Часть 1
3 ноября 2022 г. в 00:50
— А как же Флоренция? — не унимался Зо, пока Леонардо собирал вещи.
Всю ночь он мучился от какого-то странного и иррационального предчувствия. На сердце было тяжело. Казалось, что с Риарио вот-вот случится что-то непоправимое. И, вместо того, чтобы забыть обо всём, что успело произойти за время путешествия, и двигаться дальше своей дорогой, да Винчи решил развернуться и отправиться за тем, кто стал дороже собственной свободы.
— У Флоренции есть ты и Нико! Что-нибудь придумаете, а потом и я вернусь, — отмахнулся Лео.
— Леонардо, чтоб тебя!
Он не стал слушать. Только махнул рукой на прощание и, забравшись на коня, отправился за Джироламо.
Лишь бы успеть.
И ведь успел. Почти.
Джироламо был без сознания. Вода рядом с его телом окрасилась в кроваво-красный, и Леонардо похолодел. Предчувствие оказалось на удивление верным.
Только... Неужели было уже поздно?
— Нет... Нет, нет, не дам тебе так легко от меня избавиться, — он нервно усмехнулся и поспешил в воду.
На запястьях Риарио красовались уродливые и огромные порезы. Да Винчи, выдохнув, оторвал края собственной рубашки и перевязал руки, останавливая кровь. Поможет, пока они не доберутся до инструментов, а там Леонардо зашьёт эти ужасные раны.
Он чертыхнулся, понимая, что сейчас рядом не было никого, кто мог бы помочь с переливанием крови. Сам Лео отключится слишком рано, и это может обернуться смертью обоих. С Лоренцо он бы рискнул. Но не с любимым человеком.
Не то, чтобы да Винчи не был готов к собственной смерти. Был. Однако хотел всё-таки попрощаться перед тем, как навсегда погрузиться в темноту.
Кое-как вытащив Джироламо из воды, Леонардо уложил его на спину и дотянулся до сумки, что бросил прежде, чем побежал на помощь.
Нитки. Игла. Осторожно взять за руку и быстрыми, уверенными движениями зашить порезы.
От очередной волны боли Риарио очнулся, широко распахивая глаза, и слабо заскулил. Зашивать приходилось так же, как и вправлять сломанную кость: без какой-либо возможности сделать этот процесс менее болезненным. На этот раз под рукой даже не было ничего, что можно было бы использовать в качестве кляпа.
— Прости. Прости, луна моя, — да Винчи посмотрел виновато. Если бы он только мог, то никогда бы больше не причинял боль. Но, видимо, по-другому было просто невозможно.
— Artista? — хрипло, тихо позвал Джироламо. От боли и изнеможения он едва ли соображал.
— Тише. Не сейчас. Прости меня, — выдохнул Лео и, надёжно сшив одну руку, взялся за другую. Подумалось, что нужно было прижечь раны. Нет, это глупо и нисколько бы не помогло.
Только вот было до одури страшно потерять Риарио.
Но тот снова слабо заскулил, и Леонардо позволил себе надеяться на более удачный исход. Они оба выживали и при более тяжёлых обстоятельствах, значит, выберутся и сейчас. Главное, что вместе.
— Тише. Мы почти всё, — он отрезал нитку и убрал все инструменты. Подал Джироламо воды, помогая пить.
Тот посмотрел едва ли осознанно, но послушно выпил, терпя боль от наскоро зашитых ран.
— Artista... Я умер? — еле слышно спросил он с таким смирением, что у Леонардо сжалось сердце.
И этого мужчину все боялись? Это именно его считали настоящим чудовищем? Сейчас мысль о том, что Джироламо был безжалостным убийцей на поводке у Сикста казалась глупой и неправильной. Как будто вся их ненависть осталась где-то в другой жизни.
— И не надейся. Ты нужен мне, — да Винчи посмотрел упрямо и улыбнулся.
— Я? Тебе? — Риарио хотел было сказать что-то ещё, но его губ мягко коснулись пальцы Лео.
— Молчи и береги силы.
Джироламо тут же отключился.
Тело было слишком слабым, чтобы оставаться в сознании, но даже в таком состоянии он слышал какие-то голоса вокруг. Кто-то, кажется, куда-то его тащил. Трясло. Постоянно хотелось пить, и каждый раз, когда это желание появлялось, кто-то заботливо давал ему воды. И всё время бросало то в жар, то в холод.
Пришёл в себя Риарио только в мастерской. Он медленно открыл глаза, часто моргая, и на удивление легко узнал место, где не был уже целую вечность.
Джироламо медленно повернул голову и заметил да Винчи, который сидел за столом и что-то судорожно то ли рисовал, то ли писал.
— Artista, — тихо позвал Риарио. Голос совсем не слушался и хрипел. Голова гудела, а руки по-прежнему болели. Смотреть на запястья не было никакого желания, ведь порезы на них были свидетельством слабости.
Леонардо тут же поднялся и подошёл к нему, опускаясь на колени. Он подал воды и коснулся лба рукой, сам себе кивнул. Видимо, жара не было.
— Как долго? — слабо, но уже не так хрипло спросил Риарио. Он чувствовал себя виноватым. У да Винчи были проблемы гораздо важнее, чем попытка достать с того света собственного врага.
— Больше недели, — хмуро отозвался он. — Как ты себя чувствуешь? — уже более заботливо. Лео хотел было коснуться руки, сжать её, но вовремя вспомнил про порезы, что только начали заживать, и не стал причинять боль. Не снова и не тогда, когда её можно было избежать.
От подобной заботы хотелось провалиться под землю. Куда-нибудь прямиком в ад, где ему и место.
— Паршиво, — выдохнул Джироламо. — Почему ты меня спас? — слова всё ещё давались с трудом.
— Потому что ты нужен мне. Ты же моя луна. Кто может помочь мне противостоять туркам, если не ты? — Леонардо улыбнулся так искренне и нежно, что сердце защемило от боли.
Риарио не заслужил заботы. Не заслужил любви.
— Я ничего не могу сделать, — прошептал он и отвернулся.
— Можешь. Можешь, если перестанешь бежать от меня. Куда подевался тот наглец, что зашёл со мной под небесный свод, хотя прекрасно осознавал, что солнце и луна должны быть мужем и женой? — Лео тепло рассмеялся и ласково погладил Джироламо по волосам. Тот смутился, но на лице отразилась тень улыбки.
Тяжело было даже допустить мысль о том, что да Винчи по-настоящему нуждался в нём. Да, Леонардо, пусть и поступал зачастую эгоистично, на самом деле заботился о близких ему людях. Помогал, как мог.
Но разве мог Риарио входить в список тех, ради кого да Винчи изобрёл бы что-то невозможное, только чтобы спасти?
— Я тебе не жена, — прошептал он. Отшутиться сейчас казалось хорошей идеей. Иначе... Иначе всё зайдёт слишком далеко, и отрицать очевидное станет гораздо сложнее.
— Конечно. Это я жена, — Леонардо засмеялся в голос и обнял лицо Джироламо руками, целуя его нежно и любяще.
Что-то внутри Риарио перевернулось. Точка невозврата только что была пройдена, и он замер от этого осознания, забывая, что на поцелуй нужно отвечать.
А Лео, подумав, что поцелуй был уже лишним, отстранился. Он опустил голову и стал кусать губы. Сейчас даже казалось, что единственным приговором, которого мог испугаться да Винчи, был отказ Джироламо.
— А как же Лукреция? — вспомнил тот прежде, чем дать ответ. Если в омут с головой, то только будучи уверенным, что это не просто игра ради спасения Флоренции. Или что там ещё входило в грандиозные планы Леонардо?
— Я не видел её. До сих пор. И не думал о ней с тех пор, как оказался в плену рядом с тобой, луна моя, — да Винчи нахмурился. — Она или умерла, или переметнулась к туркам. И я надеюсь, что ей не хватило наглости предать меня снова.
От того, насколько холодно и строго это было сказано, Джироламо вздрогнул. Что-то внутри подсказывало, что Леонардо готов был убить её собственноручно, если Лукреция вдруг снова появится в его жизни. Или теперь правильно говорить в их?
Если бы Джироламо знал, что всё так обернётся, то никогда бы не позволил ей приблизиться к... К кому? К врагу? Вряд ли. Ненависти они оба давным-давно не испытывали. Да и соперничали только из-за того, что служили двум разным правителям.
К другу? Смешно было думать о дружбе после поцелуя. И после бракосочетания. И, тем более, после настолько нежного обращения.
— Что же мы будем делать? — Риарио осторожно поднял руку, упорно не смотря на порез, и коснулся щеки да Винчи.
— Ставить тебя на ноги. И как можно скорее, — Лео побоялся даже заикнуться о чём-то более личном. — Ты нужен мне. Без тебя Флоренцию не отстоять, — он осторожно улыбнулся.
— Не лги себе, artista, — Джироламо усмехнулся и переместил руку в волосы, мягко сжимая. Он тихо зашипел от боли, но всё равно притянул Леонардо ближе и на этот раз поцеловал сам.
Они спасут Флоренцию. Вместе.
А после сбегут, и ни у кого не хватит сил разлучить их.
Даже у самой смерти.