* * *
Мо Жань считал, что смирился с мыслью о том, что Чу Ваньнин на него никогда ласково не посмотрит. Далекий от всего мирского, безупречный и холодный, как лунный свет — вот какой у него учитель. Порой хотелось сесть у его ног и завыть. Сам-то он был слишком шумным, слишком загорелым на фоне бледнокожих вампиров, слишком большим. Неуместным. Мо Жань даже почувствовал вину, когда в один из дней вдруг понял, что перерос наставника, и первое время сутулился, словно старался стать меньше. Правда, Чу Ваньнин все равно умудрялся смотреть на него сверху вниз. Да, клан Сюэ заботился о нем, найденыше Чу Ваньнина, но среди утонченных вампиров Мо Жань чувствовал себя собакой приблудной, несмотря на всю их доброту. Наверное, потому что издревле оборотни были рабами вампиров, и, хоть Сюэ Чжэнъюн и не признавал таких традиций, но Мо Жань понимал, что тут ему не место, и пока был подростком, даже проклинал Чу Ваньнина, бросался оскорблениями и заявлял, что лучше бы тот бросил его истекать кровью, чем взял в мир, в котором ему никогда не стать своим. Пусть Мо Жань и рос с сыном главы, получал то же самое образование, толку из него не вышло. И то, какой Мо Жань на самом деле неблагодарный, стало ясно позже, когда он вырос наконец и понял, что его волчья сущность больше всего жаждет наброситься на Чу Ваньнина и растерзать его. Сжать зубы на шее, придавить всем телом, вжать в грязную землю, опустить до своего уровня, испачкать, испортить. В Мо Жане до сих пор боролись его темные порывы и ученическая преданность, так что все, что ему оставалось — рычать на тех, кто приближался к Чу Ваньнину с похожими намерениями. Но его учитель даже внимания не обращал на все масляные взгляды и сладкие речи. Для окружающих он оставался отстраненным и холодным, образцовым вампиром, и Мо Жань порой думал, что это был его бред умирающего мозга — когда Чу Ваньнин прижимал его к себе, закутав в собственное пальто, и гладил слипшиеся от крови волосы. Причем перед этим он безо всякой жалости растерзал оборотня, который решил полакомиться Мо Жанем. Потом Чу Ваньнин принес его к Сюэ и ночами сидел рядом, пока Мо Жань выздоравливал. Ни разу и слова лишнего не сказал, но просто всегда был, и когда Мо Жаня в первый раз ломало от оборота, заперся вместе с ним. Не ругал, не утешал, только мягко щелкнул по мокрому носу, когда Мо Жань, скуля от боли, подполз и начал покусывать знакомо пахнущие руки. Но вот сейчас его учитель растерял всю свою чопорность и с ужасом смотрел на Мо Жаня. Запах крови — не самый-самый редкий в логове вампира, но слишком уж он был сильным и резким, поэтому Мо Жань забеспокоился у себя в комнате и решил убедиться, что у Чу Ваньнина все в порядке. Он вошел в его кабинет, как всегда, без стука — что там его учитель может такого запретного делать, а? — и глазам своим не поверил. Чу Ваньнин стоял на коленях перед разлитой по полу лужей крови. Его руки были перепачканы, багровые пятна портили даже безупречные белые манжеты. Глаза полыхали от жажды, невероятно яркие в сумраке кабинета, рот был распахнут, и Мо Жань впервые увидел острые клыки Чу Ваньнина. Выругавшись, он опустился рядом с ним и достал платок. Осторожно обхватив ладони Чу Ваньнина, он принялся очищать их, но кровь настолько загустела, что Мо Жань больше размазывал, чем стирал. — Она испорчена, учитель. Не надо, — сказал он, ужасаясь при мысли, что Чу Ваньнин собирался слизывать кровь прямо с пола. От его слов тот словно очнулся и вырвал свои руки из хватки. — Кто тебе разрешал входить? Мо Жань получил ощутимый толчок в грудь, но даже не шевельнулся — в какой-то момент он стал крепче Чу Ваньнина, а уж ослабленный тот и вовсе ничего не мог ему сделать. — Я принесу еще… — Нет. Нет больше крови, — сказал Чу Ваньнин и болезненно нахмурился. — Цзян Си привезет новую партию только утром. — Ладно, одну ночь только продержаться. Не спеша разделять его оптимистичный настрой, Чу Ваньнин отвел взгляд. — Сколько дней ты не ел? Пусть Чу Ваньнин всегда пил кровь только под давлением голода и ровно столько, сколько нужно, чтобы существовать, но он никогда не подходил к черте. Только вот его нынешнее состояние выглядело так, будто он на грани срыва от жажды. — Кому ты отдал кровь? Мо Жань попал в точку, судя по тому, как Чу Ваньнин возмущенно вскинул подбородок. Ну, хоть посмотрел на него. Его алые, голодные глаза действовали на Мо Жаня магнетически. Так странно было осознавать, что Чу Ваньнин тоже обладает желаниями и потребностями. Что он слаб, что он настолько хочет крови, что готов на коленях собирать ее с пола. — Мне нужно совсем немного, чтобы подавить жажду, — сказал Чу Ваньнин, сглотнув. — Поэтому просто выйди и не мешай. И никогда больше не входи без стука! — Кровь начала сворачиваться, она тебе не поможет, — сказал Мо Жань, бросив взгляд на густеющую лужу. — И кто в этом виноват? — Чу Ваньнин сильнее толкнул его и неуверенно поднялся на ноги. Мо Жань видел, с каким усилием тот удержался от того, чтобы не облизать свои испачканные пальцы. Чу Ваньнин повернулся к нему спиной и снова заговорил: — Иди к себе и запри дверь. Не смей высовываться сегодня ночью из комнаты. Понял меня? Мо Жань поднялся следом. Он и представить не мог, что все плохо настолько, что несравненный бессмертный Бэйдоу, стойкий и сильный Чу Ваньнин прямо предупреждает его, что готов поддаться вампирской жажде. Мысль о том, что Чу Ваньнин потеряет контроль и набросится на него, почему-то не пугала, а заставляла сердце биться чаще, будила все дурное, что он с таким трудом запихивал в глубины своего сознания. Мо Жань старался казаться прирученным, домашним псом, а не волком, чтобы его не выгнали из клана, но он сомневался, что смог одурачить Чу Ваньнина. Тот никогда не покупался на его улыбки, шутки и дружелюбие, в отличие от остальных. При этом Чу Ваньнин никогда не использовал Мо Жаня как слугу, звал только учеником и не поднимал вопрос о его крови — пил только ту, что привозил ему Цзян Си, да и в целом клан Сюэ придерживался отказа от нападения на живых существ. Нет, кормиться от людей не запрещалось, Сюэ Мэн вот нашел себе близнецов, которые с готовностью подставляли шею после того, как хорошенько его трахали. Все по любви и полному согласию. Мо Жань о таком даже мечтать не смел, потому что оборотни для вампиров пахли резко и отталкивающе, и Чу Ваньнин, такой недосягаемый, вряд ли захотел бы пить его грязную кровь. К тому же он всегда жестко критиковал тех, кто использует живых существ для питания. И Сюэ Мэна он долго и обстоятельно полоскал, когда узнал о близнецах-донорах. Только после разговора с самими братьями Мэй Ханьсюэ Чу Ваньнин от Сюэ Мэна отстал. Мо Жань помнил, как его учитель выскочил из комнаты, будто взъерошенный кот, ошеломленный тем, что близнецы ему наплели. Хотя он и догадывался, что те могли рассказать — от вампирского укуса у простого человека случался настоящий приход, и братья Мэй Ханьсюэ вряд ли чувствовали себя использованными. Мо Жань, правда, думал, что испытал бы кайф даже без вампирских штучек — от одного прикосновения Чу Ваньнина. Мо Жань мог бы попытаться добыть свежей крови прямо сейчас, но ему невыносимо было думать, что пока он отлучится, Чу Ваньнину окончательно сорвет крышу и он отправится на охоту, чтобы укусить какого-то чужого ублюдка на ночных улицах. Мо Жань еще не сошел с ума, чтобы позволять ему такое. Пока он прикидывал, как бы покрепче запереть входную дверь и при этом приветливо распахнуть свою, Чу Ваньнин затрясся всем телом и вцепился в стол перед собой, отчего тот жалобно взвизгнул и пошел трещинами. — Ты меня слышал? Проваливай, — сказал Чу Ваньнин сдавленным голосом. — Знаю, кровь оборотня мерзкая на вкус. Но тебе нужно поесть прямо сейчас! — быстро сказал Мо Жань. Чу Ваньнин тут же повернулся и посмотрел на него, гневно сведя брови. — Что ты несешь? Я не собираюсь тебя кусать. Ты, блядь, не еда! Мо Жань невольно сделал шаг назад, впервые столкнувшись с такой яростью обычно сдержанного вампира. Но Чу Ваньнин… на что именно он злился? — Просто возьми немного. Я крепкий, даже не замечу, если сделаешь пару глотков. Чу Ваньнин из его слов сделал неожиданные выводы. — Не заметишь? Ты что, позволял другим вампирам кусать себя? Он приблизился, лихорадочно всматриваясь в Мо Жаня. — Я запретил к тебе прикасаться. Я запретил, — повторил Чу Ваньнин, и его глаза растеряли всякий свет, став темными, цвета густой крови. Мо Жань окончательно потерял нить его рассуждений. — Чу Ваньнин, — начал он осторожно, словно разговаривал с душевнобольным. — В этом мире есть только один вампир, которому я позволю укусить себя. Чу Ваньнин растерянно моргнул. — Это ты, — мягко сказал Мо Жань. — Разве достойный ученик не должен помогать своему учителю и давать все, в чем тот нуждается? Укус, бывший призрачной надеждой, влажной мечтой, фантазией, которой Мо Жань предавался исключительно за закрытой дверью своей спальни, стал казаться реальностью. Чу Ваньнин был голоден, они одни в доме, а Мо Жань умел быть настойчивым. — Думаешь, я на тебя смотрю свысока? — спросил Чу Ваньнин, отводя взгляд. — Я никогда не собирался унижать тебя, предлагать такое… — Что, если я скажу, что уже давно думаю о твоем укусе, как о награде? — прошептал Мо Жань, приблизившись вплотную. Ему так хотелось протянуть руку и погладить белую как снег кожу, провести пальцами по собранным в хвост волосам, обнять, прижать к себе, поцеловать. Заявить миру, что Чу Ваньнин только его. — Мечтаю о том, как ты пометишь меня, коснешься, напьешься моей крови, и я буду знать, что частичка меня теперь принадлежит тебе, — дыхание Мо Жаня сорвалось, когда он произнес вслух то, что давным-давно копилось в его голове. Чу Ваньнин не отрывал от него взгляда, и Мо Жань не мог прочитать, что в нем скрывается, видел только, что зрачки у него расширились, как у пьяного. — Будь хоть один шанс, что вкус моей крови терпимый, я бы уже заставил тебя, — сказал Мо Жань хрипло. Правда против воли выплеснулась из него под этим одурманенным взглядом. — Зачем ты это говоришь? Чу Ваньнин попытался отодвинуться, но позади него был стол, и он тут же попал в ловушку рук Мо Жаня. — У тебя есть я. Не ищи другого донора, Чу Ваньнин, просто возьми у меня столько, сколько нужно. — Я никого не буду искать, — мотнул тот головой. — Просто пережду, у меня есть серебряные наручники… Прекрасно, блядь! Настолько не хотел кусать его, что готов был терпеть целую ночь пыток. Да, Мо Жань отвратителен, собрался идти против воли Чу Ваньнина, но лучше тот будет страдать от мерзкого вкуса его крови, чем от серебра — оно оставит ужасные раны, которые еще несколько дней будут гореть огнем, сопротивляясь вампирской регенерации. Спорить бесполезно, Чу Ваньнин совсем разум потерял, раз собрался пытать себя вместо того, чтобы укусить оборотня. Злой от того, что его отвергли, Мо Жань выпустил когти, резко взмахнул рукой, оставив четыре неглубокие борозды на шее. Раны тут же наполнились кровью, и Чу Ваньнин перед ним задрожал и зажмурился. — Уйди, Мо Жань, — он почти простонал это и попытался его оттолкнуть. — Давай, это просто лекарство. Глоток — и тебе станет легче, — увещевал Мо Жань, одной рукой обхватывая пальцами подбородок Чу Ваньнина. — Кровь зря пропадает. Не упрямься… Он не понял даже, что случилось. Вот Чу Ваньнин распахнул полыхающие алым глаза, а в следующее мгновение его клыки уже пробили шею Мо Жаня там, где текли струйки крови. Он даже вскрикнул, больше от неожиданности, чем от боли. А потом ухватился за край стола позади Чу Ваньнина, чтобы удержаться на ногах. Мо Жань не понимал даже, закрыты ли у него глаза — перед ними вспыхивало белым и искрило. В какой-то момент его бедра врезались в твердое дерево, и теперь это он опирался на стол, а Чу Ваньнин прижимался к его телу, не отрываясь от шеи — кусал, с коротким стоном отстранялся ненадолго, подбирал языком каждую каплю, снова терял контроль и впивался новым укусом. Мо Жань потерял счёт укусам, по его телу текло блаженство, заменяя в венах выпитую кровь. Казалось, что при кровопотере такого быть не должно, но член, наплевав на правила, напрягся, и Мо Жань мечтал потереться бедрами о гибкое тело Чу Ваньнина, который обхватывал его в пародии на объятия любовника. Чужие руки запутались в его волосах, оттягивая голову так, чтобы удобнее было добраться до шеи. Сам Мо Жань тоже вцепился в Чу Ваньнина, наслаждаясь возможностью прикасаться — и пусть потом он лишится рук за свою наглость. Сознание плыло, осталась только жажда — еще больше касаний мягких губ и горячего языка. Мо Жань загнанно дышал, чувствуя, что голова кружится все сильнее. Он бесстыдно сжимал ладонями бедра Чу Ваньнина, удерживая себя от того, чтобы прижаться стояком и получить хоть каплю облегчения. Чу Ваньнин снова впился в его шею, потом язык скользнул вслед за зубами, слизывая кровь. За первым последовал новый укус, потом еще один, ниже. Мо Жань дрожал и стонал, захваченный болью и чистым наслаждением. Чу Ваньнин почти беспомощно ткнулся губами туда, где начинался ворот его футболки, и Мо Жань, словно ему приказали, поднял руку и рванул ткань, обнажая новый участок кожи, который Чу Ваньнин тут же украсил укусом. — Пусть учитель не сдерживается, я же оборотень и вынесу больше, чем простой человек, — хрипло сказал Мо Жань. — Хоть какая-то польза от такой грязной дворняги. — Не грязный, — выдохнул Чу Ваньнин и провел языком от ключицы до самого подбородка так, что Мо Жань едва не кончил в штаны. — Сладко так, я не могу… — он застонал и снова принялся лакать его кровь, льющуюся из укусов. — Я тебя убью, — сказал Чу Ваньнин с отчаянием, но тут же снова сомкнул зубы, словно сил сопротивляться инстинктам у него не осталось. Мо Жань не знал, от чего у него стояло крепче — от похвалы или от беспомощности Чу Ваньнина. — Если ты меня выпьешь до дна, это будет прекрасная смерть, — сказал он, не переставая прижимать к себе Чу Ваньнина. — Но ведь учитель будет скучать по этому ученику, если случайно убьет его, так? Мо Жань осознавал, что Чу Ваньнин выпил достаточно, чтобы спокойно прожить неделю, не то что до утра дотянуть. Сейчас его вела не жажда, а что-то другое. И да, Мо Жань говорил правду — если он умрет сегодня, то даже сожалеть не будет, но с другой стороны, он попробовал прикосновения Чу Ваньнина, его язык, его губы, и он хотел еще и еще. Одной ночи слишком мало, но для продолжения Мо Жань обязан пережить хотя бы эту. — Я покормлю тебя еще немного, только не кусайся больше, — сказал он и прижал ладонь к своей шее. — Учитель позволит мне? Чу Ваньнин на мгновение оторвался от его шеи и поднял взгляд — глаза лихорадочно блестели, губы алели от крови, а щеки разрумянились. Мо Жань ничего в жизни не хотел так, как трахнуть его. Пользуясь передышкой, он прижал пальцы сначала к ранам, а потом к перепачканным губам. — Давай, оближи. Чу Ваньнин ошеломленно распахнул глаза, но послушно впустил окровавленные пальцы в рот и тут же прикрыл глаза, собирая с них кровь языком. Слизав все до последней капли, он чуть прикусил подушечки, словно не мог удержаться, и Мо Жань тут же выдернул пальцы, легонько стукнув его по губам самыми кончиками. — Я сказал, не кусайся. Глаза Чу Ваньнина сверкнули, и он тут же поймал его пальцы зубами. Мо Жань свободной рукой обхватил подбородок, усмехаясь. Он высвободил пальцы и снова провел ими по окровавленной шее. Потом поднес их ко рту Чу Ваньнина, но так и не прикоснулся к губам. Тот дернулся вперед, но Мо Жань только сильнее стиснул пальцы на его подбородке. Глаза Чу Ваньнина подернулись дымкой, словно у человека под кайфом, и он бессильно открыл рот в попытке дотянуться до окровавленных пальцев языком. — Еще не напился? — спросил Мо Жань, отгоняя мысли, что еще он мог бы испачкать своей кровью. — Разве мой учитель до сих пор голоден?* * *
Чу Ваньнин всегда брал ровно столько, чтобы выжить, никогда не пил крови вдоволь и сейчас сходил с ума от сладости и жара, которые наполняли его рот. Этот жар расходился по венам, а потом собирался внизу, так, что штаны казались неудобными и слишком тесными. Он и живым-то нечасто возбуждался, а после обращения и вовсе никогда не испытывал ничего подобного. И сейчас Чу Ваньнин кусал не потому, что был голоден, он бесстыдно наслаждался возможностью скользить языком по загорелой теплой коже, которая пахла солнечным днем. Пусть он трогал то, что ему не принадлежало, но если закрыть глаза и позволить удовольствию смыть все сомнения, то можно остаться в этом состоянии еще немного, поэтому он кусал снова и снова, не мог остановиться. Остановка означала, что у него отнимут все это богатство. Роскошь прикосновений к сильным крепким мышцам, привилегию чувствовать под пальцами быстрый стук сердца. Чу Ваньнин даже не знал, от чего больше опьянел — от крови или близости Мо Жаня. — Не пробовал живую кровь, — признался он. — Слишком… Чу Ваньнин не смог договорить и снова попытался коснуться пальцев языком. — Ах, так у учителя я первый? Мо Жань выглядел довольным, правда, его улыбка скорее была зловещей, нежели светлой и милой, как та, которой он любил располагать к себе окружающих. Словно признание пришлось ему по душе, Мо Жань опять прижал свои пальцы к его губам, и Чу Ваньнин едва не застонал, принимаясь вылизывать их. Он обхватил обеими ладонями запястье, чтобы Мо Жань точно не вырвал руку и не принялся снова его дразнить. Потом. Потом он отомстит за все издевательства, а сейчас Чу Ваньнин осторожно касался клыками подушечек его пальцев, помня, что если укусит опять, его лишат тепла прикосновений и сладости крови. — Я не буду жадничать. Там ничего не осталось, я дам еще, — прошептал Мо Жань, но Чу Ваньнин так не хотел отпускать его пальцы, что облизывал их снова и снова, стараясь обхватить их губами и как можно глубже протолкнуть в горло. — Чу Ваньнин, — голос Мо Жаня звучал низко и хрипло. — Ты не знаешь, что творишь. С сожалением Чу Ваньнин разомкнул губы, совершенно несчастный от того, что не смог продлить свое удовольствие. Даже сквозь безумие в его голову пробилась мысль, что он перешел некую черту, показал слишком много. Да, вампирская жажда крови — это то, что понятно Мо Жаню, и, возможно, если бы Чу Ваньнин как следует извинился после, его ученик не сбежал бы от него, испытывая брезгливость от пагубных желаний собственного наставника. Словно протрезвев, Чу Ваньнин опустил голову и попытался отстраниться. Но вместо того, чтобы с отвращением оттолкнуть его, Мо Жань обеими руками сжал его талию и притянул так близко, что между ними остался только жалкий слой одежды. Чу Ваньнин не успел увернуться от чужих рук и теперь дрожал от стыда, потому что его твердый член так бесстыдно прижимался к стояку Мо Жаня. Погодите!.. — Мой учитель, мой Ваньнин, — с жаром позвал тот и, будто не веря, бросил взгляд вниз. — Не могу больше терпеть. Это было подло, Чу Ваньнин ведь знал, что вампирский укус может оказать… неожиданный эффект. И теперь он разрывался. Взять на себя ответственность или сбежать? — Тебе тоже хорошо? — спросил Мо Жань, пытаясь поймать его взгляд. — Приятно от моей крови? Чу Ваньнин, позволь мне кормить тебя каждый день. Ваньнин… — речь Мо Жань становилась все неразборчивее, но хватка только крепчала. Чу Ваньнин так остро слышал каждый вздох, каждый стон, чувствовал, как запах Мо Жаня становится более терпким. Наслаждался обжигающим жаром там, где их тела прижимались друг к другу. Он забыл о крови, утопая в новых ощущениях. Если бы только он мог снять одежду. Мо Жань будто мучился от того же самого и нетерпеливо дернул молнию на его брюках. — Разреши, я сделаю только лучше, — прошептал он Чу Ваньнину в висок, но не стал дожидаться ответа и сразу же запустил руку в расстегнутые штаны. — Неужели я умер и попал в рай… — пробормотал Мо Жань, обхватывая и прижимая член Чу Ваньнина к собственному, горячему и влажному от натекшей смазки. Это шутка, что ли? Чу Ваньнин не удержался и глянул вниз. Как Мо Жань еще стоял на ногах, когда кровь прилила в такую огромную штуку? Но мысли его быстро растаяли, стоило Мо Жаню задвигать рукой с безжалостной целеустремленностью. Чу Ваньнин зажмурился. Никто его так не трогал, даже он сам! Перед глазами вспыхивали искры, губы Мо Жаня блуждали по его коже, касались щек, губ, но мимолетно, так, словно одно неосторожное движение — и Мо Жаня оттолкнут. А Чу Ваньнин от этих поцелуев украдкой едва не сошел с ума, даже рука на члене не действовала на него так сильно. Чу Ваньнин потерял остатки контроля и больше не понимал, что делает. Он стонал? Умолял? Или даже хуже — признался в любви, пока Мо Жань втаскивал его за собой на вершину блаженства? А когда Чу Ваньнин понял, что следующий шаг будет в пропасть, с той самой вершины, он не устоял и вонзил зубы в шею Мо Жаня, и его тело от удовольствия будто разлетелось на кусочки, а потом снова медленно собралось в одно целое, но он не был уверен, что в того, прежнего Чу Ваньнина. Мо Жань при этом стонал и подставлял шею так, чтобы клыки проникали глубже, а внизу, между ними, было жарко и мокро. Когда к Чу Ваньнину вернулся рассудок, он поспешно разжал зубы и открыл глаза — Мо Жань смотрел на него так, словно и сам только что умер и воскрес. А потом он сказал: — Блядь, я сейчас отключусь. И осел на пол, будто ноги перестали его держать. — Мо Жань! Тот неловко попытался подняться, но снова рухнул на пол и рассмеялся, точно пьяный. И Чу Ваньнин, не зная, ругаться или скулить от страха, опустился рядом с ним на колени и прижался губами к шее Мо Жаня. Он принялся широко и быстро зализывать раны на холодеющей коже — десятки ран — чувствуя, что сердце, которое еще минуту назад стучало как бешеное, сейчас едва трепыхалось. — Как честный вампир, ты теперь обязан на мне жениться, — пробормотал Мо Жань, вряд ли понимая до конца, что он несет, когда Чу Ваньнин оторвался от его шеи. Кровь уже остановилась, спасибо вампирским штучкам, как называл их Мо Жань. Удержавшись от подзатыльника, Чу Ваньнин приложил пальцы к его шее, убеждаясь, что пульс, пусть и слабый, уверенно прощупывался. — Придурок, — ласково сказал он.