Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки

Калирия больше всего хотела знать наверняка, что ее отец жив. Келий же, много месяцев назад покинувший свою дочь, больше всего хотел, чтобы Калирия знала — он жив, он не в опасности. Здесь, в Маударо, где он сейчас находился, было безопаснее всего. Пока их с Эльзахиром задумка не осуществится, Келий не сможет вернуться к дочери. Все это он делает ради нее. Не ради планеты, ее жителей и всех этих рас и ступеней. Не ради Чистых гор, Арамея, Огненного моря. И не ради всего того, что тысячи лет жило на Амплериксе. Только ради своей малышки. Если бы когда-то к нему не явился Эльзахир, Келий не смог бы добраться до пиратского города самостоятельно, как не мог достичь его ни один живущий на Амплериксе, не считая, конечно, самих пиратов. Келий вообще и не мыслил, что ему доведется увидеть недосягаемый Маударо своими глазами. Но с помощью Эльзахира это стало реальным. Маги могли не все. Но очень многое. Ни пираты Маударо, ни владыка пиратского прибежища Каралла — никто ни разу не спросил Келия, кем он является и почему вдруг оказался в их городе и надолго остался тут. Иногда Келию думалось, что он невидим для пиратов, иначе ему давно вспороли бы сначала живот, а затем и карманы его камзола в поисках пары монет. Но по странной причине пираты будто воспринимали его как естественную часть пиратского быта. Он не был для них своим, но не был и чужаком. Наверное, думал Келий, это магия Эльзахира. Проведя Келия в пиратский город, Эльзахир приказал ему остаться тут и ждать, а сам исчез, не сообщив, когда возвратится в Маударо. Келию было десять лет, когда они с отцом переселились в Триарби из Аладайских озер. Незадолго до этого мать Келия лишилась рассудка. Он часто и с нежностью вспоминал свою маму — она была веселой молодой женщиной. Она заливисто смеялась над шутками мужа, ее обожали соседи за открытую душу и доверяли ей своих детей, уходя на рынок. Но безумие захватило ее рассудок подобно черной дождевой туче, что нависает над поляной и ввергает ее в темноту и бурю. Рано или поздно туча улетает. Безумие же его матери осталось с ней навсегда. Порой Келий думал о том, что даже смерть не была бы такой пыткой для человека, как его почерневший разум. Переехать в Триарби его отец решился после одной ночи. К тому времени он уже отчаялся излечить от безумия свою супругу, которая перестала признавать в Келии сына, а мужа считала обратившимся Хищником. За обедом она то и дело норовила полоснуть мужа ножом, чтобы убедиться, что в его венах течет густая черная кровь. Нередко ей удавалось это, и отец Келия, выкрикивая брань и заматывая салфеткой свежую рану на руке, из которой сочилась алая кровь, вскакивал из-за стола и выбегал на улицу, лишь бы не видеть безумных глаз своей все еще любимой жены. Ночами она отказывалась ложиться в одну постель с мужем, уверяя, что он пожрет ее, а со временем мысль о том, чтобы спать с женой, стала отталкивать и отца Келия. Он спал в их супружеской кровати, а жена коротала ночи на голом полу кухни. Одной ночью отец Келия проснулся от странного глухого звука, доносившегося из детской спальни. Вскочив с постели, он бросился в комнату к Келию и в ужасе застыл в дверях — жена навалилась на сына и прижала ему подушку ко рту. Муж подлетел к ней и с силой оттолкнул в сторону за миг до того, как Келий начал терять сознание от недостатка воздуха в легких. «Пусти меня, тварь! — звериным рыком огрызнулась жена. — От Хищника может родиться только Хищник! Дай мне придушить его! Дай убить это мелкое гадкое животное!» Уже следующим утром отец Келия, схватив в охапку сына, пришел на причал каравелл у Озера памяти и, заплатив капитану, сел на борт той из них, что готовилась подняться в воздух и отправиться из Аладайских озер в Триарби по заранее проложенному маршруту. Всю дорогу до столицы маленький Келий умолял папу пообещать, что они вылечат мамочку и заберут ее с собой в Триарби, и отец, рыдая, говорил сыну лживые слова, которые мальчик так хотел услышать и которым не суждено было стать правдой. Только через год жизни в столице Келий мало-помалу начал отходить от ужаса той страшной ночи, но так и не забыл дикого взгляда своей матери, занесшей над ним подушку. Отцом Келия был секретарий Далонг. Конечно, в тот день, когда еще молодой Далонг явился в Триарби из Аладайских озер с сыном, он не мог и мечтать, что когда-то станет секретарием. И, руководствуясь каким-то непонятным даже ему чутьем, решил не говорить никому, что мальчик, которого он привез в столицу из Аладайских озер, приходится ему сыном. Мужем Далонг был образованным и сдержанным. Не суровым, но строгим. Рассудительным и справедливым — таким, каким впоследствии вырастет и сам Келий. Суждения его отца всегда были последовательны, логичны и стройны, как молодая ветвь игура, и это быстро заприметили в королевском дворце, куда Далонг поступил на работу в Королевскую библиотеку. Отец Келия сложил хорошие, доверительные отношения со старшим библиотекарем. Библиотекарь познакомил отца с одним из счетоводов королевской казны. Счетовод свел его с помощником секретария Королевы, что царствовала в те годы. Секретарий Королевы предложил отцу Келия пост одного из своих помощников, и Далонг, даже не грезивший о такой возможности, без раздумий согласился. Со временем юный Келий полюбил столицу. В том, что жизнь в Триарби не могла сравниться с монотонным бытом Аладайских озер, сомнений не было даже у мальчика. Келий неплохо учился в столичной школе и быстро завел там себе друзей. Он каждый день вспоминал свою маму, но понимал, что едва ли сможет когда-то увидеться с ней еще раз. Она была ему матерью, но ее безумие раз и навсегда отняло у Келия статус ее сына. Порой повзрослевший Келий просил отца сказать, нельзя ли воспользоваться его близостью к королевской власти и краешком глаза заглянуть на Аладайские озера — хотя бы убедиться, что мама еще жива. Но тот аккуратно отклонял просьбы своего сына. Сначала под благовидными предлогами, а затем, когда Келий стал достаточно взрослым, и вовсе без каких-либо деликатных оправданий. Оправдываться было не в привычках отца, ибо то был Далонг. Тот самый Далонг, который годами позже станет верным советником первой ступени. А пока Далонг был сосредоточен на сыне и на работе во дворце. За восемь первых лет их жизни в Триарби он смог дослужиться до статуса старшего помощника секретария, а занять этот высокий пост не каждый был в состоянии за такой короткий срок. Когда Келию было двадцать три года, он познакомился с дочерью начальника королевского причала. Мужем тот был уважаемым и богатым. Он заправлял всем, что происходит в гавани: с момента, когда к причалу подходит любая каравелла, и до того мига, как она, воспарив ввысь, удаляется в другие земли Амплерикса. Саира, дочь начальника причала, была девушкой сообразительной, но ветреной. Отец воспитывал ее без матери, и это было темой, на которой Келий сдружился с Саирой. Против общения Келия с Саирой ее отец не возражал. О том, что Келий был сыном Далонга, отец Саиры не знал, как не знал и никто в Триарби — служащим господам Далонг представил Келия в качестве своего помощника. И отец Саиры вынашивал в голове туманные перспективы возможного союза молодых, ибо через Келия желал получить свободный доступ к Далонгу, старшему помощнику королевского секретария. Саира, впрочем, не была охоча до союзов. Куда сильнее ее прельщали веселые вечера в столичных тавернах. И, если компанию ей составлял Келий, она совсем не прочь была провести с ним очередное вечернее гуляние. Если же Келия поблизости не было, она не сидела без дела и довольно быстро находила себе общество других молодых людей. Иногда Келий видел это, но ни обиды, ни тем более ревности не испытывал. Отец же Саиры был совсем иного мнения о ее досуге. — Глупая, на кой тебе сдались эти неотесанные простаки? — кричал на Саиру отец. — Келий такой замечательный парень. Умница, красавец, спокойный, пивом не заливается, чего не скажешь об этих прихвостнях, с которыми ты пляшешь по ночам в кабаке, точно шальная! — Ну так прихвостни-то тоже не уроды, — небрежно отмахивалась от родителя девушка. — Красотой одной сыта не будешь. А эти простофили, что вьются вокруг тебя, точно пчелы возле улья, годны только на то, чтобы полы мести в тех тавернах, где скачут в танцах да глупых песнях. — А я и не собираюсь за них идти, папуля. Целоваться вечерами можно и без свадебной фаты в волосах. — Присмотрись к Келию, дурочка. Таких парней расхватывают быстрее, чем свежие лепешки в лавках на Живой площади. — Никуда твой Келий не денется. Ни он, ни его патрон. — Да при чем тут Далонг-то, — потупив взгляд, бросил ей начальник королевского причала. — При том, — переменилась в лице Саира, — что ты зря называешь меня глупой дурочкой. Ты хочешь, чтобы я пошла замуж за Келия, потому что его опекун работает во дворце помощником секретария. — Глупая и есть, — недовольно буркнул папа Саиры, оставил этот разговор и пошел прочь, ибо ему нечего было ответить на правду. К тому моменту отец Келия уже несколько лет состоял в тайном втором браке. Свою вторую супругу Далонг решил не посвящать в темные семейные секреты своей прошлой жизни на Аладайских озерах. О безумии матери Келия он ей не рассказал, соврав, что несчастную постигла смерть. А человек, навсегда лишившийся рассудка, действительно умирает для своих родных. Клида полюбила Келия, как родного сына, но Далонга она любила еще больше — преданно и совершенно беззаветно, пусть даже по просьбе супруга и не могла никому рассказать о том, что они с Далонгом состоят в браке. Хотя она и не заменила ему мать, Келий относился к Клиде с уважением и почтением — таким воспитал его Далонг. Совместных детей у Далонга и Клиды не было. Об их браке в Триарби не знал никто. О том, что Келий приходится ему родным сыном, Далонг не распространялся — об этом знала одна только Клида. Когда после смерти своей матери на престол взошла юная Илпа Бальерос, Далонг уже давно успел окончательно укрепить свои позиции в королевском дворце. С его мнением считался не только больной и дряхлый секретарий почившей Королевы, но и Илпа, новая законная владычица планеты. Илпа обращалась к Далонгу за советом куда чаще, чем к ослепшему секретарию, который из-за быстро растущей опухоли в животе мучительно доживал свой век, и даже целительные капли Магов не давали ему облегчения. Понимая, что умирающий старец не может, да и не хочет больше исполнять обязанности секретария, Илпа однажды пригласила Далонга к себе в Престольный уступ. Умный и расчетливый Далонг не был удивлен предложению Королевы, хотя из вежливости и изобразил на своем лице легкое недоумение. Много лет назад он с десятилетним Келием покинул суровые Аладайские озера, оставив там прошлую жизнь и обезумевшую жену. Много лет он взбирался все выше и выше, уверенно преодолевая каждую новую ступень на пути к тому статусу, который сейчас предложила ему Илпа Бальерос. Откровенно говоря, высочайшая должность секретария Королевы Амплерикса не была его мечтой, но не потому, что он не хотел ее, а потому, что не смел даже думать о возможности вознестись столь высоко. И должность эта воистину стала ему наградой за труд и терпение. Он не мог и не хотел отказываться от этого поста, а потому с благодарностью ответил Илпе согласием, не став брать время на раздумье. Как только отец Саиры узнал, что Далонг приступил к обязанностям секретария Илпы Бальерос, он не оставлял дочь в покое. Слова о замужестве с Келием вылетали из его рта чаще, чем брань из-за необузданного характера Саиры. Девушка не питала любовных чувств к Келию, но понимала, что отец прав. Красивый, образованный ассистент секретария был бы ей хорошим супругом. В нем Саира видела несомненный плюс, которого не видел ее отец — Келий был лишен не только взбалмошности и непредсказуемости, но и, главное, ревности. С ним можно было легко и непринужденно прогуливаться под руку из таверны, где Саира обнималась с очередным ухажером, и Келий как будто не выказывал к этому никакого интереса. Саира была уверена в том, что даже после замужества она сможет продолжать вести праздный образ жизни, проводя вечера в пабах на Живой площади, пока Келий проводит их во дворце за работой. И в конечном счете она не ошиблась. — Ну что еще нужно старику, кроме как видеть, что дочка идет замуж за такого отличного парня! — громко хохотал отец Саиры, в фамильярных объятиях похлопывая по спине секретария. — Молодые сами решили, я не вмешивался, — сдержанно ответил Далонг, пытаясь избавиться от объятий отца Саиры. — Твой Келий мне как родной, ты пойми, Далонг, — продолжал умасливать секретария начальник королевского причала. — О таком зяте только мечтать. В честь этого закатим такую свадьбу, что вся столица греметь будет до самых Чистых гор. И не поскуплюсь, слово даю. — Нет, — сухо ответил Далонг. — В моей власти обручить Келия и Саиру. Если на то есть их воля, я к их услугам. Но пышные свадьбы оставим другим. — Да ты чего, Далонг? Дети ж женятся. Я же вижу, что и для тебя Келий — что сын родной. Ты опекаешь его, как своего. Так ужель не отгуляем? Не по-нашему это как-то, право слово. — Зато по-нашему. Я секретарий Королевы. А секретариям не пристало отплясывать на свадьбе своих ассистентов. Мой дом ведет скромную жизнь. Скромной будет и свадьба. — И что в твоем понимании есть скромность? Человек сто хоть? — Четверо. — Да тебе макушку не напекла ли огненная сфера, сват? — Четверо, — ровно повторил Далонг голосом, с которым не хотелось препираться. — И не больше. Келий, Саира и мы с вами. — Ничего не понимаю, — опешил отец невесты. — И не утруждайтесь. Таково мое слово. Когда скромная церемония бракосочетания была завершена, а молодые удалились в свои покои на втором этаже королевского дворца, к ним постучалась Клида. Она нежно любила Келия, и испытывала грусть оттого, что не смогла присутствовать на церемонии, ибо матерью Келию не была, а их с Далонгом брачный союз тщательно охранялся от остальных, включая новых родственников. Дверь отворилась, и на пороге показался Келий. Клида попросила его выйти и прикрыть за собой дверь. Она улыбнулась пасынку, обняла его и поцеловала в лоб. — Будь с ней счастлив, мальчик мой. — Спасибо, Клида. Прости, что не пригласили тебя на свадьбу. Сама знаешь, что мой папа… — Знаю, знаю, мой хороший. Не удивлюсь, если и о твоей свадьбе никто не узнает. Далонг тщательно охраняет все, что связано с его семьей. Он секретарий. Чем меньше о нем известно, тем лучше для всех. Ты хоть любишь эту девочку? — Наверное, люблю, — пожал плечами Келий и улыбнулся. — Вот и славно, — улыбнулась в ответ Клида. — Любовь… Волшебное чувство. Когда она есть, как у меня к твоему отцу, жизнь полнится светом и теплом. И уже неважно, знает ли о том кто-то еще. — Хорошо, — только и мог ответить Келий, ибо каких-то особенно волшебных чувств не ощущал. — Больше не занимаю тебя. Иди к жене. У вас сегодня первая ночь. Запомни ее. Такой больше не будет. — У нас с Саирой уже были ночи, — вновь улыбнулся Келий. — Да понятно. Но теперь вы супруги. И эта ночь должна быть особенной. Шло время. Келий продолжал помогать в работе своему отцу. Далонг не платил сыну большого жалования — человеком он был честным, пусть и не праведным, и не хотел, чтобы у кого-то было основание упрекнуть секретария в непотизме. Сперва он доверял Келию работу с корреспонденцией, затем позволил сыну составлять проекты королевских нот, беспрестанно рассылаемых по всему Амплериксу, а позже и вовсе отряжал сына на мелкие аудиенции от имени короны. Время от времени Келий наведывался в Престольный уступ, где Илпа Бальерос проводила аудиенции — самые важные, достойные ее августейшего внимания. В числе других, которым по долгу службы или в силу статуса позволено было находиться в Престольном уступе, Келий сидел на длинных скамьях, сооруженных вдоль стен королевской залы, и, затаив дыхание, завороженно наблюдал за тем, как молодая Королева изволит говорить с высокопоставленными господами, мэрами или знатными торговцами. Далонг на правах секретария сидел на стуле на пьедестале, рядом с королевским троном. Его отец больше слушал и записывал, меньше говорил. Но, если Илпа позволяла ему говорить, или если он сам, шепнув ей что-то на ухо, решал высказаться, речи Далонга поистине можно было записывать в атласы, а атласы — класть на стеллажи Королевской библиотеки. Далонг владел навыком моментально распознавать смысл беседы, даже если говорящий всячески старался замаскировать его красивыми оборотами или пространными рассуждениями. Много раз Келий становился свидетелем того, что в Престольном уступе вскрывалась истина лишь благодаря одному точно и в цель заданному отцом вопросу. Нередко, когда уже за полночь аудиенции подходили к концу, а королевскую залу покидал последний ходатай и последний советник, в Престольном уступе оставались трое: Королева Илпа, Далонг и Келий. Оставшись втроем, они обсуждали исход аудиенций, и именно в эти моменты принимались решения, порой судьбоносные. Королева Илпа была всего на год старше Келия. По скромному мнению Келия, внешностью Королева несколько проигрывала его супруге, пусть и была довольно хороша собой. Но Келий, как и его отец, куда сильнее интересовался умом, привычками, начитанностью и умением приходить к заключениям. Саира была далеко не глупой, вот только вечерам с книгой в руке предпочитала пение на Живой площади. Пела Саира, надо заметить, превосходно. С наступлением сумерек, разбавленных многоцветьем столичных небесных сфер, разгоряченные элем посетители близлежащих заведений косились на таверну «Небесные гнезда», где предпочитала коротать время девушка. Может быть, сегодня Саира вновь не без удовольствия поддастся уговорам гостей и одарит Живую площадь своим бархатным вокалом. Если бы не ее состоятельный отец, Саира вполне могла бы зарабатывать на хлеб своим голосом, который окутывал и Живую площадь, и отступающие от нее закоулки с многочисленными тропинками в ветвях деревьев игура. Порой ее пение сквозь открытые окна доносилось даже до Келия, который проводил очередной вечер в королевском дворце, работая на благо Амплерикса, чтобы планета продолжала жить, а его жена — петь. Зачастую Далонг, сделав самые важные дела, покидал Престольный уступ, с позволения своей владычицы оставляя там ее вместе с Келием. Сначала Илпа и Келий обсуждали принятые решения, а потом их речи переключались на что-то более интересное, чем торговые дела или межтерриториальные конфликты. Они обсуждали литературу, мысли древних философов и исторические события. Восторженно перебивая друг друга, они с некоторой долей романтизма, смешанного с уважением и почитанием, спорили о том, какая из земель Амплерикса претендует на статус воистину наилучшей. Возвращаясь домой далеко за полночь, Келий часто находил Саиру давно заснувшей в их кровати, а порой кровать пустовала, и Келий понимал, что жена решила провести ночь в другом месте и, быть может, в другой компании. Он не упрекал ее за это, ибо у него не было даже мыслей о том, что за такое мужья обычно упрекают своих супружниц, если не выразиться резче. К своему браку он относился как к данности, не придавая большого значения ни факту союза, ни тому, что за прошедшее со дня бракосочетания с Саирой время он так и не подарил Далонгу статус деда. И, когда Келий ложился спать в одинокую прохладную постель, он думал не о Саире, а о том, что завтра наступит новый день, в королевский дворец придут новые задачи, а новые задачи потребуют новых решений от него, его отца и Королевы. — Ваше Величество, — сказал Далонг Илпе, когда очередной день подходил к своему завершению, — заранее смею просить прощения за слова, которые скажу. — Говорите, секретарий, — ответила Королева, которая отдыхала на троне после кормления Эксиля и прикрывала кровоточащие ранки на шее Королевским шарфом, — вам не пристало заискивать передо мной и просить извинений. — Думаю, для начала моему помощнику лучше покинуть Престольный уступ. То, о чем я намерен говорить, не его ушей дело. — Помощнику, — повторила Илпа. — Далонг, я первая ступень. Все эти годы вы тщательно сохраняете в тайне, что Келий — не просто ваш помощник. Он вам сын. Не так ли? — Как вам стало известно об этом? — испуганно спросил Далонг. — Ваш вопрос мне не нравится, Далонг. Мне это известно. Вы намерены отрицать? — Никак нет, Ваше Величество. — Мне всегда было интересно, к чему такая странная секретность? Вы чего-то опасаетесь? — Просто меры предосторожности, Ваше Величество. — Келию грозит какая-то опасность, о которой мне следует знать? — спросила Илпа Бальерос, бросив взгляд на сына Далонга, стоящего неподалеку от трона и складывающего стопками бумаги с королевскими нотами. — Келию? О нет, моя госпожа. Но я секретарий. Я посвящен в тайны короны, которые держат мою душу, будто в клетке. Как и вашу душу. И, чем больше кому-то известно о моей жизни, тем выше шансы недоброжелателей использовать эти знания во вред королевской династии. Никогда не знаешь, как и кому могут служить слова, по неосторожности брошенные в воздух. И если о нашем с Келием родстве стало известно вам, это может открыться и другим. Так что это просто меры предосторожности. — И все же я считаю, что юноша может остаться и послушать то, о чем вы хотите мне сказать. Кто знает, настанет ли час, когда и ему представится возможность занять пост секретария. — Возможность… — вздохнул Далонг. — Или же бремя. — Или же бремя, — согласилась Королева. — Так или иначе, если у меня нет тайн от своего секретария, не должно их быть и от его сына, который целыми днями трудится на благо короны. — Как будет угодно Ее Величеству. — И Далонг поклонился Илпе. — Речь о том юном госте, которого периодически видят в ваших покоях. — О ком? О Кобито? — Именно, моя госпожа. Все чаще в коридорах королевского дворца шепчутся о том, что Королева вместо того, чтобы сочетаться браком и начать думать о будущей наследнице, украдкой проводит ночи со странным незнакомым юношей. — Да я бы не сказала, что делаю это украдкой, — улыбнулась Илпа. — Не поймите меня превратно, Ваше Величество, но все эти слухи… — Вы решили выложить передо мной эти странные рассуждения только потому, что мои слуги судачат о содержимом постели своей Королевы? — Я хорошо понимаю, что решение за вами, но счел возможным лишь обратить на это ваше королевское внимание, — Далонг говорил очень осторожно, и было видно, что он аккуратно подбирает каждое слово. — Не стану скрывать, — сказала Илпа, — Кобито приятно удивляет меня по ночам и дарит удовольствие, в котором нуждается любая женщина. Даже Королева. — Вне всяких сомнений, Ваше Величество. Лезть к женщине в постель зазорно, особенно если эта женщина каждую неделю спускается в Морозную рощу и отдает свою кровь во имя жизни Амплерикса. Но, если бы это был брак… — Я никогда не собиралась создавать брачного союза с Кобито. На мое счастье, он об этом тоже не помышляет. — Быть может, я имею в виду не столько брак с Кобито, сколько в целом — брак. Позволю себе напомнить, что только от вас одной зависит дальнейшая жизнь планеты. А жизнь эта невозможна без новой жизни. Жизни вашей будущей дочери. — Ты говоришь, что мне пора родить дитя? — Я думаю, что это было бы… предусмотрительно. Одним лишь черным небесам ведомо, когда наши жизни прервутся. Это может произойти в любой момент. — Я знаю, — молвила Илпа. — И обещаю, что подумаю над твоими словами. Вот Келий, к примеру… Чем не муж для Королевы? Из хорошей семьи и на хорошем счету во дворце. Не говоря уже о том, что он рожден от хорошего отца, пусть вы и пытаетесь скрывать это. Услышав эти слова, Келий вздрогнул, задел небольшой круглый столик на тонкой резной ножке, и стопка бумаг упала и рассыпалась по лакированному полу Престольного уступа. Королева и Далонг посмотрели на него. Келий раскраснелся, присел и непослушными руками принялся судорожно собирать королевские ноты. Королева посмотрела на него и улыбнулась. — Вот только сын мой уже состоит в браке, — заметил Далонг. — Верно, — ответила Илпа. — Вполне себе препятствие для того, чтобы нам с тобой породниться, Далонг. Пусть я и не была бы особенно против. — Простите мне мою глупость, Ваше Величество, — напряженно сказал секретарий, — но, право, не понимаю, есть ли в ваших словах ирония. — Ирония? — Илпа закинула волосы за спину и привстала с трона. — Ирония есть в каждом слове. Без нее слова становятся плоскими и безвкусными. Но, что до Келия, здесь больше правды, чем иронии. За время его работы во дворце я хорошо узнала этого чудесного молодого человека. Однако, как ты справедливо заметил, Келий уже состоит в браке с той девушкой. Саира, кажется? — Да, Ваше Величество, — ответил Далонг. — И это значит, что мне придется искать другого кандидата в мужья. И уж точно не Кобито, пусть он и знает, что нужно женщине в постели. Предлагаю пока прервать этот разговор. О нем я еще поразмышляю. Илпа посмотрела на секретария и Келия и покинула Престольный уступ. Когда Далонг с сыном остались одни, Келий приблизился к отцу. — Папа, что это было? Для чего ты заговорил об этом с Илпой? Это было… было неудобно. — Королеве не пристало испытывать неудобств. — Неудобно было мне! — А вот это Королеве вряд ли интересно, сын. Но она сама заговорила о тебе. У меня не было даже и мысли о том, что разговор даст такой поворот. — Не лукавь. У тебя есть мысли обо всем, — отрезал Келий. — Ты хочешь породнить нас? — Да нет же, — ответил отец. — То есть не хочешь? — Этого тоже не могу сказать. Но я завел с Илпой тот разговор только для того, чтобы дать ей понять, что мысли Королевы не всегда должны быть ограничены спальней. В конечном счете все заинтересованы в ее скором замужестве и в рождении дочери. И, если подумать, ты и впрямь мог бы стать членом королевской династии. — Будучи в законном браке с Саирой? — Саира, Саира… Твоя жена взбалмошна. И пока единственным результатом вашего союза стало то, что твой свекор постоянно ловит меня в коридорах королевского дворца и недвусмысленно намекает на то, чтобы войти в состав совета. — Какого же результата ожидал ты? Это было понятно с самого начала даже мне. — Мне тоже. Но прошло время, а вы с Саирой точно не супруги, а одноклассники, идущие из школы в общий дом. Она ложится с тобой? — Ложится. — Почему она еще не понесла от тебя? — Не знаю, — пожал плечами Келий. — Я об этом не думал. Мне моя работа интересней. — Работа или Илпа? — И Илпа тоже. — Я говорю безо всякого осуждения. Сам подумай: Королева не прочь была бы стать твоей супругой. А вас с Саирой не связывает ничего, кроме брачного статуса, который нужен скорее ее отцу, чем тебе или мне. И я не уверен, что твоя жена ложится только с тобой. — Об этом я тоже не думаю. — Может быть, время подумать? О вашем с ней браке почти никому не известно. Не станет известно и о его расторжении. Ты любишь Саиру? Дорожишь союзом с ней? — Да не знаю я, отец. — Вот и ответ. Я не призываю тебя оставить свою жену прямо сейчас. Ты проводишь много времени с Королевой. И правильно делаешь. Когда я стал секретарием, видят черные небеса, ни разу не помышлял о какой-то выгоде для себя. Или для тебя. Но не забывай, что Илпа говорила серьезно. Из всех, кто есть, ты лучший вариант для Королевы, и она это прекрасно понимает. Думать об этом ее заставляет неписаное правило — Королева должна вступить в брак и родить дочь, иначе колесо жизни перестанет вращаться. И тебе под силу вращать это колесо. Подумай, как много мужей Амплерикса получают такой шанс? Келий продолжал проводить вечера с Илпой. Он не вспоминал о том разговоре с отцом. Он находился в обществе с Королевой только по одной причине — ему это нравилось. Гораздо больше, чем общество с той, которая именовалась его супругой. Иногда, проводив Илпу до ее королевской опочивальни, Келий видел, что она не закрывает дверь плотно. Спускаясь вниз по лестнице, он мог натолкнуться на Кобито, который украдкой, точно собирался совершить преступление, преодолевал ступени к королевским покоям. Но с течением времени Келий видел Кобито все реже. Прошло несколько недель, прежде чем Келий поймал себя на мысли о том, что давно не видел высокого, хорошо сложенного незнакомца Кобито в королевском дворце. И в одну ночь, когда Келий с наступлением темноты, по обыкновению, проводил Илпу до дверей ее опочивальни, она нежно коснулась его руки: «Не хочешь ли остаться сегодня здесь?» Далонг решил поговорить с отцом Саиры самостоятельно, с глазу на глаз. Пространные вежливые слова о том, что брак Келия и Саиры имеет не вполне понятные перспективы, заставили начальника королевского причала хорошенько понервничать. Но стоило Далонгу намекнуть, что в обмен на мирное расторжение брака он согласен даровать отцу Саиры пост в королевском совете, тот успокоился — переживания его улетучились, словно их унесли эрзальские ветра. О разводе Келия и Саиры не узнали. А вот о его скорой свадьбе с Илпой Бальерос шептались все: в Триарби и за пределами столицы. Поводом для сплетен стали ночи, которые Илпа и Келий начали проводить вместе. А еще недвусмысленное положение Королевы — одна из ее служанок во время купания Илпы не могла не заметить характерно налившейся груди владычицы. И, поскольку дочери Илпы и Келия не подобало родиться вне брака, вести о грядущей свадьбе не стали большим сюрпризом. Браку тому не суждено было продлиться долго, ибо душа Илпы Бальерос унеслась в Хранилище в ту самую ночь, когда крики новорожденной девочки сотрясли королевскую опочивальню. Калирия росла в неведении о том, что ее секретарий приходится ей еще и дедом. Овдовев после смерти Илпы, Келий решил, что третий брак явно будет лишним, и посвятил свою жизнь дочери. От Илпы у него осталось смешанное с ностальгией туманное воспоминание об их коротком браке. А еще фамилия. По законам Амплерикса мужья Королев брали фамилию Бальерос и гордо носили ее. Испытывал ли гордость он, Келий Бальерос не знал и никогда не задумывался об этом. Когда он вспоминал Илпу, то думал о том, что о его второй жене ему было известно так же мало, как и о первой. Он редко расспрашивал Илпу о ее детстве, а сама она мало что ему рассказывала. Молодые годы Илпы были в целом по-королевски беспечны. Она родилась здесь, в Триарби, и Гальтинг был самой дальней точкой, где Илпе довелось побывать за свою не самую долгую жизнь. У Илпы была старшая сестра, Сталия Бальерос, она родилась раньше Илпы на полтора года. Но Сталия погибла давно, совсем юной — в шестнадцать лет. Сталия пала жертвой Хищника, уйдя как-то с младшей сестрой гулять в королевский сад. Атака белоснежного шестипалого демона была столь стремительной и агрессивной, что от Сталии не осталось ничего, кроме воспоминаний семьи и придворных. По рассказам королевских слуг, покойная Сталия Бальерос была девушкой очень образованной и сообразительной. Как старшая дочь, Сталия готовила себя к тому, что однажды она взойдет на престол, а потому тратила все свободное время на то, чтобы постичь искусство управления планетой. Она заваливала маму вопросами о казне, налогах и оружии, о том, что такое протектораты и почему Верховного судью нельзя призвать на помощь по приказу короны. Младшая Илпа этими вопросами не задавалась, но постоянно играла в Королеву и даже прислоняла свою шею к растущему на подоконнике пиону, репетируя, как будет кормить Эксиль, когда придет время. — Зачем ты обнимаешься с пионом? — усмехнувшись, спросила Сталия, зайдя в комнату с охапкой книг в руках, которые ей разрешили вынести из Королевской библиотеки почитать. — Учусь кормить Эксиль, — задорно ответила маленькая Илпа. — То будет моим бременем, — сказала Сталия и провела рукой по бархатистой коже шеи. — Почему? — удивилась младшая сестра. — Потому что за Королевой наследует ее старшая дочь. — Что, правда? — удивилась Илпа. — А я думала… — А вот если бы ты больше училась и меньше целовалась с пионами, то знала бы. — И зачем же мне учиться, раз все равно не буду Королевой? — Учиться надо всем. Не только дочерям из династии Бальеросов. Настоящая Королева умна, Илпа. — Но ты сама сказала, что Королевой быть не мне, а тебе. Мне же совершенно не нравится учиться. — А мне не нравится, что после воцарения именно я должна буду каждую неделю спускаться в Морозную рощу и кормить Эксиль, а не ласкаться с цветком в горшке. Но меня никто не спросит. Есть вещи, которые просто надо делать. В случае с тобой — прилежно учиться и много читать. Поняла? — Поняла, — буркнула Илпа. — Тогда возьми меня завтра с собой в Королевскую библиотеку, а? — С удовольствием, — улыбнулась старшая сестра. — Там ты прочтешь много интересного. Об истории, географии, о математике. И об Эксиле. Ибо пион тебя ничему не научит. — Об Эксиле? — оживилась Илпа. — Ну конечно, глупенькая. Об Эксиле. Будь моя воля, не позволила бы ему прикоснуться ко мне своими голодными маленькими клыками. — А вот я бы этого ужасно хотела! — Тогда, может, поменяемся? — Ты что, дура? Не хочешь быть Королевой? Это же… Это же Королева. Как наша мамочка. — Не хочу. Но я тебе объяснила — есть вещи, которые надо делать, хочешь ты того или нет. И мне придется давать свою кровь Эксилю. — Ну, а как же нам с тобой поменяться? Если не хочешь быть Королевой, то я — с удовольствием. — Книги, книги и еще раз книги, — назидательно ответила Сталия. — Поменяться! Может быть, в книгах ты прочтешь о том, как повернуть время вспять и сделать так, чтобы матушка родила тебя первой. — А что, такое возможно? — Глаза Илпы заблестели. — Книги! И вопросов станет меньше. Тем более — таких глупых. «Страница! Страница!» От этих слов Келий вздрогнул. Воспоминания о матери, Аладайских озерах, Саире и Илпе Бальерос покинули его сознание, хотя он вцепился в них так сильно, словно старался задержаться в далеком прошлом хоть на пару мгновений. Рядом с ним стоял полоумный Амакар. За все время, что Келий провел в Маударо, он так и не смог привыкнуть к этому странному типу, ходящему в фаворитах у Караллы. Он посмотрел на Амакара, а потом заметил, что за стариком вприпрыжку бежит мальчишка, который не так давно появился в пиратском городе, прилетев сюда на огромном жуке. Амакар никак не отреагировал на возгласы Лагея и пошел в белокаменный замок. — Чего ты бежишь за ним? — мягко спросил Лагея Келий. — Дядя Амакар рассказывает так много интересного! — Не сомневаюсь. Потускневшее сознание рождает самые яркие сказки. На своем далеком опыте знаю, — молвил Келий, вспомнив мать. — Но это не сказки, — насупился Лагей. — Он очень интересно рассказывает про мерсеби. Потому что видел их. — И в этом у меня тоже нет никаких сомнений. Лишись рассудка — и еще не то увидишь. — Вот только дядя Амакар всегда беспокоится о какой-то странице. А я не могу понять, что это за страница такая. — Людей, утративших разум, вообще сложно понять, мальчик. Скажу тебе по секрету… Когда я был маленький, рассудок покинул мою родную мать. Она утверждала, что мой папа был Хищником. И думала, что я тоже Хищник. И даже пыталась убить меня. — Что, правда? — удивленный Лагей приоткрыл рот и уставился на Келия. — Чистая правда. — Но почему? Почему мама может вдруг захотеть убить своего сына? Вот моя мамочка так никогда бы не поступила. — Почему-почему… Потому что ни в чем так не хорош человек, как в яростной охране границ своего безумия. И проникнуть в эти границы — дело недоброе. И ты не старайся понять старика Амакара. И его клятую страницу. Лагей, немного постояв в недоумении перед Келием, тряхнул головой и все же побежал за Амакаром. Если Амакар будет в настроении, он снова начнет рассказывать Лагею много интересных вещей. И, если повезет, Амакар расскажет ему и про мерсеби. Так и случилось. — Но ведь со Дня воцарения прошло больше восьми тысяч лет! — воскликнул Лагей. — Восемь тысяч лет… Я даже не умею столько считать. Но это очень много ведь, правда? — Правда, — ответил Амакар, подбросив в высокий камин свежее полено. — И все это время мерсеби живут там, за черным небом? — Там и живут. — Но как они там едят и пьют? Как не умирают? — Пыльца Эксиля не только хранит Амплерикс от возвращения мерсеби на планету. Но и питает их. — Но там нет огненных сфер. Неужели им не холодно? — Помыслы мерсеби не о холоде, мальчик. А о том, чтобы вернуться. — Вернуться куда? — Сюда. На Амплерикс. — Но зачем им возвращаться? — А разве ты не захотел бы вернуться, если бы тебя вышвырнули из своей обители? Лагей не успел задать встречный вопрос. В комнату к ним вошла Каралла, и Амакар замолчал. «Страница», — бросил он владычице пиратского города, повернулся к камину и принялся согревать теплом огня свое дряхлое тело. Каралла подошла к нему, присела рядом со стариком, и они начали о чем-то шептаться. «Страница», — доносились до Лагея тихие возгласы Амакара. Когда разговор был закончен, Каралла поднялась, прошла мимо Лагея и нежно похлопала его по голове. Она скрылась в просторных коридорах белокаменного замка. Лагей, заметив, что огонь в камине убавился, взял в руки два полена и положил их в огонь. Пламя с аппетитом принялось пожирать древесную пищу, и приятные волны тепла обняли Лагея и Амакара. Старик посмотрел на мальчика и улыбнулся. И Лагею показалось, что во взгляде сумасшедшего старика проскользнула тень несвойственной ему благодарности. — А о чем вы говорили с тетей Караллой? — Страница. — А почему вы постоянно говорите — «страница»? — непосредственность ребенка всегда является оправданием неудобных вопросов, которые не решаются задать взрослые. — У меня есть страница. Там обо всем написано. Страница, страница. — А можно мне посмотреть на эту страницу? — Глаза Лагея блестели от любопытства, и в них играли огненные ленты каминного полыхания. — Можно. И с этими словами, совершенно неожиданно для мальчика, Амакар сунул сморщенную руку за пазуху и достал оттуда пожелтевшую страницу. Он протянул ее Лагею, и тот осторожно взял реликвию своими маленькими ручками. Лагей увидел, что края страницы были оборваны. Когда он был совсем маленьким, Лагей имел дурную привычку вырывать страницы из книжек со сказками, которые ему читала Кларена. Мама Лагея всегда ругала сына за это и учила, что книги для человеческого ума — это как хранилище с семенами для человеческого живота. С ними надо обходиться осторожно. «Ты же не рвешь мешок с едой, правда? И из книг страниц нельзя вырывать. Береги их», — говорила ему Кларена. Страница, врученная Амакаром мальчику, была исписана с обеих сторон. Черные письмена на запятнанной, пожелтевшей от времени странице были совсем плохо видны. Лагей прищурил глаза и попытался вчитаться. Он знал почти все буквы, но пока до конца так и не научился складывать их в слова. Лагей видел знакомые буквы, во всяком случае, те, что можно было распознать. — Ме… — тянул Лагей, аккуратно ведя пальчиком по письменам, — мер… мер-се-би. Мерсеби! Я прочитал. Мерсеби. Тут написано про мерсеби? — Да, — ответил Амакар. — А что тут еще написано? — Умеешь читать — читай. Не умеешь — прочтешь, когда научишься. — Ну расскажите мне! Ну пожалуйста, дядя Амакар! — Страница, — сказал старик, взял листок из рук Лагея и осторожно, словно боясь повредить его, спрятал листок за пазухой. — Ну вот, — обиженно насупился мальчик. — Вот вы всегда так. Начнете рассказывать, а не заканчиваете. А мне так интересно послушать про мерсеби. — Я могу рассказать тебе больше. — О мерсеби? — О мерсеби. — Что, правда? — воскликнул Лагей. — Только если обещаешь никому не рассказывать. Никому. Страница. — Обещаю-обещаю! — заскулил мальчик и стал теребить старика за рукав его одеяния. — Честное слово. — Чем поклянешься? — А чем клянутся? Я не знаю… Я ни разу не клялся еще. — Что у тебя в жизни самое-самое дорогое? Такое дорогое, что ты больше всего на свете боишься это утратить? — Моя мамочка. — Вот мамой и поклянись. А нарушишь клятву, так маму свою и потеряешь. И перед тем, как поклясться, хорошенько подумай, сможешь ли сдержать свое обещание. Не уверен — не клянись. Страница. — Уверен. Никому не скажу. — Даже своей маме? — Даже мамочке.