house of memories

      Ханма мог бы поклясться чем угодно, что зрелище перед ним — лучшее, что он видел в своей жизни.       — Я и не думал, что это будет выглядеть настолько...       — М?       — У меня слов нет.       Джутовые верёвки оплетали крепкую грудь незатейливыми узорами, уходя назад, к намертво связанным рукам. По правде говоря, Шуджи очень переживал, пока затягивал узлы: не туго ли? Не больно ли? Может, ослабить? — но Кен лишь усмехался и всячески подначивал партнёра, распаляя в нём ещё больший огонь.       — Что же мне теперь с тобой делать? — задумчиво произнёс Ханма, как бы невзначай проводя кончиками пальцев по напрягшимся мышцам живота Доракена.       — Не представляю, — из мужчины на миг выбило дух, но он виду не подал, продолжая провоцировать. — Раз ты меня ограничил в движениях, может, мне стоит сделать то же самое, м?       — И как ты себе это представляешь? — Ханма даже брови вскинул удивлённо. — Пнёшь меня?       — Нет, просто мы установим кое-какие правила, — кончик языка на долю секунды мелькнул меж сухих губ, и Шуджи нервно сглотнул.       — А что мне будет, если я не захочу их соблюдать? — мужчина наклонился к самому лицу Рюгуджи, опаляя его горячим дыханием, и слегка сжал пальцами чужой подбородок. Кен вперил в него скептичный взгляд.       — Насколько сильно ты не любишь мыть посуду?       — Понял, — Ханма в ужасе хлопнул ресницами, чуть отстранившись. — И в чём суть?       — Не касайся себя — раз.       — Пф, банально.       — Не оставляй никаких отметин на мне — два.       — А вот это уже жестоко, притормози.       — С чего бы?       — Ну ты лежишь тут весь такой красивый, доступный, развратный, глазками невинно хлопаешь, пока из твоего рта вот такое вот льётся, не представляешь, каких усилий мне стоит не сожрать тебя прямо сейчас же.       Доракен не ответил, лишь прогнулся в спине, своим возбуждением касаясь паха Ханмы (который, надо отметить, был всё ещё возмутительно одет) и заставляя того вздрогнуть.       — А ты так и будешь просто смотреть? Правил-то не так уж много, я сжалился.       — Почему даже связанный ты меня строишь? — проворчал Шуджи, расстёгивая пуговицы на безбожно помятой рубашке («Завали ебучку, глажка — это социальный конструкт. Не бей меня моими же тряпками, Рюгуджи!»). Ткань скользнула с широких плеч, Кен против воли восхищённо выдохнул и закусил губу, буквально пожирая взглядом человека напротив. Уж кто-кто, а Ханма прекрасно знал, какое впечатление производит, поэтому он ехидно улыбнулся уголком губ и вновь прильнул всем телом к Рюгуджи: своей пылающей кожей к чужой прохладной.       — Нельзя кусать, ну что ж, обслюнявить-то можно? — и Шуджи — какой же мерзкий мудак — широко провёл языком по щеке Доракена, оставляя противный влажный след.       — Вытри! — мужчина попытался дотянуться до пострадавшего места плечом, но Ханма притормозил его, напомнив, кто тут вообще связан.       Возмущённое восклицание так и повисло в воздухе без ответа: Шуджи, опёршись локтями о подушку по обе стороны от головы Доракена, наконец поцеловал его. Тягуче, заставляя мужчину мычать и вздыхать от нетерпения. Кен хотел было по привычке обнять партнёра за шею, но лишь неловко дёрнул руками.       Вообще тот факт, что Рюгуджи вполне под силу разорвать узлы, выбивал из Ханмы остатки всего святого. Аж скулить захотелось.       — Продолжаю слюнявить, — Шуджи подмигнул и припал губами к груди Доракена. Тот закрыл глаза. Влажный язык медленно скользил между верёвками, Ханме стоило огромных усилий не наставить разнообразных отметин. Такой холст, и не в полном его распоряжении. Ничего-ничего, он ещё отомстит. Когда-нибудь. Наверное.       Честно говоря, Доракен едва не уснул. Не подумайте плохо, просто его так успокаивали и расслабляли манипуляции Шуджи, что не отрубиться окончательно мешала только совесть. Поэтому мужчину аж подкинуло на простынях, когда его член накрыла тёплая рука.       — Чувствую себя маньяком, — недовольно фыркнул Ханма. — Подъём, бля! Я тут для кого распинаюсь?       — Хорошо распинаешься, — хрипло отозвался Кен. — Убедительно.       — Да? Ну хорошо. Вообще я думал, что моя задница в кои-то веки окажется в тылу, но, — Шуджи окинул беглым горящим взглядом такое податливое тело под собой, — так и быть. Акт неслыханной щедрости. А теперь подожди, будь добр.       Доракен непонимающе моргнул, а затем неудачно вдохнул и закашлялся: Ханма с самым что ни на есть блядским видом принялся себя растягивать.       — Шучу, я сразу знал, что не устою, — хихикнул он и судорожно вздохнул. Рюгуджи казалось, что его сейчас разорвёт на атомы.       «Артист погорелого театра», — сказал бы Доракен, не будь он так взбудоражен происходящим. Этот придурок даже на смертном одре будет комедию ломать. Грудь оглаживает, бёдрами подмахивает, губу закусывает, глазки прикрывая. Руки чесались от желания его нагнуть. А может, это верёвки натёрли.       Кен непроизвольно запрокинул голову, когда Шуджи медленно опустился на него и не спеша начал двигаться.       — Вверх-вниз, вверх-вниз, — напевал он. — Улы-улы-улыбнись мне.       — Убийца королей, королева убийц? — подхватил Рюгуджи (жаль, не этого засранца под бёдра).       — Ну, пока тут убиваешь только ты, — Ханма скользнул пятернёй по прессу мужчины и прогнулся в пояснице, сдавленно простонав.       Доракен как-то удачно извернулся и умудрился подняться, почти утыкаясь носом в грудь Шуджи. Тот удивлённо вскинул брови.       — Тебе так удобно?       — Заткнись, — прошептал Рюгуджи, как-то даже подобострастно на мужчину снизу вверх глядя.       Ханма лишь усмехнулся и привлёк его к себе, сладко целуя.