A year of sundays/Год воскресений

АПРЕЛЬ

32.

      Тебе кажется, что весна может быть твоим любимым временем года.       Художнику в тебе понраву любое время года: свет зимы, жара лета, краски осени, но весной присутствует свежесть, которая всегда наполняла твои легкие, сердце и разум чистой радостью. Твой отец иногда с ироничной улыбкой замечает, что ты всегда заявляешь, что, какое бы сейчас время года ни было, оно твое любимое, и ты втайне улыбаешься звуку его глубокого голоса, заполняющего твои мысли. Ты уверена, что Джейк Гриффин - подарок этому миру, и за последние несколько дней это стало для тебя более очевидным. Он добрый и мягкий, и у него грубые руки, которые защищают и обнимают тебя, как будто ты самая драгоценная вещь в мире, как будто он даже в самых смелых мечтах не мог представить, что будет держать в руках что-то настолько важное.       В то время как Лекса заставляет тебя чувствовать себя услышанной, особенной и важной, твой отец заставляет тебя чувствовать себя героем, и, несмотря на весь свой страх, ты не можешь не благодарить судьбу за то, что эти двое дают тебе.       Голос прерывает твои мысли, и ты смотришь сквозь пар от кофе на Лексу; ее глаза светятся весельем и вопросами, и ты благодарна большим окнам в задней комнате закусочной за то, что они отбрасывают такой привлекательный свет на ее глаза и скулы. Полные губы складываются в подобие улыбки, когда она спрашивает: — Кларк, о чем ты думаешь? — и ты прикусываешь губу, чтобы сдержать любые порывы, которые испытываешь к ней и этим губам.       — О моем отце, — легко отвечаешь ты, прежде чем решаешь проглотить пресловутую пулю и просто быть честной с ней. Вы больше не целовались с тех пор, как неделю назад были на берегу маленькой речки, но это не значит, что ее вкус, воспоминание о ней все еще не так свежи, как было, когда ты отстранилась в тот первый раз. — И о тебе.       — Интересное сочетание, — хихикает она, и ты закатываешь глаза, наблюдая, как она обхватывает своими длинными пальцами фруктовый чай, который она пристрастилась пить последние несколько недель, и ты на мгновение задумываешься, понравится ли тебе его вкус, если слизнуть его с уголка ее губ. — Должна признать, как бы ни было приятно слышать, что ты думаешь обо мне, но все ли в порядке у тебя с отцом?       Она так искренне заинтересована, что ты чувствуешь, как твое сердце замирает от ее слов, но ты спокойно улыбаешься ей, когда она смотрит на тебя. Ты знаешь, что думала об этом раньше, но это поражает тебя снова, когда ее зеленые глаза сверкают, когда ее подбородок напрягается, ты никогда не видела, чтобы кто-то смотрел на тебя так, как это делает Лекса. Как будто каждое слово, которое ты собираешься сказать, будет таким же важным, как и последнее.       — Все идеально, — говоришь ты ей, и она успокаивается на этом. Что-то согревает тебя внутри оттого, что она просто безоговорочно поверила твоим словам, что она довольна тем, что ты говоришь ей правду, и ты не можешь удержаться от того, чтобы протянуть руку под столом и положить ей на колено. Она немного вздрагивает, но затем ее щеки покрываются самым красивым румянцем, который ты когда-либо видела, и она опускает свою руку, чтобы положить поверх твоей, ваши пальцы щекочут друг друга, прежде чем переплестись. — Я сказала ему, что мне нравятся девушки.       Лекса замирает на секунду, но ее глаза наполняются гордостью, которая слышится в ее голосе, когда она говорит: — Правда, Кларк? Я так горжусь тобой.       — Спасибо, — смеешься ты и не можешь поверить, как это звучит. Симпатия к девушкам никогда не приходила тебе в голову так явно, как в последние месяцы, и ты знаешь, что тебе это дается легче, чем другим людям, что ты пришла к осознанию медленно и естественно, и что это пугает тебя меньше, чем других. Но ты тоже гордишься собой. — Он сказал, что любит меня.       — Конечно, любит, — улыбается Лекса, и ты ощущаешь, как она крепче сжимает твою руку. — Как ты себя чувствуешь?       Ты улыбаешься, потому что чувствуешь то, что всегда чувствуешь, когда она рядом. — Храброй.

--

      Густус суетится в закусочной, а солнце в небе начало окрашивать облака в розовый цвет, напоминающий о румянце Лексы. Ты знаешь, что на твоем телефоне есть сообщение от твоей матери – причина, по которой ты вообще подумываешь о том, чтобы оставить Лексу, но все, на чем ты можешь сосредоточиться, – это то, как Лекса передвигается по небольшому пространству, начиная убирать использованные тобой предметы. Осталось еще несколько крошек от черничного маффина, изменившего твою жизнь, и ты принимаешься смахивать их со стола в ладонь, хотя бы для того, чтобы задержаться и провести еще немного времени с девушкой, которая полностью завладела твоим вниманием.       — Дамы, вы здесь закончили? — Лекса поднимает глаза и видит, что Густус практически загораживает дверной проем, а ты смахиваешь крошки в мусорное ведро, не в силах встретиться с ним взглядом. Ты все еще не уверена, что он думает о тебе, но он больше не смотрит свирепо, когда ты заходишь в подсобку с Лексой, и больше не было разговоров с неопределенными угрозами, после которых стоит опасаться за свою жизнь, если ты хотя бы заставишь губы Лексы задрожать. Лекса что-то говорит, но ты сосредотачиваешься на том, чтобы стоять прямо, на том, чтобы твой взгляд не блуждал по отвлекающим изгибам тела Лексы, на том, чтобы быть девушкой, которой Густус может доверить дружбу со своей дочерью. Ты знаешь, что хочешь большего, ты знаешь, что она хочет большего судя по тому, как она тебя целовала, но ты не хочешь торопить события. — Хорошо. Кларк, ты останешься на ужин?       Ты не можешь скрыть шок на своем лице, и уверена, что Лекса тоже выглядит сбитой с толку, но все равно качаешь головой и коротко машешь рукой в сторону выхода. — Нет, мой папа ждет меня дома. Но спасибо.       — Все в порядке, — хрипло отвечает он, и ты задерживаешь дыхание, когда он смотрит на тебя еще на секунду. — Лекса, скажи Линкольну, чтобы был дома к шести.       — Хорошо, — кивает она, и ты чувствуешь, как она подходит немного ближе. Вся эта сцена немного слишком домашняя, и твое сердце учащенно бьется, но наконец-то, наконец-то, ты чувствуешь, что твое место в задней комнате этой закусочной с девушкой, которой когда-то причинил боль весь город. — Ане мне тоже позвонить или она дома?       — Эйден болен, поэтому она осталась с ним сегодня, — объясняет он, и тебя поражает, что, несмотря на совместное появление в церкви, семья Лексы не так связана, как заставили поверить Кларк. Они не страшные и не "слишком близкие", как однажды прошептал Джаспер, они не были какой-то мафиозной семьей, которая вертелась вокруг друг друга и никогда не впускала новых людей, как предполагал Уэллс.       Они были всего лишь простой семьей.       И ты была посвящена в некоторые из обыденных, скучных бесед, которые они вели.       Впервые ты чувствуешь себя вовлеченной и задаешься вопросом, говорила ли Лекса со своим отцом о девушках так же, как ты говорила со своим.

--

      Ты стоишь у заднего выхода из закусочной, дверь открывается в пустой переулок, когда она открывает рот и говорит то, от чего твое сердце снова учащенно бьется. — Я хочу, чтобы ты знала, что я хотела поцеловать тебя весь день.       — Почему ты этого не сделала? — она прикусывает губу, и ты можешь видеть мысленный разговор, который она ведет сама с собой. Можешь видеть замешательство от того, кто вы есть, от того, где вы стоите, и ты немного успокаиваешь ее, делая шаг ближе и обхватывая пальцами предплечье, которое она скрестила на животе. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты поцеловала меня, Лекса.       Она вздыхает, и этот звук звенит у тебя в ушах.       Когда она целует тебя в дверях закусочной, посреди гомофобного городка, ты видишь ярко-белые и бледно-желтые тона. Видишь ярко-оранжевый и мерцающую синеву.       В ней сочетаются все твои любимые сезоны, и тебе не терпится ощутить ее улыбку в каждом из них.

33.

      Незадолго до Пасхи твоя мама объявляет, что на следующей неделе собирается на медицинскую конференцию в Сиэтл. Ты отпускаешь шутку по поводу "Анатомии Грей", которую она, кажется, в основном игнорирует, но слегка улыбается тебе, так что пока ты считаешь это победой; правда в том, что ты взволнована, слишком взволнована тем фактом, что в воскресенье дом будет в твоем полном распоряжении. Твой папа работает до позднего вечера, иногда над своими личными проектами, и хотя твоя мама тоже работала по выходным, ее график был гораздо менее предсказуемым. Она уже ясно дала понять, что не поклонница Лексы, и ты уверена, что ее реакция на то, что Лекса сидит у тебя на кухне, была бы не такой приятной, как если бы твой отец пришел пораньше.       Ты не можешь сдержать своего волнения и достаешь телефон еще до того, как добралась до своей комнаты, моля Бога, чтобы семья Лексы не запланировала грандиозное мероприятие после церкви. На мгновенье появляется мысль, что следовало спросить ее об этом еще в пятницу вечером, но ты просто хотела провести с ней время, как делала каждую неделю. Тем не менее, сама она ни о чем не упомянула. Но теперь... теперь все было по-другому.       Ты хочешь, чтобы она пришла к тебе домой. Хочешь провести с ней время как с Лексой, как это было на том крошечном рынке, когда она делилась с тобой своим сидром и смеялась, как подросток. И у тебя есть целая неделя, чтобы убедить ее, что это хорошая идея.

--

Кларк Гриффин:

Что делаешь в следующее воскресенье? Лекса Вудс: Надеюсь провести его с тобой. Лекса Вудс: И я не могу дождаться.

Кларк Гриффин:

Я имела в виду с твоей семьей.

Кларк Гриффин:

Я тоже не могу дождаться.

--

      Ты рада, что она не может видеть, как ты хихикаешь в свои простыни. Смятая белая ткань обвивает твои колени, когда ты зарываешься лицом в мягкий комфорт и удивляешься, как ты раньше этого не замечала. Ты помнишь, как с Финном наслаждалась вниманием, которое школа уделяла вам двоим, помнишь, как улыбалась, когда его сообщения освещали твой телефон, но ничто не могло сравниться с теми эмоциями, которые вызывает у тебя Лекса. Это мощно, это заставляет чувствовать себя сильнее, и ты вздыхаешь, уткнувшись лицом в колени, когда смотришь на телефон и думаешь о том, что сказать. Ты отдаешь себе отчет в том, что ты - клише.       Ты девушка, скрывающая хихиканье в своей спальне.       Ты девушка, которая краснеет, разговаривая со своей пассией.       Ты девушка, которая не знает, что сказать.       Ты влюблена в кого-то, кто любит тебя в ответ, и ты не можешь объяснить свой восторг от того, что это на самом деле значит. Что человек, который тебе нравится, действительно любит тебя в ответ.       Если бы у тебя был брат или сестра, ты уверена, что они бы дразнили тебя по этому поводу, но ты этого лишена. Вместо этого у тебя есть отец, который засовывает голову в твою комнату и тает от тепла твоей улыбки, его глаза весело щурятся. — Судя по твоему глупому выражению лица, полагаю, прямо сейчас ты переписываешься с Лексой?       — На моем лице ничего нет, — протестуешь ты, но твои щеки болят от улыбки, а пальцы болят от того, что крепко сжимают телефон. — Но переписываюсь, да.       Он кивает и заходит в твою комнату, чтобы закрыть дверь. — Как ты держишься, малыш? — спрашивает твой папа, и иногда ты задаешься вопросом, какой поступок ты совершила в прошлой жизни, за который в этой заслужила такого поддерживающего отца, как Джейк Гриффин. Ты хочешь сказать ему, что с тобой все хорошо, но знаешь, что предстоит пройти долгий путь, прежде чем все станет "хорошо", и пожимаешь плечами.       — Я в порядке, — говоришь ты, и он делает небольшую паузу, разглядывая фотографии на стене. Его глаза слегка сужаются, когда ловят изображение Лексы, сделанное тобой на Полароиде, который она купила тебе на Рождество, но он, кажется, понимает, что Лекса все еще новый объект для тебя, и отводит взгляд, не желая слишком давить на тебя в доме, где твоя мама могла услышать любой разговор. — Я все еще немного сбита с толку, но со мной все в порядке.       — Смущена тем, что тебе нравятся девушки?       — Нет, — говоришь ты и сама поражаешься тому, насколько непреклонна в этом. Конечно, это была только одна девушка, тебе нравится Лекса, и ты знаешь, что не хочешь спешить навешивать на себя ярлыки, но и не хочешь отрицать эту свою сторону. — В общем... Я рассказала Лексе, что мы говорили об этом, что ты сказал, что все еще любишь меня, и она сказала, что гордится мной.       Джейк улыбается и садится на маленький белый стул рядом с твоей кроватью: — Я тоже тобой горжусь.       — Я знаю, и я тоже собой горжусь. Я просто не понимаю, как она может быть такой позитивной, когда окружающие ее люди не дали ей ничего, кроме ехидных комментариев и злобных взглядов, — признаешься ты, и твое сердце немного болит за девушку, которую ты не могла дождаться увидеть. — Она говорит, что гордится мной, но не позволяет себе гордиться тем, кто она есть.       Несколько мгновений твой отец выглядит грустным, и ты не знаешь из-за кого. Он самый добрый, милейший человек на Земле, и ты знаешь, что больше всего на свете он хочет, чтобы тебе было легче.       — Ты сильная, малыш, — наконец говорит он, и ты кладешь голову на колени, глядя на него. У него яркие глаза, и это напоминает тебе о том, как сильно ты на него похожа. Ты задумываешься, чувствуют ли люди такое же утешение от твоих глаз, как и ты от его. — И я доверяю тебе. Я верю, что любое решение, которое ты примешь, всегда будет тебе во благо. Что бы ни случилось с тобой и этой девушкой Лексой, я поддержу вас обеих и буду рядом с вами. Ты понимаешь?       — Да, — шепчешь ты, и твое сердце колотится немного быстрее. Ты можешь услышать невысказанные слова о том, что он будет заботиться и о Лексе, что защитит вас обеих, потому что он доверяет твоему мнению о людях, которых ты приглашаешь в свою жизнь. Он верит, что ты точно знаешь, кто ты и что делаешь. — Пап?       Он встает со стула, готовый уйти и не слишком настаивать на этой теме, и оборачивается на твой вопросительный тон.       — Лекса может прийти на ужин в воскресенье?       — О, знакомство с родителями? — дразнит он, а ты смеешься над ним. — Как давно вы двое встречаетесь? Все происходит как-то слишком быстро.       Ты знаешь, что он дразнит, но все равно стонешь, а щеки пылают от смущения. — Мы не встречаемся, — возражаешь ты, но затем твои слова застревают у тебя в горле. Вы пока не объявили, что вы пара, ты знаешь, что Лекса еще слишком напугана, но ты не уверена, как сказать своему отцу, что когда ты проводишь с ней время, ты целуешь ее идеальные губы и прижимаешься к ней так близко, как она тебе позволит. — Мы...Это ново. Все ново, но я хочу...       — Она может остаться на ужин, если она и ее родители не против, — обрывает тебя твой отец, и ты рада этому. Ты не уверена, почему тебе так отчаянно хочется, чтобы она приехала, или почему это так важно для тебя, но ты с облегчением улыбаешься тому, как легко он все воспринимает. — Я могу провести с ней беседу, если вернусь домой достаточно рано.       — Папа!

--

      Только когда он уходит, ты снова смотришь на свой телефон, прикусив нижнюю губу, и опять позволяешь Лексе полностью завладеть своими мыслями и действиями.

--

Лекса Вудс: Кроме церкви, у нас ничего не запланировано. Лекса Вудс: Позже в тот же день моя мама выступит с речью в городе, но мне не обязательно присутствовать при этом. Лекса Вудс: Есть ли что-то, чем ты хотела бы заняться?

Кларк Гриффин:

Я хочу, чтобы ты пришла ко мне домой

на ужин.

Лекса Вудс: Кларк.

Кларк Гриффин:

Пожалуйста, Лекса.

Кларк Гриффин:

Моя мама уехала на конференцию

на несколько дней, и мы будем вдвоем.

Лекса Вудс: А если кто-нибудь увидит?

Кларк Гриффин:

Для меня видеть тебя важнее.

Пожалуйста.

Лекса Вудс: Я подумаю об этом, хорошо? Если бы ты знала, как я тоже хочу тебя видеть.

--

      Ты продолжаешь переписываться всю ночь, а на следующий день, как и предполагала, видишь Лексу в церкви. С ней Эйден, он забирается к ней на колени, его пальцы хватают ее за подбородок и шею, и ты никогда раньше не думала, что будешь ревновать к малышу, но ты дуешься на протяжении всей службы, когда Лекса направляет свои улыбки маленькому мальчику, который, кажется, одержим ею. Ты знаешь, что церковь - не то место, где стоит думать об этом, но тебе действительно хотелось бы быть тем человеком, который сидит у нее на коленях, касается ее подбородка, заставляет ее улыбаться.       — У нас сегодня мало времени, — с сожалением говорит она, когда ты догоняешь ее за пределами церкви. Твоя мама снова разговаривает с Авророй Блейк, и ты покраснела, когда твой отец застукал тебя крадущейся по краю церкви с Лексой, но он махнул тебе рукой, и ты отбросила все лишние мысли и напомнила себе, что позже должна поблагодарить его за преданность. Ты немного дуешься, но она протягивает руку настолько, что кончики ее пальцев касаются косточек твоего запястья, и ты вздыхаешь, потому что хочешь, чтобы она знала, что ты расстроена. — Аня приглашает меня, Линкольна и Эйдена на ланч. Я могу спросить ее, не могла бы ты присоединиться к нам, если хочешь.       Семья важна для Лексы, ты это знаешь, но видишь, что она беспокоится, как объяснить это брату с сестрой, поэтому качаешь головой. — Не сегодня, — говоришь ты, прежде чем вывернуть свою руку и нежно сжать ее. — Но как-нибудь обязательно.       — Знаю, что это неубедительно, но я буду скучать по тебе сегодня, — говорит она после минутного размышления и пристального взгляда на ваши соединенные руки. — Воскресенье - единственный день, которого я, кажется, больше всего жду.       Ты улыбаешься этому и смотришь вниз. Не то чтобы она не говорила ничего подобного раньше, ты прекрасно помнишь все случаи, когда она заставляла твое сердце замирать, но сейчас это кажется более важным. — Мы могли бы видеться и на неделе, — поддразниваешь ты, и ее смешок делает пребывание в церкви стоящим того. — Я существую и вне выходных.       — Я знаю, — шепчет она, и ты наклоняешься ближе, чтобы лучше ее слышать. — Я бы ничего так не хотела, как видеть тебя почаще.       Она выглядит растерянной и спокойной одновременно, и ты не знаешь, что делать. Она справляется с этим намного лучше, чем ты думала, и на твой взгляд небольшие перерывы между встречами помогли, но она настолько отличается от той, какой была две недели назад на озере, что ты ничего не можешь с собой поделать, когда протягиваешь руку, чтобы взять ее за руку, и переплетаешь ваши пальцы, прежде чем она успеет испугаться или убежать. Это более интимно и гораздо приятнее, чем раньше, это заставляет тебя чувствовать себя смелее.       — Лекса, — шепчешь ты, потому что хочешь ее внимания и тебе нравится ощущение ее имени на языке. Это заставляет тебя чувствовать себя важной, как будто ты единственный человек в мире, который может так обращаться к ней, и она смотрит на тебя глазами, которые, как ты думала раньше, не могли принадлежать человеку. — Приходи ко мне домой на следующей неделе после церкви. Моя мама уезжает в пятницу вечером и вернется домой только во вторник.       Вокруг немного шумно. Люди садятся в свои машины, готовые отправиться домой и провести Пасху со своими семьями, и вы слышите, как дети возбужденно кричат, требуя шоколада, но все, на чем ты можешь сосредоточиться, - это Лекса, твое сердце замирает, пока ты ждешь ее ответа. Она, должно быть, видит отчаяние на твоем лице, потому что поджимает губы и медленно кивает, это зрелище заставляет тебя широко улыбнуться, и она копирует тебя (хотя ее лицо слегка подрагивает, она нервничает).       — Я дам знать своему отцу, но я бы с удовольствием пришла, — говорит она, и ты оглядываешься, чтобы убедиться, что вы одни. Когда ты видишь, что это так, и что никто не посвящен в ваш маленький момент, ты подносишь ваши соединенные руки к губам и запечатлеваешь нежный поцелуй на ее пальцах. — Кларк...       — Я знаю, — вздыхаешь ты, потому что тебе тоже хочется поцеловать ее, но пока это насытит тебя. До следующей недели. Когда вы окажетесь наедине. — Напиши мне.

--

      Ты в середине ужина, когда она снова пишет тебе, и ты пытаешься скрыть румянец на своем лице.       Это не срабатывает, и ты проводишь остаток ночи, избегая дразнящей ухмылки своего отца.

34.

      Твой папа почти ругает тебя, когда ты говоришь ему, что не сможешь пойти в церковь в это воскресенье; его взгляд отеческий, вопрошающий, а брови сердито хмурые посередине. Требуется немного мужества, но ты говоришь ему, что это потому, что придет Лекса, и что ты не хочешь заставлять ее волноваться или пугаться, выходя с ней из церкви и позволяя ей думать, что все могут видеть вас вместе. Он соглашается, но неохотно, и, выходя из дома, целует тебя в висок и говорит, что если ты собираешься остаться дома, то тебе нужно вымыть посуду после завтрака и кружки с остатками вчерашнего ужина, когда вы делились горячим шоколадом и пиццей, пока твоей мамы не было дома.       Он обещает сказать Лексе, что она приглашена с его разрешения, и ты не перестаешь улыбаться, даже когда он разворачивает машину в конце улицы.       Лекса пишет тебе перед началом службы и сообщает, что скучает по твоему присутствию в церкви, но что она увидит тебя через несколько часов. Твое сердце учащенно бьется от ее слов, и ты задаешься вопросом, не твое ли влияние сделало ее такой храброй, и ты действительно надеешься, что это так. Ты надеешься, что каждый день даешь ей то же, что и она дает тебе.       Если ты уделила немного больше времени своему внешнему виду в то утро, то это просто потому, что ты хочешь воспользоваться преимуществом пустого дома, вот и все.

--

      Она так нервничает в твоем доме, что это заставляет твое сердце трепетать, и ты не можешь не следить за каждым ее движением, когда она снимает свою практичную куртку, когда она запихивает туфли в маленькую коробку, на которой настаивает твоя мама, когда она теребит свои пальцы и ждет, когда ты сделаешь первый ход. Лекса - самый сильный человек, которого ты когда-либо встречала, но она все еще всего лишь человек, просто нервный подросток, стоящий перед девушкой, которая ей нравится, и ты начинаешь понимать, что тебе это в ней нравится. Твоя бровь вздергивается, когда она делает движение, чтобы подойти к тебе, прежде чем спохватывается, и на ее лице появляется довольно хмурое выражение, ее неотразимые губы надуваются, прежде чем она нервно смеется.       — Я не знаю, что со мной не так, — признается она, когда ты наконец сжаливаешься над ней и ведешь в гостиную. Вы садитесь с ней на удобный диван, и она присаживается на краешек, прижав колени друг к другу и выпрямив спину. Она смотрит на твои ноги, когда выдыхает: — Я хотела увидеть тебя весь день. Всю неделю. И теперь, когда ты здесь, я не могу игнорировать это чувство в животе или мои нервы.       Ты на минуту теряешься в том, как прекрасна она, сидящая рядом с тобой, прежде чем тихо вздохнуть и потянуться, чтобы взять ее за руку. — Это всего лишь мы, Лекса, — говоришь ты, пытаясь успокоить ее, и у тебя перехватывает дыхание, когда она поворачивает свою руку, чтобы взять твою, и ее глаза встречаются с твоими. — Тебе не нужно бояться рядом со мной. Это просто еще одно воскресенье.       — Ага, — отвечает Лекса, прежде чем взять себя в руки, и ты наблюдаешь, как она придвигается к тебе ближе, ваши бедра рассеянно соприкасаются, и ты задаешься вопросом, как долго ты игнорировала это чувство, которое она вызывает в тебе. Она смотрит на тебя так пристально в течение нескольких долгих мгновений, что ты не знаешь, что с собой делать, но тебе это нравится, потому что ты можешь увидеть точный момент, когда она принимает решение, и ты позволяешь ей слегка наклонить твой подбородок влево, чтобы свести ваши губы вместе. Лекса целует тебя так, словно это единственное, что она умеет делать, и даже после того, как ты испытала это раньше, это всегда вызывает искру в твоем животе, которая согревает твою грудь и с твоих губ срывается нежный стон. — Привет. Я скучала по тебе.       Когда ты целуешь ее снова, ты стучишь зубами от того, как широко улыбаешься, но ты не можешь отрицать, что это так же прекрасно, как первый, второй и последний поцелуй, которым вы обменялись.

--

      Вы наконец-то расстаетесь, чтобы вместе поужинать. Лекса выглядит застенчивой, но ее губы припухли, а глаза потемнели, что придает ей более расслабленный вид, и тебе интересно, как ты выглядишь в ее глазах, тебе интересно, колотится ли у нее сердце и ощущается ли тяжесть в животе от желания, как у тебя. Она призналась тебе раньше, что спала с Костией - (ты стараешься не думать об этом конкретном воспоминании слишком много) - но ты не уверена, где она находится по отношению к вам двоим. Это не значит, что у тебя не трясутся руки и что тебе требуется две попытки, чтобы найти ингредиенты для приготовления вафель к вашему совместному позднему ужину. Хотя, похоже, она находится в похожем состоянии, если судить по тому, как она рассыпала сахар перед тем, как положить его в свою кофейную чашку.       — Во сколько тебе нужно быть дома? — спрашиваешь ты просто для того, чтобы на чем-то сосредоточиться. Она пахнет персиками и твоими духами, смешанными с ее собственными, и от этого кружится голова. Лекса долго смешивает кофе, сахар и воду, прикусив нижнюю губу, и, наконец, собирается с силами настолько, чтобы посмотреть на тебя горящими глазами.       — У меня комендантский час в десять, — говорит она, и ее взгляд опускается к твоим губам. — Но если ты продолжишь целовать меня, как раньше, то не уверена, что мне удастся вернуться домой вовремя.       Ты отодвигаешь тесто, которое замешивала слишком долго, в сторону и выдыхаешь бессмысленное: — Господи, Лекса, — прежде чем снова завладеть ее губами. Ты не можешь насытиться этой личной Лексой; той, которая появляется только ради тебя, той, которая смеется, пьет яблочный сидр и целуется так, словно это конец света. Ты не можешь насытиться ею, даже когда она ушибает твою поясницу, толкая тебя к стойке. Даже когда она крадет твой воздух, твои стоны и твои прикосновения.       Ты счастлива отдать ей все это.

--

      — Итак, тебе понравилось? — спрашиваешь ты ее, и она смотрит на тебя со скучающим выражением лица, прежде чем взять себя в руки, улыбка раздвигает ее губы, и она кивает тебе, но это так неубедительно, что ты смеешься над ней. Секунду она выглядит обиженной, прежде чем стряхнуть тебя, и ты улыбаешься, прежде чем подвинуться и сесть повыше на своей кровати. Учитывая, что последние два часа ты провела, переключаясь между тем, чтобы ее язык был у тебя во рту, и ее отчаянными порывами прижаться к твоим губам, она немного отодвинулась от тебя, когда ты пригласила ее в свою комнату посмотреть фильм. Ты не слишком возражаешь, потому что это дает тебе время собраться с мыслями, но тебе не хватает тепла ее тела. — Ты дерьмовый лжец, Вудс.       — Это не так, — протестует она и поворачивается, чтобы лечь на бок, подперев голову рукой, и ты наблюдаешь, как она покачивает бедрами, закидывая одну ногу на другую, чтобы ей было удобно. — Мне удавалось достаточно долго держать тебя в секрете, и никто еще не поймал меня на этом.       Должно быть, выражение твоего лица меняется, потому что Лекса выглядит так, будто мгновенно сожалеет о своих словах, и ты чувствуешь напряжение на своем лице. Секрет, думаешь ты . Ты - ее секрет.       Ты не идиотка, и знаешь, что она, вероятно, не имела в виду то, как это прозвучало, ты знала, во что ввязываешься, когда она прошептала, что все испортит, потому что была напугана, ты знала, что не можешь быть полностью откровенной во всем. Ты знала это. Но это все равно было больно. Это слово по-прежнему заставляет тебя чувствовать себя грязной и дешевой, и всего в нескольких "слишком сложных" моментах от того, чтобы стать ошибкой. Она садится и скрещивает ноги на кровати одним плавным движением, которое заставляет тебя ухмыльнуться, несмотря на твою неуверенность.       — Я просто имела в виду, что ты делаешь меня счастливой, Кларк, — говорит она, и ты хмуришься еще сильнее, потому что почему она просто не сказала именно это? Зачем ей понадобилось напоминать тебе о мире за пределами этой комнаты? — Я удивлена, что никому не удалось запечатлеть улыбку, которую ты вызываешь на моем лице, просто отправив мне сообщение. Я не хочу, чтобы ты думала, что мне на самом деле нравится хранить то, что между нами, в секрете.       Она смотрит на тебя, но ты смотришь на свои колени. Те же колени, в которые ты прятала свой румянец, свои смешки, свои идиотские мечты, мысли и потребности. Ты вроде как ненавидишь то, что она в одну секунду может заставить тебя почувствовать себя на вершине мира, а в следующую - будто ты падаешь без четкого приземления. Лекса издает слабый звук рядом с тобой, и кровать сильно двигается, когда она бросается встать на колени и придвигается к тебе ближе; ее рука обхватывает твою щеку с противоположной от нее стороны, и ты не сопротивляешься, когда она притягивает тебя к себе, когда ждет, когда твои глаза встретятся с ее настойчивыми глазами, сияющими тебе в ответ.       — Я знаю, как со мной сложно, Кларк. Я знаю, что прошу от тебя так много, когда ты только начинаешь обретать себя, и это нечестно, я несправедлива к тебе, потому что мы обе знаем, что я даже не уверена, сколько я могу тебе дать, когда ты заслуживаешь так многого, — говорит Лекса, и это не шепот, не дрожь и не испуг. Ее голос тверд, и это привлекает твое внимание, ее глаза приковывают тебя к себе, и ты видишь, как дрожит ее подбородок от усилий не отвести взгляд и не убежать в испуге. — Но когда я с тобой...Когда мы вместе, ты заставляешь меня чувствовать, что я могу дать тебе все, чего ты заслуживаешь, и да, мне страшно. Я боюсь своей мамы и того, что скажут люди, и как отреагируют твои родители, но ты...       Она вздыхает и затихает, как будто слов для нее слишком много, и ты наклоняешься и целуешь ее так сильно, как бьется твое сердце, и следом ее пальцы сжимаются на твоем подбородке, прижимая тебя ближе. Ты знаешь, что она пытается сказать, даже несмотря на ее заикание и запинки, и ты так гордишься ею. Она не ждет, пока ты разрушишь ее стены; она сама сносит их по кирпичику, сама, для себя. Ты знаешь, что город может стать концом для вас двоих, если ты позволишь это, но она заставляет тебя хотеть бороться, даже если сейчас пока никто из вас не готов, или не имеет для этого сил. Но когда это случится, когда этот день настанет, ты будешь готова к этому.       С ней.

--

      Твой папа пишет, что не сможет прийти домой к ужину, и просит заказать еду на вынос по его карточке. Ты не говоришь ему, что запомнила цифры, поскольку притворяешься шокированной, когда он присылает тебе подробности.       Лекса уходит в девять тридцать, и ты чувствуешь вкус надежды и целой жизни воскресных дней на ее губах, когда она целует тебя на прощание.

35.

      Финн пишет тебе в понедельник после того, как ты провела день с Лексой, и ты удивляешься, почему он снова пытается связаться с тобой. Судя по тому, что ты могла оценить в школе, он, кажется, прекрасно справляется без тебя; его очаровательная улыбка и яркие глаза творят чудеса с женским населением Аркадии, и ты действительно надеешься, что это ничего не значит. Что бы вы ни делали с Лексой, ты хочешь сделать это без проблем, кроме тех, с которыми ты неизбежно столкнешься со своей матерью, друзьями и людьми в церкви. Ты читаешь сообщение, в котором он приглашает тебя на вечеринку к Джасперу в пятницу вечером; ты соглашаешься, потому что тебе нравятся музыка, алкоголь и смех, но ты даешь понять, что это по-дружески. Он не отвечает, и ты игнорируешь беспокойство в животе из-за того, что тебе, вероятно, следует рассказать об этом Лексе, но затем к тебе подбегает Рейвен, чтобы рассказать о колледже и курсе, который она будет изучать, и ты полностью забываешь о том, что тебе нужно было сделать.

--

      Ты как раз переписываешься с Лексой, когда это происходит. Она на каком-то ужине со своей матерью, и ей скучно, но она заставляет тебя улыбаться своими беглыми комментариями об окружающих ее людях и своим сухим остроумием. Ранее она прислала тебе фотографию платья, которое было на ней надето, и ты прекратила то, что делала, на целых тридцать секунд, твое внимание было полностью поглощено светло-розовым оттенком и длиной ее ног. Если кто-нибудь когда-нибудь спросит тебя, почему тебе нравятся девушки, ты обещаешь себе показать им именно эту фотографию.       (А затем, возможно, разглагольствовать о генетике, сексуальности и множестве других тем, которые ты переняла у Лексы.)       Ты отвечаешь на вопрос Лексы о том, почему все мужчины старше определенного возраста пахнут одним и тем же одеколоном, когда Финн садится рядом с тобой, тепло его тела говорит тебе, что он слишком близко, и ты медленно убираешь телефон, чтобы не привлекать лишнего внимания. Рэйвен смотрит на вас с другого конца комнаты, но ты видишь, что на ее лице написано скорее беспокойство, чем ревность, и она поворачивается всем телом, чтобы одним глазом понаблюдать за вашим разговором. Ты слегка отодвигаешься от него, но он кладет руку тебе на бицепс, и ты позволяешь ему, потому что он все еще твой друг, и он был свидетелем того, как ты была наиболее уязвима; ты доверяешь ему.       — Я рад, что ты пришла сегодня, — говорит он, и ты киваешь, потому что ты тоже рада. Ты скучаешь по Лексе и, оглядываясь вокруг, думаешь, что ей, вероятно, тоже здесь понравилось бы. Но она настолько убеждена, что люди ненавидят ее, что город существует только для того, чтобы она помогала вести дела по их требованию, что она никогда бы не пришла. — Я скучал по тебе, принцесса.       Ты хмыкаешь, потому что тебе не нравится это прозвище и потому что чувствуешь вибрацию в своем кармане, сообщающую тебе, что Лекса ответила. — Не называй меня так, — говоришь ты, и желание закатить глаза растет, когда он смеется и наклоняется ближе. — Финн.       — Только не говори, что тоже по мне не скучала.       — Ты пьян, — говоришь ты, и твои глаза немного расширяются, когда он наклоняется, его попытка поцеловать тебя неожиданно прекращается, когда Рэйвен подходит и кладет руку ему на плечо.       Он поднимает взгляд в замешательстве, прежде чем его лицо искажается чем-то похожим на ужас и сожаление, и он быстро встает, задевая при этом бокал Рейвен, и игнорирует ее насмешку, когда его глаза впиваются в твои. — Черт, прости, — он выбегает, и прежде чем ты успеваешь сказать, что все в порядке, что на самом деле он ничего особенного не сделал, он выходит из комнаты. Ты смотришь ему вслед несколько секунд, прежде чем отвести взгляд, смущение и раздражение затуманивают твой разум.       — Эй, забудь об этом идиоте, — говорит Рэйвен и медленно садится рядом с тобой, как будто боится, что ты тоже испугаешься и выбежишь из комнаты. — Финн - осел, когда пьян.       Ты вздыхаешь и киваешь, но лучше от этого не становится. Ты хочешь быть дома, и ты хочешь Лексу, и ты не чувствовала себя такой одинокой с самой первой ночи, как приехала в Полис. — Он сказал, что скучал по мне, но я не думаю, что он вообще понимал, что говорил, — признаешь ты, и Рэйвен одаривает тебя сочувственной улыбкой, как будто точно знает, о чем ты говоришь. — Думаю, он просто хотел кого-нибудь поцеловать и знал, что я здесь.       — Возможно, — прямо отвечает она, прежде чем подтолкнуть тебя локтем. — Ты хотела поцеловать его?       — Нет, — отвечаешь ты и, поскольку хочешь дать понять, что тебе не нужен ни Финн, ни кто-либо другой, продолжаешь. — Есть кое-кто, кого я хочу поцеловать.       Рэйвен понимающе смотрит на тебя, но ты знаешь, что она не знает, что это Лекса; она не ходит в церковь, и ей, так или иначе, не особенно дорога Лекса. У нее есть свое мнение, в этом ты уверена, но она никогда не участвовала в травлении девушки, если только кто-то ее к этому не подтолкнул. Насколько ты успела понять, Рейвен слишком свободолюбива, чтобы присоединиться к толпе только потому, что они от нее этого хотят, и, говоря с ней на эту тему, ты чувствуешь себя в безопасности.       — Круто. Кто этот счастливчик? Может, ты и новенькая, Гриффин, но я часто слышала твое имя сегодня вечером.       — Никто, — автоматически отвечаешь ты и осознаешь свою ошибку на секунду позже, когда видишь лукавую улыбку, появляющуюся на лице Рейвен.       — Счастливица?       Ты всегда считала себя хорошей лгуньей, но даже ты можешь видеть, как расширились твои глаза и покраснели щеки. — Я не...       — Эй, это круто, — говорит Рэйвен. Ты жалеешь, что не знала ее подольше, потому что она такая спокойная, уравновешенная и непринужденная с большинством людей, которых она встречает. Тебе нравится ее влияние на твою жизнь, и нравится ее ободряющая улыбка. — Со мной секрет в безопасности, блонди. Не беспокойся о том, что могут сказать люди или о чем-то еще. Люди всегда будут судачить, это просто образ жизни. Ты либо владеешь этим, либо позволяешь этому сломить тебя.       Ты киваешь в ответ и делаешь глубокий вдох, не зная, с чего начать, но зная, что нужно что-то сказать. — Я не лесбиянка, — говоришь ты, а потом качаешь головой, потому что не хочешь показаться мудаком. — Я имею в виду, я так не думаю. Парни мне тоже нравятся. Но есть эта девушка, и она.....Я не могу этого объяснить, но сейчас она - та, кого я хочу. Это нормально? Ты моя подруга, Рэйвен, и я слышала, что говорит Октавия...       — К черту Октавию, — говорит Рэйвен, и ты немедленно закрываешь рот, потому что никогда раньше не слышала, чтобы Рэйвен звучала так решительно в серьезной ситуации. — Я не согласна с тем, что весь город навешивает ярлыки на людей, а потом выставляет их на посмешище, ясно? Я видела, как они здесь обращаются с людьми, и это полный бред.       Ты знаешь, что она говорит о Костии и Лексе, но не знаешь, упоминает ли она об этом, потому что думает, что тебе может нравиться Лекса, или потому, что она хочет, чтобы ты знала, что она на твоей стороне, поэтому молчишь.       — Люди есть люди, а любовь есть любовь, — пожимает она плечами, и ты чувствуешь, как что-то внутри тебя растет; тебе хочется обнять ее, поплакать у нее на плече и спросить, почему все не могут быть такими, как она. — Октавия просто... Она еще несовсем разобралась в себе и иногда использует это против других. Просто дай ей немного времени и не торопи события. Ты тот, кто ты есть, к черту всех остальных, кто думает, что может сказать тебе обратное.       Ты не ожидала, что вечер пройдет так, и сжимаешь челюсти в надежде, что не начнешь плакать перед самой крутой девушкой, которую, как тебе кажется, ты когда-либо встречала. — Спасибо, — говоришь ты, но твой голос дрожит, и ты сильно краснеешь.       — Ты мой друг, Кларк. Я знаю, в прошлом у нас были небольшие проблемы с подражателем прекрасного принца, но, если что, я с этим покончила, — она улыбается, и ты киваешь, потому что тебе нужна такая девушка в твоей жизни; тебе нужна Рэйвен, ее влияние и ее сила. — Когда захочешь поговорить, просто позвони мне. Мы редко общаемся.       И, кажется, на этом все заканчивается, потому что Рэйвен еще раз легонько подталкивает тебя локтем, а затем вскакивает с соседнего сиденья, поднимает руки вверх и громко требует шоты.       Хвала Богу за Рэйвен Рейес.

--

      — Как прошла пятничная вечеринка? — спрашивает Лекса, когда вы обе садитесь рядом с рекой. Такое ощущение, что прошла целая вечность с тех пор, как ты была здесь с ней в последний раз, но на самом деле прошло всего несколько воскресений.       Но ты пропустила это. Ты упустила возможность увидеть ее на фоне деревьев и спокойной бурлящей реки, которая течет позади нее. Она снова в своей спортивной одежде, и ее волосы собраны в конский хвост, который обнажает ее скулы и сильную линию подбородка; она отвлекает и великолепна, и ты чувствуешь себя чертовски виноватой, потому что Финн пытался поцеловать тебя, когда ты с ней переписывалась. Она поворачивается, чтобы посмотреть на тебя, и принимает твое молчание за сосредоточенность, когда берет твой альбом для рисования и твои угли, и просто улыбается, оставляя тему разговора.       Несколько мгновений, пока ты пытаешься привести в порядок свои мысли, ты продолжаешь затенять ноги оленя, которого рисовала. Лекса, как всегда, оставляет тебя впокое, и принимает расслабленную позу, закидывая ноги одна на другую, и глубоко дышит, терпеливо ожидая, пока ты закончишь рисовать. Тебе это в ней нравится; тебе нравится, что она понимает твое искусство, что ты предпочитаешь тишину после недели постоянных придирок со стороны своей матери.       Она прекрасна. Внутри и снаружи.       Ты встаешь и направляешься к ней. Она выглядит такой безмятежной, что ты в первую очередь сообщаешь ей об этом, потому что так проще, потому комплименты в ее адрес легко срываются с твоих губ. — Ты очень красивая, когда такая, — говоришь ты и наблюдаешь, как слова отражаются в ее медленной улыбке. Она лениво открывает глаза, чтобы посмотреть на тебя, и жестом приглашает присоединиться к ней, что ты и делаешь.       — Ты всегда очень красивая, — выпаливает она в ответ, и ты смеешься в нос, потому что, Боже. Как можно ненавидеть эту девушку? — Ты в порядке, Кларк? Сегодня ты выглядишь рассеянной.       Легче быть честной с ней, когда ты смотришь на реку и наблюдаешь за рябью в течение нескольких секунд, прежде чем ответить. — Финн пытался поцеловать меня в пятницу, — говоришь ты, а потом задерживаешь дыхание, потому что не знаешь, как она отреагирует. Где-то в глубине души ты можешь вспомнить, какой она была, когда ты сказала ей, что вы с Финном переспали; ты помнишь, как она сжала челюсти, как она кивала, кивала и кивала, как будто не могла сделать ничего другого, как, когда ты сказала, что встречаешься с Финном, и она бросила тебя у реки одну.       — О, — говорит она, и ты, наконец, смотришь на нее. Она не сдвинулась с места, но смотрит вниз на свои скрещенные ноги, где ее руки повернуты ладонями вверх. — Но ты не целовала его?       — Нет. Я даже не думала, что он все еще хочет... — ты умолкаешь, потому что это не является частью вашего разговора. Для Лексы не имеет значения, чего может хотеть Финн; это касается вас двоих. — Рэйвен заставила его уйти.       Она облизывает губы, прищурив глаза, и начинает ковырять свои ногти. — Я рада, что ты не поцеловала его, — наконец говорит она, и ты киваешь, потому что, что еще ты можешь сделать? У нее на уме что-то еще, ты это знаешь, но понятия не имеешь, как деликатно затронуть эту тему. — Ты бы сделала это, если бы Рейвен не заставила его уйти?       Вопрос справедливый, но он все равно задевает. — Нет.       — Хорошо, — шепчет она, и ты надеешься, что это потому, что она тебе верит. — Я бы не стала тебя винить. Он - более легкий вариант.       Ты больше не слушаешь ее самоуничижения и быстро качаешь головой, прежде чем скопировать ее движение с прошлой недели, и становишься перед ней, прижимая пальцы к ее подбородку, чтобы сосредоточить ее внимание на себе, и ты удивлена, что она так легко тебе это позволяет. — Не делай этого, — умоляешь ты, и она несколько долгих секунд непонимающе смотрит на тебя, прежде чем в ее взгляде появляется чувство вины. — Лекса, не надо. Я хочу этого с тобой, что бы это ни было.       — Я знаю. Мне жаль, — признается Лекса и утыкается носом в твою руку, закрыв глаза. — Я доверяю тебе, Кларк, и не хочу, чтобы ты думала, что это не так, — она делает несколько глубоких вдохов, прежде чем открыть глаза, а затем подталкивает тебя к движению, вытягивая ноги. Несколькими рывками она убеждает тебя сесть ей на бедра лицом к ней, и как только она удовлетворяется твоим положением, она обхватывает тебя руками за талию. — Мне жаль, что он пытался поцеловать тебя. Ты в порядке?       Ты улыбаешься, потому что тебе нравится эта поза. Тебе нравится чувствовать ее под собой, ее руки на твоем теле, ее лицо чуть ниже твоего, и ты пользуешься моментом, чтобы нежно поцеловать ее в округлость щеки. — Я в порядке. Он не причинял мне вреда и ни к чему не принуждал. На самом деле, как только Рэйвен привела его в чувство, думаю, он понял, каким придурком был, потому что извинился и ушел.       Она тихо мычит, и ты чувствуешь, как ее короткие ноготки царапают твою поясницу, когда она расслабляется. — Я рада, что Рэйвен была рядом с тобой, — говорит она, прежде чем прижаться губами к твоему подбородку. — Она добра к тебе.       — Она вообще добрая, — честно отвечаешь ты. Симпатия Лексы к твоим друзьям согревает что-то внутри, и ты немного крепче обнимаешь ее за плечи, безмолвно благодаря за поддержку. — Я сказала ей, что мне нравятся девушки. Ладно, что мне нравится особенная девушка, но я не упоминала о тебе. Я не думала, что ты этого хочешь.       — Есть ли кто-то, кому ты не собираешься рассказывать об этом? — Лекса смеется, и ты чувствуешь, как дрожь пробегает по твоему собственному телу от того, как близко вы прижаты друг к другу. Она чуть крепче прижимает свою голову к твоей, и ты двигаешь своей так, чтобы прижаться губами к любому участку свободной кожи, которому только сможешь. — Как она отреагировала?       — Она отнеслась к этому нормально. И действительно помогла советом.       Лекса отстраняется, и ее глаза сияют от счастья за тебя. Часть тебя задается вопросом, не ревнует ли она к тому, что тебе удалось рассказать обо всем двум людям без какой-либо реальной драмы, но ты знаешь, что она не такая мелочная. Она искренне рада за тебя, и ты чувствуешь это по тому, как она продолжает обнимать тебя, по тому, как счастливо изгибаются ее губы при твоих словах, и ты ничего не можешь с собой поделать, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. Она отвечает, как всегда, ее губы теплые и жаждущие, когда она наклоняется к тебе, и ты прижимаешь обе руки к ее затылку, чтобы убедиться, что она не пошевелится и не заставит тебя потерять это чувство. Ты дрожишь от прикосновения ее языка, стонешь, когда ее пальцы сжимаются на твоей обнаженной талии, дрожишь, когда она прижимается своими бедрами к твоим, и ты не можешь остановиться.       — Не хочу звучать как ревнивая задница, — начинает Лекса, и ты смеешься, потому что, даже когда это мягко сказано, тебе нравится, когда она ругается. — Но я действительно рада, что ты его не поцеловала. Я хочу быть единственной, кто может это делать.       Ты не знаешь, что происходит с тобой после ее слов, но что-то овладевает тобой, и на этот раз, целуя ее, ты опускаешь ее спиной на землю и не останавливаешься, пока солнце не начинает опускаться за горизонт.

МАЙ

36.

      Ты подпрыгиваешь, когда выходишь из церкви и видишь Рэйвен, ждущую у своей машины. На несколько коротких секунд ты думаешь, что она здесь, чтобы повидаться с Октавией, но затем ты видишь ее жест в твою сторону, и тяжело сглатываешь, неуверенная, обеспокоенная и напуганная тем, что Лекса испугается и убежит, когда увидит единственного друга, которому ты рассказала о том, что тебе нравятся девушки. Лекса заслуживает большего доверия, и ты делаешь глубокий вдох и идешь к своей подруге, улыбаясь ей по мере приближения.       — Привет, — быстро говоришь ты, и хочешь съежиться от того, как нервно срывается твой голос. Тебе интересно, так ли Лекса чувствует себя все время, потому что стоять здесь, перед оценивающей толпой, с человеком, который знает твой самый большой секрет - одно из самых страшных чувств, которые ты когда-либо испытывала. Ты знаешь, что Рэйвен заслуживает доверия, и ты почти уверена, что она не начнет петь с крыши своей машины о том, что тебе нравится целоваться с девушками, однако остается вероятность, что она могла бы. — Что ты здесь делаешь?       Рэйвен оглядывает тебя с ног до головы, и ты понимаешь, что она рассматривает твой "одобренный мамой" церковный наряд, и ты чувствуешь себя немного ребенком рядом с этой взрослой, крутой, задиристой девчонкой. На ней сапоги и кожаная куртка, а ты проводишь пальцами по своей зеленой юбке-карандаш. Когда Лекса посмотрела на тебя, когда ты вошла в церковь девяносто минут назад, она не смогла оторвать глаз от того места, где ткань прилегала к твоему телу, и тебе хочется, чтобы она была сейчас здесь, чтобы чувствовать на себе ее одобрительный и волнующий взгляд. Однако Рэйвен не говорит ничего негативного, и ты воспринимаешь это как комплимент, когда она приподнимает бровь.       — У девушек красивые формы, — бормочет она, и ты слегка прихорашиваешься под ее вниманием. Ты знаешь, что хорошо выглядишь, но иногда, когда ты окружена такими девушками, как Лекса, Октавия и Рэйвен, сложно не задуматься о том, считают ли другие люди, что ты хорошо выглядишь. — Держу пари, твоя девушка одобряет.       — Эй, — ты успокаиваешь ее, и она понимает намек, но не без закатывания глаз и глубокого смешка. Ты задаешься вопросом, что произошло бы, если бы ты присоединилась к шутке, и сказала ей, что Лекса действительно одобряет.       — Успокойся, я не собираюсь ничего говорить твоей Божественной команде, — отвечает Рэйвен, и тебе хочется отругать ее за оскорбление, но ты не делаешь этого, потому что вроде как думаешь, что это забавно. Несмотря на свои мысли, ты оборачиваешься назад, и радуешься, что на этой стороне парковки достаточно уединенно, что успокаивает тебя. — Через две недели у меня день рождения. Просто хотела пригласить тебя.       Твои брови приподнимаются при этих словах, и ты не можешь скрыть внутреннее волнение. Это отличается от того, когда Октавия или Финн приглашают тебя куда-нибудь; Рэйвен классная. Рэйвен - та девушка, на которую ты равняешься, девушка, с которой ты хочешь дружить, потому что ты нравишься ей такой, какая ты есть. — О, и что ты планируешь?       — Мама уехала в месячное путешествие по Багамам, поэтому я открываю свой дом для правонарушителей Аркадии, — объясняет она, и ты стараешься не замечать выражение боли на ее лице. Она хорошо это скрывает, но оно все равно есть, и ты знаешь, что не тебе это комментировать, но ты надеешься, что даришь ей такое же утешение, которое она подарила тебе в ту ночь, когда ты раскрыла ей свой секрет. Ты не настолько наивна, чтобы полагать, что ты единственная, у кого есть секреты в Полисе, но то, что кто-то так откровенно признается в них перед тобой, не может не радовать. Это не похоже на то, когда Лекса небрежно рассказала тебе о Линкольне; это Рэйвен осторожно открывается тебе. — Это феерия на две ночи и на три дня.       — Так это все выходные?       — Не порти все, — ворчит она, и ты смеешься над ней, поплотнее закутываясь в куртку. — Начало в пятницу вечером, и мой дом будет открыт до полудня воскресенья. Ты ведь придешь, да?       Ты определенно хочешь пойти, поэтому киваешь, потому что ты можешь уехать в субботу вечером и провести воскресенье с Лексой, и тебе не терпится окружить себя друзьями. — Я приду, — с энтузиазмом заявляешь ты, и Рэйвен счастливо улыбается. — А Финн там будет? — спрашиваешь ты.       Она пожимает плечами. — Финн всегда на таких мероприятиях. Ты, должно быть, корчишь на лице мину, потому что она слегка смеется и протягивает руку, чтобы в шутку ткнуть тебя в плечо. Она улыбается достаточно широко, чтобы ты могла увидеть все ее зубы, слегка высунутый язык, и ты удивляешься, когда это твоя личная жизнь стала такой забавной для других людей. — Не беспокойся о нем. Он будет философствовать о любви и жизни перед какой-нибудь девушкой, и ему так стыдно за то, что произошло на той вечеринке, что он, вероятно, оставит тебя в покое до твоего выпускного.       — Дело не в том, что я не хочу его видеть. Я просто не хочу, чтобы это было странно, — говоришь ты и прислоняешься к машине, к которой она прижимается. С этого ракурса ты можешь видеть остальную часть прихожан, и твои глаза автоматически переводятся на Лексу. Она стоит возле дверей с Аней и Эйденом, и они оба разговаривают с высоким мужчиной, который выглядит так, словно зарабатывает деньги, просто съедая завтрак. Кажется, он очень увлечен всем, что говорит Лекса, и тебе жаль, что ты не можешь быть там с ней, тебе жаль, что ты не знаешь, кем был этот человек. Сегодня на ней красивое платье в цветочек с широким вырезом, открывающим ее ключицы. Ты задаешься вопросом, надевает ли она такие наряды в церковь только для того, чтобы посмотреть, как ты мучаешься, и ты знаешь, что это несправедливо.       Рэйвен говорит что-то, но ты пропустила большую часть сказанного, и краснеешь, когда осознаешь свою ошибку, особенно когда она смотрит на тебя так, словно ожидает ответа. Ты открываешь рот, но она опережает тебя ухмылкой и толчком локтя. — Она здесь, верно?       — Кто?       — Твоя девушка.       Ты стараешься не выглядеть настолько испуганной, насколько себя чувствуешь, но беспокойно ерзаешь под понимающим взглядом Рэйвен, и ты всегда знаешь, когда Лекса смотрит на тебя, так что ты чувствуешь жар ее взгляда, даже когда извиваешься под его вниманием. Рэйвен старается не оглядывать парковку, но она смотрит на тебя так, словно ожидает ответа, поэтому ты просто киваешь, прежде чем продолжить: — Думаю, пока рано называть ее моей девушкой.       — Пока, — повторяет она, и ты, наконец, поднимаешь глаза и видишь, что Рэйвен смотрит на тебя мягким взглядом. Ты не уверена, подходит ли ей этот образ, но он заставляет тебя чувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы посмотреть на Лексу, ее озабоченный хмурый взгляд заставляет твой желудок радостно скручиваться. — Ты хочешь этого?       — И она хочет, но это тяжело. Этот город, — ты умолкаешь, потому что веришь, что Рэйвен поймет, и та хмыкает себе под нос, давая тебе понять, что так оно и есть. — Она не готова, а я все еще во всем разбираюсь.       — Этот город не собирается вздергивать тебя и выставлять напоказ, Гриффин. Они отсталые, но никто не причинит тебе физического вреда или что-то в этом роде. Мне нужно, чтобы ты это знала, — защищается Рэйвен, и ты снова смотришь на нее в поисках совета, зная, что она исходит из добрых побуждений, и она не пытается оправдать то, как некоторые люди в этом сплоченном сообществе относятся к Лексе и ее семье. — Если ты в состоянии смириться с некоторыми гадкими комментариями и грязными взглядами, тогда я говорю, что тебе следует поджечь это место и дать им настоящий повод для разговоров.       — Я еще не готова, — робко говоришь ты, и твои глаза следят за Лексой, пока та идет со своей семьей к машине. Ты не упускаешь из виду, что она что-то набирает на своем телефоне, и не удивляешься, когда через несколько секунд твой собственный телефон вибрирует от сообщения. — Но когда мы это сделаем, думаю, что соглашусь с тобой в этом.       Рэйвен смеется: — Я могу помочь тебе сделать так, чтобы все прошло на ура, не волнуйся.

--

      Вы с ней у реки, но она повела тебя ниже, к небольшому участку реки, где она расширяется, но где трава зеленее и больше деревьев и тени. Еще не особенно тепло, и после твоего разговора с Рэйвен, а затем десятиминутной беседы, которую она вела с твоим отцом о выпущенном новом дизайне E-Class, ты пошла домой переодеться. Лекса немного надулась из-за отсутствия на тебе обтягивающей юбки-карандаш, но она хорошо это скрыла и ничего не сказала, но твои щеки все еще помнят, какими теплыми они были под ее пристальным взглядом несколькими часами ранее.       Ты хочешь сказать ей, что испытываешь те же чувства по поводу того, что она тоже сняла свое красивое платье, но сначала тебе нужно, чтобы она сама призналась.       — Если ты продолжишь заводить меня все дальше и дальше в лес, я начну беспокоиться о твоих намерениях, — дразнишь ты, наблюдая, как она ложится на спину на особенно зеленом участке земли. В какой-то момент ты перестанешь удивляться тому, насколько она на самом деле великолепна, но прямо сейчас ты не хочешь останавливаться и достаешь из сумки свой Полароид и настраиваешь его, прежде чем сосредоточиться на ее красоте. Это один из редких случаев, когда ее волосы распущены и выглядят естественно, а не заплетены в хвост или косу, и тебе нравится, как они расходятся веером на зеленом фоне, темно-коричневые тона естественно сливаются с окружающим пространством, и когда она открывает глаза, ты искренне ахаешь, когда щелкает камера.       — Мои намерения по отношению к тебе совершенно невинны, — размышляет она с земли, как будто у тебя нет полного кризиса из-за цвета ее глаз. Ты художник, ты знаешь, как работают цвет, свет и тени. Ты понимаешь, что это просто фокус и что Лекса, вероятно, повернула голову как раз в тот момент, когда солнечный свет просочился сквозь только что проросшие листья, но черт возьми. Когда фотография распечатывается, ты встряхиваешь ее в полном трансе и смотришь на нее снова. Она прекрасна, ее глаза притягательны, но они ничто по сравнению с тем, когда она остановила на тебе свой взгляд секундой ранее, и ты немного дуешься, потому что такова твоя роль в жизни, как художника — запечатлевать чистую красоту такой, какая она есть.       Она медленно забирает у тебя фотографию и улыбается ей, по какой-то причине не видя того, что видишь ты, и ты слегка откашливаешься. — Надеюсь, не слишком невинны, — говоришь ты, возвращая разговор к изначальной теме и избавляя себя от смущения, рассказывая о ее пленительных глазах, наполненных цветами, о существовании которых ты даже не подозревала. Это было слишком нелепо даже для тебя.       Ее руки тянутся к тебе, и она улыбается, когда ты понимаешь намек и ложишься рядом с ней, осторожно опуская камеру, а ее голос - просто дыхание у твоего уха, когда она склоняет к тебе свои губы. — Не слишком невинны, — соглашается она, и прежде чем ты успеваешь придумать ответ, она опускает руки и ее пальцы безжалостно щекочут твой живот. Ты визжишь от смеха и дрыгаешь ногами, но она быстро останавливает твое движение, ложась на тебя сверху, и останавливается только тогда, когда ты взываешь о пощаде в перерывах между хихиканьем. Она не убирает руки с твоего живота, когда снова переносит свой вес на твои бедра, и ты не останавливаешься, позволяя своим рукам переместиться на внешнюю сторону ее коленей, большими пальцами медленно рисуя узоры на джинсовой ткани.       — Ты сегодня хорошо выглядела. Мне понравилось твое платье.       Лекса слегка смеется, но при этом краснеет так, что это говорит о том, что она оделась так сегодня только для твоих глаз. — Ты тоже, — шепчет она, и ее пальцы слегка приподнимают край твоей футболки, ровно настолько, чтобы ее мизинец мог проследить несколько узоров. — Эта юбка тебе невероятно идет.       — Я надеялась, что тебе понравится, — признаешься ты под звуки леса вокруг, и не можешь вспомнить, когда еще чувствовала себя такой спокойной. — Рэйвен пригласила меня на свой день рождения. Тебе следует прийти.       Ты не уверена, откуда это взялось, и тебе сразу же хочется взять свои слова обратно, когда Лекса застывает на тебе, но ты держишься за нее крепче, не желая терять ощущение ее веса или ощущений, которые она вызывает, просто улыбнувшись в твою сторону. Она на мгновение опускает взгляд туда, где находятся ее руки, но ты воспринимаешь это как хороший знак, когда она не делает ни малейшего движения, чтобы слезть с тебя или перестать прикасаться к тебе. Вместо того, чтобы ответить тебе, Лекса просто шумно вздыхает и тянется через тебя, чтобы взять фотоаппарат, который она купила тебе на Рождество. Она нежно держит его, зная, как много он значит для тебя, и откидывается на бедра, глядя на тебя сверху вниз через объектив.       — Я уже говорила тебе, что рада, что у тебя есть Рэйвен? Потому что это так, — спрашивает она, фокусируясь на тебе через видоискатель, и тебе интересно, что она видит, когда смотрит на тебя. — Я рада, что она у тебя есть.       Ты оглядываешь камеру, когда она слегка отстраняется от нее, чтобы спросить: — А кто есть у тебя?       — Линкольн, Аня, Луна, — перечисляет она с улыбкой, и тебе становится немного легче дышать, потому что ты надеешься, что она честна. Тебе ненавистна мысль о том, что она справляется со всем, с чем ей приходится справляться, в одиночку, тебе ненавистно, что ты можешь пойти и поговорить с Рэйвен об этой девушке, которая красивее ночного неба, и что ты можешь поговорить со своим отцом об этой девушке, которая изменила твою жизнь, когда у нее, возможно, нет ни единой души, с которой можно поговорить. — У меня есть ты.       — А с кем ты разговариваешь, когда речь идет обо мне? — Лекса ерзает у тебя на коленях, когда ты мягко поддразниваешь ее, и она снова подносит камеру к глазу. От этого ощущения у тебя перехватывает дыхание, и она щелкает затвором в тот самый момент, когда у тебя отвисает челюсть и темнеет в глазах. Когда она снова смотрит на тебя, на ее лице появляется довольная улыбка.       — Обычно с Аней, — отвечает она, пока вы обе слушаете жужжание камеры. — Она вроде как ненавидит тебя.       — Почему?       Лекса опускает камеру, пока вы ждете, пока проявится изображение, и наклоняется к тебе, упираясь руками в землю по обе стороны от твоей головы, и это заставляет тебя забыть обо всем на свете, кроме нее. Она нежно целует тебя, но ты была на взводе с тех пор, как увидела эту чертову ключицу в церкви, и твои руки немедленно перемещаются с ее коленей на ее ягодицы, и она издает привлекательный звук тебе в рот.       Только когда ее губы рисуют огненную дорожку на твоем горле, она решает ответить, и ты чувствуешь, как твои глаза закатываются к затылку.       — Потому что ты - это все, о чем я вообще говорю.

--

      Позже до тебя доходит, что Лекса рассказывает о тебе людям. Что ты - предмет ее разговоров; что она разговаривает со своей сестрой и, вероятно, краснеет, когда ее дразнят, и, возможно, вы официально не встречаетесь, но ты чертовски уверена, что принадлежишь ей.

37.

      — Этот тест убьет меня, — решаешь ты, опуская голову на стол, и чувствуешь, как Лекса успокаивающе трижды похлопывает тебя по затылку, прежде чем отстраниться, явно увлеченная какой-то книгой, которая ей сегодня приглянулась. Если бы это не было так мило, тебе бы не понравилось, что она тебя игнорирует, но ты упомянула, что тебе нужно заниматься, и она предложила библиотеку, чтобы ты могла сосредоточиться и взяться за дело.       В основном ты чувствуешь раздражение и усталость.       — Ты хорошо справляешься, — уверяет она, но уже около двух часов не отрывается от своего вымышленного мира, и ты начинаешь скучать по ощущению ее взгляда на тебе. Однако, это, по твоему мнению, приятно. Сидеть с ней в тишине, ваши ноги время от времени соприкасаются, ее пальцы мягко касаются твоих, когда она становится особенно беспокойной из-за какой-то сцены в своей книге. Это приятно, это то, что, как ты всегда думала, будешь чувствовать себя рядом с кем-то. Ты продолжаешь лежать головой на столе, и скашиваешь глаза, чтобы получше разглядеть ее, и она, наконец, сдается, опуская книгу, чтобы встретиться с тобой взглядом. — Кларк, если у тебя все не помещается в голове, то, вероятно, потому, что ты уже это знаешь.       — Я ненавижу это, — срывается с твоих губ, и она улыбается, прежде чем протянуть руку, чтобы заправить твои волосы за ухо, ее кончики пальцев пробегают по раковине твоего уха, прежде чем она слегка прижимает их к твоей щеке, как она сделала бы это губами, если бы могла. — Я уже хочу поступить в колледж. Беллами говорит, что там так весело.       — А ты в курсе, что там тоже нужно учиться? — глаза Лексы светятся весельем, и ты знаешь, что она подтрунивает над тобой, но, честно говоря, ты рада перерыву, и ее пальцы снова пробегаются по твоим ушам так, что твои веки тяжелеют. — На самом деле, я бы сказала, что тебе придется много учиться. Это не только секс, наркотики и рок-н-ролл, как он это преподносит.       Ты уже на полпути ко сну, когда говоришь: — Я бы не возражала учиться, пока у меня есть первое и третье.       — О, так тебе нравится рок-н-ролл, — говорит она, но ты чувствуешь перемену в ее прикосновениях, и твои глаза снова распахиваются, полностью осознавая, что ты, возможно, только что предложила. Ты немного приподнимаешься, и она убирает руку, но она лежит рядом с тобой на столе, и тебе требуется все твое мужество, чтобы не схватить ее и не утащить из библиотеки для более приватного разговора. — Я приняла тебя за поп-королеву.       — Лекса, — бормочешь ты, и она слегка качает головой. Ты решаешь перейти на безопасную тему, когда спрашиваешь: — Ты уже знаешь, в какой колледж поступишь?       — Куда скажет мама, — усмехается она, но ты все равно ждешь, когда она ответит должным образом, потому что знаешь, что ждешь реального ответа, ты ждешь, когда она скажет тебе, куда она хочет поступить. — Не знаю. Возможно, в Полис Стейт, потому что, как бы сильно я не хотела вечно делать то, что говорит моя мама, это хорошая школа.       Ты подпираешь голову рукой, наблюдаешь за ней и терпеливо ждешь. — А если бы твоя мама не выбирала твое будущее за тебя?       — Наверное, куда-нибудь на Западное побережье, — улыбается она, и ты немного оживляешься. Ты знаешь, что у мамы Лексы есть планы на будущее для нее, как и у твоей мамы для тебя, но тебе нравится слышать о том, что она хочет делать, а не о том, что должна. — Минусы - это землетрясения, но плюсом будет погода в бикини, так что ты сочетаешь хорошее с плохим.       Ты искренне смеешься над этим признанием, и она вырывается из своих грез, краснеет и швыряет в тебя карандашом. — Я бы тоже хотела поехать на Запад, — говоришь ты, как только немного успокаиваешься, и она тихо вздыхает. — Может быть, когда-нибудь мы сможем это сделать.       — Надеюсь, — отвечает она, и ты уверена, что она собирается поцеловать тебя, но миссис Кейн пользуется этим моментом, чтобы проковылять мимо со своим маленьким ящичком с книгами, и внезапно Лекса больше не твоя, она - дочь мэра, и снова прячется за своей книгой.

--

      Ты решаешь разобраться со своей неловкой оплошностью, когда вы вместе возвращаетесь домой. Лекса идет рядом, никто из вас не разговаривает; это удобно и приятно, но твои собственные слова крутятся у тебя в голове с тех самых пор, как ты их произнесла, и тебе нужно знать, где вы обе находитесь. Не то чтобы тебя волновало, официальные у вас отношения или нет - ты можешь подождать ее, ты подождешь, и ты знаешь, что она будет ждать тебя, - но ты должна знать, что приемлемо, а что нет, и если она собирается носить обтягивающие джинсы и платья, которые открывают слишком много кожи, тогда тебе действительно нужно знать, что приемлемо.       — Помнишь, когда я сказала, что была бы счастлива с сексом и рок-н-роллом в колледже? — это, ругаешь ты себя, было самое тупое начало фразы.       Лекса замирает прямо посреди улицы, и ты на секунду задумываешься, не сломала ли ее. — Да, припоминаю, — говорит она, и ее голос звучит почти как у робота, как будто она заставляет себя говорить спокойно, и ты рада, что не единственная, кто выставляет себя дураком посреди пустой улицы из-за красивой девушки.       — Я хотела узнать не против ли ты, ну, знаешь, этого, — говоришь ты, и твои глаза расширяются, потому что ты действительно могла бы сделать это в любом другом месте, а прохладный майский воздух уже начинает замораживать твои легкие. — В колледже. Или, ну, сейчас.       — Сейчас? — она пищит, и ты почти уверена, что вы обе сейчас упадете в обморок.       — Не сейчас, я просто... — тебе не хватает слов, и ты хмуро смотришь в пол, пытаясь сложить все это воедино в голове. Какой смысл быть творческим человеком, если не можешь составить предложение? Ты смотришь на Лексу, которая выглядит так, будто примерно в четырех секундах от того, чтобы сбежать, и ты берешь себя в руки, сжимаешь кулаки и говоришь себе быть храброй и просто сделать это. — Я бы хотела. С тобой. Когда мы обе будем готовы, вот что я имею в виду. Если только ты сама этого не захочешь, и тогда я тоже не против.       Твоя болтовня не отпугивает Лексу, как ты думаешь, но она моргает несколько раз, прежде чем оглядеться, довольствуясь тем, что вы одни, и подходит ближе. — Но ты ведь раньше не была с девушкой?       — Нет, — признаешь ты и, следуя ее примеру, придвигаешься еще ближе. — Но ты была, и я тебе доверяю. Я не пытаюсь торопить тебя, или нас, или себя, и я не говорю, что это должно произойти завтра, но я хотела бы попробовать. С тобой.       — О, — говорит она, и ты почти уверена, что сломала ее. Ты удивляешься, как ей вообще удалось затащить Костию к себе в постель, но ты столь же неуклюжа, как и она, и эта мысль заставляет тебя улыбнуться, потому что на самом деле, каковы были шансы, что ты найдешь кого-то вроде нее? — Я бы тоже этого хотела.       — Ты уверена, потому что у тебя такой испуганный голос, — смеешься ты, и она, наконец, выдавливает улыбку, которая распространяется по ее щекам и расцветает прямо на губах.       — Ты меня просто пугаешь, — признается она.

--

      Впервые она провожает тебя до дома, и ты уверена, что это потому, что вы обе увлечены разговором о том, сколько на самом деле зарабатывают звезды YouTube. Ее глаза расширяются, когда она, кажется, осознает, что натворила, и тебе хочется протянуть руку, обнять ее и убедиться, что она не запаникует и не убежит, потому что поддалась. Никто не смотрит, ты думаешь, всем наплевать, и ты хочешь сказать ей об этом, но ее руки уже в карманах, и она выглядит такой маленькой.       — Помнишь, несколько недель назад ты пришла сюда и поцеловал меня так крепко, что я чувствовала это несколько дней?       Ты надеешься, что это отвлечет ее, успокоит, но она уже отходит от тебя на несколько шагов и оглядывается по сторонам, чтобы посмотреть, не шевелятся ли какие-нибудь занавески или если людям внезапно понадобилось выйти на улицу. — Кларк, не надо.       — Не бойся, — мягко говоришь ты, и она втягивает нижнюю губу зубами, прежде чем поднять взгляд и отвести его от тебя. Она так старается сохранять спокойствие, а ты молчишь, позволяя ее тревоге утихнуть, пока она борется со своими собственными внутренними демонами. — Никто на нас не смотрит, Лекса. Здесь только мы.       Она бросает взгляд на твой дом, и ты оборачиваешься, чтобы посмотреть, видишь ли ты то же, что и она. Ничего не изменилось; фары выключены, машина твоего отца на дороге, все в порядке. — А что насчет твоей мамы?       — Поздняя смена.       — А твой отец?       Ты улыбаешься ей: — Я почти уверена, что он знает, как сильно мне нравится, когда ты рядом.       От этих словах она с трудом сглатывает, и ты на мгновение задумываешься, не злится ли она из-за того, что тебе сейчас легче, чем ей, когда она выходила из шкафа, но потом она смотрит на тебя мягкими, широко раскрытыми глазами, и ты понимаешь, что это не так. Ты знаешь, что она счастлива за тебя, гордится тобой, и просто старается быть храброй ради тебя. — Может, в следующий раз не стоит упоминать о наших поцелуях, чтобы расслабить меня. Это делает как раз наоборот.       — Да, я тебя понимаю, — признаешь ты. Она покачивается на носочках, прежде чем кивнуть самой себе и наклониться, чтобы запечатлеть поцелуй на твоей щеке. — Лекса.       — Из-за тебя очень трудно не захотеть прикоснуться к тебе.       Черт, тебе знакомо это чувство.       — Напиши мне, — говоришь ты ей, не оставляя места для споров, и она кивает с нежным взглядом, который, как ты знаешь, предназначен только для воскресенья. — И подумай о вечеринке Рэйвен.       — Обязательно, — обещает она так искренне, что тебе остается только поверить ей.

38.

      Ты пьяна.       Ты настолько пьяна, что знаешь, что не можешь пойти домой, но ты не доверяешь себе, чтобы остаться у Рэйвен и не продолжать пить. Беллами, по сути, единственное, что поддерживает тебя в вертикальном положении, но он слишком занят разговорами о космосе и истории Вселенной, чтобы действительно заметить, что у тебя отяжелели веки, а твой язык слишком велик для рта. Некоторое время назад Рэйвен вложила тебе в руку бутылку воды, и ты помнишь, как выходила на улицу с Беллами, потому что у него красивые веснушки, и тебе очень захотелось нарисовать его лицо. Его рука свободно обнимает тебя, но это приятно, приятнее, чем когда Финн наклонился к тебе на той последней вечеринке, но не так приятно, как когда Лекса делает это, чтобы быть ближе к тебе.       Ты так пьяна и скучаешь по Лексе.       — Вы, голубки, собираетесь ночевать здесь или у вас есть какой-нибудь способ добраться домой? — Рэйвен гораздо трезвее, чем ты могла ожидать от нее на собственной вечеринке. Она выглядит потрясающе в своих обтягивающих джинсах и красной рубашке, из-за которой ее губы кажутся мягче бархата, но она немного пугающая, когда смотрит на тебя, и ты действительно хочешь понравиться ей, поэтому улыбаешься ей.       Затем ее слова поражают тебя. — Фу, нет. Мы с Беллами не встречаемся, — пьяно фыркаешь ты, и даже ты осознаешь, насколько сильно твои слова начинают сливаться друг с другом, так что получается один длинный размытый звук. — Без обид.       — Никаких обид, — отвечает он, и ты счастливо улыбаешься, потому что в его голосе действительно нет обиды, и ты просто хочешь, чтобы твои друзья были счастливы вместе с тобой. Кроме Лексы. Ты хочешь, чтобы Лекса просто была с тобой, но ее здесь нет, и ты знаешь, что не можешь просто объявить о чем-то подобном без ее разрешения; это было бы грубо. — Я все равно занята.       — Кем, учебниками истории? — когда она таким образом дразнит Беллами, Рэйвен смотрит на тебя, что заставляет тебя немного прихорашиваться под пристальным вниманием. Ты часть группы, ты действительно прижилась в Аркадии, и даже если Октавия иногда смотрит на тебя так, словно может прочитать все твои самые потаенные, самые страшные мысли, ты думаешь, что, возможно, большинству людей нравится, когда ты рядом. — Ты такой скучный, Блейк.       — Послушай, нет, послушай, — начинает Беллами, и ты хмуро смотришь на него, когда он ерзает в негодовании, потому что его движение отрывает тебя от того места, где ты счастливо лежала, и теперь ты не можешь слышать успокаивающий рокот его голоса у себя над ухом. — Из всех присутствующих здесь, у кого был секс втроем?       Рэйвен ухмыляется. — Разве это не было тогда, когда вы ездили в Амстердам с Финном? — спрашивает она, и твои глаза расширяются, когда ты смотришь на Беллами. — Если ты платишь за это, то это не считается.       — Нет, считается!       Ты улыбаешься, пока спор продолжается, потому что ты жива и счастлива, а завтра воскресенье, день Лексы, и ты не можешь дождаться.

--

Кларк Гриффин:

По шкале от 1 до 10, насколько сильно

ты возненавидел бы меня, если бы я попросила

тебя приехать и забрать меня?

Лекса Вудс: Я бы не возненавидела. Ты все еще у Рэйвен?

Кларк Гриффин:

Да.

Ты серьезно собираешься прийти?

Сегодня даже не воскресенье.

Лекса Вудс: Технически, уже час как воскресенье. Скоро буду. Выпей немного воды.

--

      Ты сидишь на ступеньках перед домом Рэйвен, когда кто-то садится рядом с тобой, и ты улыбаешься, когда видишь, что это сама Рэйвен, с яркими глазами и раскрасневшимися щеками. Ты упомянула, что собираешься доехать домой на машине, пока они с Беллами спорили о логистике секса втроем, а затем пошла за водой, напитком, которым Линкольн с радостью снабдил тебя с понимающей улыбкой и мягким взглядом. Ты не уверена, как много он знает, но точно знаешь, что братья и сестры в семействе Вудс не скрывают друг от друга ничего, поэтому ты уверена, что он в курсе всего, и эта мысль заставляет тебя немного раздуваться от гордости, потому что, как бы Лекса ни была напугана всей ситуацией, она готова рассказать о тебе своим самым важным людям.       — Как ты доберешься домой? — ох, ты еще не придумала отговорку и уверена, что это написано у тебя на лице. Рэйвен понимающе смотрит на тебя, и ты краснеешь под ее пристальным взглядом. — Она придет за тобой, не так ли?       Ты застенчиво киваешь, прежде чем встретиться с ней молящим взглядом. — Если ты узнаешь, кто это, пожалуйста, никому не говори, — хнычешь ты, и обиженное лицо Рэйвен заставляет тебя слегка поморщиться. Ты доверяешь ей, правда, но знаешь, что Лекса многим рискует, приезжая забрать тебя с вечеринки, где ее все знают, но она делает это ради тебя, и ты не хочешь делать ничего, что могло бы ее расстроить. — Никто не должен знать.       — Я не понимаю, — бормочет Рэйвен. — Тебе нравится эта девушка, ты нравишься ей. Что в этом такого?       — Шепот, насмешки, наши родители, — перечисляешь ты, и Рэйвен закатывает глаза так идеально, что тебе хочется спросить, как она это делает. — Она и так уже через многое прошла. Ее заставили чувствовать себя врагом только из-за того, что она чувствует, а это не так. Она прекрасная и милая, и она мухи не обидит, даже ради спасения собственной жизни, но она моя. И я не хочу отпугивать ее, втягивая во что-то, что она уже испытала и потеряла.       — Разве ты живешь жизнью, если не испытываешь всего этого?       Ты смеешься над этим и легонько подталкиваешь ее локтем, желая быть немного похожей на нее. — Она позволяет мне испытывать достаточно, — ухмыляешься ты, и Рэйвен издает легкий кокетливый звук, который заставляет тебя покраснеть. — Когда мы уедем отсюда, уверена, что все будет хорошо, с нами все будет хорошо. Но моя мама пока не должна знать, и я не знаю, что она сделает, если узнает.       — А что насчет ее родителей? Они ее поддержат?       — Не публично, — говоришь ты, лишь через несколько секунд осознавая свою ошибку. — Черт.       Глаза Рэйвен широко раскрыты, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на тебя. — Я должна была догадаться. Ты трахаешься с Лексой Вудс?       — Нет, — молниеносно выпаливаешь ты, но понимаешь, что попалась, и хочешь расплакаться, потому что, Боже, Лекса этого не заслужила. — Пожалуйста, Рейвен. Мы не... Это не...       — Эй, остынь, — она кладет руку тебе на плечо, и ты с болью смотришь на нее, плотно сдвинув брови и стиснув челюсти. Ты действительно надеешься, что никто не слышал этого признания, потому что, если когда-нибудь выяснится, что Лекса снова разочаровала свою маму или вываляла имя их семьи в грязи, только потому, что ты выпила немного лишнего, ты не уверена, что когда-нибудь сможешь жить с этим. Лексе, в таком юном возрасте, уже приходилось сталкиваться со взглядами, шепотом и оскорблениями. Она сталкивалась с людьми, которые ее обвиняли, с людьми, которые вели себя так, будто она была плохим человеком. Ты не можешь снова стать причиной этого; даже если тебе захочется петь с крыш, что от нее у тебя сводит живот и болят губы. — Кларк, остынь. Я ничего не скажу, обещаю.       — Пожалуйста, — снова умоляешь ты, только на этот раз Рэйвен выглядит грустной. — Пожалуйста. Никто не должен узнать. Если Октавия что-нибудь услышит, или моя мама, или...       Голос успокаивает тебя, тот же голос, который всегда успокаивает тебя, и ты в шоке поднимаешь глаза, когда Лекса подходит к тебе. — Все в порядке?       — Да, с ней все в порядке. Она немного перебрала с выпивкой, понимаешь? Новичок, — хихикает Рэйвен, но Лекса смотрит на тебя так, словно ты вот-вот упадешь в обморок, или заболеешь, или дашь ей повод для паники. Ее глаза широко раскрыты, и секунду она сопротивляется, не уверенная, стоит ли ей подойти к тебе, но, в конце концов, она собирается с силами и делает то, чего ты от нее вообще не ожидаешь — протягивает тебе руку.       — Ее есть кому подвезти домой?       Рэйвен, прекрасная Рэйвен, просто смотрит на Лексу, и ты наблюдаешь за происходящим обменом. — Я знаю, что ты ее отвезешь, — говорит твоя подруга, и ты хватаешь Лексу за руку, прежде чем та успевает убежать, закричать или заплакать. Есть разница между тем, когда ты говоришь, что Рэйвен знает, что тебе нравятся девушки, и тем, когда ее встречают как девушку, которая тебе нравится, но Лекса, кажется, легко воспринимает новую информацию и просто кивает. — Все в порядке. Верни ее в целости и сохранности.       — Верну, — хмыкает Лекса, и этот звук заставляет тебя улыбнуться. Ты не осознавала, как сильно скучаешь по ее голосу, пока тебе не пришлось ждать всю неделю, чтобы услышать его. — Спасибо тебе, Рейес.       Рэйвен кивает, прежде чем медленно встать и отдать честь вам обеим. — Используйте защиту, — последние ее слова, и вы обе нервно смеетесь, когда она заходит в дом.       — Ладно, Гриффин. Пошли.

--

      Она припарковала машину немного дальше по улице, чем ты ожидала, но ее рука обхватывает тебя за талию, и тебе слишком нравится это ощущение, чтобы жаловаться. Был момент, когда ты испугалась, что она запаникует из-за того, что Рэйвен так открыто говорит о вас двоих, но она не сказала ни единого слова, и ты надеешься, что это потому, что она не возражает, а не потому, что злится. Ты действительно надеешься, что она на тебя не сердится.       — Извини, если разбудила тебя, — угрюмо говоришь ты, потому что, хотя она выглядит красивой и привлекательной, она также выглядит быстро собранной - с волосами, собранными в пучок, очками на носу и простой футболкой с надписью "Dad-Bod". Это твоя Лекса, улыбаешься ты. Никакой косметики, блесток и платьев, которые отвлекают тебя. Это твои ленивые улыбки, тихий смех и нежные глаза Лексы. — Я не хотела звонить отцу и волновать его, а все остальные были слишком пьяны.       Ее губы прижимаются к твоей макушке, даже когда ты идешь, когда она шепчет: — Я рада, что ты позвонила. Я не могла уснуть, потому что думала о тебе.       На твоем лице появляется ухмылка, и ты знаешь, что твой тон самодовольный. — Ты думала обо мне в постели? — по правде говоря, ты не знаешь, откуда в последнее время взялась эта уверенность; еще ты нервничаешь спать с ней, как это было с Финном и другими парнями там, в Вашингтоне. На самом деле ты нервничаешь даже больше, потому что она девушка с опытом и самой сексуальными пухлыми губами, известными человечеству. Ты не уверена, что, если дойдет до дела, и Лекса прямо здесь и сейчас попросит тебя взять ее, ты не сбежишь к себе домой.       — Я думала о завтрашнем дне, — говорит она, но ты слышишь улыбку, и этого тебе достаточно. Вы доходите до ее машины, и она позволяет тебе опираться на нее, пока она достает ключи из кармана, прежде чем застенчиво встретиться с тобой глазами. — Я подумала, что мы могли бы поехать куда-нибудь за город, может, перекусить?       — Типа на свидание?       — Возможно.       Она краснеет, и под светом уличных фонарей это выглядит более насыщенно и привлекательно. Ты протягиваешь руку и вплетаешь пальцы в низ ее рубашки, не заботясь о том, что испортишь ее, и притягиваешь ее к себе достаточно близко, что чувствуешь, как ее тело прижимается к твоему, и ощущаешь ее дыхание на своих губах. Лекса использует этот момент, чтобы упереться руками по обе стороны от твоей головы на крыше машины, и ты не думаешь, что когда-либо прежде испытывала такое возбуждение от вторжения другого человека в твое существование.       — Скажи, что это свидание, — настаиваешь ты и по ее улыбке понимаешь, что не слишком давишь на нее, что она так же безумна и так же потеряна в тебе, как и ты в ней. — Скажи это, Лекса.       — Скажи, что ты хочешь, чтобы это было свидание, — парирует она, и ты чувствуешь спазм в животе, прилив возбуждения от ее спокойного поведения и кокетливого отношения. У Лексы так много сторон, так много ее версий, что ты с трудом успеваешь за ней, и от этого у тебя кружится голова. При свете дня, у вашей реки, она мягкая, милая и сонная. В библиотеке она самодовольна и саркастична, немного остроумна. С другими она отстраненная, холодная, осуждающая, и это возбуждает тебя не меньше, чем Лекса ночью. Когда она кокетливая, немногословна, сексуальна. — Ты ведь хочешь этого, да?       — Да.       — Скажи это.       Ты качаешь головой, потому что эта игра слишком забавна, но еще и потому, что она украла все твои слова своими темными глазами и выходит ранним утром, чтобы отвезти тебя домой. Она так много забирает у тебя, и все же ты хочешь дать ей еще больше. Не задумываясь, ты грубо сводишь ваши бедра вместе и чувствуешь, как она вздрагивает под тобой, ее губы встречаются с твоими в стремительном поцелуе, который полностью овладевает твоими чувствами. Она повсюду, ее руки проникают под твою черную рубашку и приподнимают ее, чтобы подставить твой живот прохладному прикосновению ее одетого тела к твоему. Улицы мертвы, вокруг никого нет, но все равно это кажется огромным шагом для вас обоих, когда ее язык скользит по твоему, и когда она глотает твои стоны посреди улицы воскресным утром.       — Я должна отвезти тебя домой, — выдыхает она, прижимаясь к тебе, когда ты прерываешься, чтобы набрать воздуха в свои ноющие легкие, и ты чувствуешь влажное прикосновение ее слов к своей щеке. — Я должна...Нам нужно уходить, пока люди не начали покидать вечеринку Рэйвен.       Ты знаешь, что вы всего в квартале оттуда, но не можешь остановиться, раз уж начала, и ты действительно не хочешь, чтобы ее тело покидало твое. Ты знаешь, что это просто реакция на твой игривый флирт, на напряженный разговор с Рэйвен, на алкоголь, но ты все равно хочешь почувствовать, как она прижимается к тебе, и ощутить твердость ее языка на твоем. — Отведи меня к себе, — тихо говоришь ты, и она напрягается.       — У нас не будет секса, Кларк.       — Я знаю. Я и не хочу, — лжешь ты, потому что знаешь, что ты возбуждена, и она так прекрасно целуется, но понимаешь, что ни один из вас еще не готов к этому. — Я просто не могу вернуться домой. Моя мама убьет меня, если узнает, что я пила.       Несколько секунд она выглядит растерянной, прежде чем кивнуть. — Хорошо, но как насчет завтрашней церкви?       — Как ты думаешь, Линкольн прикроет нас?       Ты наблюдаешь, как на лице Лексы расцветает улыбка, и она кивает, уже разрабатывая в голове план, и усаживает тебя в машину, прежде чем ты рискнешь больше, чем нужно. Риск - это весело, да, но ты не знаешь, будет ли это стоить того, если твоя мама узнает о том, что ты пьешь и целуешься с девушками - с девушкой - до того, как ты соберешься в церковь на следующее утро.

--

      Лекса так нервничает, когда вы вместе заходите в ее комнату и ты задаешься вопросом, где сейчас ее родители. Снаружи не было машин, но ты почти уверена, что под домом есть гараж, и поэтому молчишь, не желая предполагать, что их нет дома, а затем навлечь на себя их гнев, случайно разбудив их. Ее комната совсем не такая, как ты ожидала; она в серо-зеленых тонах, но в ней есть подушки, шторы и свечи, которые делают все это немного более экстравагантным, чем нужно. Ты немного завидуешь ее взгляду на дизайн интерьера, но, с другой стороны, ты думаешь, что все, что делает Лекса, идеально, и ты отбрасываешь свои предвзятые мысли прочь, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на тебя.       — Ложись на кровать, — говорит она, пожимая плечами. — В нижнем ящике есть запасные пижамы и шорты, а та дверь ведет в ванную. Аня живет с другой стороны, и мы делимся ванной, но она закроет дверь, если будет там, так что не беспокойся о том, что можешь наткнуться на нее или что-то в этом роде.       Ты замечаешь, что Лекса болтает, когда напугана, и тебе нравится, что ты знаешь это о ней, но ты хочешь вернуть ту уверенную Лексу, которая прижимала тебя к своей машине, и ты подходишь ближе, пальцами обхватывая ее запястье. — Останься со мной, — тихо говоришь ты, и она прикусывает губу. Часть тебя знает, что она мягко тебе откажет, и ты очень надеешься, что она этого не сделает, но Лекса не была бы Лексой, если бы не была такой, и ты держишь ее немного крепче. — Только переночевать.       — Ты выпила, — говорит она, и ты слегка хмуришься, потому что сейчас ты трезва, по крайней мере, больше, чем когда писала ей, но она явно с чем-то борется, и ты остаешься терпеливой. — И у тебя, очевидно, был напряженный разговор с Рэйвен ранее. Я не хочу воспользоваться состоянием, в котором ты можешь находиться, и я... — когда она замолкает, ты думаешь, что на этом все, но затем она удивляет тебя, напоминая, как сильно она выросла. — Каждый раз, когда я рядом с тобой, мне хочется прикасаться к тебе все больше и больше. Не сегодня, ладно? Я останусь с Аней. Мои родители уехали на встречу на эти выходные в Тондис, так что не беспокойся о том, что встретишься с ними рано утром, просто постарайся поспать.       Ты вздыхаешь и улыбаешься, когда, притягивая ее ближе, она кладет руки тебе на бедра. — И мы пойдем на это свидание?       — Завтра у тебя может быть небольшое похмелье, — шепчет она, а затем наклоняется, чтобы нежно поцеловать тебя в щеку, а затем еще в лоб. — Я уже говорила тебе, как горжусь тобой в последнее время?       — Лекса.       — Нет, я горжусь, — настаивает она, ее губы запечатлевают еще один поцелуй между твоими бровями, прежде чем отстраняется, чтобы посмотреть на тебя. — Я знаю, что это было непросто. Я знаю, что усложняю ситуацию больше, чем нужно. Но ты так хорошо справляешься с открытием себя и изучением своего собственного мышления, и все это время заботишься обо мне и остаешься таким удивительным человеком.       Ты вздыхаешь и возвращаешь ей поцелуи, один из которых пришелся на острую линию ее подбородка. — С тобой это легко.       — Прекрати, — говорит Лекса, и ты обращаешь на нее взгляд. — Я знаю, как трудно признаться, и я знаю, ты думаешь, что тебе предстоит пройти долгий путь, но ты справляешься отлично, Кларк. Я знаю, что Рэйвен знает, и я рада этому, потому что это дает тебе покой, которого ты так долго искала. И когда ты спросила ранее, будет ли это свидание, ответ - да, конечно. Ты заслуживаешь свидания после того, чего ты добилась за последнее время.       Ты думаешь, что можешь расплакаться, но она снова нежно и кротко тебя целует, и тебе хочется большего. — Ты тоже заставляешь меня гордиться тобой.       — Я работаю над этим, — признается она, соединяя ваши лбы. — Может, когда-нибудь все это будет для нас просто.       Лекса, наконец, отстраняется, и ты позволяешь ей расстаться с тобой, немного ошарашенная ее словами, и отпускаешь ее физически только когда она отступает достаточно далеко от тебя и твои руки естественным образом опускаются. — Спокойной ночи, Лекса, — говоришь ты, тяжесть ее слов и алкоголь напоминают тебе о том, насколько ты на самом деле устала, и она улыбается тебе как никогда прежде.       — Спокойной ночи, Кларк.

--

      Когда она уходит, она бросает на тебя последний, полный желания взгляд, и ты мечтаешь о Калифорнии и Лексе и о том, как гордишься ею.