Дух Рождества

25 декабря, 1985.

      — Гермиона, прошу тебя, не трогай печенье до прихода гостей!       Девочка отдёрнула руку, медленно отступая от праздничного стола. Она сморщила носик, но не стала открыто проявлять обиду. Её всегда учили тому, что юные особы должны уметь контролировать себя и свои эмоции. Даже если им шесть лет.       Поместье Грейнджеров было украшено к празднику. Едва ли не весь магический Лондон должен был посетить их этим вечером. Рождество объединяло не только маглов, но и волшебников, поэтому чистокровные семьи из года в год проводили праздничные приёмы. В этом году такая честь выпала именно Грейнджерам, чему крохотная Гермиона была несказанно рада.       Она любила Рождество и Новый год всем сердцем, ведь именно зима была поистине волшебным временем года: катание на санках, лепка снеговиков и игры в снежки, а позже горячий какао с воздушной пенкой. Хотя мама постоянно говорила, что носиться по территории с домовыми эльфами и с морковкой в руках неприлично для аристократки, Гермионе было всё равно. Она была послушной дочерью, но в моменты особого веселья не могла себя сдержать.       Вот и сейчас, раз уж ей было отказано в сладком, она решила развлечь себя иным способом. Мучительное ожидание начала праздника не давало покоя, усидеть на месте казалось совершенно невозможным. Гости продолжали прибывать, а гора подарков под огромной ёлкой в главной гостиной уже превышала все нормы. Хотелось открыть всё и сразу, разноцветные блики упаковочной бумаги притягивали взгляд. Гермиона почти физически ощущала, как чешутся руки.       — Рут, — именно так звали любимого домовика юной хозяйки, — поможешь мне достать одну коробочку?       — Н-но э-это запрещено! Госпожа сказала н-не открывать подарки до завтра, — эльф поджал уши, низко склонив голову.       — Я тоже твоя госпожа! Ну пожалуйста, я хочу только маленькую коробочку. — Гермиона была не намного выше домовика, поэтому ей не составило труда взять того за руки в умоляющем жесте. — Вон, видишь, там с краю лежит одна с красным бантиком.       — Р-рут не может! Мне пора идти, я готовлю пудинг! — Рут осторожно, но уверенно вывернулся из мягких рук, тут же аппарируя на кухню.       Гермиона так и осталась стоять на месте с раскрытым ртом и закипающим разочарованием. У неё в голове не укладывалось, почему нельзя открыть хотя бы несколько коробок сразу же? Всё равно на завтра останется целая гора, никто даже не заметит. В чём вообще смысл подарков, если ради их получения приходится проходить сквозь такие адские мучения ожидания!       — Вот и пожалуйста, я сама себе помощник. — Она оглянулась и убедилась, что рядом нет никого из взрослых. Родители встречали гостей, поэтому им было не до слежки за дочерью.       Гермиона встала на носочки и тихо прошагала к ёлке, чтобы даже лёгкий отзвук блестящих туфелек не отражался от стен. Наряженная украшениями ёлка была поистине огромной, потому что ярко-золотая звезда доставала до самого верха, а потолки в поместье были неприлично высокими.       Всего лишь протянуть руку. Гермионе оставалось только это, и подарок окажется у неё. Она уже могла ощутить гладкую поверхность упаковки, шелест атласной ленты и собственную радость от лицезрения содержимого. Все дети любят подарки, даже если являются представителями аристократии и могут получить желаемое в любое время года.       — Тебе же сказали, что трогать подарки нельзя.       Голос появился настолько резко, что Гермиона вздрогнула всем телом, повалившись вперёд. Коленки ударились о мраморный пол, а руки так и не дотянулись до заветной упаковки. Она резко повернула голову, чтобы разглядеть неожиданного гостя, но рядом никого не оказалось.       — Кто здесь? — голос вышел настоящим коктейлем из эмоций, совмещающим в себе страх, злость, раздражение и досаду.       Ответа не последовало, комната, как и прежде, была наполнена только звуками разговоров из соседних комнат. Однако юная мисс Грейнджер могла поклясться, что слышала мальчишеский голос прямо позади себя. И этот голос даже посмел запрещать ей что-либо в её доме.       — Выходи!       Никто не вышел, так и оставив за собой клубок вопросов и тайн. Её больше не интересовали подарки, она хотела лишь найти того, кто говорил с ней. Гермиона бродила по поместью и вглядывалась в каждого нового гостя, прислушивалась к разговорам и знакомилась с детьми, чьи родители были увлечены светскими беседами.       И всё же найти мальчика с тем же голосом ей не удалось, а может, ей и вовсе почудилось неладное. В любом случае ближе к вечеру попытки найти ответы были беспощадно раздавлены праздничной суматохой и водоворотом эмоций.       Таинственный голос остался забытым.

***

25 декабря, 1986.

      — Это платье ужасное!       — Дорогая, тётя Лэйния подарила его тебе, чтобы ты отпраздновала в нём Рождество. Оно прекрасно смотрится на тебе, и ты выглядишь настоящей принцессой.       — Но оно колется, у меня от него спина чешется! — девочка повысила голос, привлекая внимание взрослых, стоявших поблизости.       Миссис Грейнджер с натянутой улыбкой посмотрела на остальных, склоняя голову в раскаивающемся жесте. Её дочь обычно была не из тех, кто устраивает истерики на людях, но сегодня настроение юной леди оставляло желать лучшего.       — Немедленно прекрати устраивать тут цирк! Ты прекрасно знаешь, как себя должны вести приличные воспитанные девочки в обществе. И твоё поведение сейчас выходит за всякие рамки приличия, — она склонилась над дочерью со строгим выражением лица.       — Тогда я ухожу гулять!       Гермиона спиной чувствовала укоризненный взгляд, но оборачиваться или останавливаться не стала. Она не очень хорошо знала поместье Ноттов, поэтому путь до улицы показался ей вечностью. Всё вокруг было таким большим и высоким для маленькой девочки.       — Я знаю, Рут, что ты идёшь за мной.       — Юной госпоже не следует ходить одной по чужому поместью. Может быть опасность, — домовик вышел из укрытия в виде старинной вазы и принялся семенить позади Гермионы.        — Какая ещё опасность? Разве Нотты плохие люди?       — Нет-нет, не обязательно быть плохой человек. Может упасть, потеряться или разбить дорогая вещь.       — Разбить дорогую вещь? — Гермиона возмущённо встрепенулась. — Об этом моя мама беспокоится?       — Юная госпожа прослушать другой пункты! Госпожа мне сказать проследить за вами, Рут не уйдёт.       — Славно, тогда пойдёшь со мной на поиски приключений. — Гермиона потянулась к ручке закрытой двери, но та не поддалась. — Вот, например, что там такое спрятано?       — Рут не знать и не хотеть знать. Закрыто значит закрыто.       — Это же скучно! Закрывают всегда самое важное и нужное или что-то опасное. Я хочу узнать, что там.       — Нет! Не надо знать! Опасное опасно, — с умным видом парировал эльф.       Гермиона лишь пожала плечами, и её лицо украсила довольная улыбка, когда ручка, наконец, поддалась.       — Почему ты всегда делаешь то, что тебе запрещают?       Она отскочила от двери, подпрыгнув на месте. Тонкий мальчишеский голос снова напугал её. Так же, как и год назад. Гермиона и думать забыла о том инциденте и была уверена, что ей померещилось или же она просто не разглядела мальчика, скрывающегося где-то в комнате.       Но теперь она стояла в пустынном коридоре, где из живых существ были только она и её домашний эльф. Голос же послышался прямо за спиной, что не позволяло бы говорившему находиться далеко.       — Кто ты? Я уже тебя слышала в прошлый раз, выходи!       — Я призрак этого дома, — голос стал ниже, но всё равно звучал по-детски.       — Врёшь, ты и в нашем доме говорил со мной. Ты если и призрак, то преследуешь меня.       Гермиона чувствовала себя неуютно оттого, что приходилось говорить с воздухом. Домовик учтиво отошёл и отвернулся к стене, словно происходящее его не волновало.       — Ну, я особый Дух.       — Какой ещё Дух?       На некоторое время воцарилось молчание, будто собеседник обдумывал ответ.       — Дух Рождества.       — Дух Рождества? Это ерунда какая-то, — Гермиона скрестила руки на груди, в неверии хмуря брови.       — Сама ты ерунда! Я появляюсь только в Рождество, это тебе ни о чём не говорит? — Ей показалось, что голос стал чуть ближе.       — Я подумаю об этом, но я не верю тебе.       — Вот и не верь. Всё равно ты всего лишь девчонка.       — Эй! — Гермиона топнула ногой. — Что значит «всего лишь девчонка»?       Но голос не ответил.

***

25 декабря, 1987.

      — Ау, ты появишься? — Гермиона стояла в пустой комнате чужого дома, рассчитывая услышать тот самый голос.       В первый раз она быстро забыла о произошедшей с ней странности, но когда это случилось снова, то она уже не могла об этом не думать. Она долго расспрашивала мать о том, что такое Дух Рождества, но ответ её едва ли устроил.       — Ох, Гермиона, это ведь не буквальное понятие. Дух Рождества витает в воздухе, и ты не можешь его увидеть или потрогать. Это то, что ты ощущаешь в своей душе. Твоё сердце становится мягче и наполняется добром и любовью к ближним. В Рождество нам всем хочется дарить друг другу подарки, помогать и совершать благие поступки. Это и есть Дух Рождества.       Что бы это значило? И почему тогда Гермиона отчётливо слышала, как этот Дух разговаривал с ней? Что уж говорить о том, что никаким добром и любовью он не наполнял её сердце.       — Я похож на твоего слугу, чтобы ты меня звала, когда захочется?       На этот раз Гермиона даже не вздрогнула. Подол платья был помят её же пальцами в предшествующем нервном ожидании. Звуки веселья и праздника фоном играли с первого этажа, но всё это не особо интересовало тех, кто находился в комнате.       — Ты вообще ни на что не похож, невидимка. — Она уселась на кровать, хотя забраться на высоченное ложе было непросто. — Моя мама сказала, что такого быть не может, чтобы Дух Рождества разговаривал. Ты обманщик!       — Я не обманщик! И как это не может разговаривать, если я прямо сейчас с тобой говорю?       — Потому что ты просто самый обычный призрак! — Гермиона вскинула брови, укоризненно глядя на пустое место перед собой.       — Я не призрак! Я настоящий… Настоящий.       — Призрак-невидимка, вот ты кто! — Она соскочила с кровати и вытянула вперёд указательный палец, как бы дразня привидение. — И никакой ты не настоящий, настоящих людей и существ видно. А тебя не существует, ты просто голос!       В следующую же секунду Гермиона ощутила толчок прямо в плечо. Удар не был сильным, но от неожиданности ей пришлось попятиться и удариться спиной о кровать. Она выпучила глаза и открыла рот в немом шоке. Разве призраки могут толкаться?       — Замолчи! Ты дурная девчонка, не хочу тебя знать!       Дверь в комнату хлопнула, и Гермиона осталась наедине со своим изумлением.       Кажется, она только что сумела разозлить призрака.

***

25 декабря, 1988.

      Гермиона старалась.       Правда старалась вызвать того самого Духа, который являлся к ней в последние годы. Однако ни одна из попыток не увенчалась успехом. Сколько бы она ни бродила по отдалённым и безлюдным коридорам и комнатам поместья Гринграссов, невидимка не желал с ней говорить.       — Гермиона, милая, ты сегодня совсем без настроения, — мистер Грейнджер отвлёкся от разговора с низкорослым мужчиной и обратился к дочери. — Уже отведала праздничный торт? Я слышал, что сверху он украшен дюжиной расписных пряников.       — Спасибо, папа, мне что-то не хочется торта.       В этот год она совсем не ощущала Дух Рождества.

***

25 декабря, 1989.

      — Почему мы не можем ещё поиграть?       — Мне холодно, и у меня варежки промокли, — темноволосая девочка шмыгнула носом, пробираясь сквозь сугроб.       — Ладно, я ещё немного погуляю тут.       — Только недолго, а то мамы с катушек слетят.       — Ты знаешь, Пэнси, что моя мама не такая строгая, как твоя.       — Да, есть такое, — Паркинсон отряхнула шубку, — всё, я ушла.       Гермиона кивнула, переключая внимание на снежный ком, который обязан был стать снеговиком. Подобные забавы она могла себе позволить не так часто, как хотелось бы. Сама она не в состоянии лепить больших снеговиков, потому что огромные комья снега для столь юной волшебницы были неподъёмными, а для собственной палочки Гермиона ещё слишком мала. Вот и приходилось ждать, чтобы помогали домовики или родители. Чаще всё же эльфы, конечно, ведь едва ли чистокровная аристократическая супружеская пара станет резвиться по сугробам.       — Я принесла для твоего носа огромную морковь! — Гермиона подпрыгнула, чтобы воткнуть овощ в верхний шар.       В ту же секунду ей в спину прилетел снежок. Он был мягким и рассыпался при столкновении, но всё же атака была неожиданной и заставила Гермиону озираться по сторонам. Пэнси, на которую сначала были брошены подозрения, поблизости не оказалось.       — Это… ты?       — Глупый вопрос. Кто «ты»?       Разумеется, этот голос нельзя было не узнать. Тот самый, который было так желанно услышать на прошлый праздник. Но, видимо, чудеса припозднились на целый год.       Тем не менее Гермиона помедлила с продолжением диалога. Вся эта ситуация ей всё ещё казалась абсурдной, и она не была до конца уверена, в какую теорию стоит верить.       — Дух… Рождества?       — Ага, это я. Пришёл покарать тебя за отвратительное поведение.       — Какое ещё отвратительное? К твоему сведению, я получала только высшие баллы у всех наставников, всегда поддерживала комнату в порядке, ела овощи и…       Перечисление невероятных достижений Гермионы Грейнджер было прервано смехом, который прозвучал гораздо ближе, чем звучащий до этого голос. Она от этого насупилась и вздёрнула подбородок, как любила делать всегда.       — Ты такая скучная. Ела овощи! Только послушай себя, — невидимка не сбавлял оборотов. — И всё равно ты девчонка, которая ничего не смыслит в этой жизни.       — О, а ты смыслишь, да? Ты всего лишь призрак!       — Я не призрак!       — Ладно, пусть даже Дух, но это ещё хуже! Призраки хотя бы бывают видимыми, а ты просто скитаешься тут и болтаешь со мной. И вообще, что мне с того, что ты считаешь моё поведение отвратительным?       — А то, что ты получишь на Рождество уголь. Вместо подарков.       Юная душа покинула тело.       Гермиона раскрыла рот и наглоталась холодного воздуха, отчего горло сжалось в спазме. Не было ничего страшнее в её понимании, чем получить уголь в качестве подарка. Таким способом наказывали только самых непослушных и капризных детей, но Гермиона ведь никогда не была такой! Да, она пару раз проказничала с Рутом, по субботам ела на две ириски больше, чем положено. Неужели этого достаточно, чтобы Санта занёс её имя в свой список недостойных детишек?        — Нет! Я не хочу мешок угля!       — Это всё из-за того, что ты…       — Ты во всём виноват! Это ты пожаловался Санте? Я ненавижу тебя!       Гермиона сгребла кучку снега в ладонь и со всего размаха бросила в направлении Духа. Она сразу же развернулась и, смахивая злые слёзы с лица, побежала в сторону дома.       Так и не заметив, как ком снега разлетелся на тысячи снежинок, ударившись о тело мальчика.

***

25 декабря, 1990.

      — Ты обманул меня.       — Разве?       — Да. — Гермиона вытянула ноги и внимательнее вгляделась в блестящие туфельки. — Санта подарил мне деревянного единорога-качалку. Никакой не уголь.       Голос раздумывал над ответом, как ей показалось.       — Я решил, что это было бы слишком жестоким для тебя. И попросил Санту не отнимать твой подарок.       — Спасибо, — её глаза просияли, и она улыбнулась в пустоту. — Я так и знала, потому что Дух Рождества не может быть плохим.       — Верно, не может.

***

25 декабря, 1991.

      Гермиона ощущала себя иначе. Это было её первое взрослое Рождество. Теперь она не просто маленькая девочка, которая мечтает о волшебной палочке. Она ученица лучшей Школы Чародейства и Волшебства в мире. Сложно было не гордиться самой собой, ведь древко палочки так приятно покоилось в кармане.       Теперь, став настоящей волшебницей, ей хотелось узнать больше подробностей о Духе Рождества. Будучи гриффиндоркой, Гермиона однажды решила поинтересоваться у профессора Макгонагалл — может, та могла бы что-то подсказать. Однако профессор лишь пожала плечами и заявила, что никогда о подобном не слышала.       — Один из моих новых друзей сказал, что у меня слуховые галлюцинации или я схожу с ума.       Гермиона села на мягкий ковёр и опустила подбородок на согнутые колени. В этом году празднование Рождества выпало на поместье Гойлов, которое было чуть меньше по размеру, зато компенсировало это огромными столами, ломящимися от количества еды. И всё же в доме были свободные комнаты — в одну из них Гермиона привычным образом забрела. Если раньше ей это могло казаться хоть сколько-то опасным, теперь, имея при себе палочку, она не страшилась ничего.       — Какой ещё новый друг?       — Рональд, он неуклюжий и не любит учиться. Но иногда с ним бывает весело.       — Что за Рональд?       — Уизли.       В комнате раздался цокающий звук. Дух Рождества почему-то не питал тёплых чувств к рыжему семейству.       — Нечего слушать всяких… Уизли. Так ты учишься на Гриффиндоре?       — Да, у меня высшие баллы по предметам! Хоть и почти все мои знакомые попали на Слизерин, я рада, что шляпа распределила меня именно так. Мне нравится учиться на Гриффиндоре.       — Не сомневаюсь.       Гермиона помолчала немного, слушая звуки, доносящиеся из гостиной. Приглашённые музыканты заиграли её любимую песню, но ей было совсем не до танцев. Разговор намечался чрезвычайно важный.       — У нас есть декан, профессор Макгонагалл. Она очень умная и знает много всего, поэтому я спросила у неё… о тебе, — по неведомым причинам Гермиона чувствовала себя плохо оттого, что обсуждала это с другими. То, что происходило с ней каждое Рождество, начиная с шести лет, ощущалось как нечто тайное. — И она сказала, что ничего такого не слышала никогда. Она предположила, что это может быть призрак из неплотной материи, которого попросту не видно.       — И что ты думаешь?       — Я думаю, что она правду говорит. Нет никакого Духа Рождества, который мог бы говорить вот так. Не знаю, зачем ты меня обманываешь, но я хочу знать правду. Если ты призрак, то я от этого не перестану говорить с тобой.       — Почему мне приходится повторять? Я уже говорил тебе, что я никакой не призрак.       — Но ты никогда не говоришь, кто ты на самом деле! Сказки про то, что ты Дух Рождества, уже не сработают со мной, так что говори правду! Я хочу знать, с кем разговариваю вот уже шестой год, — поднявшись на ноги, Гермиона упёрлась руками в боки и чуть развернулась: за всё это время она научилась безошибочно распознавать местоположение собеседника, даже если он оставался совершенно невидимым.       — На самом деле, это я тоже уже говорил. Я настоящий.        Она взглянула на него так, словно готова была ударить в тот же момент. Её брови взметнулись вверх, а щёки надулись и налились румянцем.       — Настоящий кто? Дух? Призрак? Фантом? Этого мало! — Всё это всерьёз начинало выводить её из себя, ведь вместо нахождения тут можно было танцевать под любимую музыку и есть пудинг.       — Если я не расскажу, то ты не будешь говорить со мной?       — Не буду.       — Что ж, ладно. Приятного тебе Рождества без Рождественского Духа.       Гермиона снова осталась одна. Она вовсе не верила в то, что с ней общался тот самый Дух, но всё же после ссор с ним праздники казались менее красочными.

***

25 декабря, 1992.

      — Какие предметы вы выберете?       — Уж точно не магловедение, — Пэнси развернула шуршащую упаковку и закинула шоколадную конфету в рот.       Дети сидели за отдельным столом, чтобы взрослые могли вдоволь насладиться разговорами на любые интересующие их темы.       Над каждым столом парили свечи, в центре стояли огромные стеклянные вазы с еловыми ветками. В свободном от блюд пространстве разместились крошечные снеговики, над которыми наколдовали снегопад. Как и каждый год, украшения и угощения превышали все ожидания. Иногда складывалось ощущение, что чистокровные семейства воспринимают традицию приёма гостей в Рождество неким соревнованием. Потому что каждая семья старалась вылезти из кожи вон, чтобы поразить гостей убранством.       Так, например, в этом году Булстроуды заказали в Сладком Королевстве двухметровую шоколадную ёлку, которая была украшена съедобными шарами и пряниками. Под ней же лежали высокие сугробы, которые сугробами-то назывались лишь условно, по факту это было ванильное мороженое от Флориана Фортескью.       Гермиона брезговала угощаться мороженым, потому что технически оно лежало на полу, хоть и огромное количество заклинаний не позволяло ему пачкаться или таять. Она обошлась парой леденцов и огромным шоколадным медведем.       — Согласен! — поддержал Теодор. — И ещё я не хочу ходить на уход за магическими тварями.       — Существами, — поправила Гермиона.       — Не суть, — Тео отмахнулся, зачерпнув ложкой побольше десерта. — Они в основном все воняют, я не хочу с таким возиться.       — И то это будет лучше, чем магловедение, — Гойл скривился так, будто съел флоббер-червя.       — Почему оно вам так не нравится? Я планировала выбрать его, мне это кажется интересным. У них ведь совсем другая культура, множество необычных изобретений и совершенно иной взгляд на мир.       — Но это же маглы, — Пэнси пожала плечами.       — Иногда я даже завидую маглорождённым, потому что они могут быть частью обоих миров, — Гермиона опустошила свой стакан брусничного компота.       — Грязнокровки не часть нашего мира, — Гойл произнёс это с таким энтузиазмом, что часть мороженого вылетела у него изо рта.       — Нельзя такие слова говорить! — Гермиона хлопнула ладонью по столу и поднялась с места. Её внутренней сдержанности на дальнейший разговор не хватило бы.       — Ты куда? — поинтересовался Теодор, который так и не понял причины её злости.       — В туалет.       Подобные разногласия стали преследовать Гермиону всё чаще. Они выросли вместе, и их семьи чтили одни и те же традиции. Однако она всегда была более открыта окружающему миру и менее привержена чистокровным взглядам. В её голове не укладывалось, как кто-то может принижать маглов только за то, что те не способны пользоваться магией. В библиотеке Хогвартса Гермиона заранее поискала несколько книг по магловедению и прочла информацию о технологическом прогрессе, которого достигли люди. На секунду ей даже показалось, что магия сыграла с волшебниками злую шутку, потому что они на неё полагались слишком сильно, не желая развивать себя и изобретать что-то полезное.       — Что ты тут делаешь?       Она вздрогнула, обернувшись. Поглощённая внутренней борьбой, Гермиона не заметила, как уселась на пол, скрывшись за высокой колонной. Теперь она уже не знала, с чем именно связана привычка искать уединённые отдалённые места: с появлениями невидимки или же с желанием побыть наедине с собой.       — Захотела отдохнуть немного. Как ты всегда находишь меня?       — Магия, — прозвучало самодовольно.       — Я думала, что ты больше не появишься. — Гермиона вздохнула и собралась с мыслями: — До сих пор я не уверена, кто ты или что ты. Но я прошу прощения, если мои слова тебя обидели. Я не хотела.       — Что ж, — голос всё ещё был мальчишеским, но с каждым годом он звучал всё взрослее. — Хорошо, я принимаю твои извинения. Из-за чего ты поссорилась с друзьями?       Гермиона удивлённо раскрыла глаза и сложила губы в форме буквы «о». Либо это действительно был какой-то всевидящий Дух, либо же невидимка постоянно следил за ней.       — Они использовали ругательные слова и оскорбляли маглов. Мне такое не нравится.       — Ты считаешь, что маглы на одном уровне с магами?       — А почему нет? Да, они отличаются, не умеют колдовать. Но что с того? Зато мы, например, не умеем создавать эти их штучки. Ты слышал когда-то о блендере или фене для волос?       — Нет.       — А они довольно удобные, судя по описаниям в книгах. Мы можем, конечно, сделать почти всё это с помощью заклинаний. Но наша значимость таким образом сводится к наличию волшебной палочки. Без неё мы не многим лучше маглов.       — Ты очень странная ведьма, Гермиона Грейнджер.       — Ты знаешь моё имя? — воскликнула она слишком восторженно, как ей показалось.       — С самого начала знал.       — А я твоё — нет, — Гермиона насупилась.       — Когда-нибудь ты удостоишься такой чести.       — Когда-нибудь.       Это звучало многообещающе. Она не могла дождаться момента, когда сумеет узнать тайну этого голоса.

***

25 декабря, 1993.

      Официально худшее Рождество в не столь долгой жизни Гермионы Грейнджер. Впервые она почувствовала, как может разбиваться сердце. И никакой ледяной ветер за окном не мог сравниться с тем холодом, что окутал её душу.       — Почему ты плачешь? — каждый год голос менялся, но тембр оставался знакомым и привычным.       — Ты не поймёшь меня, — Гермиона заливалась слезами, скрываясь в оранжерее за огромным кустом барбариса.       — Так попробуй объяснить.       Только спустя пару затяжных всхлипов удалось вымолвить:       — Я хотела подарить Теодору подарок на Рождество, но как только я вошла в зал, то увидела, что он дарит браслет Пэнси!       — И… и что с того?       — Как что? — удивительно, насколько неспособны мальчики понимать чужие чувства. Даже если эти мальчики были призраками. — Мне нравится Теодор! А Пэнси — моя подруга, но он влюблён в неё! Хуже и не придумаешь.       В огромной стеклянной оранжерее было тихо и спокойно. Климат здесь поддерживался тёплым и слегка влажным, поэтому, находясь здесь, было трудно поверить, что за окном настоящая вьюга. И только плач, порождённый неразделённой любовью, омрачал здешнюю красоту.       — Не уверен, что это достойный повод для такого количества слёз.       — Ещё как достойный! Я же… Я не знаю, что мне делать теперь.       — Жить дальше, как вариант. Советую тебе забыть об этом Тео и перестать страдать из-за ерунды.       — Это не ерунда, — чуть тише и спокойнее.       — Ладно, знаешь, у меня что-то есть для тебя.       Гермиона не могла видеть, что именно проворачивает обладатель голоса, но совсем скоро перед её глазами возник стеклянный снежный шар. Он располагался на серебряных ножках, словно поддерживаемый коваными листьями омелы.       — Большое спасибо.       Внутри шара кружились разноцветные блёстки, образуя причудливые узоры. В центре же стояла кудрявая девочка, держа в руках фен и блендер.       Как оказалось, это Рождество не такое уж и плохое.

***

25 декабря, 1994.

      Прошлогодняя влюблённость в Тео теперь казалась Гермионе совершенным ребячеством. Она готова была рассмеяться над самой собой, вспомнив ту истерику в оранжерее. Мало того, что слёзы по парню в принципе были сомнительной идеей, так она ещё и охладела к нему сразу же по возвращении в Хогвартс.       Зато в сердце открылась новая крохотная дверка. Та, которая скрывала в себе комнату с затаёнными чувствами и эмоциями. Скрыты они были лишь потому, что Гермиона понятия не имела, что именно это за эмоции. И испытывала она их по отношению к тому самому голосу.       Гермиона была убеждена, что потеряла рассудок в какой-то момент жизни. Потому что стеклянный шар на серебряных ножках стоял на столике рядом с её кроватью, и каждый раз перед сном она любовалась волшебным вихрем снежинок. Не так много вещей она забирала с собой из дома в школу, но этот подарок почему-то казался особенным.       — Что ты там всё время читаешь? — Гарри Поттер попытался взглянуть на корешок книги, которую так увлечённо читала Гермиона. — Неординарные призраки и духи? Серьёзно?       — Помнишь, Гарри, я ещё на первом курсе рассказывала вам про того Духа Рождества, — ответила она, но взгляда от строчек не отвела.       — Ты до сих пор его слышишь?       — У неё с головой не в порядке, — вставил Рон.       — Замолчи, Рональд, — парировала Гермиона. — Да, но теперь я не только слышу его. Он… подарил мне подарок на Рождество.       — Призраки разве могут вот так передвигаться с материальными объектами?       — В разных источниках разная информация, но в одной старой книге я прочитала о влиянии плотности материи на способности привидений. Мне профессор Макгонагалл и раньше об этом говорила. Но только по этой логике следует, что абсолютно невидимые призраки сделаны из самой лёгкой и неплотной материи, а представители этого класса не в состоянии даже подвинуть предмет, не говоря уже о том, чтобы взять его и куда-то отнести. Максимум, чего могут добиться духи подобного класса, — едва заметное движение тюли.       — И что тогда? — теперь Гарри звучал по-настоящему заинтересованным.       — Я не знаю, честно. Голова трещит от всей этой повторяющейся информации в каждой книге.       — Может быть, это вообще не призрак, — Рон откусил большой кусок яблока, хотя есть в библиотеке было запрещено.       — О чём ты? — Гермиона пока не могла понять, какой вектор у этой теории.       — Ну, не знаю. Просто ты же сама сказала, что о призраках ничего подходящего нет. Поэтому я и подумал, что можно было бы поискать что-то другое.       Не сразу, не в тот же вечер, но буквально через пару дней Гермиона уже сломя голову бежала в библиотеку. Её интересовала секция с проклятиями.       Гермиона окутала себя привычной тишиной пустой комнаты в чужом поместье. Эта традиция Рождественского празднования уже казалась абсурдной, но иначе было никак. Она решительно намеревалась поговорить со своим давним знакомым и выяснить всю правду.       — Ты здесь? — спросила она.       — Как ты узнала? — тут же ответил голос совсем рядом. Кажется, его обладатель стоял возле кровати, на которой сидела Гермиона.       — Во-первых, ты всегда рядом, если я отлучаюсь куда-то в одиночестве. Во-вторых, тут немного полы скрипят.       — Ты внимательная.       — Да, — Гермиона скрестила руки на груди. — Как ты знаешь, я учусь в Хогвартсе, и в этом году я снова задалась вопросом, кто же ты такой. И я постоянно читала и читала всю литературу о призраках, но ответов всё не находилось. И тогда, ты не поверишь, но Рон — не самый умный парень — высказал свою теорию о том…       — Ближе к сути, если можно, — в голосе сквозило нетерпение.       Гермиона немного разочаровалась тем фактом, что ей не удастся поведать всю эту невероятную историю в мельчайших деталях, но пришлось смириться.       — В общем, я перешла на книги о проклятиях и примерно на пятнадцатой обнаружила интересную страницу о древних родовых проклятиях. Существует древняя магия, при воздействии которой страдает вся мужская или женская линия. Покопавшись глубже, я обнаружила нечто интересное, — карие глаза светились энтузиазмом и чувством собственного триумфа, — старинный сглаз, при котором все мужчины в роду рождаются совершенно невидимыми для окружающих.       — Думаешь, моя семья проклята?       — Не уверена, но среди чистокровных семейств есть одно, которое вызывает мои подозрения.       — Кто же? — голос стал ближе.       Гермиона закусила нижнюю губу, взволнованно комкая покрывало. Если вся её теория окажется ерундой, то она, вероятно, будет рвать на себе волосы. Потому что на выяснение подробностей она потратила немало часов в библиотеке. А могла бы лишний раз перепроверить домашнюю работу.       — Малфои. — Она выдержала паузу, будто у неё была возможность внешне оценить реакцию собеседника. В реальности Гермиона всё так же сидела в пустой комнате. — На Рождественских приёмах чаще всего появляется только Нарцисса Малфой, и она аргументирует это тем, что Люциусу — её мужу — не здоровится. А их сын, как они сами заявляют, с раннего детства был определён в частную академию за границей. Всё сходится, как мне показалось. На Малфоях проклятие, которое делает наследников невидимыми с рождения, поэтому они вынуждены лгать и говорить, что их сын не живёт с ними.       Где-то за окном кучка снега упала на карниз, разрушив спокойную тишину глухим звуком удара. За дверьми всё ещё отдалённо слышались голоса гостей и музыка.       — Ты очень умная ведьма, Гермиона Грейнджер, — невидимка переместился, и теперь Гермиона не могла понять его положения в пространстве относительно неё самой. — Но, по правде сказать, я думал, что ты догадаешься раньше.       — Так я права? — её глаза расширились.       — Да. Я наследник рода Малфоев.       — О, — вышло как-то неловко, потому что все слова вылетели из головы. — И… как тебя зовут?       — Драко. Драко Малфой.       Этого момента Гермиона ждала долгие годы. Теперь никаких тайн и секретов. Никаких мыслей о том, что она может оказаться сумасшедшей девочкой с голосами в голове. И главное, что ей удалось самостоятельно выяснить истину. С крошечной подсказки Рона, если быть до конца честной.       — Я рада познакомиться с тобой, Драко, — лицо засияло от искренней улыбки.       — Слишком приторно. — Он, скорее всего, сел на пол возле кровати. — Теперь ты единственный человек, кроме моих родителей, который знаком со мной. Пусть ты меня и не видишь.       — Это звучит круто! А ты можешь видеть самого себя?       — Да, я совершенно обычным образом отражаюсь в зеркалах, но даже моё отражение не смогут увидеть те, в ком нет крови Малфоев.       — Ого, это всё как-то слишком жестоко. Получается, не особо-то у тебя и много друзей?       — Только ты. — Секундная пауза. — И эльфы.       Сердце стянуло болью. Она и представить себе не могла, как должен был чувствовать себя Драко все эти годы. Его буквально не существовало для всего мира, он был пустым местом. Не каждый взрослый человек способен выдержать давление подобных жизненных обстоятельств, но ведь Драко всё ещё был ребёнком.       Порой судьба бывает крайне жестока. И никто не в состоянии помешать ей расставлять свои чёрные фигурки на доске так, как ей вздумается.       — Знаешь, увидеть человека ведь можно не только глазами, — Гермиона вскочила, загоревшись собственной задумкой.       — Что?       — Говорю, что есть способ, чтобы я увидела тебя, — она вытянула руку перед собой. — Я могу потрогать тебя. Твоё лицо в смысле. И тогда я смогу вообразить твой примерный портрет.       — Это странно.       — Нет, не странно! Ничего такого, правда, я хочу хотя бы быть уверенной, что у тебя нос на месте.       — Чего? С чего это у меня носа бы не было?       — Вот и докажи, что есть.       — Ты иногда такая дурная, — Малфой, судя по звуку голоса, подошёл ближе.       Гермиона почувствовала, как её запястье обхватили. Это было непривычно и завораживающе, потому что стоящего перед собой человека она не видела.       Абсолютно детский восторг накрыл её с головой, когда пальцами она коснулась невидимого лица. На ощупь его кожа была чуть более грубой, чем её собственная. Пальцы медленно попытались очертить контур, и тогда Гермиона добавила вторую руку, чтобы найти овал лица.       Ещё не до конца сформировавшиеся черты, свойственные подростку. Однако Гермиона уже могла бы смело сказать, что Драко симпатичный. Его лицо не было пухлым, нос казался прямым и ровным, губы в меру полными, а глаза явно обрамляли довольно густые ресницы.       — Какого цвета твои глаза? — почти шёпотом спросила она, потому что стояла слишком близко.       — Серые.       И это сделало мысленный портрет в голове Гермионы ещё более прекрасным. Оставалось добавить только одну деталь. Рука поднялась выше и коснулась чёлки, осторожно исследуя мягкие прямые волосы. Причёска ощущалась аккуратной и ухоженной. Волосы скользили сквозь пальцы с преувеличенной лёгкостью, которая Гермионе с её кудрями и не снилась.       — А волосы?       — Светлые. Почти белые.       — Ты выглядишь как Снежный Принц, — заключила Гермиона, напоследок поправив волосы, хотя она понятия не имела, как должна выглядеть его причёска.       — Ты не знаешь, как я выгляжу.       — Теперь знаю, даже могу представить серые глаза и белые волосы.       — Ладно, это… хорошо, наверное, — он звучал немного смущённым.       — Теперь всё справедливо. Ты знаешь, как выгляжу я, и я примерно знаю, как выглядишь ты.       Всё это казалось таким необыкновенным, что у обоих спёрло дыхание на мгновение. Теперь это их общая тайна. Одно маленькое крошечное волшебство Рождества, которое недоступно всем остальным.       Как две снежинки, которые встретились в зимнем танце. Люди не заметят и не смогут разглядеть их вместе, но тем не менее они есть. Кружащиеся в танце, они есть друг у друга.       — Я принесла тебе подарок в этот раз! — Гермиона выудила коробочку из магически расширенной блестящей сумочки.       — Мне не нужны подарки.       — Всем нужны подарки на Рождество! Итак, открывай.       Она протянула ему коробочку, замерев на месте. Былое счастье и пыл чуть поугасли, когда Гермиона сообразила, что его реакцию увидеть ей не удастся.       — Я не знала, что можно подарить тебе, но всё же надеялась, что ты и правда окажешься реальным человеком.       — Кольцо? — Драко достал украшение из коробки, и оно тут же исчезло, что сигнализировало о том, что он его надел. — Оно необычное.       — Да, у меня второе есть, — Гермиона повернула ладонь, демонстрируя идентичное, но чуть более тонкое кольцо на указательном пальце правой руки. — Это будет знаком того, что между нами есть тайна. И я клянусь, что не расскажу никому.       — Это не так серьёзно.       — Ещё как, я это с собой в могилу унесу!       Драко усмехнулся, а затем достал из кармана ответный подарок. Снова снежный шар, но на этот раз выполнен он был в виде карусели с лошадками, которые так популярны среди детей.       Сам шар представлял собой конструкцию карусели, а лошади находились внутри. Стоило Гермионе взять шар в руки, как механизм пришёл в действие, заиграла мелодия, и кони пустились в размеренный бег по кругу.       — Он очень красивый! Спасибо тебе большое! — она не могла оторвать глаз от стеклянного шара, разглядывая мельчайшие детали.       — С Рождеством, Гермиона.       — С Рождеством, Драко.

***

25 декабря, 1995.

      Вряд ли Гермиона была в состоянии назвать хотя бы цветовую гамму, в которой были выполнены украшения в поместье Забини. Как только хозяева сказали приветственное слово, она просочилась сквозь толпу и выскользнула в коридор, выискивая свободные комнаты.       Как оказалось, в этом поместье с доступом в комнаты дела обстояли не так просто, поэтому пришлось довольствоваться какой-то подсобкой под парадной лестницей.       Все эти усилия только ради того, чтобы вдоволь наговориться с Драко. Теперь, когда они оба были относительно взрослыми, они могли разговаривать на разные темы и что-то обсуждать вместе. Поток их разговоров ни на секунду не прекращался, разве что приходилось иногда делать перерывы на смех или поедание пряников в мятной глазури.       — И тебе не скучно учиться дома? — Гермиона прожевала последний кусочек, ощущая имбирное послевкусие.       — Скучно, очевидно. Но у меня нет выбора, я не могу ходить в Хогвартс. Хотя мы с преподавателями занимаемся по тем же учебникам, что и вы.       — И что такого, что ты невидимый? Вполне бы прижился в Хогвартсе, — Гермиона вздохнула. — Я очень люблю школу и уроки, а Гарри и Рон предпочитают занятия по квиддичу. Но главное, что каждый ученик может найти себе что-то по душе.       — Как думаешь, на какой факультет я бы попал?       — Ты? Слизерин, без сомнений.       — Почему такая уверенность? — в голосе слышалась насмешка, которая означала, что сам-то он ни на миг не сомневался в ответе.       — О, всё благодаря той истории с учителем французского. У бедной женщины наверняка теперь развилась фобия лягушек.       — Да ладно, не так уж это было и плохо. Зато она испытала новые ощущения.       — Ты ужасен, Драко Малфой! Прирождённый слизеринец.       — На самом деле, вопрос был скорее риторическим. Я был бы не против поступить в школу и пойти на тот же факультет, что и мои родители.       Гермиона не позволяла тёмным мыслям овладевать её сознанием хотя бы в Рождественские праздники. Однако она не могла не думать о том, в каком положении находится Драко. Малфой оставался лишённым почти всех радостей жизни, он не был частью этого мира. У него не было друзей, но хуже того — не было возможности их завести. Круглый год Драко проводил в Малфой-мэноре, запертый в этой огромной клетке. Одни и те же лица, одни и те же стены.       — Почему бы тебе не познакомиться с остальными ребятами? Тео и Пэнси очень хорошие, Блейз весёлый и…       — Нет, — Драко прервал её. — Я не люблю знакомиться с новыми людьми.       Ну конечно. Ему некомфортно из-за его… невидимости.       — Почему ты решил тогда со мной заговорить? — этот вопрос давно интересовал Гермиону.       — В первый раз это вышло случайно, ты просто взбесила меня тем, что полезла за этими коробками.       — Эй! Я хотела взять всего лишь одну, и всё равно это были мои подарки!       — В любом случае это было ужасно, и я не мог стоять в стороне просто так. Тебя следовало остановить.       — Говоришь так, будто я собиралась использовать непростительное, — Гермиона надулась и отвернула голову, но в таком положении её взгляд то и дело цеплялся за паутину в углу, поэтому пришлось повернуться обратно. — Но потом ты снова говорил со мной.       — Ну, у меня не особо много вариантов было. А ты казалась мне… забавной.       — Забавной? Это ты был забавным, когда плёл эту чушь про Дух Рождества. Мерлин, как ты додумался?       Он рассмеялся, и Гермиона отметила для себя, что ей нравится его «новый» смех. Более зрелый в сравнении с прошлым.       — Но ты же поверила, так что более нелепо выглядела именно ты! Я выдумал это на ходу, но ты, ты действительно считала, что я Дух Рождества. И та брехня с углём вместо подарка. Клянусь, я даже и не думал, что ты поверишь, но обмануть тебя оказалось намного проще ожидаемого.       — Я была ребёнком! И я правда переживала по поводу угля, это было ужасной шуткой с твоей стороны, — Гермиону почти передёрнуло от воспоминаний о том дне.       — Вот поэтому я и считаю тебя забавной. С тобой весело проводить время, — голос стал чуть тише.       — Ладно, ты тоже ничего.       Затем они уже традиционно обменялись подарками. Гермиона, словно предвидя их сегодняшний разговор, подарила Драко слизеринский шарф и огромную подарочную коробку конфет из Сладкого королевства.       Малфой же не изменял себе и выудил из коробки снежный шар. В этот раз он был совсем необычным: подставка в виде изогнутой древесной ветки, сам же шар был словно надломлен в середине, открывая вид на заснеженный пейзаж. Крошечный домик окружал лес, а огоньки подсвечивались магией, беспрестанно мигая.       И Гермиона уже знала, что в следующем семестре ей понадобится полка побольше.       — Где ты их находишь? Они невероятные!       — Секрет. Но можешь быть уверена, что они уникальны.       — Я всегда беру их с собой в Хогвартс, и они стоят на полке рядом с моей кроватью. Поэтому каждый раз, когда смотрю на них, вспоминаю тебя.       Лёгкий шуршащий звук отвлёк её внимание, и Гермиона начала оглядываться по сторонам в поисках его источника, пока не подняла голову. Прямо над ней распустилась омела. Зелёные листья ярко контрастировали с тёмным потолком.       — Это…       — Омела.       — Ага.       Гермиона замерла на месте, не в силах пошевелить хотя бы одним мускулом. Даже после прямого взгляда Горгоны Медузы люди были меньше похожи на камень, чем Гермиона в данный момент.       Она понятия не имела, что делать. Точнее сказать, она знала, что означает ветвь омелы над головой и что обычно делают люди в таких случаях. Однако что делать конкретно ей оставалось загадкой. Не могла же она поцеловать Драко? Или могла?       Даже если бы и поцеловала, то как бы ей удалось найти его лицо? А вся эта возня с поисками обязана была выглядеть до одури нелепо. Такого следовало избежать, потому что иначе на следующем Рождественском приёме она просто-напросто не появится и вообще сотрёт своё имя из списка приглашённых до конца дней своих.       Зелёные листья продолжали действовать на нервы, и Драко взял инициативу в свои руки. Сначала Гермиона почувствовала его пальцы на подбородке, а затем он развернул её лицо к себе. Она бы отдала тысячи галлеонов, чтобы увидеть его глаза.       Тёплое дыхание коснулось щеки, а затем мягкие губы оставили аккуратный короткий поцелуй на её губах. Совсем детский и невинный. Но почему-то всколыхнулась душа, словно кто-то разогнал огромную стаю бабочек внутри. И теперь они хаотично порхали где-то между органами, вызывая учащённое сердцебиение и мурашки.       — С Рождеством, Гермиона.       Гермиону обуяли неловкость и стыд за то, что она вся раскраснелась, сливаясь с алым цветом своих гольфов. Малфой наверняка мог посмеяться над ней или над её выражением лица, ведь она бы всё равно этого не узнала.       — С Рождеством, Драко.

***

25 декабря, 1996.

      Миссис Флинт решила удивить гостей экспериментальными украшениями. Вместо привычной ёлки в центре гостиной расположилась высоченная пальма. С широких ветвей свисали шары и разноцветные лампочки.       — Это… необычно, — миссис Грейнджер наклонилась к дочери, перейдя на шёпот.       — Отвратительно, ты хотела сказать, — Гермиона с нескрываемой неприязнью оглядывала украшения.       — Не будь столь категоричной. Просто у нас другие вкусы, — мать сдержала улыбку. — Но ты права, выглядит ужасно.       Обе подавили смех, потому что столь открытое издевательство над чужим декором было бы неприличным. Однако женская сторона семьи Грейнджер была рада заметить, что практически все гости бросают такие же косые взгляды на неуместную пальму.       Лиловое платье идеально сидело на Гермионе. Миссис Забини одарила её как минимум десятком комплиментов, особенно отмечая то, как она повзрослела и похорошела за прошедший год. Но не все — точнее, никто — знают о том, что эти изменения были обусловлены не только естественным процессом взросления, но и усилиями самой Гермионы.       Первое письмо от него она получила в конце января. Она совсем не ожидала такого, когда принимала утреннюю почту в Большом зале, но среди привычных конвертов и свёртков от матери ярко выделялся чёрный конверт с серебристой лентой. Короткая подпись «Д. М.» означала только то, что отправителем являлся Драко Малфой. Записка была короткой и простой: он поинтересовался, как её дела и что они проходят по программе в Хогвартсе.       Совершенно точно в тот день Гермиона Грейнджер потратила по крайней мере шесть пергаментов на то, чтобы переписать ответ и довести его до идеала. Она сама понятия не имела, почему происходящее вызывало такой трепет и восторг. Но, к её счастью, на этом письма не прекратились. Драко попросил Гермиону не отправлять письма первой, поэтому она всегда посылала весточки лишь в ответ. Он не забывал писать ей несколько раз в месяц, а иногда и каждую неделю.       К концу мая им обоим казалось, что они знают друг о друге абсолютно всё. И это было скорее правдой, потому что Гермиона с точностью могла назвать все любимые блюда Драко, а также сказать, что его глаза закатываются каждый раз, когда он видит уродливое жёлтое платье его преподавателя по истории магии.       С такой же уверенностью Драко был способен ответить на любой вопрос о Гермионе. Насколько бы длинными ни были некоторые используемые ими пергаменты, этого всегда казалось мало. Зато время тянулось бесконечно долго, обратный отсчёт до Рождества Гермиона начала ещё в ноябре, как только задула последнюю свечу в хэллоуинской тыкве.       — Я выйду с ребятами, мам, — Гермиона тронула маму за плечо и отодвинула стул, оставив запеченную индейку недоеденной.       В этот момент Крэбб, Гойл и Забини направлялись в сторону выхода из зала, и она не могла упустить такую возможность. Разумеется, идти с ними Гермиона не собиралась.       — Конечно, дорогая, только не выходите на улицу, там настоящая буря! — миссис Грейнджер манерно вытерла губы салфеткой и запила мясо изысканным вином.       Приглашённые музыканты не прекращали играть новогодний репертуар, который повторялся из года в год, но от этого не переставал быть всеми любимым. Повсюду слышались звон бокалов, смех и разговоры. Несчастная пальма теперь перестала казаться такой нелепой, потому что после пары бокалов праздничное настроение взяло верх, заставив всех расслабиться и отдаться атмосфере.       Гермиона прошлась по длинному коридору и остановилась, когда сзади скрипнула дверь. Она обернулась и заметила, что та осталась приглашающе открытой. Прислушавшись к своей интуиции, Гермиона прошмыгнула внутрь и заперла комнату.       Дыхание сразу же спёрлось, а ладошки вспотели. Она мечтала об этом весь год, ждала с нетерпением и нетерпеливо вычёркивала дни в настенном календаре.       — Драко? — спросила она сначала осторожно.       — Привет.       Голос поразительно отличался от того, который она слышала в последнюю их встречу. Гермиона знала, что голоса парней ломаются в какой-то момент и становятся значительно ниже. Это, вероятно, произошло со всеми её друзьями, включая Гарри и Рона, но с ними она разговаривала каждый день, поэтому изменения было сложнее отследить, и они не казались такими резкими.       Драко в её представлении теперь был возмужавшим, потому что его голос звучал по-мужски низко и грубо. Не было и следа от тех мальчишеских высоких ноток.       — Я рада тебя… — видеть, хотелось сказать ей. — Рада, что мы встретились.       То ли по собственному желанию, то ли заметив исходящую от неё нервозность, Драко подошёл ближе и коснулся девичьей руки, осторожно позволив ей ощутить его присутствие. И тогда Гермиона охотно ступила ближе, обнимая его. Она сама не ожидала от себя такого, но порыв был таким резким и сильным, что не осталось времени подумать.       Ростом Малфой однозначно мог похвастаться, потому что Гермиона по итогу обхватила его торс, хотя ожидала плечи. От него приятно пахло чем-то древесным и терпким. Судя по ощущениям, одет он был в костюм с накрахмаленной свежей рубашкой.       — Я тоже рад тебя видеть. Ты поела? — в вопросе крылись забота и беспокойство.       — Да, утка вышла отменной, — Гермиона наконец нашла в себе силы отстраниться и сделать шаг назад. — В отличие от декора.       — Чёрт, кто выдумал это гавайское Рождество? — Малфой рассмеялся, но Гермиона могла сосредоточиться только на том, как звучал его смех, не обращая внимания на шутку.       — Миссис Флинт, скорее всего. У матерей ведь внутри вечно горит этот дух соперничества. Помню, как моя мама носилась с ёлочными украшениями по всему дому, а за ней бегали толпы эльфов.       — Моя мать не любит чрезмерное украшательство. Вместо цветных огней она скорее предпочтёт белые спокойные тона, чёткую цветовую гамму.       — Думаю, что Малфой-мэнор выглядит невероятно в праздники. — Однажды Драко присылал Гермионе пару колдографий их поместья, и она пришла в полнейший восторг от увиденной роскоши.       — Довольно красиво, да.       Все эти разговоры оттягивали время до момента, когда пришлось бы перейти к главной теме. Этот вопрос пожирал Гермиону изнутри уже долгое время. Сначала маленький червяк начал медленно проедать её внутренности, но с каждым новым письмом он рос и рос до тех пор, пока внутри неё не образовалась огромная дыра. И эту пустоту она была не в состоянии заполнить.       — Драко.       — М? — Он снова нашёл её руку и потянул за собой на бархатную кушетку.       — Ты знаешь, как тебе избавиться от проклятия? Я перечитала все книги, которые могла найти на эту тему. У Гарри есть мантия-невидимка, поэтому пару раз мне удавалось даже проникнуть в Запретную секцию. Но я не нашла ничего, что могло бы решить твою ситуацию, — она говорила это с нотками отчаяния в голосе, хотя старалась их скрывать. Ведь если никакого решения для Драко нет, то это не ей придётся всю жизнь быть невидимой, а ему. — Твой отец ведь как-то избавился от этого? Он изредка мелькает в газетах, поэтому я точно знаю, что он больше не подвержен проклятию.       — Гермиона, ты не должна беспокоиться об этом. Это моя проблема, и ты не обязана искать к ней решение.       — Но я… я хочу тебе помочь, очень хочу! И если есть способ, то я готова сделать всё, чтобы ты смог обрести полноценную жизнь.       — Тебе следует понимать, что я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной помогать мне. Я живу с этой проблемой уже больше шестнадцати лет и, поверь, смирился с тем, что большую часть жизни мне придётся провести именно так.       — Почему же большую часть жизни? — Гермиона выдернула руку и сдвинула брови к переносице. Она не могла понять, почему Драко упрямится. — Чем раньше мы найдём решение, тем быстрее ты от этого избавишься. И тогда мы…       — Ребёнок.       Гермиона замерла, хлопая ресницами. Желудок скрутило в тугой узел, потому что подсознательно она уже знала, что это означает.       — Что ты имеешь в виду?       — Проклятие можно снять только тогда, когда у меня родится наследник. Следующий Малфой и, соответственно, новый обладатель недуга. Именно поэтому вы все можете видеть Люциуса, его наказание перешло ко мне.       На несколько минут в комнате воцарилась тишина. Миссис Грейнджер была права насчёт бури, потому что ветер за окном выл беспрестанно. Ветка ели билась о железные решётки, которые обрамляли нижнюю часть окна. В детстве Гермиона боялась таких звуков, потому что в её голове всплывали картинки из страшных сказок, в которых злая ведьма крала детей и запекала их в каменной печи.       С возрастом сказки меркли в сознании, но на их место пришла реальность — порой куда более пугающая и несправедливая.       — Это… так нечестно.       Гермиона с трудом сдерживала рвущиеся наружу слёзы. Ей казалось, что весь этот мир настроен против неё. А ещё она была уверена, что такого не может происходить в Рождество. Это добрый и светлый праздник, но именно в этот день она узнаёт, что Драко ещё долгие годы не сможет стать полноценным человеком. А потом, вероятно, его родители заключат какой-нибудь договор с кем-то из чистокровных семей, чтобы их дети обручились и завели ребёнка.       — Но как же, — Гермиона подавилась своим выдохом. — Такого не может быть, Драко. Это слишком жестоко.       — Я не знаю, чем мои предки заслужили такую кару, но изменить этого не в силах. Мне не хотелось говорить тебе об условиях, чтобы не расстраивать. Пожалуйста, Гермиона, не бери в голову.       Совсем не оставалось времени заметить, как сильно изменилось то, каким образом он говорил с ней. Если раньше в его голосе и словах могли сквозить нотки издёвки и хулиганства, то теперь он открыто проявлял заботу и тепло. Когда Драко читал классическую литературу, в особенности магловские произведения, ему всегда было трудно понять, как люди могли влюбляться друг в друга через общение в письмах. Но этот год позволил ему понять, что такое могло произойти и в реальности.       В отличие от Гермионы, у Драко была возможность видеть её. И он смотрел, смотрел на неё каждый раз. Сначала это был взгляд, наполненный скептицизмом. Перед ним была маленькая девочка с буйными волосами, которая не слушалась родителей и лезла за подарком. С каждым годом она взрослела вместе с ним и теперь уже становилась девушкой.       Он считал Гермиону красивой, и ему нравилось её новое платье. Особенности его жизни позволяли Драко наблюдать за людьми бесконечно долго, потому что те не замечали, как бы пристально он ни смотрел. Именно поэтому за эти годы Малфою удалось наизусть выучить все выражения лица Гермионы Грейнджер. Если кто-то спросил бы о расположении родинок на её лице, шее и плечах, то он назвал бы всё с точностью до миллиметра.       — Мне пора, мама меня будет искать, — Гермиона резко поднялась с кушетки. Желания уходить не было, но тянущее чувство обиды и тоски неприятно жгло внутренности, поэтому единственным решением виделся побег.       — Мы встречаемся раз в год всего лишь на вечер. И ты уходишь?       Словно красивые ёлочные игрушки. Расписные и хрустальные, коллекционные. Их держали в разных коробках в пыльном углу чулана. И только раз в год они видели свет. Только раз в год им было позволено быть рядом, видеть друг друга. Но они были благодарны за это, потому что даже в темноте коробки мысли друг о друге освещали им путь.       — Да! — Гермиона остановилась на полпути к двери и обернулась. Сама не заметила, как по щекам потекли слёзы. — Потому что я не могу, не хочу думать о том, что ещё Мерлин знает сколько не увижу тебя. И эта несправедливость убивает меня, понимаешь? Потому что я хотела бы, я бы всё отдала, чтобы помочь тебе. И ты…       Она задержала дыхание перед тем, как сказать следующую фразу:       — Ты мне нравишься.       Назойливая ветка продолжала бить по окну. Оркестр заиграл Синатру — Рождественская магловская музыка в чистокровных кругах не возбранялась.       — Потанцуй со мной, Гермиона, — Драко не стал бы настаивать своими прикосновениями, но иначе она бы не смогла отыскать его.       — Я не могу.       — Можешь, давай. Иди сюда, — его голос звучал предельно мягко и успокаивающе.              Гермиона тяжело вздохнула и вытерла слёзы. Её вид со стороны наверняка мог бы вызвать жалость, но это не имело никакого значения.       Шаг навстречу к нему, лёгкое движение рук, и вот они уже кружатся в танце. Музыка играла не так громко, но этого было достаточно. Они кружились по небольшой комнате, Гермиона ощущала лёгкое головокружение из-за того, что всё вокруг неё вращалось, и она не могла смотреть на Драко, чтобы этого избежать. Со стороны это выглядело так, словно умелый кукловод пустил в пляс свою самую реалистичную куклу.       — Позволь мне увидеть тебя хотя бы раз.       — Я бы хотел, чтобы ты стала той, кто позволит мне перестать быть лишь голосом в этом мире.       Истинная магия наполнила комнату, в которой объединились два сердца. Пронизывающий глубокий голос продолжал петь:

Дай руку мне, полетим! Дай губы мне, чтоб напиться… Спой мне о любви, Пусть нам ветер подпоёт. Ты — как будто солнце, Каждый миг с тобой — полёт. Тебя обнять на краю, Тебе сказать «я люблю».

      В какой-то момент Гермиона позволила себе опустить голову на крепкую грудь. Она вдыхала его запах и мечтала продлить этот момент навечно. Чтобы она могла видеть его, хотя бы говорить с ним каждый день. Может, и не каждый день, но чуть чаще, чем раз в год.       Драко умело покрутил её в своих руках, Гермиона грациозно вытянула свободную руку, а подол её платья легко подхватился потоками воздуха.       Она ощущала себя окрылённой.

Спой мне о любви, Пусть нам ветер подпоёт. Ты — как будто солнце, Каждый миг с тобой — полёт. Тебя обнять на краю, Тебе сказать, Тебе сказать «я люблю».

      Музыка затихла, наверняка в гостиной объявили вынос десерта и людей попросили рассесться по местам.       — Ты потрясающая, — Драко не отпускал Гермиону, хотя их импровизированный танец подошёл к концу.       — Давай не будем думать о плохом сегодня. Я хочу взять всё от того времени, что у нас есть.       — Хорошо.       И они снова оказались на кушетке, но на этот раз их разговоры не прекращались и не прерывались на вопросы, которые могут ранить. Темы для обсуждений находились так легко, будто бы и не было переписки длиною в год. Сколько бы они ни общались — им всегда мало.       Наверняка родители искали Гермиону, но её мысли были совсем не о том, да и она бы вряд ли смогла заставить себя уйти. Потому что, когда она уйдёт, мучительное ожидание следующего Рождества запустится по новой.       Прошло не меньше полутора часов разговоров, когда над ними распустилась омела. Снова. Гермиона не могла видеть лица Драко, но её собственное заалело. Она не могла выкинуть из головы даже то невинное прикосновение губ, которое было в том году.       — Омела, — констатировала она.       — Омела.       Гермиона поджала под себя ноги и выпрямилась, совсем не решительно глядя в ту сторону, где находился Драко.       — Давай… по-настоящему в этот раз.       Мерлин, о чём она вообще просила?       О настоящем поцелуе, о взрослом. Почти все девчонки из её окружения уже хоть раз целовались с парнями. Гермиона не могла бесконечно бороться с чувством неловкости, когда Пэнси и Дафна обсуждали свои отношения. Она в ответ могла похвастаться разве что письмами с фамильным гербом Малфоев.       — Ты всё такая же забавная.       Драко придвинулся и обхватил аккуратное лицо руками, наклоняя её голову так, чтобы их губы соприкоснулись. Сначала осторожно и медленно её губы раскрылись ему навстречу. Поцелуй получался размеренным, потому что всё ещё являлся лишь касанием. Но потом Драко позволил своему языку скользнуть внутрь, исследуя девичий рот. Гермиона не могла как следует ответить, но пару раз её язык погладил чужой.       Всё закончилось довольно быстро, и теперь в пространстве летал лёгкий шлейф смущения.       — Это… — она отодвинулась и присела, складывая руки на колени, — неплохо.       — Да, сносно.       Затем оба рассмеялись, потому что в эту Рождественскую ночь совершенно неожиданно случился их первый поцелуй. И это отдавало нотками какого-то волшебства. Словно кто-то подлил амортенцию им прямо в кровь и продолжал вливать внутривенно каждый день, чтобы чувства не ослабевали.       На этот раз полки Гермионы в Хогвартсе удостоится новый снежный шар. С широким заснеженным дубом, чья крона меняет цвет в зависимости от времени года. На данный момент внутри шара лежали сугробы и падали мелкие снежинки. Она с нетерпением ждала, когда сможет увидеть дерево в летнюю и осеннюю пору.       Драко же получил в подарок магловский проектор и целую коробку разных кассет. Он как-то упоминал в письмах, что был бы не против узнать, как выглядят фильмы. Гермиона же часто выбиралась с мамой в магловский мир, чтобы сходить в кинотеатр, и ей такие вечера очень нравились.       Если рождественское чудо и существовало, то в этот год все его запасы волшебства ушли на то, чтобы соединить два юных сердца.

***

25 декабря, 1997.

      Гермиона не могла сказать, как это началось, но прямо сейчас она была охвачена огнём.       — Дорогая, мы уже опаздываем! Твой отец снова будет ворчать, что все хорошие места для приветственной речи заняли, — женщина поправила причёску, хотя та лежала идеально.       — Иду, мам!       Гермиона торопилась, она честно старалась уложиться в отведённое ей время, но идеальный внешний вид в этот раз казался особо недосягаемым. Она всё крутилась и крутилась у зеркала, меняла мелкие детали своего наряда, подбирала разные украшения. Выбор её пал на красное блестящее платье с довольно пышной юбкой и лямками в виде бантов на плечах. В Рождество было не иначе как противозаконно отказаться от традиционных цветов. К тому же она всё ещё являлась студенткой Гриффиндора — красный ей был к лицу.       Волосы она уложила в высокую причёску с помощью чар гламура, которым научилась от Пэнси — та была мастерицей в вопросах красоты. В школе они пару раз вместе экспериментировали с причёсками и Гермиона даже пробовала выпрямлять волосы. Дафна тогда вытащила привезённый из дома волшебный фотоаппарат и сделала уйму колдографий.       Одна карточка не смогла удержаться в шкафчике Гермионы Грейнджер дольше двух дней и была беспощадно отправлена вместе с письмом Драко Малфою. Эта отправка ощущалась особенно волнительно и нервно, потому что делиться своими фото, тем более в экспериментальном образе, было непросто.       

      «Тебе идут прямые волосы. Но это не отменяет того факта, что я бесповоротно влюблён в твои кудри».

      Таков был ответ Драко, и он не мог быть сформулирован лучше. Прочитанное заставило юную впечатлительную душу наполниться неведомыми ранее эмоциями. Гермиона благодаря общению с Драко начала ощущать себя желанной.       Он абсолютно всегда интересовался тем, как прошла её неделя и что нового они изучили в школе. Если Драко считал определённые статьи в журналах и газетах интересными, то обязательно делился их вырезками и спрашивал у Гермионы её мнение.       Каким-то образом ему также удавалось с завидной периодичностью одаривать её комплиментами, что не могло не приводить Гермиону в восторг. Одна только их переписка напоминала любовный роман. Писатели могли бы позавидовать тому, насколько эмоциональными и экспрессивными порой оказывались послания этих двоих.       Время свернулось в огромную спираль и раскрутилось до момента следующего Рождества. Год летел мучительно долго, но вместе с тем казался крошечным мигом. Таков был парадокс восприятия времени человеком.       — Гермиона! — строгий голос отца вынудил её оторваться от зеркала и перестать выискивать собственные недостатки. — Ты полетишь на гиппогрифе, если сейчас же не спустишься!       — У нас даже нет гиппогрифа, — пробормотала Гермиона, но всё же торопливо закинула палочку в сумку, выбегая в коридор и спускаясь по лестнице, где её уже ожидали родители.       Поместье Грейнджеров тоже было украшено к празднику, пусть всеобщий банкет состоялся и не у них. Гермиона лично подбирала все украшения, советуясь с матерью, и помогала эльфам преображать дом. Ей всегда была по душе именно эта часть праздника — предновогодняя суета и беготня.       В праздничное время любые магазинчики и торговые улочки приобретали особый шарм. Толпы людей сновали туда-сюда с тревожными лицами в поисках подарков для дорогих людей. Повсюду подарочная упаковка и километры разноцветных лент. И ведь каждый покупатель глубоко убеждён, что ему нужнее всех, поэтому остальные могли бы прийти и в любой другой день, а ему просто обязательно нужно купить подарки именно сегодня.       Гермиона, однако, никогда не жаловалась на обилие волшебников и волшебниц на Косой Аллее перед Рождеством. Ей это даже нравилось, искренне. В этом году, когда она стояла в очереди за новенькими кожаными перчатками для квиддича — подарок для Гарри и Рона, — две тучные женщины перед ней едва ли не подрались за последний том «Истории квиддича в картинках». Видите ли, у той и другой сыновья собирались в Хогвартс в наступающем году, и оба были совершенно безумно увлечены квиддичем. Настолько, что матери готовы были общипать друг другу перья.       Хорошо то, что хорошо кончается. Вся эта сцена вызвала у Гермионы только смех, а бедная книга о квиддиче оказалась вовсе не единственным экземпляром в наличии, просто второй завалялся в дальнем углу склада. Позже, прогуливаясь вместе с подругами по улице, Гермиона заметила знакомые фигуры в заиндевевшем окне. Те самые мамаши чинно сидели за чашечкой чая в кондитерской Шугарплама, маленькими ложками поедая один лимонный рулет на двоих.       В этом и была магия такого праздника, как Рождество. Люди могут поссориться и поругаться, но неведомая нить обязательно свяжет их вместе снова. Санта непременно пролетит над миром, а золотая пыль с его саней развеется в воздухе и превратит обычную жизнь в сказку хотя бы ненадолго.       Время, когда хочется загадывать желания и верить в чудеса. Даже волшебникам, которые сталкиваются с магией каждый день. Потому что ничто не сравнится с магической силой добра и света. Только тепло людских сердец прогонит зимнюю стужу прочь, не позволив миру превратиться в глыбу льда.       — Я готова! — радостный голос наполнил входную залу, и мистер Грейнджер поспешил взять своих дам под руки, чтобы вместе шагнуть в камин и отправиться на празднование.       — И пусть это Рождество станет самым особенным, — с мягкой улыбкой проговорила миссис Грейнджер.       — Да будет так, — заключила Гермиона.       Зелёная вспышка озарила комнату лишь на миг, а затем камин снова затрещал привычными отзвуками горящих поленьев.       Теперь же Гермиона была прижата к кровати, а её алое платье нещадно задиралось всё выше и выше.       Она была бы лгуньей, если бы сказала, что никогда не задумывалась о том, чтобы зайти с Драко немного дальше поцелуев. В конце концов, она стала взрослой и собиралась закончить Хогвартс через полгода, ей позволено думать о подобном. Ничего постыдного.       Однако эти мысли всегда были гонимы в её голове, в любом уголке сознания они оказывались незваными гостями.       Как можно было думать о таком, когда вы видитесь всего лишь раз в год? И когда ты понятия не имеешь, как выглядит твой партнёр. Разве что полагаешься на составленный тобою же портрет в голове.       Гермиона же после долгих размышлений пришла к выводу, что ей плевать на внешность Драко.       Во-первых, с трудом бы ей удалось поверить в то, что он уродлив, потому что даже на ощупь черты его лица казались правильными. Во-вторых, они были знакомы с шести лет и вели активную переписку два года. Этого было достаточно, чтобы внутренняя составляющая этого парня одержала полную и безоговорочную победу над внешними данными. В-третьих, Мерлин знает, когда ей удастся его увидеть и удастся ли вообще, поэтому стоит ли переживать?       — Драко, что ты делаешь? — она задыхалась в жарких поцелуях, лёгкие работали на износ.       Прохладные пальцы Малфоя поднимались по точёной коленке, вызывая в стройном теле бесконтрольную дрожь. Весь поток ощущений сливался в одну бурную реку, которая тоннами кипящей воды изничтожала всё на своём пути.       Их встреча казалась совершенно обычной, не сильно отличающейся от той, что была в прошлом году. Только на этот раз нетерпение превысило все пределы, и Гермиона впервые услышала приближающиеся шаги Драко, когда оказалась в пустой комнате. Прежде он всегда был осторожен и передвигался практически бесшумно. Но стремление скорее увидеться с ней заставило его ускорить шаг и наплевать на осторожность.       Слова приветствия, объятия и лёгкое обсуждение последних новостей. Похвалил её платье. Отметила, что он стал выше, потому что теперь дотянуться до лица стало труднее. Заправил прядь волос за ухо, наслаждаясь шёлком волос. Медленно выдохнула, ощущая трепет даже от лёгкого прикосновения.       А затем всё сорвалось в адскую бездну. То, что представляло собой сосредоточие невинности и светлых чувств, теперь полыхало огнём страсти.       Всем известно о пяти стадиях принятия: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Но никто не говорит о том, какие стадии человек проходит при влюблённости.       Интерес. Всё начинается с интереса. Сначала ты даже не понимаешь, но ты уже влюблён. Ты следишь, подмечаешь детали и стремишься узнать больше. Для тебя важно абсолютно всё.       Воодушевление. Когда понимаешь, что стадия простого интереса преодолена, ты чувствуешь себя окрылённым. На этом этапе никто никому ничем не обязан, и ты позволяешь себе наслаждаться этим чувством. Будто жизнь обретает новый крошечный смысл.       Страх. Никогда нельзя быть уверенным, что твои чувства окажутся хотя бы на толику взаимными. Ломаешься и закапываешь воодушевление вглубь себя, чтобы не обнадёживать собственное сердце. Точка кипения достигается тогда, когда при одной лишь мысли, при одном лишь взгляде на объект симпатии не остаётся ничего, кроме трясущихся коленок и загнанного дыхания.       Трепет. Самое нежное чувство. Когда ты уже получил то, чего так желало твоё сердце. Ранее спящие внутри забота и желание оберегать вырываются наружу столпами искрящейся энергии. Собственные нужды и потребности могут подождать, задвинутые на второй план.       Желание. Край, переступив через который достигаешь смерти. Животное стремление обладать. Ревность, собственничество, владение. Моё. Это только моё. Если бы только была возможность поглотить человека, полностью слиться воедино. Только тогда насмешливый хохот гиен внутри мог замолкнуть хотя бы на время.       Драко находился на последней стадии. Мерлин свидетель — он старался не допускать этого, держался до самого конца. Говорил себе, что не имеет никакого права хотеть её, грезить о ней. Но как только она появилась в зелёном пламени камина в своём потрясающем платье, его челюсть практически коснулась пола. Именно в тот момент осознание неизбежности будущей катастрофы настигло его с головой.       Его погребло заживо под снежной лавиной. Служба спасения отказывалась выезжать на подмогу.       — Ты такая красивая, — горячие губы обжигали ключицы. — Ты самая красивая девушка на Земле.       — Драко…       Гермиона горела огнём в самом прямом смысле этого слова. Её щёки наверняка стали единого цвета с платьем, а о причёске можно было смело забыть. Банты на плечах развязались и теперь болтались скомканными где-то в районе подмышек.       Из-за невозможности видеть Драко все её ощущения обострялись до предела. Зрение было потеряно — оставались лишь осязание, обоняние и слух. Прикосновения были везде, но каждый новый раз становился неожиданным. Она не могла предугадать, куда приземлится его рука или какая часть её тела удостоится поцелуя.       Его руки наконец остановились у кромки белья, и это ошпарило льдом по оголённым нервам. Гермиона вздрогнула, дёрнувшись от разряда тока, который прошиб тело в месте контакта с прохладным металлом кольца. То самое. Перед глазами стоял только расписной потолок, и она готова была умолять Санту и каждого эльфа в его грёбаной мастерской, чтобы они подарили ей хотя бы один его взгляд. Каждый раз, когда ей удавалось встретить человека с серыми или голубыми глазами, она думала, такого же цвета глаза Драко или нет. Мысленно примеряла их к его предполагаемому лицу. И почему-то абсолютно всегда он выглядел потрясающе. После приходилось ругать себя и пририсовывать его портрету кривой нос или крошечные глаза, чтобы не завышать свои ожидания.       Драко нежно погладил её бедро. Мягкость кожи сводила его с ума.       — Я… Мне страшно, — и это было правдой. Насколько бы Гермиона ни хотела быть к Драко ближе, она не была готова расстаться с девственностью прямо здесь и сейчас. В поместье Розье.       — Не волнуйся, всё хорошо. Я не… Всё хорошо. — Губы Драко оказались прямо возле уха, прерывистое дыхание опаляло мочку. — Я никогда не сделаю ничего того, чего бы ты не захотела.       — Знаю. Я знаю это, — Гермиона непроизвольно вскинула бёдра, плотнее прижимаясь к его руке.       — Ты доверяешь мне?       — Да.       Насколько странным это было? Целиком и полностью доверять человеку, которого никогда не видел.       Может, свою роль сыграла пара глотков огневиски, которое Блейз тайно разлил всем друзьям в бокалы. Но Гермиона чувствовала себя такой свободной, какой никогда раньше.       — Закрой глаза.       Это казалось бессмысленным, ведь она и так не могла его видеть. Но как только Гермиона выполнила просьбу, то сразу поняла её суть. С закрытыми глазами она могла забыться и не ощущать тянущую боль от того, что Драко для неё недосягаем, каждую секунду.       Длинные пальцы проникли под ткань белья. Мокрая и горячая, она готова была принять его ласки. Драко медленно и робко коснулся клитора, за что сразу же был вознаграждён судорожным всхлипом. У него, очевидно, не было никакого опыта подобного взаимодействия с девушками. И всё же он изредка читал разного рода литературу.       Безошибочно найдя сосредоточие нервов, Малфой начал совершать плавные круговые движения, надавливая подушечками пальцев.       — Ах, не так сильно, — Гермиона с шипением втянула воздух.       Драко моментально ослабил напор, но продолжил с прежней скоростью. Его губы коснулись её губ, и она сама вовлекла его в поцелуй. Томные вздохи и низкие стоны наполнили комнату. Где-то в отдалении звучал гул голосов, но уши заложило без возможности обращать внимание на внешние факторы.       — Драко, я… Не останавливайся, — Гермиона глотала воздух рваными потоками, отчего голос переходил на хрип.       — То, как ты выглядишь сейчас. Мои самые смелые фантазии не могли бы сравниться с этим.       Драко продолжил массировать чувствительный бугорок, губами же спускаясь чуть ниже подбородка, к самому изгибу шеи. Он втянул в рот кожу и, сам того не осознавая, обнаружил особо уязвимое место. Гермиона прикусила костяшки правой руки и сдавленно пискнула. Её мышцы лихорадочно сокращались, пока руки тянули Малфоя за плечи, чтобы тот снова её поцеловал.       Отдышавшись, Гермиона открыла глаза и поднялась на локтях. Её зрение всё ещё было мутным, а очертания комнаты плыли перед глазами. Ей было невероятно хорошо и плохо одновременно. Коктейль эмоций внутри оказался слишком ядерным.       — Тебе понравилось? — поинтересовался Драко так, словно реакция её тела не была достаточно красноречивой.       — Да, — Гермиона рассмеялась. — Очень.       — Ты собираешься вернуться ко всем? — Драко бережно поправил съехавшие лямки платья, завязывая банты по новой. Затем коротко поцеловал родинку на плече.       — Я не хочу, — она покачала головой, грустно улыбаясь. — Давай выйдем на улицу? Мне, кажется, нужен воздух.       Теперь настала очередь Драко смеяться. Он взял Гермиону за руку и помог ей подняться с кровати, поправляя пышное платье.       Декабрьский мороз обжёг лицо, но это было даже приятно. Сухой и безветренный морозец. Такой, что снег хрустит под ногами, а ресницы становятся белыми.       Гермиона бежала по вычищенной дорожке, пока крупные хлопья снега падали. Гирлянды освещали территорию, и их сияние отражалось миллиардами крошечных звёзд в сугробах. Удивительно, как что-то настолько холодное и неприветливое для человека может вызывать столько восторга и тепла в душе.       — Драко, это же наша песня!       Нашей Гермиона называла ту самую песню Синатры, под которую они с Драко танцевали в прошлом году. Она зашла в первый же магазин с проигрывателями и пластинками, чтобы поставить их в своей комнате в поместье. Она слушала альбомы Синатры непозволительно часто, и совершенно случайно на повторе чаще остальных играла именно «Fly me to the moon». При её прослушивании воспоминания сразу оживали, и Гермиона будто снова кружилась по комнате вместе с Драко.       Но сейчас, единственный раз в год, не нужно было вспоминать. Было здесь и сейчас. С ним.       — Позвольте пригласить вас на танец, милая леди.       Она этого не увидела, но Драко склонился в поклоне и лишь потом взял тонкое запястье в свою ладонь.       Танец закружил их в водовороте чувств и эмоций. Гермиона ощущала себя счастливой, отодвигая привкус горечи во рту. Пусть она не видит его, но он рядом. И он кружит её в танце, умело ведя за собой.       Расшитая мехом мантия, картинно разлетающаяся при каждом движении, послужила прекрасной заменой танцевальному костюму. Снежинки продолжали падать, частично задерживаясь на Драко и Гермионе.       — Гермиона! Ты чего там одна танцуешь? — голос Пэнси прорвался сквозь эйфорию и эхо музыки из громковещателя. — Совсем голову отморозила, скоро фейерверки будут пускать. Идём с нами!       Паркинсон стояла у дверей поместья, пытаясь докричаться до подруги. Сразу же за ней показались остальные ребята. Тео и Блейз вовсю хохотали, придерживая друг друга за плечи. Они явно были пьяны и к тому же заряжены праздничной атмосферой.       — Секунду! — Гермиона судорожно поправила перчатки, которые сползли от крепкой хватки за мужские плечи. — Драко…       — Пойдём, — прошептал он около её лица. — Я пойду с тобой, буду идти следом.       Если бы Гермиона могла видеть себя со стороны, то удивилась бы тому, как загорелись её глаза. Она кивнула и побежала в сторону друзей, едва не поскальзываясь на обледеневшей каменной дорожке.       — Ты чего там делала? — спросил Тео.       — Мне стало душно внутри, и я вышла на улицу. Потом заиграла моя любимая песня, вот я и не удержалась.       — Выглядело романтично. Даже если ты и была сама с собой, — заявила Пэнси, натягивая шарф повыше, чтобы прикрыть рот и нос. Гермиона приучила её не использовать согревающие чары, ведь это позволяло прочувствовать зиму и Рождественское настроение.       — Пойдём быстрее, остальные уже на подходе, — Блейз оглянулся через плечо и чуть подтолкнул друзей, чтобы те ускорили шаг.       Как и констатировал Забини, почти через минуту послышался гомон голосов и люди посыпались из поместья как муравьи, бегущие из разворошенного муравейника. Установка с фейерверками была готова уже давно, оставалось лишь всем собраться и дождаться полуночи.       — Мы рады были встретить вас всех сегодня здесь, в нашем поместье, — начал мистер Розье. — В столь светлый праздник давайте же поднимем бокалы и загадаем желание!       Около каждого гостя оказался парящий бокал шампанского. Гермиона взяла свой и с ужасом отметила, что возле Драко он тоже появился. Она заозиралась по сторонам, но, кажется, никому не было дела до бокала, который продолжил парить в воздухе даже после отмены заклинания. Все были слишком увлечены речью хозяев поместья и предстоящим салютом.       — И пусть магия этой ночи поможет вашим самым смелым мечтам стать явью! Ура!       Гермиона опустила взгляд и пробормотала желание одним движением губ. В уголках её глаз скопились слёзы, но она почувствовала руку Драко на своей руке и тут же сморгнула грусть. Она выпила бокал залпом, вкладывая всю веру в это шампанское. С губ слетело желание, которое было загадано уже не раз.       — С Рождеством, друзья! Да будет наша жизнь и впредь такой же яркой и красивой, как этот фейерверк! — Розье поднял руку, отдав условный знак.       Небо озарилось огнями. Разноцветные всполохи разрезали мглу ночи, заставив глаза всех присутствующих блестеть. Души людей в такие моменты становились единым целым. Миг, в который не имели значения насущные проблемы и тревоги. Миг истинной радости. Детской и беззаботной.       Гермиона любовалась устроенным шоу, и внутри неё свербело одно-единственное желание. Оно умоляло её позволить ему вырваться наружу так же, как вырывались искры салюта. Сердце забилось чаще, подстраиваясь под отзвуки взрывов.       Лёгкий поворот головы. Драко положил ладонь ей на талию, обнимая. Гермиона вывернулась, руки её взмыли вверх, обхватывая лицо безошибочно, потому что она изучила его уже достаточно.       — Всё в порядке? — в его голосе сквозило волнение.       — Драко, — Гермиона подавилась собственными словами. В горле встал ком.       — Да? — окружающим был недоступен вид на его обеспокоенное выражение лица.       — Я люблю тебя.       Кажется, салюты перестали биться в небе. Или же звуки отключились только для них двоих. Гермиона застыла на месте, но каждая мышца её тела дрожала. Она дышала часто и рвано, переполняемая эмоциями.       — Скажи ещё раз, Гермиона, — никогда прежде она не слышала от него такой интонации. В этом голосе отражалась смесь неверия, отчаяния, надежды и боли.       — Я люблю тебя, Драко Малфой.       Секунда, что длилась вечность, наконец прервалась. Драко тихо произнёс:       — Закрой глаза, Гермиона, — в самые губы.       Драко мягко поцеловал её, вкладывая смысл сказанных слов в движения губ. Поцелуй был солёным, но таким сладким на вкус. Гермиона прижималась к Драко до тех пор, пока не стало не хватать воздуха.       Она медленно отстранилась и открыла глаза, упираясь взглядом в чёрную мантию напротив. Хорошая, плотная, дорогая ткань. Серебристые пуговицы и тонкая полоска бурого меха.       Осознание пришло не сразу.       Раз. Два. Три.       Гермиона ощутила дрожь во всём теле, боясь пошевелиться. Она вперилась взглядом в эти пуговицы, не осмеливаясь поднять глаза выше. Челюсть тряслась от непонятных чувств. Пальцы сжались внутри перчаток, превращаясь в бесполезные каменные отростки.       Четыре. Пять. Шесть.       Медленно поднять взгляд. Ничего сложного. Строгий воротник и наглухо застёгнутые пуговицы рубашки. Как и ожидалось, весь его вид был выдержанным и строгим. Вид, который соответствует аристократу.       Семь. Восемь. Девять.       Острая линия челюсти, по-мужски грубый подбородок. Тонкие изящные губы. Отчётливо виднеющиеся скулы и прямой нос. Даже его кожа могла бы выдать в нём чистокровного волшебника высокого статуса, ибо она была светлой и гладкой. Одни лишь раскрасневшиеся от мороза щёки придавали лицу цвет.       Десять.       Глаза цвета льда. Цвета штормового моря. Серые, как он и говорил. Совсем незнакомые, но почему-то уже родные. Смотрели на неё с благоговением и искренностью, они были наполнены чем-то исключительным. Волосы же, как ни странно, действительно выглядели белоснежными и могли бы легко слиться с окружающим снегом.       Гермиона не могла поверить в то, что это происходило с ней. Она открывала и закрывала рот в попытках выдавить хотя бы один жалкий звук. Но из неё вырывались только всхлипы. Он был красивым, невероятно красивым. Лучше всех картинок, которые прежде крутились в голове.       — Как ты… ты… А ребёнок? Я думала…       Драко улыбнулся. И это была первая улыбка в его жизни, которую мог увидеть весь мир. Но вместо всего мира он подарил её одной-единственной. Той, которая заставляла его улыбаться в самые тёмные времена.       — Дыши, Гермиона. Теперь всё хорошо, — он ласково стёр мокрые дорожки с её лица.       — Почему… Что произошло? — Гермиона прижалась щекой к его руке.       — О, я изначально попросил Санту подарить тебе мешочек угля, но потом смиловался и решил поменять подарок.       — Драко!       Малфой рассмеялся, и смех его звучал так искренне, как никогда.       — Видишь ли, я немного обманул тебя. Условием для снятия проклятия был не ребёнок, а искренняя любовь. — Драко наблюдал за тем, как снежинки таяли на её ресницах. — Наследник рода Малфой должен заслужить настоящую и чистую любовь. Только тогда он докажет, что имеет право стать полноправной частью этого мира, что он этого заслуживает. И ты, Гермиона, полюбила меня просто так, без какого-либо умысла. Ты не знала об истинном условии снятия проклятия, поэтому не могла подделать чувства.       — Ты больше не исчезнешь? — тихо поинтересовалась она.       Гермиона не отрывала взгляда от его лица, тела. Происходящее всё ещё казалось чем-то невероятным, совершенно невозможным. Тот самый шок от получения того, к чему стремился бесконечно долго и чего желал больше всего на свете.       — Никогда, — Драко скрепил свои слова поцелуем в лоб. — С Рождеством, Гермиона.       Теперь это их Рождество. Праздник никогда прежде не значил так много, как в этот день. Все эти годы их история переплеталась красно-зелёными лентами. Их связь формировалась где-то там, откуда спускаются снежинки.       — Если они увидят? — Гермиона обернулась, со страхом ожидая встретить глазеющую на них толпу, однако не поймала ни одного взгляда. Фейерверки всё ещё окрашивали небо.       — Пока что им не до этого, — Драко усмехнулся, оглядывая всех этих людей, чьи лица знал наизусть. Но его им всем предстоит увидеть впервые. Долгожданный момент, когда он стал полноценным человеком, которому позволено жить и быть. — После фейерверка, полагаю, мне предстоит столкнуться с рядом вопросов и немного рассказать о себе.       В это время Нарцисса Малфой также смотрела на буйство красок и даже не подозревала, что её сын, наконец, обрёл себя. Никто и никогда об этом не узнает, но Нарцисса молила судьбу сжалиться над ребёнком каждый день. Просила у Мерлина, чтобы где-нибудь в мире нашлась та самая, которая сможет полюбить, несмотря ни на что. Материнское сердце раскалывалось на мелкие кусочки каждый раз, когда она видела чужие взгляды, которые проходят сквозь Драко, словно он пустое место. Словно его не существует.       Лучшим подарком для Нарциссы будет то, как она обернётся чуть позже и увидит, что все взгляды направлены на него. Не сквозь, не мимо и не в пустоту. Собравшиеся здесь волшебники узнают о её сыне. О её мальчике, который заслуживал всего только самого лучшего в этом мире.       Драко вытащил из кармана снежный шар и протянул руку Гермионе. На его пальце виднелось то самое кольцо, которое он получил от неё в подарок годами ранее. Она шмыгнула носом, вытерла глаза и взяла подарок. Прозрачный шар с огромной снежинкой посередине, которая переливалась сотнями огней, отражая свет. Это послужит напоминанием о том, что в этот день шёл снег.       — С Рождеством, Драко.       Гермиона никак не могла отпустить его, потому что боялась, что он снова превратится в голос в её голове. Держа его за руку, она достала из внутреннего кармана бархатную коробку с запонками.       На них было выгравировано два слова:

«Дух Рождества».

***

      Рождество — волшебное время. Пора, когда даже маглы начинают замечать чудеса вокруг.       Это время, когда всё становится возможным. Краткое мгновение, в котором един весь мир. Время, когда следует загадывать желания, потому что они непременно сбудутся. Только нужно обязательно верить.       И даже если иногда кажется, что жизнь приготовила для тебя лишь мешок угля, не стоит отчаиваться. Нужно раскрыть глаза шире и позволить себе увидеть то, что казалось недоступно взгляду.       Поверьте, чудес хватит на всех!