Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки

Две с половиной недели ушло у Эйджелла на то, чтобы, покинув Триарби, по приказу Альвары вернуться в ненавистную ему Землю Отступников. Он раз за разом прокручивал у себя в памяти их последний с Альварой разговор той ночью в столице. Мысли резвились в его голове, не позволяя ему выцепить хоть одну из них, чтобы сосредоточиться на ней и хорошенько поразмышлять. Только он начинал думать о том, что Альвара намерена сжечь Триарби дотла, как эту мысль перекрывала другая. «Твой будущий сын в моей утробе», – все еще слышал он слова Альвары. Ему думалось, что зачатие не было случайным. Они с Альварой многое позволяли себе в постели. Но, как бы они ни играли, Альвара никогда не дозволяла ему быть в ней в момент его наивысшего наслаждения. Он орошал ее спину, грудь, живот или лицо (именно так Альвара больше всего любила ловить его удовольствие). Но в ней – никогда. Никогда до нескольких последних раз. Именно в последние их совместные ночи Альвара, любившая обычно видеть Эйджелла нависшим над ней, предпочитала восседать на нем сверху. Даже когда он, чувствуя неотвратимость волны, испуганно пытался отодвинуть ее от себя, она лишь ускоряла свои движения. «Не бойся, сегодня во мне нет цветения», – успокаивала она его. И он успокаивался, ибо знал, что из всех ролей, которые могли бы подойти Альваре, роль матери была ей наименее впору. Сернистые тяжелые пары, исходящие от пепельной земной поверхности, проникли в ноздри Эйджелла сразу, когда его каравелла приземлилась в Земле Отступников. Королева Калирия будет ждать, что Альвара исполнит свое обещание короне и начнет вычищать здешние земли от золы, чтобы засадить их ростками диетр. «Бедная наивная девочка», – думал Эйджелл. Вместо этого в Земле Отступников начнут готовить тысячи земляных шаров и строить катапульты. Какой выбор был у Эйджелла? Рассказать короне о предательской задумке Альвары? Едва ли. У него не было сомнений в том, что план Альвары воплотится в жизнь. И тогда первое, что сделает сестра Шая, вознесшись до первой ступени, – казнит Эйджелла, посмевшего когда-то ослушаться свою госпожу. Те семьдесят два нивенга, которых Гальер и Бьяно привезли сюда из Низины, кучкой сидели под выступающей кромкой каменной плиты. Здешние немногочисленные деквиды, должно быть, уже привыкли к соседству нивенгов – на вчерашних обитателей Низины большого внимания никто не обращал. Когда живешь в одной из самых поганых земель Амплерикса, свыкнешься и с обществом мерсеби. Эйджелл узнал в лицо двоих деквидов, за трудом которых на производстве земляных шаров однажды наблюдал. Он подошел к одному из них и командным голосом сказал: – Эй ты! Иди сюда. Как зовут? – Бурт, – ответил деквид. – Скажи, ты хорошо умеешь делать земляные шары? – Да уж получше тебя, – с безразличием ответил деквид. – Кто еще умеет, кроме тебя? – Мы все тут… специалисты, – ответил Бурт. – Бери троих самых лучших. Будете вчетвером заправлять этим сборищем нивенгов. Хочу, чтобы к исходу завтрашнего вечера все семьдесят два научились делать шары. Хотя бы штук по пятьдесят в день с носа. Это реально? – Это ты их спроси. – Бурт почесался, но тут же ойкнул, получив от Эйджелла оплеуху. – Видел, что Верховный судья сделал с вашим Бьяно Кехадисом? – Все видели, – потирая место удара, с обидой ответил деквид. – А знаешь, что ангалийцы могут подниматься в воздух на ветрах? – Слыхал. – Слыхал! Еще хоть раз позволишь себе говорить со мной таким тоном, то не только услышишь, но и увидишь. Возьму тебя за твои грязные патлы, подлечу к Огненному морю и швырну вслед за Кехадисом. Усек? Или повторить? – Усек. – И деквид умолк. – Чудесно. Пятьдесят земляных шаров в день от каждого нивенга. Реально или нет? – Реально, наверное. Но сложно. – Я видел, вы надеваете перчатки. Есть у вас перчатки на всех? – Пар пятнадцать найдем, но не больше. Но это ж нивенги. Они могут и без перчаток, если прикажешь. – Пусть так, – с одолжением в голосе согласился Эйджелл. – Теперь по поводу катапульт. Строил их когда-нибудь? – Знаю, как строить. – Знать не значит уметь. – Я жил в Каскапаре. Там строили. – Из Каскапара переселиться в Землю Отступников? – удивился Эйджелл. – Дурак, значит. – Ты не знаешь, через что я прошел, – с обидой сказал ему Бурт. – И не хочу знать. Хочу, чтобы строили катапульты. – Так нивенгам шары делать или катапульты строить, я не понимаю? – Разбей их на две группы. Одна будет изготавливать шары. Вторая – катапульты. Кто-то из здешних деквидов, кроме тебя, владеет этим мастерством? – Вроде есть один такой. Если не врет. – Долго строить катапульту? – Это смотря всколькиром. – Всколькиром! – передразнил его ангалиец. – Долго или нет? – Если командой работать, то за пару-тройку дней можно одну построить. А сколько катапульт нужно? И зачем? – Тебя не спросили – зачем. Нужно много. Единиц восемьдесят, наверное. – Ты в своем уме? Это ж мы сколько работать будем! – Сколько я прикажу. Возможно, из Низины нам сюда Вильдумский отряд привезет еще нивенгов. Работа пойдет быстрее. – Вам для войны нужно? – Перед тем, как задать этот вопрос, Бурт немного подумал, но все же спросил. Эйджелл ничего не ответил. Он боялся дать утвердительный ответ даже себе. Какая-то часть его души надеялась, что Альвара испугается и в итоге откажется от идеи сжечь столицу Амплерикса. Но остальные части души, слишком хорошо знавшие Альвару Лаплари, не позволяли Эйджеллу надеяться на благоразумие его возлюбленной, на рассудительность матери его будущего ребенка. Будущего принца Амплерикса, если задумка Альвары сработает. Сейчас, в утробе Альвары, малыш размером меньше личинки, и он не знает, на какую опасность обрекает его будущая мать. Если план Альвары потерпит крах, то корона истребит весь род Лаплари. Истребит всех, кто с ними связан, включая самого Эйджелла и его будущего сына или дочь. Если бы только в его силах было проникнуть в голову Альвары и изменить ее помыслы! Если бы он мог доказать ей, что свержение династии Бальеросов будет грозить смертью планеты и всех ее обитателей… Эйджелл задрал голову кверху и посмотрел на бескрайнее черное, как уголь, небо. Огненное море отражало в небе оранжевое зарево своей беспрестанно бурлящей пламенем поверхности, и огненные сферы в небе блекли от этого дымчатого золотистого сияния. Кому ведомо знать наверняка, что там, за границей неба? Мерсеби? Пустота? Холод? Хаос? Смерть? В его голове вновь стали роиться самые разные мысли. И одна из них, которую он вынашивал уже не первый день, не давала ему покоя, пугала его, и он боялся думать о ней всерьез. – Так что? – слова Бурта словно разбудили Эйджелла. – Это для войны? – Закрой рот и ступай работать. *** Из Триарби, куда ранее, согласно приговору Верховного судьи, был на время доставлен Гальер Аберус, отправлялась каравелла. Помимо капитана и самого Гальера, в путь к Песочным рукавам в качестве стражи были снаряжены пятеро плавийцев из отряда, ранее возглавляемого Медо Дайтаном. Сам Медо к тому моменту был откомандирован на прохождение дальнейшей службы в свои родные края, в Саами. С борта каравеллы взору Гальера Аберуса открывалась невиданная ранее картина. Скопление огненных сфер, нависших над пустынной территорией Песочных рукавов, ясно освещало бескрайние просторы дюн и барханов. Яркий желтый свет небесных огненных шаров ложился на пески, делая их похожими на крупные густые темно-оранжевые мазки, небрежно положенные на холст кистью искусного художника. Если не считать недосягаемого для остальной планеты пиратского города Маударо, Песочные рукава были самой северной частью планеты, куда только могла долететь каравелла и где Гальеру еще ни разу не довелось побывать. Когда каравелла приземлилась с воздуха на песок, Гальер встал на ноги, готовясь спуститься с борта судна на территорию Песочных рукавов, но один из плавийцев отрицательно покачал головой. Его сослуживец со свитком в руках покинул каравеллу и направился к входу в суровую тюрьму, сооруженную в огромной безмолвной дюне. Гальер видел, как из пещеры, поистине похожей на широкий распахнутый рукав великана, вышел какой-то деквид – очевидно, один из надзирателей тюрьмы. «Именем Королевы и по приговору Верховного судьи…» – доносились до Аберуса слова плавийца, но остального Гальер не слышал. Надзиратель, изучив свиток, вернул его плавийцу и пошел обратно в тюрьму. Вскоре он вновь показался на улице, и за ним из пещеры один за другим стали выходить заключенные. Привыкшие к заточению в тесных мрачных песочных темницах, они прихрамывали и щурились от света, закрываясь от огненных сфер руками. Двенадцать отморозков выстроились в шеренгу перед плавийцем. Тот прошелся от одного края шеренги до другого, изучая каждого из пленников, которых не удостоили никакими объяснениями. Их было сложно отличить друг от друга – все они были примерно одинакового роста, со скомканными, давно не видавшими воды, длинными волосами и не менее длинными грязными бородами. На лицах некоторых из них виднелись шрамы и кровоподтеки – в тюрьме приходится постоять за себя кулаками и любыми подручными средствами. Одобрительно кивнув, плавиец рукой указал заключенным на каравеллу, и те, не задавая вопросов, принялись один за другим взбираться туда по сброшенной лестнице, пока все двенадцать не оказались на судне. Лестница была убрана. Каравелла тихо оторвалась от песков и, оставляя за собой тонкие песчаные завихрения, стала набирать высоту. Гальер с опаской поглядывал на бывших обитателей Песочных рукавов, которых разместили по краям судна и приковали цепями. Длительное заключение закалило их, худших из худших – убийц, насильников, воров и казнокрадов. Когда-то их жизни разделились на «до Песочных рукавов» и «после Песочных рукавов», навсегда изменив представление о былом и приведя все к простому и понятному общему знаменателю. Аберусу казалось, что заключенным в целом не было дела до того, почему из сотен остальных из Песочных рукавов вызволили только их двенадцать. Не выказывали они интереса и к тому, куда теперь их отправляют. Даже если на казнь, в силу внезапно изменившегося решения Верховного судьи, – им было плевать. Уже после недели, проведенной в лишенных света темницах из песка, заключенный с радостью готов был принять любую смерть – чего же рассуждать об отданных тюремной клетке годах, десятилетиях. Понимал Гальер и то, что Верховный судья воистину оказал ему величайшую милость, ибо заточение в Песочных рукавах означало смерть – близкую или далекую, но неизбежную. Путь же в Аиль-Саттай оставлял, в отличие от тюрьмы, шанс дожить до старости. Призрачный, в который сложно поверить, но все же шанс. – На забой? – внезапная реплика ухмыльнувшегося крупного деквида с осколками редких зубов прорезала тишину. – На работу, – ответил плавиец. – А платить будут? – продолжил тот, хрипло рассмеявшись и сплюнув себе под ноги. – Если умудритесь выжить, – послышался ответ плавийца. – И много заплатят? Я чего интересуюсь-то: мне бы новый канделябр на мансарду приобрести, а то гостей на чай совестно приглашать, мать их! Приходится принимать их в зимнем саду! – еще громче рассмеялся заключенный. – Много, – сказал плавиец. – Но не монетами. Тем, кто выживет, даруется послабление режима по возвращении обратно. Прогулка раз в неделю. – Недорого нас оценивают. – Недорого стоите, недорогая и оценка. Но одному даруется освобождение из тюрьмы, – продолжил плавиец и добавил: – Если выживет. – Это кому ж? Не мне ли? – спросил заключенный и хихикнул. – Ему. И плавиец пальцем указал на одного из двенадцати осужденных, который на вид меньше других походил на беспринципного отморозка. Им был Фрой Эрес, бывший советник мэра Сентры. Гернар Станби, приговоренный мэром Тенуитом к десятилетнему заключению, остался гнить в темницах Песочных рукавов, не зная, что именно его зятю выпал шанс на досрочное освобождение. Все время пути Фрой Эрес тихо сидел в цепях среди остальных на полу палубы, не задавая вопросов и радуясь хотя бы тому, что сейчас он мог видеть небо, а не низкий, осыпающийся песком потолок тюремной камеры. – А что делать предлагают? – продолжил допытываться беззубый заключенный. – Не предлагают. Приказывают. Узнаешь, когда прибудем. – Куда тащат-то, скажешь хоть, командир? – В Аиль-Саттай, – отрезал плавиец. Спесь резко сошла с лица деквида – было заметно, что меньше всего он ожидал услышать название одной из самых опасных местностей на Амплериксе. Плавиец тем временем развернулся спиной к этому хамоватому заключенному и начал шептаться о чем-то со своими сослуживцами, дав пленнику понять, что разговор продолжен не будет. Каравелла плыла по воздуху на небольшом удалении от земной тверди. Воздушные корабли вообще нечасто поднимались высоко в небо. В этом не было особой необходимости, да и дышать на большой высоте – задача нелегкая. Каравелла летела вдоль самого северного притока Арамея – того, который спустя много миль нырнет под Чистые горы, в тоннель, соединяющий Амарантовые топи Западного Амплерикса с землями Аиль-Саттая в Восточном Амплериксе. Отсюда, с высоты, млечные воды реки казались голубыми. Скоро каравелла вонзилась в густые низкие серые облака, точно проткнув их носом. Облака полностью закрыли виды на ландшафт. Немного позже дымка слегка рассеялась, и перед пассажирами судна возникли очертания величественных Чистых гор. Казалось, что горы были совсем близко. Гальер Аберус свесился через борт и увидел, что здешние земли покрыты обширным красноватым покрывалом. Он слышал про Амарантовые топи и про растущие здесь тысячи мелких бесполезных диетр, но не мог и подумать, что из-за их обилия Амарантовые топи с высоты выглядят поистине, как темно-зеленый ковер, по которому разлили красное вино. Капитан судна резко принял вверх – судно накренилось, и прикованные цепями заключенные не смогли совладать с силой притяжения, повалившись друг на друга и грязно матерясь от возмущения. «Эй, рулевой, не верблюдов везешь!» – послышались чьи-то недовольные возгласы. Капитан даже не повел ухом. Каравелла тем временем круто набирала высоту, чтобы не разбиться о контуры Чистых гор. Уши пассажиров заложило от резкого изменения курса. Чем выше взмывала каравелла, тем труднее становилось дышать. – Ты уверен, что не разобьемся? – крикнул один из плавийцев капитану. – Не был бы уверен, не встал бы за штурвал, – ответил старый капитан, крепко держа рулевое колесо. – Чистые горы пронзают небеса, – не унимался плавиец. – Как ты собираешься перелететь их? Каравелла не может ходить на такой высоте. – Там, в одном месте, прямо в скалах, есть глубокое узкое ущелье. – Капитан был невозмутим. – Через него сможем пройти горы и попасть в Восточный Амплерикс. Ниже лететь опасно. По ту сторону гор, в Аиль-Саттае, огромные диетры и вечно голодная Халлокати. Цапнет – не успеешь опомниться. А в мои планы сегодня не входила ночевка в ее пасти. Плавиец всматривался в суровый монолит Чистых гор прямо по курсу, думая о том, что это величественное дитя Амплерикса стояло в здешних краях задолго до появления на планете первого деквида, ангалийца или плебра. Думал он и о том, что рано или поздно его душа найдет свое последнее прибежище в Хранилище, а потом, если черные небеса будут благосклонны, и вовсе растворится в соке диетр без остатка. Растворится и последнее воспоминание о нем, растворятся души его правнуков и их праправнуков. А Чистые горы так и продолжат стоять здесь, неизменные, как само время. Амарантовые топи продолжат отливать красным, Арамей продолжит беспечно течь, и все вокруг останется живым, как сейчас, и будет снисходительно насмехаться над бессмысленностью этих глупых тленных рас и ступеней в иерархии Амплерикса. Каравелла замедлила ход, продираясь сквозь ущелье высоко в Чистых горах. Капитан вел свой корабль осторожно, лавируя меж острых уступов и каменных выпуклостей гор во враждебном полумраке. Судно почти остановилось, когда ущелье стало совсем узким. Капитан безустанно смотрел по сторонам, убеждаясь, что борта каравеллы не задевают скальную породу. Одно неправильное решение – и каравеллу сожмет между скалами, она намертво застрянет, и тогда они погибнут здесь от голода и жажды. Плавиец слышал, как стучит его сердце, и старался, как мог, взять свое дыхание под контроль, точно это помогло бы капитану вывести судно из узкого горного ущелья целым. Наконец разлом стал расширяться, и тогда капитан немного прибавил скорость. Впереди виднелся свет. Только когда судно вышло из тесных оков Чистых гор уже на Восточном Амплериксе, плавиец выдохнул с нескрываемым облегчением. Он покосился на своих сослуживцев, как будто боялся показать им свое волнение, но увидел, что остальные плавийцы напряжены не меньше, чем он сам. Удивительно – бесстрашные плавийцы без раздумий готовы были ввязаться в битву с самым свирепым из Хищников, но мертвенные чарующие объятия Чистых гор заставляли их кости трепетать от ужаса. На выходе из Чистых гор капитан вновь взял курс наверх, и в этот раз плавиец не стал мучить его сомнениями и расспросами, хорошо понимая, что капитан старается заранее увести каравеллу выше от диетр-гигантов, которые жили в Аиль-Саттае. Каравелла остановилась и зависла над Аиль-Саттаем. Гальер с опаской посмотрел вниз. Там, из тоннеля под Чистыми горами, вытекал Арамей, продолжая свой беспечный путь по территории Восточного Амплерикса. Гальер Аберус искал легендарные гигантские хищные розы, о которых знал каждый ученик каждой школы в каждом городе планеты, но его глаза видели лишь траву и кусты, обнимающие приток Арамея в тени, отбрасываемой восточными склонами Чистых гор. Вдруг внизу, в мглистой тьме, Гальер увидел слабое мерцание красных огоньков, точно несколько диковинных светлячков оживились и предались полету. Капитан резко крутанул штурвал. Каравелла повернулась, почти опрокинувшись на левый бок, и стремительно взмыла ввысь. Все увидели, как справа по борту, откуда-то с земли, выстрелил вверх огромный бордовый бутон размером с добрую треть всего корабля. То была диетра, сделавшая бросок, точно кобра. «Твою же мать! – чертыхнулся один из заключенных. – Чуть не попались!» Бутон розы, впустую клацнув пастью, столь же резко устремился обратно к земле. Гальер глянул ему вслед – хищное создание затихло внизу, свернув свой мощный черный стебель в спираль и будто готовясь сделать еще один, более прицельный выстрел. Каравелла же набрала безопасную высоту, хотя слово «безопасность» не было в ходу в землях Аиль-Саттая. – Вот же стерва! – крикнул Гальер, у которого из-за страха голос стал дрожащим и тонким. – А ты на что рассчитывал? – сказал плавиец. – Это тебе не за нивенгами под столицей гоняться. Тут думать надо. – И как мне такую обездвижить? – продолжал восклицать Гальер, нервно поглядывая вниз. – У нее один только клык с мою ногу. – Ты меня спрашиваешь? – покосился на него плавиец. – Мы с сослуживцами выполняем роль твоих стражников, ни больше ни меньше. Это твой приговор. Не мой. Тебе и отвечать по нему. Как будешь собирать сок у этой огромной дряни – твоя забота. Гальер замолк. Он вспомнил себя в бытность предводителем Вильдумского отряда. Он – Гальер Аберус! Для Амплерикса – легенда, для короны – надежда, для нивенгов – угроза, а для новобранцев – абсолютный авторитет. Никто из его предшественников не заставлял солдат трепетать перед лицом их предводителя так, как это делал Гальер. Так может ли он сейчас позволить себе спасовать на глазах у этих убогих беззубых заключенных? – Думаю, нам понадобятся еще каравеллы. Хотя бы три, – сказал Аберус, взяв себя в руки. – С одним судном мы ничего не добьемся. – Ты же видишь, что мы в сердце неведения, – огрызнулся плавиец. – Мы только что миновали Чистые горы в месте, где не бывала и сотая доля жителей планеты. Мы парим над землями, на которые не ступала нога ни одного деквида. И что я слышу? Ему нужны еще хотя бы три каравеллы. Хотя бы три, мать их, каравеллы! – Да, – невозмутимо повторил Аберус. – Три. И это минимум. Если меня не подводят чутье и знание географии, где-то к востоку отсюда лежит Сентра. Там есть надежда найти корабли. – Послушай, папаша, – рыкнул на него другой плавиец, – мы к тебе в эскорт не нанимались. Есть приговор Верховного судьи. Судьей решено, что ты соберешь сок этих диетр – ты выполняешь. Я не припомню, чтобы в приговоре говорилось про три каравеллы. Я вообще, может, и считать-то не умею. – Хорошо, – ответил Гальер, – но, если Верховный судья с меня спросит, почему приговор не выполнен, я оставляю за собой право объясниться тем, что один из плавийцев не умел загибать пальцы на руке. Плавиец умолк. Он стиснул зубы и метнул злобный взгляд на Гальера. Второй плавиец пожал плечами. Снизу донеслось леденящее душу шипение. Заслышав его, капитан схватил штурвал обеими руками, и каравелла принялась подниматься еще выше. Небо над кораблем было огромное и чистое, без единого следа облаков. Все, кто находились на каравелле, услышали странный звук – казалось, что невидимый ангалиец пустил стрелу из своего изящного лука. Но звук тот отнюдь не принадлежал стреле. Он мгновенно разбавился громким шипением, и справа, метрах в пяти от борта судна, они увидели ее. Халлокати, как огромная змея из древних сказок, прорезала собой воздушную толщу и взмыла вверх. Она вытянулась, быть может, во всю свою длину и, клацнув зубастой пастью где-то высоко над их головами, остановилась и замерла. Очертания ее огромного бутона можно было хорошо рассмотреть, пусть он и находился высоко. Пассажиры каравеллы замерли от ужаса. Ствол Халлокати был таким толстым, что объять его не смогла бы и толпа. По нему каплями медленно сползала густая черная смола, а сам ствол был огрубевший, как кора многовекового дуба. Шипы, усыпавшие стебель этой королевы всех диетр Амплерикса, размером были с бочку из-под пива. Огненные сферы в небе отбрасывали на них слабо мерцающий свет, и шипы блестели пугающим изумрудным оттенком, словно это были клинки, изъеденные зеленоватой коррозией. Халлокати слегка изогнула свой стебель, и сверху вновь донеслось шипение. Путники задрали головы. «Ни звука, ни одного движения… Замрите и не дышите», – тихо шепнул остальным один из плавийцев. Снизу слышались стуки клыков – остальные гигантские хищные розы взмывали вверх одна за другой, но впустую. Каравелла парила слишком высоко наверху, и одной только Халлокати была дана королевская возможность вознестись над землей так высоко, что остальные гиганты на ее фоне казались невинными гусеницами. Тем временем Халлокати, постепенно скручивая свой стебель неровной спиралью, медленно стала опускаться вниз. Когда ее бутон поравнялся с кораблем, каждый из пассажиров каравеллы начал мысленно прощаться с жизнью. Заключенные, которые ранее были убеждены, что лучше принять смерть, чем сгнить в камерах Песочных рукавов, теперь отдали бы все, чтобы вернуться обратно в сырые, но безопасные темницы. Фроя Эреса перспектива грядущей смерти пугала меньше, чем остальных. Он сожалел не о жизни, с которой, возможно, сейчас ему придется распрощаться, а о том, что перед смертью не сможет еще раз взглянуть на свою любимую Айри. Сожаление переполняло и плавийцев, но не из-за нависшей над ними опасности, а лишь потому, что смерть будет бесчестной, ибо каждый плавиец считал своим долгом пасть в битве с Хищником, а не перевариваться в желудке диетры, пусть даже она носит негласный титул королевы. Капитан – самый старый из тех, кто сейчас всматривался в бутон Халлокати – не думал ни о чем. Он смиренно готов был принять смерть в пасти величайшей из хищных роз. Один только Гальер Аберус, трусливо стуча зубами, боялся быть сожранным. В нем не было никакого сожаления – лишь чистый, совершенный, искренний страх смерти. Бутон Халлокати был таким огромным, что даже каравелла, не самая маленькая из столичной флотилии, в сравнении с ним смотрелась, как бумажный кораблик, смастеренный мальчишкой. Очевидно, что Халлокати могла без труда проглотить судно за один заход, просто открыв пасть, а затем закрыв ее и раздавив каравеллу в щепки. Бутон приоткрылся и обнажил в ночном свете огненных сфер острые, толстые, мощные клыки. Из пасти Халлокати в темную бездну капала вязкая прозрачная жидкость. Непослушной рукой капитан коснулся штурвала, слегка опустил колесо вниз, и каравелла, осторожно и совершенно бесшумно, стала тихо прижиматься к контурам Чистых гор, постепенно увеличивая расстояние между ними и королевой всех диетр. Без сомнения, если бы хищные розы обладали глазами, не говоря уже про ум, Халлокати не стала бы церемониться с судном. Но, на счастье путников, глаз не было ни у одной диетры, включая ту, что держала сейчас свой бутон напротив их каравеллы, а вместо разума ею руководили инстинкты и слепой голод. За миг до того, как каравелла прижалась к уступам Чистых гор, издав слабый стук, Халлокати со свистом и шипением резко опустилась к земле и скрылась от взгляда пассажиров в непроглядной темноте где-то внизу. Гальер выдохнул. Выдохнули и остальные. – Ну что? – стараясь не говорить громко, Гальер Аберус обратился к плавийцу. – Ты все еще настаиваешь на исполнении приговора здесь и сейчас? Нам не совладать с этими диетрами на одном судне. Нам нужны еще корабли. – По приговору Верховного судьи в твои обязанности входит собрать сок у этих тварей, а не накормить их досыта, – отходя от ужаса, ответил плавиец. – Хочешь доставить им на ужин еще больше мяса? Что тебе дополнительные каравеллы? – Слушай, – приободрился Гальер, – нам надо долететь до Сентры. Там взять еще кораблей. Нам их дадут, если ты скажешь, что на то есть воля Верховного судьи. Мы возьмем еще народу на борт. Возьмем огня на всякий случай. Возьмем крепкие веревки или лучше даже цепи. Совьем из них петли, зацепим ими бутоны этих шипящих гнид и обездвижим их. – Не знаю… – в сомнениях вздохнул плавиец. – Или у тебя есть другие предложения? Коли так, то не молчи, поделись. По распоряжению Верховного судьи вы снаряжены в качестве моих надзирателей. Но вы подохнете вместе со мной, если будем пытаться взять Халлокати и ее переросших подружек голыми руками на одной-единственной каравелле. О чем ваши семьи будут рассказывать вечерами своим родственникам? Остальные будут петь песни плавийцам, павшим, сокрушая Хищников. А ваши семьи? Какую историю они расскажут потомкам? Что их сын, муж, дядька послужил хорошей трапезой королевской диетре на Восточном Амплериксе? – Умолкни! – гаркнул на него плавиец. – Он дело говорит, – сказал другой. – Я не боюсь смерти. Я боюсь бесчестия. Отправимся в Сентру. Через неделю будем там, если поймаем попутный ветер. Что скажешь, капитан? – Я не решаю, – ответил старик. – Но что до расстояния, то соглашусь, пожалуй. Неделя, едва ли дольше. – Ладно, – сказал плавиец. – Болтаться тут в воздухе, пока эта чертовка сторожит нас внизу, все равно бессмысленно. Отправимся в Сентру. Тенуит предан короне. Думаю, он согласится дать нам больше людей и каравелл. Дело благое. Ветер, однако, попутным не был. Если бы не мастерство опытного капитана, они провели бы в пути от Аиль-Саттая до Сентры полмесяца. Но к исходу недели полета пассажиры каравеллы увидели вдали Циклай. Они обогнули его справа. Все, кто были на каравелле, с любопытством разглядывали древнее дерево и покоящееся под его старой пышной кроной Хранилище. Все, кроме Фроя Эреса, который единственный из всех был родом из Сентры. В молодости, когда сил в нем было побольше, а о том, что он когда-то займет почетный пост старшего советника мэра, Фрой даже не помышлял, он работал в Хранилище. За время своей работы он сделал сотни ходок к кроне Циклая и обратно и перетаскал, должно быть, тысячи литров сока. В те времена недостатка в соке Хранилище не знало. Диетры на Амплериксе были здоровыми и щедрыми на урожай, население почти всех земель могло платить соком если не весь налог, то две его трети уж точно, а Хищников наружу из мешка выбиралось так мало, что в какой-то момент они почти превратились в сказание. Сок быстро испарялся из Хранилища, но его богатые сборы по всему Амплериксу не давали поводов для беспокойства. Сейчас же ситуация была обратной, плачевной. Серьезно усугублял ее и Апельгио, который в свою смену втайне от остальных выливал весь сок из мешков в землю, но не в Хранилище. Узнай кто об этом, сейчас юноша отбывал бы пожизненный срок в Песочных рукавах, и это в том лишь случае, если Верховный судья к нему проявил бы необычайную милость. Каравелла добралась до Сентры и пришвартовалась к аккуратному причалу. Рядом виднелись небольшие дома. Впрочем, все в Сентре было небольшим. Эта далекая, самая восточная земля Амплерикса, сплошь была изрыта бесконечными мглистыми пропастями, из которых росли скалистые уступы, где с трудом, как на сваях, и стояла Сентра. Из-за этой странной географии город не мог позволить себе ни широких площадей, ни размашистых дворцов. – Всем оставаться на каравелле, – сурово сказал плавиец, как только капитан обездвижил судно. – Мы прибыли сюда не на привал. И не пробудем здесь долго. Я пойду говорить с мэром Тенуитом. Буду просить каравеллы и людей. И немного провизии. – Ты же сам говорил, что это мой приговор, – заискивающе обратился к нему Гальер. – Значит, я должен идти с тобой и говорить с Тенуитом. Не ты, а я должен решать, какое подручное снаряжение взять обратно в Аиль-Саттай. Плавиец недоверчиво посмотрел на Аберуса, но, к удивлению Гальера, без лишних споров согласился. Он завел руки Гальера за спину и прочно связал их веревкой. – Боишься, что я сбегу? – хмыкнул бывший предводитель Вильдумского отряда. – Тут, если куда и деваться, так только сдуру прыгнуть в одну из этих пропастей. Плавиец ничего не ответил. Он перепрыгнул через борт корабля и приказал Гальеру сделать то же самое. Когда оба очутились на земной тверди, плавиец больно ухватил Гальера под руку и, грубо толкая его вперед, отправился к небольшому зданию мэрии, стоявшему в самом центре городка. Гальер, волоча ноги, осматривался по сторонам. Казалось, что город спал. На улицах Сентры было необычайно мало людей – и стояла странная тишина. Такими бывают города, недавно перенесшие кровопролитную войну и робко пытающиеся вернуться к привычному укладу жизни. Не успела Сентра оправиться от невиданного числа Хищников, высвободившихся из Хранилища, как эти случаи стали повторяться. Из тех, кто попадался Гальеру на глаза, было больше плавийцев, рейдом прочесывающих город, чем деквидов. Завидев непрошеных гостей, один из плавийцев городского отряда подошел к ним. Он сразу понял, что из этих двоих, стоящих сейчас перед ним, один был плавийцем в характерном обмундировании. Но кто второй? Городской плавиец вытащил из-за пояса короткий узкий кинжал и замахнулся, но его коллега из столицы поднял руку. – Не нужно. Его кровь не черная, он не Хищник. – Откуда знаешь? – спросил городской плавиец. – Это Гальер Аберус, бывший предводитель Вильдумского отряда. Осужден Верховным судьей за предательство короны. Сослан в Аиль-Саттай на сбор сока. – Сока? – переспросил городской плавиец. – Если ему удастся собрать сок в Аиль-Саттае хотя бы у одной диетры, то он увековечит себя в истории планеты. – Потому и прибыли сюда. Я намерен говорить с мэром Тенуитом. Любое решение Верховного судьи священно, ослушаться его преступно. А исполнить приговор без помощи мы не сможем. Гальер не сможет, – поправился плавиец. – Вот уж обрадуется Тенуит… Сейчас его больше волнует Хранилище. – Совсем плохи дела? – Хуже, чем плохи, – ответил городской плавиец. – Хранилище иссякает. Хищников стало слишком много. Мэр ввел комендантский час, чтобы на улицах не было лишнего народу, иначе Хищники обращаются деквидами и сливаются с толпой. Не у каждого же встречного кровь проверять. Мы много людей потеряли. Месяц назад целые полчища проникли в город. И сейчас, кажется, это повторяется. Сегодняшним утром лично убил троих Хищников. Со стороны мэрии послышались крики: «Они идут! Бегите!» Гальер повернулся на крик и обомлел. Прямо на них из переулка между мэрией и таверной на мясистых лапах неслись жуткие существа с белоснежной шерстью. Их было шесть или семь, Гальер был слишком напуган, чтобы упражняться в счете. Городской плавиец моментально вытащил из ножен меч. Охранявший Гальера плавиец забыл про своего пленника и, тоже вытащив оружие, встал плечом к плечу со своим коллегой. Двое Хищников тут же пали замертво от взмахов мечей плавийцев, и их густая черная кровь лавой растеклась по белой шерсти. Сзади, со стороны каравеллы, послышался шум. Гальер обернулся и увидел, что остальные плавийцы, оставшиеся на корабле, вооружились мечами и приготовились дать отпор белоснежным демонам. Связанные пленники Песочных рукавов в ужасе попытались вскочить на ноги, но крепкие путы не позволяли им сделать ни шагу. Один из Хищников, набрав скорость, в мощном прыжке оторвался от земли и, перелетев над головой Гальера, очутился на борту каравеллы. Тем временем Хищников на улице становилось все больше – они, казалось, возникали из ниоткуда. Пока двое плавийцев старались остановить чудовищ, Гальер побежал в сторону ближайшего здания, похожего на кладовую. Ноги не слушались его, а связанные за спиной руки мешали бежать. Он споткнулся и упал, ударившись лицом о камни и разбив губы до крови. Жажда жизни взяла верх над страхом и болью, и он смог подняться. К тому времени Хищников на улице Сентры стало слишком много. Быстрого взгляда на их стадо было достаточно, чтобы понять: их двадцать, а может, и двадцать пять. Один из белоснежных монстров ринулся к Гальеру, который к тому моменту успел добежать до двери кладовой. На его счастье, дверь не была заперта. Он толкнул ее, проник в темное помещение и телом закрыл за собой дверь. Миг потребовался на то, чтобы увидеть хлипкий крючок с внутренней стороны двери. Он повернулся к двери спиной и связанными руками умудрился опустить крючок прямо в петлю. Это не помогло бы удержать Хищника, но сегодня удача явно была на стороне Гальера – один из плавийцев проткнул череп Хищника прямо на пороге кладовой. Гальер забился в дальний угол, спрятался за какими-то метлами и мотыгами и закрыл глаза. Он слышал рев Хищников, доносящийся с улицы, крики плавийцев, скрежет клинков по костям и хруст, с которым Хищники перекусывали тела воинов Сентры. Городской плавиец пал, оставив свою голову в пасти одного из Хищников, продолжающих наводнять улицы Сентры. На помощь явились еще десять или двенадцать городских плавийцев, орудовавших мечами так лихо, что Хищники один за другим падали наземь, заливая мощеные дороги города черной вязкой кровью. Несколько Хищников, раззадорив аппетит, вскочили на прибывшую из Песочных рукавов каравеллу. Они с легкостью разрывали на мелкие куски связанных пленников из Песочных рукавов, обреченных на страшную смерть. Впрочем, едва ли заключенные могли бы спастись, даже не будучи привязанными к мачтам каравеллы. К тому моменту, как последний Хищник пал, разрубленный острым мечом на две половины, на каравелле из выживших осталось трое – один плавиец, Фрой Эрес и еще один заключенный. Черная кровь Хищников, перемешанная с кровью их жертв, густой рекой просачивалась сквозь расщелины палубы. Крики стихли, и наступила тишина. Лишь редкие голоса доносились сквозь хлипкие стены кладовой до Гальера Аберуса, который все это время неистово тер веревками об острый край лопаты. Наконец путы его опали, и он не без наслаждения посмотрел на освободившиеся запястья рук. Слыша, как колотится его сердце, он с опаской подошел к двери. Через рассыхающиеся длинные доски, из которых она была сколочена, Гальер смог рассмотреть их каравеллу и гору тел рядом с ней. Хотя телами это было сложно назвать. То, что видели его глаза, скорее походило на кашу. Он разглядел нескольких выживших плавийцев в экипировке. Они проходили между растерзанными товарищами, и их неторопливая походка означала, что атака Хищников отражена. Каждый, кто учился в школе, знал, что плавиец жив до тех пор, пока голова его не отделена от плеч. Разодранные когтистыми лапами Хищников плавийцы лежали на земле и стонали. Кто-то отделался рваными ранами на ногах и животе, а значит, их можно передать в руки лекарей в надежде, что после лечения они смогут вернуться к службе. Животы других были выпотрошены. Товарищи подходили к ним, приседали перед ними, сочувственно, по-братски, брали их ладони в руки и, получив уверенный кивок, отсекали сослуживцам головы, лишая их мук, но даря благородную смерть. Гальер откинул крючок и толкнул дверь кладовой. Она со скрипом отворилась, и он вышел на улицу. Ни разу за всю свою жизнь он не видел такой ужасной картины, такого количества мертвых тел. Но весь ужас того, на что сейчас смотрели его глаза, перебивала одна простая мысль. Он не видел ни одного из тех плавийцев, что сопровождали его на каравелле. И их героические смерти обернулись для него шансом на освобождение. Да, его, без сомнения, будут искать и, скорее всего, отыщут и вернут в Триарби или сошлют в Песочные рукава. Но это будет потом, а сейчас к нему не приставлено никого, кто знал бы его в лицо. И когда его найдет корона, она не сможет упрекнуть его в побеге, в уклонении от приговора Верховного судьи. И он, и плавийцы, и пленники Песочных рукавов, погибшие в пастях Хищников, были никем иным, как жертвами случая. Опасного, смертоносного, рокового для них – и невероятно удачного для него.