***
Нет ничего роднее дома, в котором ты родился. Запах отца и матери, смех брата, шум моря и песни здешних птиц остаются в памяти, даже если твоя жизнь в момент меняется против твоей воли. Ибрагиму, что был увезен еще маленьким мальчиком в Стамбул, повезло больше, чем остальным таким же рабам. Он стал другом, братом и приближенным человеком самому Шехзаде Сулейману. Благодаря ему Паргалы сейчас мог сидеть возле своего брата Нико и просто любоваться такими привычными им двоим местами. Уже несколько дней они без устали разговаривали о всяком под счастливые взгляды матери Софии и отца Манолиса, что лишний раз хотели взглянуть на своего сына Тео, что казался им таким нереальным. Нико отличался от своего брата. Жизнь в обычной деревеньке воспитала его простым, не знающим преград, молодым человеком. Даже то, как близнецы смотрели на бушующее море, имело отличие. Брат Ибрагима не мог не разглядеть тоску в таких же карих глазах, как у него самого. — Нико, хватит разглядывать меня, скоро дырку прожжешь. — не поворачивая головы, сказал Паргалы. — Расскажи лучше, как твоя личная жизнь? Не надумал жениться? — Брат, что ты такое говоришь? Я слишком красив, чтобы принадлежать одной женщине. — воскликнул Нико, не пряча иронии в голосе. — А ты, брат? — А что я? — А ты любил? — усмехнувшись, бросил прямой вопрос грек, на который Ибрагим не сдержал грустной улыбки. — Я люблю. — надкусывая ароматное яблоко, что заботливо принесла им матушка, ответил Паргалы, пока перед его глазами всплывал образ Хюррем. — Но это безнадежно. — Как это «безнадежно»? А? — удивился Нико. — Ты силен, не нищий и на лицо ничего, уж точно так же хорош, как и я. Невозмутимость в глазах близнеца рассмешила мужчину, что даже завидовал его простоте. — Какая женщина не захочет тебя? — Этого для настоящей любви мало, Нико… — уже довольно серьезно отвечал друг Шехзаде. — Моя любовь не просто вдалеке, а недоступна. — Объясни, как это так? Влюбился в дочь коварного правителя? — не думая, что попал в самое яблочко, выпалил Нико, вызывав у Ибрагима легкую улыбку. — Так и есть. — Ааа… — довольный откровением брата, близнец перевёл взгляд, когда его посетила новая мысль. — Признавайся, тебя любовь сослала сюда, да? — Я решил все обдумать, как стоит поступать дальше, какой путь выбрать, а где думается лучше всего? Рядом с семьей. — Расскажи мне о ней. Наверное, одна из зазнавшихся Госпожей, что кроме своих нарядов и украшений ничего не видят. — хохотнул Нико. — Нет, она другая… В нашу первую встречу она врезалась в меня, а я забыл как дышать. Волосы ее отливают золотом, а глаза… Глаза цвета моря, в котором я и утонул. Представляешь, она соревнуется на саблях с самим Шехзаде Сулейманом. Изящная, хрупкая, но в то же время может дать отпор… — Ты женишься на ней, брат? Но ответа на этот вопрос ему уже не суждено было услышать, ведь родители пригласили их в дом, давая шанс Ибрагиму избавиться от неудобных вопросов брата.***
— Госпожаааа… — поклонился Сюмбюль перед Гюльфем, заходя в ее покои. — Вам передали письмо из Манисы, ай Аллах! — Чему ты радуешься? — подозрительно прищурилась девушка, забирая свиток из рук пронырливого слуги. — Читал что ли? — Да вы что, Госпожа? Разве я могу? — схватился за сердце евнух. — Просто вдруг это наш Шехзаде? Вот я и… — Выйди, ага! — взбесилась всегда уравновешенная Султанша, стоило лишь ей услышать про бывшего возлюбленного. Главный евнух не стал испытывать судьбу и скрылся с глаз долой, лишь бы не попасть под горячую руку. Гюльфем же знала, что письмо прислано не ей, а Хюррем Султан, а потому, не посмев его раскрыть, отправилась к младшей дочери Султана, натянув на себя счастливую улыбку. Она застала подругу на кухне, где заботливый Шекер ага наполнял блюдо Султанши свежими пышками, приговаривая о том, что у той кожа, да кости. — Не ругайся, Шекер, на твоих сладостях я быстро поправлюсь, честно-честно. — захохотала рыжеволосая. — А у меня есть то, что заставит тебя наесться любовью… — интригующе шепнула Гюльфем ей со спины, от чего поднос чуть не выскользнул из трясущихся рук. — Тише, Хюррем Султан, тише. Понадобилась секунда, чтобы девушки вышли с кухни и оказались в темном углу дворца, где бывшая мать шехзаде вручила пергамент в белоснежные руки Госпожи. — Неужели он прислал ответ, Гюльфем?! — не верила своему счастью девушка. — Мне нужно срочно прочитать! Не став дожидаться, когда они доберутся до покоев, Хюррем развернула свиток под отдаляющиеся звуки шагов подруги, однако… — Гюльфеееем… — немного разочарованно, но с улыбкой промурлыкала дочь Султана. — Так это не мне, а тебе… — Что? — не могла поверить старшая Султанша, пока сердце набирало обороты, от чего щеки зардели, а на ладонях появились капельки пота. — Не может быть, кто будет писать мне из Манисы? — Мой брат, Гюльфем! — закатила глаза рыжеволосая, еле сдерживая смех. — Если не заберёшь сейчас же, я начну читать вслух! Словно во сне Гюльфем приблизилась к Хюррем и ледяными пальцами медленно подняла заветное письмо. Она не помнила, как добрела до покоев, где ее оставила Султанша и вообще какое время суток сейчас. Хотелось лишь скорее увидеть знакомый до боли почерк и узнать, что вложено в эти строки.***
— Я не понимаю, Госпожа, что происходит с Шехзаде. — озадаченно вздохнула черкешенка, с надеждой глядя на сестру любимого. — Последние дни Сулейман сам не свой, не зовёт меня к себе, заходит лишь к Мустафе, предпочитает прогулки в одиночестве. — Тебе стоит кое-что знать, Махидевран. — не собираясь жалеть наложницу брата, Хатидже монотонно продолжила. — Валиде сказала, что он отправил письмо Гюльфем. — Что?! Это еще зачем? — чуть не подорвавшись с места, взвизгнула брюнетка. — Я думала, что все кончено между ними. — Так-то это так, но кто знает? Если еще и Ибрагим все же жениться на сестре, то Гюльфем точно будет всегда рядом с Сулейманом. — Мы не должны допустить этого, Госпожа моя, надо что-то придумать! — Не забивай свою голову, надо дождаться возвращения Ибрагима, я сама решу эту проблему. — Может я смогу как-то помочь? Вы только скажите, я сразу же… — замолчала Махидевран, увидев перед собой ладонь Султанши. — Я знаю, дорогая, знаю. У тебя будет своя роль, не стоит переживать. В нашей жизни не останется ни Хюррем, ни Гюльфем. — ядовитая улыбка расползлась по фарфоровому лику девушки, заражая такой же и подругу.***
— Повелитель, но как же? Разве такое возможно? — недоумевал Пири-Мехмед, стоя напротив Султана Селима и хлопал глазами. — Это нарушает все традиции Империи. — Я больше не могу, Мехмед, не могу! Я чувствую, что рано опустил руки, она где-то рядом, поиски должны продолжаться. — Государь, прошло семнадцать лет, это немыслимо, у вас нет даже зацепок. Да и как вы оставите Османскую империю? Устало вздохнув, Селим подошел к окну, где увидел небо, что было окрашено в нежно-персиковые оттенки, от чего невольно всплыл образ его рыжеволосой дочери и ее улыбка. — Я верну себе свою любимую, а своей дочери — мать, Паша. Сулейман справится, он опытен и уже взрослый мужчина, у него даже имеется наследник, а я… — Падишах подошел к старому другу и положил ему ладонь на плечо. — А я устал жить для кого угодно, кроме себя. — А что с походом? — Это уже решит новый Правитель, Мехмед. Собери всю мою семью, я должен сообщить им лично. Начни высылать письма примерно через неделю, когда я все тщательно обдумаю. Не желая более вести этот тяжелый диалог, Селим удалился к себе под осуждающий взгляд своего Великого Визиря.***
«Дорогая Гюльфем, здравствуй. Знаю, я не тот человек, от которого ты хотела бы получать письма, но мне так горько от того, что между нами так все произошло. Надеюсь, ты и моя семья в добром здравии. Скоро поход и я надеюсь, что успею увидеть тебя и побеседовать, как это было раньше. Прости, что не был рядом, когда ты во мне нуждалась. Если бы я мог все исправить. Дай мне узнать по взгляду, что хотя бы небольшой шанс есть у меня и я изменю всю нашу жизнь, Гюльфем… Скоро мы увидимся, скоро я вернусь домой.
С тоской на сердце, Сулейман.»
Закончив читать письмо от брата, Хюррем сначала расчувствовалась, затем разозлилась и только потом нашла в себе силы говорить. — И что? Ты простишь его? — обращаясь к подруге, подняла бровь рыжеволосая. Гюльфем, что сидела на тахте и безжизненно глядела куда-то вдаль, не знала, что ответить. Ужасное чувство, когда в голове ты понимаешь, что нельзя принимать вновь и вновь этого человека, а сердце… Сердце вопит, а его крики слышны лишь тебе одной. Руки сжимаются от боли в горле, которая образовывается из-за застывшего в нем крика отчаяния. Каждый раз человек приносит тебе невыносимую боль, а ты клянешься себе, что это последний раз, повторяешь словно мантру, что это происки судьбы и пора выбрать иной путь, но… Путь прокладывает сердце, а не здравый смысл. — Гюльфем, — беря подругу за руку, Хюррем располагается напротив и печально улыбается. — Он мой брат, моя душа и опора, но мы обе знаем, что такое не прощается. — Вам тоже отныне знакома любовь, Госпожа. — положив свою ладонь поверх руки собеседницы, наложница Шехзаде продолжила. — Вы знаете грань, через которую не должен переступать Ибрагим? Наступило тяжелое затишье, в котором каждая думала о своем, изредка вздыхая. Прикидывая разные ситуации, рыжая Султанша признавалась самой себе снова и снова — она простит многое, а грань ей неизвестна. — Ты должна знать, что я в любом случае поддержу тебя, каким бы не было твое решение, дорогая. — чувствуя вину за свою резкость, дочь Султана обняла Гюльфем и почувствовала, как горячие слезы упали на ее одеяния. — И ты поддержи меня в одном деле… — В каком, Госпожа? — удивилась женщина. — Я узнала, что Ибрагим сейчас в Парге… — Хюррем Султан, даже не думайте! — поднялась старшая Султанша с тахты и закачала головой. — Нет, нет, не надо на меня так смотреть! — Ты же знаешь, как это важно для меня, милая моя! Тебе всего лишь надо подтвердить, что я отправляюсь к Шах Султан. — хлопая глазками, заговорщически прошептала Хюррем. — Без дозволения Повелителя? Как это возможно? — Отец не станет злиться, скажешь, что отговаривала меня, а я умчалась и все! — А знаете, что будет после? После отправят гонца к вашей сестре, которая ни сном, ни духом! — возмущалась Гюльфем, понимая где-то внутри, что скоро не выдержит и согласиться на очередную интригу неугомонной девушки. — Шах узнает об этом еще до того, как я пересеку границу, Гюльфем. Пожалуйста, для меня это важно. — Скоро он и так приедет в Стамбул, к чему такой риск? — Ты же знаешь, что мы не сможем видеться часто. — обиженно надула губы Хюррем. — Ладно, допустим, но как ты узнаешь, где он живет в Парге? — Я уже все узнала! Мешочек золота и все такие болтливые сразу. — Кто бы сомневался… — усталый вздох и сил сопротивляться не осталось. — Ладно, подыграю, но вы пообещаете мне не делать глупостей! — Спасибо тебе, Гюльфем! — обнимая подругу, Хюррем практически танцевала от радости. — Спасибо! — Парга так далеко… — Ты уже согласилась и пути назад нет! — Знаю, Госпожа, знаю…***
Ибрагим, отужинав с родителями и братом, решил прогуляться по берегу моря. Было настолько тепло, что ага не удержался и, расстелив свой кафтан на песке, улегся поверх него и с улыбкой взглянул на звезды, что сегодня сияли для него ярче, чем обычно. С появления рыжеволосой катастрофы в его мыслях, сердце и жизни все стало ярче, окружающий мир приобрел цвета, которых раньше грек не замечал, а может просто не хотел. Любовь всегда производила магическое впечатление на людей, он знал об этом из книг и из разных жизненных историй, но испытывать это самому было так необычно. — Я бы собрал все эти звезды с неба и обменял на одну лишь минуту рядом с тобой, Хюррем Султан… — прошептал себе под нос Ибрагим, а после улыбнулся, сжимая в кулаке ее браслет. — Молодой человек, вы не простудитесь? Ночи теплые, но такие обманчивые. — раздался женский голос поблизости. Ибрагим поднялся и неуверенно пожал плечами, прежде чем взглянуть на неизвестную ему Хатун, которая годилась бы ему, если не в матери, то в старшие сестры точно. Ее лицо было скрыто под чёрным платком, от чего становилось жутковато. — Вижу в твоих глазах огонек любви. — подходя ближе, женщина улыбнулась ему, а затем взяла за руку, вложив небольшой камень красного цвета. — Не дай этой любви почернеть, не дай разрушить ее кому-либо. Ибрагим не успел опомниться, а незнакомка уже покинула его, не назвав даже своего имени.***
— Что значит она уехала к Шах-и-Хубан без моего на то позволения, Гюльфем? — злился Селим, от чего капилляры в его глазах полопались, а дыхание было через чур тяжелым. — Ты должна была предупредить меня до отъезда этой маленькой проказницы! — Госпожа сказала мне, что вы в курсе, поэтому я и не осмелилась беспокоить вас, да и кто я такая, чтобы не верить самой дочери великого Султана. — разглядывая пол уже около десяти минут, щебетала наложница Шехзаде. — Ты член нашей семьи, которому я доверяю больше, чем собственным детям, ты же знаешь это! — устало перевел дыхание Падишах. — Ладно, что сделано, то сделано, но гонца к моей старшей дочери мы все-таки отправим… Гюльфем поклонилась и хотела было уйти из главных покоев Топкапы, но Селим решил сегодня совсем довести девушку до сумасшествия… — Стой, есть вопрос. — ухмыльнулся Султан, смотря за реакцией невестки. — Что у Хюррем с Ибрагимом? Впервые бывшая мать Шехзаде позволила себе так резко поднять взгляд на Повелителя, который тут же заметил, как зрачки ее поспешно расширились, а дыхание участилось. — Повелитель, я понятия не… — Не ври мне, дочка. — одним словом Селим выбивает почву из-под ног бедной покровительницы Султанши, от чего она тяжело сглатывает скопившую слюну и не находит сил врать. — Они влюблены. — По-настоящему? — Более чем, Повелитель…***
Утро в доме рыбака Манолиса началось так же, как и в обычные дни. Наслаждаясь компанией сыновей, которые с аппетитом уплетали стряпню матери, уже немолодой мужчина улыбался и наслаждался каждой минутой, что была дарована ему всевышним. — Даже не верится, что скоро мне придется покинуть вас. — не скрывая накатившей грусти, сказал Ибрагим. — Мы должны быть благодарны судьбе, что у тебя есть возможность навещать нас, сынок… — улыбнулась натянуто София. — Глядишь, мы тоже сможем приехать к тебе, на свадьбу например… — Кстати от этом, — ухмыльнулся Нико. — А Тео наш влюбился. — Нико! — дернув головой в сторону брата, шикнул друг Шехзаде. — Ну зачем? Диалог прервался, ибо за окном неожиданно раздался топот копыт. — Мы кого-то ждём? — перевел взгляд на жену Манолис. — Да нет, никого… — Я посмотрю, сиди, отец. — Ибрагим поднялся с табурета, даже не подозревая, какое удивление ожидает его по ту сторону дома. Накинув на себя кафтан, мужчина почти подошел и открыл дверь, но нежданный гость все же успел постучать два раза прежде, чем предстать перед хозяевами дома. — Да, иду я, иду! — распахнув последнюю преграду, что разделяла влюбленных, Ибрагим опешил. Напротив стояла сама Хюррем Султан, о которой он грезил лёжа под звездами еще пару дней назад, а теперь она прямо перед ним. На ней зеленое приталенное платье ниже колен, а сзади удлиненный шлейф, остальная часть скрыта за длинными кожаными сапогами, а на плечи наброшена черная накидка, капюшон которой заменяет необходимый для мусульманки платок. Вся эта простота ей слишком к лицу, она не скрывает ее в толпе, напротив выделяет среди привычных женщин из рода Османов. — Здравствуй, Ибрагим. — улыбается девушка, а затем едва заметно прикусывает обветрившиеся в быстрой поездке верхом губы. В тот же момент грек теряется и захлопывает дверь, прижимаясь к ней головой под удивленные взгляды его семьи. — Ты чего, брат? Будто свою возлюбленную султаншу увидел. — по-доброму подкалывает Нико, но по взгляду брата понимает, что он угадал. — Да ну? А чего закрыл-то? До Паргалы доходит и он снова распахивает дверь, чтобы понять — она не сон, не морок, не выдумка. Султанша лишь смеется в ответ на его реакцию, в то же время давая страже знак, чтобы они покинули их. — Хюррем Султан? Что вы здесь… — Ты не рад мне? — Я шокирован, Госпожа. Разве могу я быть не рад вам. — Закрывая за своей спиной вход в дом, мужчина подходит ближе к девушке, от чего у той в животе начинают порхать бабочки. — Я так скучала, Ибрагим… — Где ваша лошадь? — перебивает он ее откровение. — За углом вашего дома, а что? И он больше не говорит, молчит, пока они оказываются верхом на коне, а после несутся сквозь лесную чащу к месту, где их никто не увидит и не услышит. Ибрагим, не прикладывая усилий, снимает Султаншу с лошади и опускает на землю, позволив себе сделать это нарочито медленно. — Так вот, Госпожа, я тоже скучал, мне не описать насколько сильна была эта мука. Его ладонь окутывает ее руку, будто так было всегда и будет впредь. Весь мир для этих двоих больше ничего не стоит, когда ее голубые глаза с примесью детской наивности смотрят в его карие, где нет ничего, кроме всепоглощающей любви к Султанше. — Как вы оказались здесь, Госпожа? — Я сбежала из дворца. — делая вид, что она рассматривает что-то очень интересное на соседнем дереве, Хюррем невозмутимо отвечает греку. — А что такого? — Это опасно! Те два стражника — вся охрана, что была при вас? — Разве кто-то способен перегородить мне путь, что ведет к тебе, Ибрагим? — мурлыкает рыжеволосая, заставив невольно улыбнутся мужчину, что еще час назад и не мечтал увидеть девушку рядом с собой. — Султан Селим вас накажет, а меня и вовсе казнит, надеюсь, вы в курсе? — Гюльфем с этим разберётся, не переживай. — Все равно, Госпожа, это было бездум… Ему не дают договорить алые губы Госпожи, что властно ложатся поверх его. Хюррем боится и нервничает ровно до того момента, когда Ибрагим наконец отвечает на поцелуй, перехватывает инициативу. Руки Паргалы острожно опускаются на тонкую талию и он чувствует, как ее тело дрожит. Вторая рука тонет в огненных волосах, притягивая любимую все ближе и углубляя поцелуй, от которого Хюррем испытывает незнакомые ранее ощущения, внизу живота словно завязывают узелок, от чего хочется срочно выдохнуть. Непроизвольный тихий стон все-таки слетает с уст Госпожи, давая понять Ибрагиму, что стоит остановиться, пока это не зашло слишком далеко и он разрывает такой желанный поцелуй, не отводя взгляда. — Маленькая моя… — шепчет Паргалы и целует лоб девушки, что тут же зарывается лицом в его грудь, смыкая руки за его спиной. Для них этот миг — вечен.