Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки

Каллайн и Дейна, проходя по просторам каменного замка Маударо, добрались до невысокой арки, отделяющей остальную залу от комнаты, из которой виднелось слабое, подрагивающее мерцание огня. Дейна поймала себя на мысли, что не видела в этом замке ни одной двери. Оставив женщину ждать у входа в арку, Каллайн скрылся в комнате. Со спины послышались крики, и Дейна обернулась и посмотрела в огромную залу. Недалеко от нее в драке сцепились пираты. Они яростно орали друг на друга, кубарем перекатываясь по каменному полу. Один из них прижал другого к полу и пару раз съездил кулаком по лицу соперника, разбив ему губу в кровь. Поверженный не сдавался — он протянул руки к глазам противника и с силой надавил пальцами на глазницы. Противник истошно заорал и откинулся на спину. Третий пират подбежал к ним и стал разнимать соперников, но они были слишком поглощены дракой, и тогда третий отошел в сторону. «Он мой!» — орал тот, которому едва не выдавили глаза. Второй уселся на него и стал наносить жестокие удары прямо по лицу, и глухие пугающие звуки ударов эхом доносились до опешившей от увиденного Дейны. Пират, которого бил товарищ, пытался схватить противника за руки, но безуспешно. Наконец он нащупал на полу продолговатый позолоченный предмет, схватил его и что есть сил ударил им нападающего — тот упал на левый бок и схватился руками за голову. Все еще крепко держа металлический предмет, пират перебросил его в другую руку и начал бить нападающего по голове. Тот быстро замолчал, но пират и не думал прекращать взмахов — он наносил удар за ударом, не остановившись даже тогда, когда голова противника превратилась в безобразную смесь кожи, костей, мозгов, крови и волос. Расправившись с ним, пират, задыхаясь то ли от иссякших сил, то ли от ярости, поднялся на ноги. Рукавом рубашки он стал очищать металлический предмет от останков своего соперника, и Дейна поняла, что предметом в его руке был золотой подсвечник. Очистив добычу, пират наклонился над тем, что еще недавно было головой, и, тряся подсвечником, грозно прошипел: «Я же сказал, он мой». Очевидно, золотой подсвечник, ставший причиной конфликта, был добычей очередной ходки пиратов за пределы Маударо. Дейна снова убедилась в том, что пират будет защищать свою добычу, чего бы ему это ни стоило. Ее окликнул Каллайн, показавшись в арке: — Идем, она будет говорить с тобой. Дейна послушалась и, нагнувшись, вошла в арку. Она обнаружила себя в небольшой комнатке, слабо освещаемой единственной кованной чашей из черного железа, в которой горели поленья. Возле чаши стояло большое кресло, вырубленное из деревянного массива. Высокое изголовье кресла украшали роскошные кустистые оленьи рога. В кресле сидела симпатичная девушка. Ее темные, не слишком длинные волосы были забраны в хвостик и перевязаны тесьмой с красным камнем на ней — должно быть, рубином. Светло-синяя расшитая узорами туника, застегнутая на все пуговицы, кроме верхней, подчеркивала округлую грудь. Стройные длинные ноги были облачены в черные брюки. На указательном пальце правой руки красовалось кольцо с некрупным изумрудом, в котором отражался тусклый огонь чаши. Запястье левой руки украшала черная узкая спираль лакированного браслета. Пухлые красивые губы были тронуты ярко-красной помадой. Выразительные синие глаза — подчеркнуты тонкой линией угольной подводки, делающей очи необычайно большими, а взгляд глаз острым, пронзительным. — Ну? — вдруг бросила девушка Дейне. — Как я тебе? — Красивая, — только и смогла сказать смущенная Дейна. — Вижу, что ты тоже была красива. Лет двадцать назад. Надо заметить, что и сейчас недурна, несмотря на возраст. Красишься? — Простите? — Губы помадой красишь? Румянами пользуешься? — Редко, — окончательно впав в ступор, ответила Дейна, безуспешно стараясь вспомнить, когда в последний раз ее вообще посещали мысли о косметике. — На, попробуй мою помаду. Совсем новая, кажется. Дейна сама не сообразила, как ей удалось поймать крошечный тюбик, который девушка бросила ей. Разглядывая маленький предмет в руках, Дейна осторожно открутила крышку тюбика и посмотрела на кисточку, на кончике которой красовалась красная капля. — Ну же? — нетерпеливо сказала девушка. Дейна поднесла кисточку к губам и провела ею от левого края к правому — сначала по нижней губе, затем по верхней. — Сделай губами вот так, — сказала девушка, сжимая и разжимая губы, — как будто собираешься целоваться. Дейна сдержала смешок, но послушалась. Девушка приподнялась в кресле и внимательно посмотрела на гостью. — Ну ничего так, нормально. Хотя ярко-алый тебе не очень. Темно-красный, кровавый, был бы лучше, а этот к твоим волосам вообще не подходит. Симпатичная женщина, хоть и немолодая. Но все равно не в моем вкусе. Ты Дейна? — Я Дейна, — ответила женщина, с непривычки ощущая, что ее губы стали липкими из-за подсохшей помады. — А я Каралла, владычица пиратского города. — Я так и поняла. — Дейна придала своему голосу вежливости и учтивости. — Каллайн передал мне, что ты хочешь примкнуть к рядам пиратов. Это действительно то, чего тебе хотелось бы? — Абсолютно, — без раздумий подтвердила Дейна. — Но ты бежала из королевского плена. — Каралла закинула ногу на ногу. — Бежала. И прибыла в Маударо. — Потому что сюда корона не дотянется, надо думать… — Можно и так сказать. — Но на Амплериксе есть и другие места, куда корона предпочитает не совать носа. Та же Земля Вдов, почему нет? — Земля Вдов далеко, на отшибе Восточного Амплерикса. А совладать с плавийцами я смогла, уже будучи в западной части планеты. — Но, если бы ты бежала в Землю Вдов, ты что, захотела бы стать вдовой? — задорно улыбаясь, спросила владычица пиратского города, теребя пальцами свой браслет на запястье. — Нет, не захотела бы. Кому охота беременеть пустотой до конца времен. — Просто странная получается история. Ты бежала от королевского правосудия, волею судьбы очутилась в Маударо. И заявляешь теперь, что на старости лет вдруг возмечтала стать пиратом. Как-то не складывается. Не находишь? — Но я же не говорю тебе, — перешла Дейна на «ты» с Караллой, чьи непосредственность и воинственный задор прельщали ее, — что прожила полжизни в мечтах о пиратстве. — А как тогда? — прищурилась девушка. — Ты возглавляешь одну из самых жутких земель планеты. Но ты молода. Поверь мне, как той, которая через многое прошла за свои годы: порой жизнь переворачивается с ног на голову совершенно незаметно. И совершенно внезапно. Вчера ты — знатная дама, уважаемый человек, тебе служат, тебя слушают. А завтра ты летишь на королевской каравелле на суд и понимаешь, что та жизнь осталась в прошлом, и терять уже нечего. Ты спросила про Землю Вдов. Да, в побеге от короны я могла бы наведаться и туда. Но, когда жизнь начата с чистого листа, зачем обрекать себя на вечно беременное пузо и на прозябание среди полутрупов, если можно начать жить на полную катушку? Не чувствовать ни стыда, ни моральных преград, не ощущать над собой давление закона… Брать то, на что падет твой глаз. Краситься помадой, на худой конец. — И Дейна улыбнулась, проведя кончиком языка по верхней ярко-алой губе. — Ну, допустим, — подумав немного, сказала Каралла. — Но мне-то какой от этого прок? — Я одна совладала с двумя плавийцами и одним из твоих пиратов, весьма туповатым, должна заметить. А теперь представь, чего я могла бы достичь, рассекая воздух на пиратской каравелле? Я сильна, опытна и умна. Предположу, что с каждой ходки пиратов ты, как самая главная в Маударо, получаешь часть. С любой добычи. Я права? — В целом, да, — усмехнулась Каралла и, положив изящные руки на подлокотники кресла, откинулась на массивную, обитую тканью спинку. — Позволь мне стать одной из вас. Уверяю, тебе не придется жалеть. — Страница! Страница! — донеслось до Дейны со стороны арки. К ним в комнату медленно зашел Амакар. — Страница, — повторил он, миновал Дейну и Каллайна и встал по правую руку от Караллы. — Да почему он постоянно твердит про какую-то страницу? — спросила Дейна. — Он что, работал в библиотеке, где ему на голову упал талмуд? — Это тебя не касается, — отрезала Каралла и, обратившись к старику, спросила: — Что думаешь насчет нее, Амакар? — Дейна полезна, — сказал старик и с деловитым видом добавил: — Страница, страница. — Полезна… — задумчиво повторила Каралла. Дейна застыла в ожидании решения Караллы. Та легонько постукивала пальчиком по подлокотнику своего кресла и не сводила с Дейны изучающего любопытного взгляда. — Что ж, я не против, — наконец произнесла владычица пиратского города. Услышав это, Дейна облегченно выдохнула. — Благодарю. Я у тебя в долгу. — У меня в должниках лучше не ходить. Нет хуже кредитора, чем пират, — фыркнула Каралла. — И благодарить меня пока незачем. — Как так? Ты принимаешь меня в отряд пиратов или нет? — спросила ее Дейна. — Ты же не становишься матерью только потому, что желаешь родить дитя? И пиратом не станешь, пока не покажешь себя в деле. — Предлагаешь мне совершить нападение на торговую каравеллу? — А ты чего ждала? Что я выдам тебе документ, где написано, что Дейна является пиратом? Хочешь быть пиратом — стань им. — Я могу полететь с ней, — послышался голос Каллайна. — Вздор, — резко оборвала его Каралла. — Она заявляет, что может стать пиратом. Пусть станет им. Сама. Одна. Сгинет — одной проблемой меньше. Вернется с добычей — тогда уже другой разговор. — В таком случае дай мне каравеллу. — Дейна сделала шаг ближе к креслу Караллы. — И я завтра же отправлюсь на охоту. Только я не знаю, как пробраться из Маударо на остальной Амплерикс через этот туман. — А это уже не моя забота, — усмехнулась Каралла. — Позволь, Каралла. — Каллайн выступил вперед. — Ведь старуха дело говорит. Она пока не знает, как править нашими каравеллами. Позволь мне лететь с ней. В статусе проводника и наблюдателя, а не напарника. — Пусть так, — снисходительно кивнула девушка и, взглянув на Дейну, сказала: — Завтра поутру лети. Не вернешься — буду тебе благодарна. Вернешься с добычей — буду тебе благодарна. Вернешься без добычи — собственными руками столкну тебя в пропасть. И тебе представится шанс посмотреть, откуда растут наши игура. Дейна долго смотрела Каралле в глаза. И мысль о том, что ей предстоит совершить кровавое преступление, совсем не пугала Дейну. Свое самое первое она совершила много лет назад, обеспечив себе преимущество перед братом в предвыборной борьбе за кресло Аджхарапа после смерти отца. Она развернулась к арке и ступила прочь из комнаты. «Моя помада», — требовательно донеслось из-за спины. Дейна, не поворачиваясь, через плечо швырнула помаду в сторону Караллы и, не услышав звука упавшего на пол тюбика, исчезла из комнаты. Она боролась со сном, когда начала разговор с владычицей Маударо, но сейчас спать не хотелось совсем. Дейна вышла из замка и неспешно шагала по территории города. Домам, в которых пираты жили со своими семьями, было далеко до пиратского замка, но и на побитые временем лачуги они не походили. Большинство домов были двухэтажными, сложенными из бревен, но иногда на глаза попадались дома в три и даже в четыре этажа, не считая мансард. В каждом дворе стояли фонари, и тени их огней струились по коричневой земле и заползали на стены домов. Некоторые дома стояли на самом краю этой каменной плиты. Дейна представляла, как из окон этих домов их обитатели могут наблюдать бездонную туманность. Слева от нее расположились четыре пришвартованные каравеллы. Одна из них отделилась от остальных и медленно стала подниматься в воздух, в сторону Дейны. Вскрикнув от неожиданности, женщина обнаружила, что этот большой предмет был не пиратским кораблем, а жуком-гигантом. Она в страхе попятилась назад, и инстинкты заставили Дейну заслонить голову руками. Но жук не замечал ее — он пролетел дальше и тихо скрылся, повернув за высокую стену пиратского замка. — Это шевр, — сказал Каллайн, который подошел к ней ближе. — Впервые такое чудовище вижу, — выдохнула Дейна, испуганно поглядывая на стену, за которой исчез жук. — Я сам его недавно увидел. Какой-то пацаненок подлетел на нем к границам Маударо недели две или три назад. — Будущий пират? — усмехнулась она. — А кто бы это знал еще, — пожал плечами Каллайн. — Каралле мальчишка понравился, она решила оставить его. — Ученых мужей ваша земля сюда не поставляет, — сказала Дейна. — Пиратом и станет. Как ты когда-то. Разве что — у него есть жук, а у тебя его не было. — Жук больше не принадлежит мальчишке. Он теперь в личной собственности Караллы. — Объясни это жуку. Уверена, он не в курсе. — И Дейна похлопала Каллайна по плечу. — Где встретимся завтра? — Прямо на этом месте. Дом, где мы тебя поселим, стоит напротив. — Он махнул рукой в сторону двухэтажного бревенчатого сруба с плоской зеленой крышей, поросшей густым сочным мхом. — Я буду там одна? — Нет. Это мой дом. Там же живет тот пацаненок. Каралла приказала мне следить за ним. Мальчишка тебе понравится. Умен не по годам. Спокойный, не капризный. Если вернешься с добычей с завтрашней ходки и останешься с нами, будешь учить Лагея чтению. Дверь дома с зеленой крышей отворилась, на ступенях показался Лагей. Он осмотрелся по сторонам и, заметив Каллайна, подбежал к нему. — Дядя Каллайн, дядя Каллайн! — Чего тебе? — Пират потрепал его по волосам. — Вы не видели моего шевра? — Лагей, я уже тебе говорил. Шевр теперь принадлежит Каралле. Ты же помнишь об этом? — Ну да, — грустно вздохнул мальчик, почесав крошечный носик. — Помню, как же не помнить. — Познакомься с этой тетей. Ее зовут Дейна, — сказал пират, указав на женщину. — Здравствуй, малыш. — Дейна присела на корточки перед мальчишкой. — Я видела твоего жука. То есть… Жука Караллы. Он полетел за восточную стену замка. — Он любит летать просто так, — пояснил Лагей. — Но он всегда возвращается. — Если хочешь, — голос Дейны стал заговорщически тихим, — я буду считать, что на самом деле шевр твой, и Каралле об этом не скажем. Идет? — Идет! — Глазки Лагея заблестели от радости. — Все равно жук только меня слушается. А когда тетя Каралла говорит ему что-то, он просто улетает. — Ничего удивительного, ведь он твой. Кстати, хочешь, я научу тебя читать книги? — Очень! Мама учила меня буквам. И тетя Тиби тоже. Но я пока не умею складывать их в слова. — Это совсем не сложно, — улыбнулась Дейна. — Завтра мне с Каллайном… С дядей Каллайном надо кое-куда съездить. Как только вернусь — сразу начну учить тебя. — Здорово! — Лагей смешно запрыгал на одной ножке и врезался в Каллайна. — Дядя Каллайн, а вы не видели дядю Амакара? — Он сейчас в замке с Караллой, — ответил пират. — Зачем он нужен тебе? — Дядя Амакар рассказывает ужасно интересные сказки. — А я думала, — вмешалась Дейна, — что дядя Амакар только и способен, что талдычить про страницу. — Он и про страницу обещал мне рассказать, — сказал Лагей. — Быстрей бы уже. Лагей развернулся и все так же, на одной ножке, поскакал обратно в дом Каллайна. Пират посмотрел на Дейну. — У тебя есть эспир? — Есть. — Дейна похлопала по своему карману. — Только старый уже. Еще несколько дней, и отомрет окончательно. — Я продам тебе новый, когда твой потухнет. А теперь иди в дом. Готовься ко сну. Завтра поднимемся до наступления утра. Ступай. *** Шай уперся руками в края небольшого деревянного умывальника с горячей водой и долго смотрел в старое неровное зеркало, висящее прямо перед ним на отсыревшей стене из черного камня. Рама зеркала проржавела, и местами ржавчина поела стекло, сделав его мутным. Это не мешало патрицию долго смотреть в свои собственные глаза, возвращающие ему из отражения свой зеленый цвет — такой же живой и сочный, как до заточения в темницу. Удивительные, редкие по красоте глаза Шая были, пожалуй, единственным, что осталось от прежнего патриция. Шай с ужасом рассматривал в зеркале свое отражение. Ему было больно осознавать, что силуэт этого тощего высокого парня, который сейчас плохо проглядывается в старом зеркале, принадлежит патрицию. «Любой драный нивенг и то симпатичнее будет», — подумал про себя Шай, не сводя взгляда со своего печального облика в зеркале. На деле картина, которая сейчас стояла перед его глазами, была не такой уж ужасной, как это казалось Шаю. От сальной длинной скомканной бороды на лице не осталось ничего, кроме короткой щетины и нескольких порезов на шее от неудачного бритья. Грязно-коричневые вшивые волосы он смог отмыть в горячей мыльной воде — правда, только со второго раза. Ему пришлось обрезать их почти на половину длины, и сейчас в зеркале он вновь видел их истинный оттенок — такой бывает еще не до конца остывшая зола. Но вот тело… Тело, которым он так гордился, которым восхищался каждый деквид и ангалиец, проходивший через кровать патриция, сейчас заставляло Шая тяжело вздыхать. Вместо упругой рельефной груди в зеркале он видел дряблую, покрытую мокрыми нарывами кожу, через которую проступали ребра. Сильные когда-то руки беспомощно свисали вдоль бледного тела, как плети, а ноги так исхудали, что выпирающие коленки смотрелись нелепо и неестественно. Он прислонил ладони к груди в надежде ощутить налитые в результате изнурительных тренировок мышцы, но пальцы прощупывали только кости. Соски, от прикосновения к которым раньше Шай моментально распалялся, утратили чувствительность, превратившись в две сухие, бесполезные точки. Патриций с опаской коснулся своего живота. Раньше ему казалось, что скорее получится пробить стрелой деревянный щит, чем его плоский твердый пресс, аккуратно расчерченный на шесть равномерных мускулистых пластин. Но от былой мощи не осталось даже намека. Пальцы ощущали тонкую рыхлую кожу живота, болтавшуюся нелепой складкой. Лицо патриция, о красоте которого ходили легенды далеко за пределами Эрзальской долины, хотя и сохранило некоторые следы былой привлекательности, стало чрезмерно острым — нос и скулы были обтянуты бледной кожей, будто ее натянули на голый череп. У Шая не получилось сдержаться — слезы двумя тонкими нитями скользнули из его глаз вниз, остановившись чуть ниже выпирающей челюсти. — Не удивляйся тому, что видишь там, — сказал Эльзахир, протягивая ему чистую тунику. — Слишком много времени ты провел в темнице. — Мне не жалко времени, — ответил Шай, глядя в зеркало столь внимательно, будто это могло бы изменить картинку и вновь показать там самого красивого ангалийца Амплерикса. — Мне жалко свое тело. — Тело… — задумчиво пробормотал Эльзахир. — Тело ничего не значит. — Скажи это любому из тех, с кем я ложился, — усмехнулся Шай, все еще изучая изумруды своих глаз в отражении, словно видел их впервые. Хотя бы они у него остались в неизменном виде. — Нет, ты не прав. Тело значит очень многое. Оно значит все. Губы значат все. Ноги, грудь, упругая задница значат все. Член значит все. Это как монеты, понимаешь? Чем больше, тем приятнее пальцам. — Мне нет дела ни до монет, ни до члена, — голос Эльзахира звучал ровно и приятно, как тихое дуновение ветра. — Как и до тела, о котором ты печалишься так, точно оно покинуло тебя безвозвратно, ушло к другому владельцу. Тело — оболочка. — И я с рождения был упакован в такую роскошную оболочку, что не готов видеть сейчас в зеркале эту изуродованную нелепость. — Шай ладонью протер запотевшее зеркало и еще раз вздохнул с тяжестью. — Тело — временный дом для твоей души. Ты же не получаешь дом просто так? Даже если ты унаследуешь хорошую землю и приятных соседей, дом не вырастет сам, сам себя не залатает, не покрасит. Его надо строить самостоятельно. И красота дома будет зависеть лишь от мастерства строителя, а размах — от его запросов. Кому-то нужен дворец, а кто-то будет рад и сараю. И свое тело, которое ты сейчас так смешно оплакиваешь, ты когда-то построил сам, а не получил его в качестве дара черных небес. Значит, построишь еще. Еще краше. — Я не оплакиваю свое тело, я не идиот. — Шай хотел огрызнуться, но не имел сил даже на это. — Не идиот, а все равно скорбишь по изгибам на животе, спине и руках. Придет время, и они к тебе вернутся. Вернется все, что у тебя отняли. — Тебе откуда знать? — Просто поверь мне. Мне и времени. Я говорю это не для того, чтобы тебя воодушевить. Не собираюсь служить твоим духовным лекарем. — А кем собираешься служить? Кто ты вообще такой? Почему вызволил меня из плена Альвары? — И для этого тоже придет время. А тратить его понапрасну — роскошь подороже монет. Нам нужно уходить из Гальтинга, пока твоя сестра не спустилась в темницу и не обнаружила, что ее брат испарился. — Я уйду из Гальтинга. И отправлюсь туда, куда нужно мне. А не тебе. — В Серебряную Слезу? К Лафре? — спросил Эльзахир, чем удивил патриция. — Да кто ты такой, драли бы тебя диетры? Что тебе известно о Лафре? — А что ты хочешь узнать? — Скажи, он еще там, в Слезе? В плену у подонка Аргани? Ты видел его? Говорил с ним? Шай попытался прикрикнуть, но вместо молодого приятного певучего голоса с едва заметной хрипотцой изо рта патриция доносился сиплый скрипучий звук. Ему было все еще непривычно слышать себя. — Ты так отчаянно говоришь сейчас о Лафре. Но, пока ты был в Аджхарапе, в твоем сердце поселился еще один человек. Мачео его имя. И он жаждет жизни с тобой так же горячо, как того желал Лафре. — Да кто ты есть такой? И откуда тебе известно про Мачео? Отвечай! Это приказ четвертой ступени! Отвечай немедленно, говорят тебе! — А это так важно? — улыбнулся Эльзахир, которого особенно позабавила апелляция Шая к номеру ступени. — Ответь мне! И почему ты сказал, что Лафре желал меня? Он более не желает? Он все еще не помнит меня? Не хочет меня? — А кого из них двоих хочет патриций Шай Лаплари? — спросил Эльзахир. — Можешь ли ты ответить на этот вопрос? — Это не касается тебя. Никого не касается. Я покинул Серебряную Слезу, чтобы освободить Лафре. — А нашел Мачео, и он любит тебя с силой, которой позавидовал бы самый мощный эрзальский ветер. Но если ты уверен, что хочешь еще когда-нибудь увидеть Лафре, то пойдешь за мной, — все так же невозмутимо сказал Эльзахир. — А если скажу тебе, что не отправлюсь за тобой? — Шай встал к зеркалу спиной и посмотрел на Эльзахира. — А если я скажу, что от тебя зависят жизни не только Лафре и Мачео, но и всех, кого ты знаешь? Услышав это, Шай смутился. Он внимательно посмотрел на незнакомца. Отчего-то патриций знал, что Эльзахир не собирается его обманывать. — Я не мальчик, чтобы верить в сказочный вздор, — покачал головой патриций. — И я пойду в Слезу, в этот проклятый гигантский светильник. Выволоку Лафре из той дыры, где его заставляют добывать это лунное дерьмо, и уведу как можно дальше оттуда, даже если это будет стоить мне жизни. — Жизни — это вряд ли. Свобода — вот чем ты рискуешь. Ступи на земли Серебряной Слезы, и будешь немедленно схвачен слугами Аргани. — Но он сам же и выдворил меня из своего замка! Отправил сюда, в Гальтинг, чтобы я убедил Альвару отменить договор между Эрзальской долиной и Серебряной Слезой. Чтобы она вернула Серебряной Слезе возможность делать эспиры. Зачем ему пленять меня? — Аргани расчетлив и умен. Он не руководствуется страхами, честью или надеждами. Он мыслит монетами. Как, впрочем, и вы — ангалийцы. И если раньше его заложником был Лафре, то теперь он получит куда более ценный экземпляр — бежавшего из плена Альвары патриция. Шай хотел было ответить, но осознал, что в словах Эльзахира есть правда. «Проклятый незнакомец!» — Патриций безмолвно щурился на Эльзахира, не в силах понять, почему испытывает странное доверие к этому интересному субъекту. Почувствовав, должно быть, что Шай готов слушать его дальше, Эльзахир склонил голову набок, помедлил немного и спокойно продолжил: — Шай, ты нужен мне. И Королеве, пусть даже она об этом не знает. Порядок на Амплериксе сейчас зависит только от тебя. И только поэтому я решил тебя освободить. — Как понимать это твое «решил»? Ты что, Маг? Верховный судья? Калирия? Эко ж вас побило в болезнях, Ваше гребаное Величество! — Я освободил тебя, и ты это видел. Значит, сделать так было в моей власти. — Эльзахир уклонился от ответа, не желая, чтобы Шай узнавал больше, чем было достаточно сейчас. — Постой… Погоди! Ты Маг… Ну конечно. Кому еще под силу было принять облик стражника Сэндела? Отпереть дверь моей темницы? Кому нет дела до монет и плотских утех? Кто, если не Маг, будет думать о порядке Амплерикса? Ты Маг. Один из трех. Я прав? Эльзахир лишь улыбнулся и пригладил руками свои густые русые волосы, точно зачесывая их назад, за макушку. Как ни старался Шай приметить ответы или хотя бы подсказки на лице Эльзахира, все впустую. Эльзахир не вымолвил ни слова о том, кем является. — Ты волен думать обо мне, как изволит твоя душа. Можешь даже думать, что я нивенг. Мне все равно. Но если тебе дороги те двое, кого ты любишь, доверься мне. — Довериться и пойти с тобой… Но куда? — В Маударо, — ответил Маг. — В пиратское прибежище? — воскликнул патриций, впервые за это время услышав, что его голос понемногу возвращает себе характерные звонкие нотки. — Но почему туда? — Так надо. Большего не скажу. — И ты не боишься быть ограбленным? Там орудуют банды пиратов. — Единственное ценное, что я могу дать пиратам — это моя жизнь. Не думаю, что за нее они выручат много монет на перепродаже. В Маударо нам будет безопасно, пусть тебе и сложно в это поверить. Там мы будем вдали от ненужных глаз. — Маударо недостижим. В пиратском городе нет навигации. Ни одной каравелле не дано добраться до Маударо. — Я не каравелла, — парировал Маг. — Но что нам делать в пиратском городе? — Прекращай разговоры. И собирайся. Я дам тебе еще капель — они со временем вернут тебе твое вожделенное тело. Волосы твои нальются былым оттенком свежей золы. Руки и ноги обретут силу и упругость, кожа вновь задышит. И линии, рисующие рельеф на твоем теле, ты снова обретешь. Обещаю. Но сейчас нужно поторопиться. Время тает быстрее, чем нам того хочется. Мы должны успеть, пока ласточка не вернулась в свое гнездо и пока засохшая яблоня не заплодоносила. — Да о чем ты? Эльзахир не ответил. Лишь легким кивком головы он указал на тунику, которую приготовил для Шая. Патриций облачился в тунику, и она обняла его грудь и спину приятной прохладой. Комната, где патриций приводил себя в порядок после заточения, находилась этажом ниже темницы. Эльзахир снял со стены факел, подошел к скрипучей двери и отворил ее — на удивление Шая, совершенно бесшумно. Убедившись, что снаружи никого нет, Эльзахир кивком головы приказал юноше идти за ним. Они тихо поднялись по глубоким, выдолбленным в черном камне ступеням на этаж выше. По коже Шая побежали мурашки, когда они миновали темницу, в которой Альвара неделю за неделей старательно убивала боевой дух своего брата, превращая его в сломленного тесными сырыми стенами раба. Проходя мимо соседней двери, Шай вспомнил, что Эльзахир запер там прислужника сестры — Сэндела. — Постой, — тихо шепнул патриций, остановившись напротив той двери. Эльзахир обернулся, и факел в его руке хорошо осветил кованую дверь. — Хочешь составить ему компанию? — невозмутимо произнес Эльзахир. — Я не могу просто так уйти, зная, что тот, кто издевался надо мной, заперт здесь. Отопри темницу. Неожиданно для патриция Эльзахир, не сказав ни слова поперек, прислонил руку к двери, за которой находился Сэндел, и толкнул ее. Та легко отворилась, словно и не была заперта. Шай удивился еще больше, увидев, что из двери торчат ригели замка; они, казалось, просто прошли сквозь дверной косяк. В темном помещении на полу сидел связанный Сэндел. Он зажмурил глаза, не стерпев непривычного света, пусть факел и не пылал особенно ярко. Во рту Сэндела была грязная тряпка, и он мычал от страха и неведения, издавая глухой сдавленный звук. Шай зашел внутрь, присел на корточки, пальцами грубо схватил за подбородок прислужника сестры и зафиксировал его голову в своей руке, заставив Сэндела смотреть на него. В глазах прислужника читались ужас и покорность. Он попытался подняться, но Шай с силой надавил на его плечо и усадил Сэндела обратно. Встав на ноги, патриций вышел из темницы и зашел в соседнюю камеру, где его содержали все это время. Там стояла тьма, не разбавляемая даже скупым светом, сочившимся из маленького окошка высоко под потолком. Но за проведенное здесь время Шай хорошо изучил тесную камеру. Он смог бы нащупать свое ведро даже с закрытыми глазами. Оно все еще было наполненным. Взяв ведро за ручку, Шай занес его в темницу к сидящему на полу Сэнделу. Не издав ни звука, не показав на лице ни единой эмоции, патриций поднял ведро над головой прислужника сестры, вывалил его содержимое на Сэндела и надел опорожненную емкость на голову своему мучителю. Тот глухо заскулил, и Шай прижал ведро руками сверху — до тех пор, пока оно не уперлось краями в плечи Сэндела, по которым сползали фекалии. Эльзахир, стоящий в дверном проеме и держащий в руке факел со слабым подрагивающим огнем, безмолвно наблюдал за происходящим. Свет пламени упал на лицо патриция, и Эльзахир не мог не заметить умиротворенной улыбки, застывшей на губах Шая. — Я должен был сделать это, — произнес юноша, словно оправдываясь перед своим спасителем. — Знаю, — ответил тот. — Идем. Вдали, откуда-то с верхних этажей подземелья, послышались голоса. Шай понял, что это стража, совершающая регулярный обход. Он испуганно взглянул на Эльзахира, который, напротив, не показывал никакого волнения. Голоса стали громче, и вскоре на этаже показались двое стражников с ярко светящимися факелами в руках. Шаю были знакомы их лица — в свое время он сам назначил их себе в стражу. Инстинктивно патриций завел руки за голову, чтобы накинуть капюшон и остаться незамеченным, но вспомнил, что его туника не имела капюшона. Один из стражников обратился к ним: — А, это вы… Уже сделали обход у патриция? — Да. Полный порядок, — ответил Эльзахир, и Шай услышал, что голос его спутника звучит иначе. — Ведро вынесли? — продолжил стражник. — И еды дали. Патриций спит. — Добро, — ответил стражник и, обернувшись к товарищу, сказал: — Идем отсюда. Не выношу этого места. — А как же порция причитающихся ему пинков? — возразил второй. — Приказ Альвары, сам знаешь. — Поверь, патриций получил сегодня двойную порцию, — сказал Эльзахир все тем же чужим голосом. — Сделали сегодня за нас всю работу, — усмехнулся первый стражник и, повернувшись ко второму, сказал: — Ладно. Идем обратно наверх. Стражники развернулись и стали подниматься по винтовой лестнице из подземелья обратно во дворец. Эльзахир и Шай последовали за ними. Только сейчас патриций увидел, что на Эльзахире было лицо Рузвальта, одного из стражников долины. «Голову на отсечение, что он точно Маг», — подумал про себя Шай. В данный момент ему было все равно — давящие стены темницы остались в прошлом, и сейчас, благодаря Эльзахиру, он сможет покинуть родной дом, ставший для него чужим. Когда они вышли из подземелья и отправились к центральным воротам, Шай, проходя мимо одной из полупрозрачных стен замка, всмотрелся в свое отражение — на нем тоже было другое лицо. Он плохо помнил того стражника, чей лик дал ему Эльзахир, чтобы сохранить личность патриция в тайне. Но одно Шай знал наверняка — даже после длительного заточения и бритья на скорую руку его собственное лицо все равно было много красивее, чем физиономия, промелькнувшая сейчас в отражении полированных стен. Оставив факел во дворце, Эльзахир первым вышел на улицу. Шай шел позади. Задрав голову, патриций замедлил шаг. Он всматривался в высокое черное небо и в обилие разнообразных огненных сфер, освещавших Гальтинг сверху десятками ярких огней. От этой картины, которую он почти уже утратил в своих воспоминаниях, щемило в носу. Это было самое приятное, что он испытал за все последнее время. Они подошли к высоким острым краям, опоясывающим здешний ярус Гальтинга. Тут лежал один из причалов, и дежурные каравеллы, служащие ангалийцам для спуска в долину из города, беспечно покачивались на слабых ласковых ветрах. Эльзахир сказал что-то капитану. Тот кивнул, скинул сплетенную из веревок лестницу, и Эльзахир с Шаем взобрались на борт. Каравелла отплыла от края городского причала и, сделав оборот, стала огибать Гальтинг по спирали, постепенно спускаясь все ниже. Городская жизнь текла размеренно и нудно, и Шай с грустью смотрел на свои владения, не зная, как скоро наступит тот миг — и наступит ли вообще — когда он вернет себе трон Эрзальской долины. Эльзахир не торопился возвращать им их настоящие лики, чему Шай был скорее рад. Обзавестись своим истинным лицом до того момента, как каравелла коснется травянистой поверхности долины, было бы по меньшей мере неразумно. Приблизившись к Эльзахиру, который стоял возле самой высокой мачты каравеллы, патриций сказал: — Ты не ответил мне насчет Лафре. — А тебе есть до него дело? — не глядя на Шая, ответил тот. — Допустим. — Боюсь, что самому Лафре это неизвестно. — Я знаю. — Шай опустил голову. — Эта тварь Аргани опоил его каплями «Чистое пробуждение». — А я не о каплях. — Эльзахир скрестил руки на груди и посмотрел на юношу. — Даже когда у него еще не забрали воспоминания, Лафре не знал, что тебе есть до него дело. Ведь ты сам не раз утверждал, что тебе от него нужна лишь кровать. — Да откуда тебе-то знать? — вспылил патриций. — И после этого ты говоришь, что не Маг? — Я ничего не говорил об этом. — Стало быть, Маг? — И об этом не говорил. Это неважно. Как бы там ни было, Лафре — не твоя забота. — Почему ты так говоришь? Я его увижу? Это ты знаешь? — А ты хочешь его увидеть? Его? Или Мачео? Или обоих? Или же никого? Шай не ответил. Каравелла мягко приземлилась на траву. Как только спутники покинули борт судна, Шай разулся и ощутил босыми ступнями влажную живую прохладу травы. Ему казалось, что трава питает его силами. Он подошел к ручью и нагнулся к воде — из подернутого мелкой рябью водного зеркала на него смотрело его настоящее лицо. Он обернулся и увидел, что собственный лик вернул себе и Эльзахир. Зачерпнув студеной воды, патриций умылся и напился вдоволь. — Ты знаешь путь к пиратам? — спросил Шай. — Знаю. Мы пойдем пешком на самый север, чтобы остаться незамеченными. — Ногами идти не меньше четырех недель, должно быть. — Больше. — Я могу призвать эрзальские ветра. Пытка, но лучше так, чем сдирать пятки в кровь. — Призовешь, когда доберемся до северных притоков Арамея. Нам нельзя привлекать к себе никакого внимания, пока мы тут. Даже внимания эрзальских ветров. Тем более, ты слаб. А нам надо экономить силы. Не хочу потом тащить тебя на своей спине. — А разве Магам не под силу тоже подчинять стихии? — поддел его патриций. — Не под силу. Но об этом тебе лучше спросить Магов. — А я и спрашиваю. Почему не признаться? Я говорю с тобой как с пятой ступенью, хотя уверен, что ты — третья. — Можешь говорить со мной, хоть как с шестой. Мне все равно. — А как хочешь ты? — Я хочу молча, — отрезал Эльзахир, но в его голосе не было ни злобы, ни раздражения.