Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки

Три года спустя Кларена закончила очередную долгую аудиенцию. Сегодня она собиралась пойти к могиле Воланны, чтобы снять с погребального камня пожухлые цветы и украсить могилу свежими. Почетных жителей Аджхарапа хоронили прямо на площади, закрывая могилы ящиками с землей, куда высаживали цветы, продолжавшие жить на Амплериксе взамен того, кого они укрывали. Остальные находили покой по ту сторону реки. Течение Арамея здесь точило Чистые горы, которые стояли над городом, как крепость. В монолите горы, на небольшой высоте от воды, были выдолблены сотни могил тех, чья жизнь оборвалась в цветочном городе. Воланна, простившаяся с жизнью в смутное время, нашла свое упокоение именно там. И только по приказу Кларены, вернувшей себе былые позиции в Аджхарапе, прах Воланны был перезахоронен на городской площади. Если бы Воланна не приняла ангалийскую стрелу в свое сердце, не сидеть сейчас Кларене в кресле мэра, не править этим дивным цветочным протекторатом Эрзальской долины, не слышать заливистый смех проказника Лагея. И не проводить рукой по округлившемуся животу. Подарит ли она Лагею брата или сестру? Лагей уверял, что хочет сестричку. Отца мальчик помнил уже довольно плохо, но нового мужа своей матери принял быстро, пусть и называл его по имени. Арисон и Кларена были знакомы еще в те дни, когда Кларена занимала пост наместницы Шая в Аджхарапе. Именно Арисон помог Кларене вновь освоиться в городе, когда она вернулась с сыном сюда, в это лучшее, по мнению Кларены, место на планете. Сердце ее простилось с многолетней скорбью по мужу, она вдохнула сладкий воздух Аджхарапа и решила, что жизнь должна начаться заново. Арисон трудился в местной школе учителем. Не раз после завершения уроков он благодарил Кларену за талантливого ученика, и за разговорами об учебе Лагея Арисон и Кларена сблизились. Она приняла предложение руки Арисона так быстро и легко, что сама тому дивилась. И в ее животе поселилась жизнь второго ребенка. Кларена боялась реакции Лагея на то, что совсем скоро в их доме появится братик или сестра, но напрасно — мальчик хлопал в ладоши, узнав, что его одиночеству вскоре придет конец. Когда Лагей засыпал, ему было тепло от мысли, что в соседней комнате его мама лежит в кровати с мужем, пусть и не с его родным, давно погибшим отцом. И только память о том, что он прочитал когда-то на странице старика Амакара в пиратском городе, заставляла неопытное сердце Лагея сжиматься. Он так боялся нарушить клятву молчания, данную старику, что до сих пор никому не поведал о странице. Но не только одна Кларена готовилась подарить Амплериксу новую жизнь. В Марьяни, надежно укрытом где-то в пучине Эр-Нерая, со дня на день должна была разрешиться ребенком Лерия. В тот день, когда они с Эрви явились в столицу белого водоема, Ода была погребена в Коралловом поле с величайшими почестями. Вода горела синими красками, а морская живность ураганом вилась над Коралловым полем, пока тело бывшей правительницы Марьяни погружали в могилу. Лерия, лишенная в отличие от Мастеров воды дара находиться в пучинах Эр-Нерая, наблюдала за процессией сквозь прозрачные стены Яркого замка, мысленно благодаря свекровь за счастье прожить жизнь с любимым Эрви. Когда он, простившись с Одой навеки, вернулся во дворец, то первым делом поцеловал Лерию и повел ее в опочивальню. И сладость их страстного, долгожданного единения захлестнула девушку столь сильно, что в стонах и вздохах она отпустила воспоминания обо всем, что пережила за сотни лет существования на Амплериксе. Ей было страшно — вдруг тело ее настолько старо, что ему не суждено будет принять семя Эрви и подарить ему наследника? Но страхи те были напрасны. На сносях была и Фрея, которая поселилась в Триарби вместе с Саирой и Калирией. В самый первый день, когда они втроем ступили на территорию столицы, Калирия упросила секретария Фроя позволить ей увидеться с Королевой, чтобы получить разрешение остаться в Триарби, и Сталия даровала девочке свое согласие. Боясь показаться чрезмерно настырной, Калирия все же напомнила Сталии о королевском обещании навестить отца в Песочных рукавах. На это Королева ответила, что никаких обещаний девочке не давала. «Я сказала, что не буду противиться вашей встрече, если Келий окажется в Песочных рукавах. Но приговор был иным», — сказала ей Сталия. Тогда Калирии была поведана печальная судьба Келия и Далонга. И несколько первых месяцев после этого известия девочка засыпала в своей кровати на мокрой от слез подушке. За Фреей сразу приударил один высокий полноватый деквид, трудившийся на восточном пирсе Триарби на досмотре товаров, и его ухаживаниям она совсем не противилась. Старая годами, но молодая телом, Фрея изнемогала от желания вспомнить мужское естество в себе. Когда, спустя месяц, она поведала ухажеру о том, что понесла от него, деквид ликовал. Он подхватил Фрею на руки, как перышко, и чуть не задушил ее в объятиях. Следом было предложение выйти за него замуж, но на эту просьбу Фрея лишь расхохоталась: «Да вот еще! Мужей мне только не хватало». Саира назвала ее дурой, но Фрея была непреклонна. «Я столько десятилетий горбилась в клятой Земле Вдов, что ни в жизнь не выйду замуж, пока в моей постели не побывает последний деквид Триарби и солдат Вильдумского отряда», — хихикнула Фрея. «Дура и есть», — только и ответила ей Саира. Свою дочь Сталия Бальерос родила легко. Девочку принимали Фрой Эрес и главный травник Триарби. В тот день Шай Бальерос, проводивший жизнь между столицей и Эрзальской долиной, был в пути из Гальтинга в Триарби, и свою дочь увидел лишь спустя неделю после ее рождения. — Красавица. Правда? — спросила мужа Королева, давая ему в руки орущий сверток. — Она очень похожа на Альвару, — шепнул патриций, вдыхая молочный аромат дочери. — Твоя правда. Да будут черные небеса добры к нашему ребенку. И пусть ничто больше не роднит мою крошку с твоей сестрой, кроме очаровательного личика. — Моя дочь, — словно стараясь убедить себя в этом очевидном факте, повторял и повторял Шай, не отводя глаз от девочки. — Понимаешь? Дочь! Моя кровь… — Из тебя выйдет толковый отец, я уверена. Лучше, чем муж, — улыбнулась Сталия. — Муж я тоже толковый, попрошу. Я же слышу, как ночами старается в твоей опочивальне Армир. И как ты отвечаешь ему. А кто тебе нашел его? Я. Твой муж. — Не скрою, поначалу я сомневалась, пускать ли его к себе в постель. — Ты сомневалась и в силе моего семени. А понесла от меня уже со второго раза. Шай Бальерос всегда добивается своего. Даже если речь идет о подборе любовника для своей любимой жены. У него больше, чем у меня? Сталия посмотрела на патриция сквозь усмешку и прикрыла уши дочери. — Избавь нашу малышку от срамных разговоров. — Сочту это за слово «меньше», — удовлетворенно кивнул он. — Помнится мне, ты собирался провести личное интервью с кандидатом в мою постель. К чему тогда такие вопросы? — О, я собирался. Но оказалось, что Армир уверенно предпочитает пещеры стволам. Поэтому пришлось поверить ему на слово. — Я еще не дала ей имени. Ждала твоего возвращения. Шай провел пальцем по лицу дочери и посмотрел в ее ярко-зеленые глаза, будто в них мог прочесть имя дочери. — Дженна, — наконец молвил он. — Дженна, — повторила Сталия, словно пыталась распробовать звучание этого слова на вкус. — Дженна Бальерос. Очень красиво. Только любящий отец украсит свое дитя столь изысканным звуком. Дженна. Я прикажу Фрою записать это имя в атласы. — И я распоряжусь о том же. Библиотека Гальтинга тоже будет знать это имя. Имя дочери патриция Эрзальской долины. Когда только Шай впервые после длительного перерыва посетил родную землю, ему пришлось вступить в переговоры со своим собственным народом, и переговоры те продлились без малого неделю. Ангалийцы упорно отказывались принимать условия столицы и впрягаться в разведение диетр на своей священной земле. И даже известие о согласии короны отменить скидку на закупку лекарств не помогло переубедить их. — Тот приказ отдала Калирия и приняла Альвара Лаплари. Калирия более не Королева, а твоя сестра более не с нами, хвала черному небосклону. И только Старый Договор сохранил свою силу, — бросил ему один из ангалийцев. — Тот приказ поддержала новая Королева. Которая, напомню, мне жена. У нижестоящей ступени нет власти противиться решениям ступени вышестоящей. К которой ныне приближен я. Ангалийцы должны разводить диетр. Так решила Королева. — Если решила Королева, это не значит, что решение правильное. — Не значит. Но это решение Королевы. И доношу его до вас я, ваш патриций. — Патриции Эрзальской долины носят славную фамилию Лаплари. Ты же с этой фамилией распрощался. — Новая фамилия мне к лицу, не находишь? Умолчу о том, что она дает мне еще больше власти. — И этой власти достаточно, чтобы надругаться над Старым Договором? — Над договорами не ругаются. Их меняют. — Меняют тогда, когда это выгодно обеим сторонам, а не одной из них, — бросил Шаю ангалиец. — Если отмена скидки дает вам недостаточно выгоды… — Вам? — перебил его ангалиец. — Ловко ты дистанцируешься от нас, патриций. Ты принадлежишь расе повелителей ветров. — Ныне я принадлежу обеим расам. Но ты прав. Я патриций. И заинтересован в том, чтобы казна Эрзальской долины полнилась монетами. Я присоединился к первой ступени не ради тщеславия. Точнее, не ради одного только тщеславия. Тебе не приходило в голову, почему теперь Гальтинг закупает лунный хрусталь из Серебряной Слезы на четверть дешевле? Потому что некто Шай вызвал к себе в королевский дворец на аудиенцию нового мэра Слезы и настоял на пересмотре закупочной цены. Патрицию Эрзальской долины он мог бы возразить. Возразить же мужу Королевы он себе не позволил. И это только начало. Когда, годы назад, я вызывался добровольцем на поиски андамита для Калирии, у меня была цель — развить торговую мощь Гальтинга до небывалых высот. Годы прошли и остались в прошлом. Цель же моя осталась прежней. И у Гальтинга нет интереса вступать в распри с короной. А потому Эрзальская долина будет разводить диетр. На договорных условиях. — Отмены скидки все равно недостаточно. — Ангалиец, казалось, поубавил свой напор. — Отмена скидки экономит казну Гальтинга. Но выращивать хищные розы будут простые ангалийцы, а не казна. И их труд должен быть оплачен соразмерно риску оставить свои головы в пастях диетр. — Спорить не буду, — согласился патриций. — Обсудим плату. И сразу скажу: я приму только разумные условия. — Десять монет за каждый литр сока, — не думая, бросил ангалиец. — Достаточно разумно для короны? — Даже и не надейся. Корона будет готова платить за труд, а не разоряться на его оплате, — сказал Шай, заранее просчитав ход предстоящего торга и уже зафиксировав для себя выгодную цифру. — Одна монета, не более. — Одна? — усмехнулся ангалиец. — Даже в Байхиби за добычу железа платят больше. — Ты давно, видимо, не проверял счетные книги этого протектората. — Шай, невозмутимо блефуя, смотрел ангалийцу прямо в глаза. — Хорошо, девять. — Делая одолжение, ангалиец отступил на монету назад. — Я скажу «две». Ты предложишь восемь, я рассмеюсь, но милостиво соглашусь остановиться на трех монетах. Ты картинно закатишь глаза так, что зрачки исчезнут, и, немного подумав, заговоришь о семи. Дальше от меня последует «четыре», от тебя — «шесть». Мой ход будет последним, и я скажу «пять». Единственное, что можно будет сделать после, это хлопнуть по рукам. И они обменялись рукопожатиями. *** — Но Земля Отступников? — разочарованно молвила Сталия, прислоняя к соску ротик малышки Дженны прямо на троне, в Престольном уступе. — То должна быть плодородная почва, разве нет? — Так мы думали, — вздохнул секретарий Фрой Эрес. — Мандарины вовсю растут. Кустарники зеленеют. Но вот диетры… Даже те, которым год и больше, дают не более чашки сока, Ваше Величество. А с молодой хищной розы мы рассчитывали хотя бы на три четверти литра. — А Эрзальская долина? — испуганно спросила Королева. — Там еще хуже, хотя почва под Гальтингом более жирная, чем в Земле Отступников. Ангалийцы говорят, что есть диетры, которые вовсе не дают ни капли сока. Клыки зреют, но под ними сухо, как в Песочных рукавах. Ангалийцы подрядились на пять монет с литра, но корона им почти ничего не платит. Потому что не за что. Хотя они, справедливо будет заметить, исправно растят хищные розы. Был бы толк. — Сколько мы рассчитывали получать с Эрзальской долины в месяц? — По грубым подсчетам, девяносто-сто литров. — Было очевидно, что секретарий с трудом ведет этот разговор. — И сколько мы получили в минувшем месяце? — Немногим больше восьми литров, Ваше Величество. — Восьми… — испуганно повторила Сталия. — А остальные земли? Саами нас редко подводила. — Двадцать два литра, если память меня не подводит. — Всего двадцать два? — воскликнула Королева. — А Ангур? Кередай? Земли близ Эр-Нерая? — Везде примерно так же, Ваше Величество. — Когда был последний набег Хищников на Сентру? — Два дня назад. — Фрой отвел взгляд в сторону. — Сколько? — Почти семьдесят деквидов, Ваше Величество. Атаку отразили, но там остался лишь один плавиец. Так говорится в красном огне. — Пошли срочно новый отряд. — Я… Я уже отдал такое распоряжение, но на всем Амплериксе осталось менее четырехсот плавийцев из тех, кто может держать меч в руках. В последний раз в Сентру пришлось снаряжать даже курсантов из Саами, хотя раньше такого никогда не практиковалось. — У нас в столице есть большой отряд королевских стражников. Их можно направить в Сентру в помощь плавийцам? — Уже, Ваше Величество, — сказал секретарий. — Пятьдесят воинов. Даже солдаты Вильдумского отряда были снаряжены туда по моему приказу. Двенадцать человек. Пали все двенадцать. Тем, кто в совершенстве обучились искусству прижигать нивенгов, затруднительно махать мечами и противостоять Хищникам. — Мне сложно постичь это, не скрою. В глазах Сталии стояла пустота, она не услышала даже надрывного плача дочери. Дверь Престольного уступа приоткрылась, и в королевскую залу нерешительно заглянула служанка. Фрой кивнул ей, и девушка робко подошла к трону и протянула руки к девочке. Сталия поцеловала Дженну в щечку и отдала ее служанке, чтобы та уложила малышку спать в королевской опочивальне. — Что говорят Маги? — спросила секретария Королева, глядя, как двери Престольного уступа закрываются, сохраняя черные вести в тайне от ненужных ушей. — Я послал им ноту. Уверен, они не заставят Ее Величество ждать ответа слишком долго. — Меня пугают не только диетры. — Что-то еще, моя госпожа? — Эксиль. Вчера, когда я спустилась в Морозную рощу, он понуро лежал на инее. Обычно Эксиль чувствует пищу за несколько шагов. А вчера его бутон просто лежал на снегу. Я руками подняла его и прижала к своей шее, но он взял меня неохотно, как Дженна берет грудь, если недомогает. — Я пошлю о том еще одну ноту на имя Магов, Ваше Величество. Хотя уверен, что об этом им уже хорошо ведомо. *** В Земле Вдов поселились двести деквидов — туда их привело обещание короны снизить размер налоговой повинности на первые несколько лет, пока эта территория не будет окончательно освоена и не начнет давать приемлемое количество сока хищных роз. Розы там охотно росли, но сока давали не больше, чем в остальных землях Амплерикса. Плавийцы до Земли Вдов еще не добрались. А потому лишь дюжине деквидов удалось укрыться во все еще густом лесу в день, когда туда наведались Хищники, ежедневно вырождающиеся из опустошенного Хранилища. Деревня Хито, что лежала к юго-западу от Земли Вдов, была поедена Хищниками почти подчистую, и этому не смогли противостоять двое плавийцев, откомандированных когда-то в деревню. В жестокой битве головы этих двух воинов были раскрошены пастями Хищников. В Серебряной Слезе плавийцев было куда больше, чем в Хито, и только это помогло расправиться с тремя десятками белоснежных шестипалых демонов. Впрочем, к тому моменту, как последний Хищник пал от меча плавийцев, все деквиды, работающие в тот день в карьере на добыче лунного хрусталя, исчезли в пастях этих монстров. Пало много и тех, кто трудился на Циклае в Сентре, и ситуация с и без того скудным пополнением Хранилища лишь усугубилась. Каскапар, раскинувшийся где-то между Аиль-Саттаем и Аджхарапом, выстоял во время внезапного набега Хищников, но лишь благодаря тому, что населен он был опытными наемниками. Они привыкли биться в обмен на щедрое вознаграждение. Но в тот день платы не предлагалось, ибо на кону были их жизни. Полностью была отражена атака Хищников и на Аджхарап. То был крупный город по меркам остальных земель планеты, и, на свое счастье, недостатка в плавийцах и городских воинах он не знал. Пока плавийцы доблестно сокрушали Хищников, беременная Кларена утаилась на верхнем этаже мэрии вместе с мужем и Лагеем. С наступлением темноты, когда битва была закончена с весьма условным успехом, Кларена испуганно проходила между изувеченными телами тех, с кем вела беседы еще вчера. Она садилась рядом с безутешной родней павших, сочувственно обнимала их, понимая, что этот жест не давал родственникам никакого успокоения. Малыш в животе отчаянно пинался, и Кларена боялась думать о том, что ее ребенку предстоит родиться в эту странную, опасную пору, когда Хранилище порождало из себя полчища Хищников. Чистые горы высокомерно смотрели на кровавые бойни, точно предлагая Хищникам попробовать преодолеть непокорную скалистую высоту своего древнего массива. И Хищники безуспешно пытались взобраться на Чистые горы в поисках новой добычи. Западный Амплерикс выгадал немного времени, прежде чем Хищники поняли, что ход на запад открыт на юге, где скалы сравнивались с пологой землей в районе Байхиби. И в первый же день, когда Хищники добрались до этого протектората Эрзальской долины, их жертвами стали шесть десятков рабочих, застигнутых голодными зверями прямо на рудниках. К исходу следующей недели не осталось на Восточном Амплериксе ни одной земли, обделенной вниманием вечно голодных белоснежных демонов, которые уже начали заполнять собой Западный Амплерикс. Хищники добрались даже до края пропасти, за которой начиналась каменная плита с пиратским городом Маударо на ней. Дейна и остальные пираты испуганно смотрели, как Хищники пытаются в прыжке преодолеть расстояние над пропастью и очутиться в городе. Некоторым это удавалось. Пираты были хорошими грабителями, но хорошими воинами назвать их было нельзя. Туманность на подступах к Маударо была охвачена Хищниками, пускать туда пиратские каравеллы в поисках добычи не имело смысла. На каравеллах в Маударо с охоты обычно привозили не только дорогой товар или монеты, но и вкусную еду. Сейчас же пираты, отрезанные от внешнего мира хаотичным кордоном Хищников, с каждым новым днем опустошали закрома с пищей. Город умирал от голода и стычек между пиратами в борьбе за остатки семян. Торговцы Западного Амплерикса забыли про сделки, товар и монеты, ибо новости о том, что восточная часть планеты разорена Хищниками, добрались до них быстрее, чем на то надеялась корона. Желая сохранить свои жизни, люди бросали дома, брали лошадей, продукты и монеты и отступали к западу в надежде на то, что до них Хищники не доберутся. Когда Хищники проникли в Кередай, там уже не было ни единого жителя — лишь заброшенные дома и скотина, тут же ставшая пищей для голодных монстров. Жители Кередая достигли Саами, планируя отдать все свои сбережения, лишь бы найти приют в этой знаменитой деревне. Но и эта земля к тому моменту представляла собой забытые хозяевами одинокие дома — жители Саами успели отступить к белому водоему. В водах Эр-Нерая они пытались найти укрытие от Хищников. На скорую руку они мастерили плоты, связывали их веревками и отплывали от берега дальше, в глубь Эр-Нерая. Плавать Хищники не умели — они трогали белоснежными, покрытыми шерстью лапами воду, стоя на берегу, и издавали рев, видя, что в нескольких метрах от них на плотах дрожит их добыча, добраться до которой им было не под силу. Вода стала спасением для деквидов лишь в первые несколько дней. Еда быстро закончилась, и деквиды принялись драться за скудные остатки семян в надежде накормить детей и позволить им прожить на Амплериксе еще немного. В драке за пищу пролилась первая кровь. Утратившие от голода рассудок люди забывали про своих ослабших детей, и жажда выжить заставляла их набивать рот семенами, обделяя едой родных дочерей и сыновей. Когда последняя горстка семян была съедена, наступил хаос. Дети и старики стали умирать от голода первыми. Одна из женщин, потерявшая разум, не смогла больше выносить плача своего сына и кинула его за борт, в воды Эр-Нерая. Сталия Бальерос поднималась по лестнице к Престольному уступу. Она смотрела на ступени, но не видела их. Она заносила ногу, но не чувствовала соприкосновения с поверхностью. Не ощущала она и боли в своем запястье, туго перевязанном Королевским шарфом. Она думала только о том, что случилось недавно в Морозной роще. Королева настойчиво, но безуспешно прижимала к своей шее ослабший, умирающий бутон Эксиля, и впервые цветок не вонзил клыки в ее кожу, не сделал ни единого глотка. Она была готова, что этот момент рано или поздно настанет, а потому не первую неделю носила с собой в Морозную рощу небольшой кинжал с коротким лезвием. Сегодня он ей пригодился. Поняв, что Эксилю нет никакого дела до крови, Сталия резким движением провела кинжалом по запястью, стараясь оставить как можно более глубокую рану. Пальцами она раскрыла понурый бутон цветка и позволила крови из пораненной руки стечь в пасть Эксилю. Но цветок не изрыгнул в небо кровавую пыльцу. Его бутон беспомощно упал на иней, и кровь Сталии вылилась из его пасти обратно, нарисовав на снегу алый рисунок непостижимой обреченности. В Престольном уступе Королеву встретили три фигуры в ярко-красных одеяниях. И еще одна, сплошь укрытая черной мантией. Рядом с троном, на ступенях помоста, сидел Шай, держа в руках тихо спящую Дженну. Секретарий Фрой Эрес стоял напротив, прижимая к себе Айри и малыша Гернара, который держал в ручках игрушку — связанного матерью смешного верблюжонка. — Это конец? — спросила Сталия, обращаясь к Магам. — Корни Эксиля распространились по всей планете, — послышался голос одного из Магов. — Цветку больше некуда расти. — Сегодня Эксиль не взял моей крови, — сказала Королева. — Я знаю, — ответил Маг. — Но как же предсказание? — с мольбой в голосе спросила Сталия. — Пока ласточка не вернется в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит… Так говорилось в предсказании! Я вернулась в родное гнездо. Залина родила ребенка… Разве… Разве это не оно? Разве не это должно было даровать нам новую жизнь? — И быть этому до тех пор, пока ласточка не вернется в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит, — повторил Маг. — Да, предсказание сбылось. Но оно — свидетельство конца, а не начала новой жизни. И Эксиль более не будет жить. Цветок умирает. Я отвечу на ваш вопрос. Да, это конец. — Что мы должны сделать? — Сталия нервно сглотнула, косясь на свою дочь на руках Шая. — То же, что мы сделали восемь тысяч лет назад. Нам предстоит найти себе новый дом. — Новый дом? Я не понимаю… — пролепетала Королева. В это время безмолвная фигура Верховного судьи колыхнулась, и полы ее мантии покрылись мелкой рябью черной ткани. Не касаясь ногами лакированного пола Престольного уступа, Верховный судья поплыл по воздуху к дверям королевской залы и скрылся в коридорах. Помедлив немного, Сталия бросилась за ним. Подбегая к дверям, Королева замерла на миг, ибо увидела, что в углу, возле стены, лежит бутон Эксиля. Он, понурый, чернеющий, отделенный от стебля, беспомощно лежал здесь, а не в Морозной роще. На улице Королева увидела, как Верховный судья воспарил в воздухе. Фигура судьи подняла руки к небу и замерла. Сталия испуганно наблюдала за этим. Судья, казалось, смотрел на юг. Королева повернула голову и приоткрыла рот. Лерия и Эрви, которые уже знали обо всем, что происходит на поверхности, находились в своей опочивальне. Лерия благодарила черные небеса за то, что муж увез ее на донья Эр-Нерая — туда, куда Хищникам не дано проникнуть ни при каких обстоятельствах. Она прижимала к груди своего сына, глядя на то, как за прозрачными стенами Марьяни стаями мечутся рыбы, как волнуется темная пучина, словно переживает за события на поверхности. Поначалу Лерия и Эрви подумали, что это им просто кажется. Но вскоре они поняли, что глаза их не подводят: вода начала подниматься кверху. И вот уже Лерия может наблюдать опустошенное скользкое дно Эр-Нерая, простившееся с водой. Верховный судья поднял Эр-Нерай в воздух столь же легко, как мать поднимает свое дитя из теплой колыбели. Воды белого водоема воспарили над поверхностью и неподвижно застыли бескрайним коконом, обратив владения Эр-Нерая в пустой, непомерно глубокий каньон, на дне которого одиноко лежали кораллы, камни и водоросли. И Марьяни. Этот помрачневший Яркий замок стоял на дне каньона одинокой стелой, лишенной и водных объятий, и своего вечного свечения. Водяной кокон, распластавшийся в воздухе на сотни миль в разные стороны, подчинился Верховному судье и поплыл на юго-восток. Времени много не потребовалось, чтобы миллиарды тонн необъятной воды, еще миг назад покоящиеся в Эр-Нерае, застыли над кипящим жидкой пламенной массой Огненным морем. И обрушились прямо в огонь. И плотное полотно пара, родившегося от смертоносного соприкосновения двух враждующих стихий, взвилось и устремилось в небеса. Пламя в море утихло. Горящие в черном небе огненные сферы потухли, и на Амплерикс опустился мрак, а следом и холод. Ветви игура, в которых стояла столица, точно ожили. Напугав Сталию, они медленно зашевелились и стали загибаться, словно заключая Триарби в кокон. Королева, ее муж, секретарий Фрой и его жена, Лафре и Мачео, Калирия и Саира, Кларена и Лагей, Медо Дайтан и Дейна — все, где бы они ни находились, могли наблюдать в эту минуту, как в темноте с неба на землю медленно опускаются сотни, тысячи мерсеби. Эти жуткие ящеры касаются пружинистыми лапами земной тверди, выпрямляют свои черные чешуйчатые спины и расправляют широкие, как паруса, крылья. Они вдыхают ноздрями воздух родного дома, откуда их изгнали тысячи лет назад. Один из проникших на планету ящеров стоял в Аджхарапе прямо возле Лагея и его мамы. Мальчик посмотрел на мерсеби и увидел, как продолговатая зубастая пасть ящера медленно уменьшается, как чешуя на его теле тает на глазах, как жилистые крылья словно растворяются в воздухе. Еще миг — и на месте внушающего ужас оскала виднеется лицо женщины. Лагей поднес свои руки к глазам и увидел, как кожа на его теле, наоборот, начинает покрываться чешуей. Он бросил взгляд на маму: голова Кларены увеличивается в размерах, скулы ее расширяются, челюсть вытягивается и покрывается клыками. Лагей ощутил у себя за спиной странную резь. Он посмотрел на Кларену и тут же понял, что за ее спиной происходит то же, что и за его собственной. Широкие мощные крылья резанули воздух несколькими взмахами, и вот на месте его матери стоит мерсеби. Лагей смотрит на свои ноги, но вместо привычных конечностей видит покрытые твердой чешуей когтистые лапы. Он переводит взгляд на того, кто еще миг назад был его отчимом, и на месте Арисона тоже видит высокого черного ящера. Лагей, пожалуй, был единственным, кто понимал, что происходит. Никто, кроме него, не читал страницу, припасенную когда-то волей случая стариком Амакаром. *** — Что, прям можно читать? — словно не веря в наступление этого долгожданного момента, Лагей уставился на Амакара, когда тот протянул мальчику свою реликвию. — Ты же не зря учился складывать буквы в слова. Лагей поднес рассохшийся листок бумаги близко к глазам. Когда-то черная, буквенная вязь была тусклой и трудной для прочтения тем, кто еще не научился уверенно сражаться с письменами. Мальчик приоткрыл рот, чтобы прочесть с листа первое слово. «Э, э, э, — Амакар покачал головой, — не тревожь тишину. Читай умом, а не языком». Лагей вжал голову в плечи, искоса взглянул на старика и погрузился в содержимое ветхой страницы. «Вчера была коронация Сельвы Бальерос, первой Королевы этой планеты. Планета, надо заметить, намного меньше предыдущей. Отчего-то я все еще помню ту, предыдущую, хотя должен был забыть. Ведь все остальные, кому удалось переселиться, уже забыли. Я просил у Сельвы позволения вписать эти строки в книгу. Она не позволила, но мне придется ослушаться, ведь знание должно быть непрерывным. Я предпочел бы не обладать этим знанием, ибо оно пугает меня столь сильно, что порой перестает походить на истину. Итак, мы мерсеби. Я мерсеби. Королева мерсеби. Ты, кто читает сейчас эти строки, тоже мерсеби, пусть и привык знать себя другим. Я тоже привык. И многое бы отдал, чтобы оставаться в неведении, в котором прожил всю жизнь. Мы все мерсеби. Мы! А не те, у кого мы забрали их лики и изгнали из родного дома. Мы! А не те, кто сейчас бьют крылами на орбите, безуспешно пытаясь вернуться к себе. Мы, которые без счету эпох преодолеваем расстояние от одной Вселенной до другой в поисках очередной планеты, чтобы разорить ее, как и любую предыдущую, и отправиться на новую. Сельва умрет, и эта тайна уйдет с ней, ибо после каждого переселения на новую планету воспоминания теплятся лишь в голове первой Королевы. Дочь ее уже будет жить в неведении, как и все остальные. Как и ты, мой неведомый друг. Я не могу смириться с этим знанием. Я убью себя, как только спрячу этот листок в книгах. Амплерикс… Это слово проклято». *** Каждый, кто дышал воздухом Амплерикса, — каждый нивенг, деквид, плавиец, Мастер воды, плебр, ангалиец, каждый из трех Магов и даже Королева — мог видеть на месте своего привычного тела огромные уродливые лапы, покрытые чешуей, и мог ощущать, как крылья позади спины неистово и неконтролируемо машут в воздухе. «Они забирают наши тела! Они забирают наши лица!» — орали люди. «Они лишь возвращают себе свои лица», — подумалось Лагею. Вскоре все те демоны, о которых жители Амплерикса привыкли думать как о мерсеби, вернули себе былой человеческий облик. Облик, отобранный у них восемь тысяч лет назад, когда настоящие мерсеби во главе со своей Королевой явились на эту планету и установили на ней привычный им порядок, изгнав законных жителей далеко за орбиту планеты. Восемь тысяч лет назад мерсеби в поисках очередного временного жилища проникли на эту планету, обменяли образы ее жителей на свои, разбились на привычные им расы и ступени и посадили хищный цветок, чтобы тот надежно охранял Амплерикс от возвращения тех, кто миллионы лет мирно жил здесь, не ведая, что однажды черные ящеры спустятся к ним с небес, поменяются с ними телами и отберут планету. Долгие восемь тысяч лет они, выброшенные в космическую ледяную пустоту, без счету раз пытались проникнуть обратно на свою планету, но Эксиль, привезенный на Амплерикс захватчиками, питал защитный пояс. Питал до того дня, пока его корни не пожрали последний сантиметр почвы. О том прочел Лагей на странице Амакара. Пообещав старику унести эту тайну с собой в могилу, мальчик узнал, что и он, и его мама, и все живущие на планете являются никем иным, как мерсеби, отобравшими планету у ее жителей. Высосав Амплерикс до последней капли, рано или поздно они вынуждены будут вернуть себе истинное обличье и отправиться искать новое гнездо. До того, как поселиться на Амплериксе, мерсеби более полумиллиона лет жили на другой планете, изгнав когда-то и ее жителей за орбиту. Они закрыли ту планету на замок, освещая и обогревая ее привычным образом изнутри, в силу Старого Договора. Более полумиллиона лет жили они, распределившись на шесть ступеней, на той огромной планете. Думая об этом, Лагей все еще разглядывал свое истинное, пусть и непривычное ему, тело, пока несся к черному небу, как неслись и все остальные, не ведавшие о страшной тайне своего настоящего происхождения. Но, как только они покинут Амплерикс, эта память сотрется. Ибо династия Бальеросов, испокон времен возглавляющая род мерсеби, стирает память своей паразитирующей расы всякий раз, когда покидает одну планету и отправляется на поиски другой. Когда они найдут среди просторов Вселенной новый дом, никто, включая Лагея, не вспомнит былой жизни на Амплериксе. Единственным из мерсеби, кто не покинул сегодня Амплерикс и навечно остался на этой умершей планете, был Бьяно Кехадис. Его обгоревший, но все еще живой скелет так и продолжил лежать в глубоком каньоне, где до сегодняшнего дня восемь тысяч лет бушевало Огненное море. И никто никогда не узнает его судьбы.