакомы все, кроме меня. Радует, что я хоть что-то не пропустила. Корин уселась на свободное место и энергично помахала всем присутствующим рукой в знак приветствия. – Хорошо, что блокнот с собой взяла, – сказала она и начала копаться в рюкзаке. – Я ведь тоже рисую. Наконец составлю вам компанию. Её голос... Чёрт, я и не думала, что бывают такие голоса! Он звучал так чисто и мелодично, что я на мгновение оказалась в какой-то другой вселенной. Он обволакивал так приятно, как свежий порыв ветра в душной комнате, как освежающий глоток воды в жаркий день, как нежная шёлковая одежда. Слушала бы её вечно. – Ты рисуешь? Покажи! – послышался чей-то восторженный голос. Я уже хотела подняться, чтобы взглянуть на её работы, но не тут-то было. – Было бы здорово, но это совсем новый блокнот. В нём пока ничего нет. – Это пока! Сейчас появится. Девушки всё пытались вовлечь новенькую в беседу. Она охотно им отвечала, но дальше пары фраз дело не заходило, так что и она медленно отделилась от основной группы. Даже странно, что в беседе теперь не участвовала не только я одна. Зато за это время я практически дорисовала то, что хотела. В этот раз на белой странице красовался городской пейзаж: оживлённая улица с бесконечным потоком машин, куда-то спешащие люди и солнце, скрывающееся за горизонтом. – А я вот недавно купила книгу Зигмунда Фрейда, – сказала Тина. – «Введение в психоанализ». Я чуть слюной не подавилась. Фрейд – явно не тот человек, на примере которого нужно изучать психологию. По его мнению, если ты в детстве долго сидел на горшке, то будешь гомосексуалом. – И как тебе? – Я в восторге! Нашла с ним очень много точек соприкосновения. Ну, понятно всё. Не зря я с Тиной контактировала меньше всех. Моё подсознание всё-таки берегло меня от ебанутых. Остальные заворожённо кивали. Надеюсь, просто не хотели её обидеть. – Я восхищаюсь им. Лучший в своём деле! – заключила девушка. «Какую же хуйню она несёт, аж противно», – подумала я. – Он же конченый, – подала голос я. – Озабоченный и эгоцентричный кокаиновый наркоман. – Согласна, – внезапно подала голос Корин. – А ещё псих и сексист. Её голос звучал твёрдо и уверенно, но вместе с тем спокойно. Я удивлённо обернулась и посмотрела ей в глаза. Она слегка дёрнулась, но тут же непринуждённо улыбнулась. Я улыбнулась ей в ответ и закивала, как бы показывая своё уважение. – Ты что? Он ведь один из отцов-основателей психологии! – возмутилась Тина. Я хотела возразить, но меня опередила Корин: – Это не значит, что его мнение самое правильное. Да, люди долгое время так считали, но сейчас его теории опровергаются. Общество ведь не стоит на месте, а вместе с ним и психология меняет свою привычную форму. Хорошо, что она меня опередила. Я бы как всегда на эмоциях сказала то, что послужило бы началом конфликта. В столь замечательном месте я бы всё-таки этого не хотела. Остальные, как и я, посмотрели на Корин как-то по-новому. – Не знаю, не знаю. Мне кажется, традиции никогда не должны забываться. Все тактично промолчали. Даже я. Тему психологии и Зигмунда Фрейда при Тине решили больше не поднимать. Оставшийся час прошёл в спокойных беседах обо всём и ни о чём. Когда пришло время расходиться, я уже была настроена на традиционную прогулку в одиночестве. Едва вставив один наушник в ухо, я почувствовала чью-то руку на своём плече. Это была Корин. – Тебе в какую сторону? – Прямо, потом налево. – Тогда... Ты будешь не против, если я пройдусь с тобой? – она немного замялась. – Во-о-он до того поворота. – Пойдём, – спокойно ответила я и спрятала наушники в карман. Краем глаза я заметила её изучающий взгляд. Она рассматривала меня, моё лицо и одежду. Было некомфортно, но, чтобы не портить впечатление о себе, я решила не говорить об этом. – Ты давно занимаешься здесь? – спросила девушка. – Два года уже. – Здо́рово. И как тебе? – Мне здесь очень комфортно. Она с какой-то светлой грустью оглядела меня. – Я бы тоже с удовольствием ходила, – с досадой протянула девушка, – если бы не мой рабочий график. – А что с ним? – Нет выходных. Вообще. Работаю я двенадцать часов в день. Я в смятении выгнула бровь. – Тогда почему ты всё ещё не уволилась? – Сначала он был другим: я работала пять дней и отдыхала два. Где-то полгода назад он превратился... Вот в это, – тоскливо пробормотала Корин. – И ещё в последнее время я стала выполнять то, что в мои обязанности не входит. Стало очень тяжело. Поняла, что нужно искать другую работу, и нашла недавно. Совсем скоро уволюсь, – гордо заключила она. – Вот и отлично. – И тогда, надеюсь, буду у вас частой гостьей. Я задумалась. Она выглядела дружелюбно. Не была слишком активной, как большинство моих знакомых, казалась довольно спокойным человеком. И мы обе считали Фрейда конченым. Да, это было важнее всего. Наверное, я бы хотела как минимум пересекаться с ней на рисовании. – Я тоже надеюсь, – наконец сказала я. Моя спутница посмотрела на меня и широко улыбнулась. Мне даже стало приятно от мысли, что я смогла вызвать улыбку на её лице. – Ну всё, наши пути расходятся, – она пожала плечами. – Мне направо. – Ты придёшь в следующий раз? Корин задумалась. – Если за все эти дни смогу уволиться, то да. – Тогда, надеюсь, до понедельника. – Угу. До понедельника! Мы помахали друг другу и разошлись. И вот я по привычке шла одна по оживлённой улице огромного города. За два года жизни здесь эта картина стала для меня привычной. Всё ж лучше, чем жить в какой-то деревушке, где совсем ничего не происходит. Мне нужно было движение, и я его получила, когда поступила и переехала. Тяжёлый метал в наушниках пытался перебить шум машин и голоса людей. Пока что он справлялся с этим успешно. На душе от этого было спокойно и хорошо. Я полностью погрузилась в музыку и вздрогнула от того, что кто-то резко схватил меня за руку. Еле сдержалась, чтобы не выругаться, но вместо этого спокойно вынула наушники и обернулась. – Девушка, Вы заняты сейчас?